In debt.

Первый раз за всё время, что ночевал у Тэгуна, он проснулся первым. И совсем не от того, что выспался, а от того, что притворяться было уже невозможно, да и врать самому себе тоже. Воншик смотрел на спящего рядом Тэгуна и боялся, что он вот-вот может проснуться. И что тогда? Что он скажет ему, когда увидит рядом? Посмотрит ли в глаза? Захочет ли вообще видеть? Ким не находил себе места. То, что он сделал вчера выходило за все рамки, но не начинать этого было невозможно. А если Джехван узнает, а он обязательно узнает, то это даже хуже, чем терзание совести. Есть только один вариант не слышать его криков — напиться. Но и этот вариант теперь звучал не очень надёжно. Можно ожидать чего угодно, если он и в трезвом состоянии смог изнасиловать дорого ему человека. Тиканье часов на стене казалось адски громким. Даже этот противный звук может всё испортить. Тэгун больше не лежал на нём, но и нельзя сказать, что он просыпался ночью. Если бы он проснулся, то наверняка бы сбежал или, на крайний случай, оделся. Однако, он лежал, свернувшись в клубочек и укутавшись в одеяло, спиной к гостю. Не удивительно, что он даже подсознательно пытается спрятаться. Воншик привстал на локтях и взглянул на него сверху. Челка спустилась ему на глаза, лица разглядеть было невозможно, но Ким смог с точностью определить — пострадавший крепко спит. Он снова опустился, как можно тише, и уставился в потолок. Пожелтевшая и криво поклеенная плитка из пенополистирола в некоторых местах начала отставать и даже деформироваться. Самое дешёвое, что можно было только себе позволить. Скорее всего, всё это досталось от прежних хозяев и ремонта даже не предполагалось. Мягко говоря, квартира находилась в ужасном состоянии. Воншик неосознанно скривился, представляя, что Тэгун живёт здесь уже несколько лет. Он на мгновение представил, как забрал бы его к себе домой, где они спокойно могли бы жить вместе и спать на просторной, мягкой кровати вместо этого жесткого дивана, от которого спина Кима уже начинала ныть. В мысли снова прокрались божественные стоны Тэгуна, которые сопровождались тихими, смирёнными скрипами этого старого дивана. Весь этот вечер был чертовски хорош, за исключением всех ожидающих последствий. Возможно, стоило напоить его как следует, тогда бы он, возможно, и сам полез за продолжением, но верилось в это, мягко говоря, не очень. Тэгун не из тех его бывших (напротив, Тэгун даже не принадлежит ему), которые даже после чашки чая были готовы наброситься на него. Возможно, именно это как раз и отталкивает. Чон и в мыслях не мог предположить такого. Его разум был слишком чист и невинен, чему послужила болезнь и долгое одиночество. «Черт возьми, какой же я идиот! — подумал Воншик, зажмурив глаза и схватившись за голову. Лишних движений он по-прежнему старался не делать. — Теперь я точно всё испортил. Если у Тэгуна и были ко мне какие-то чувства, то я успешно их стёр вчера и всё его доверие ко мне заменил на страх. Снова.» Если бы только всё это хорошо обернулось… Если бы только была вероятность того, что Тэгуну не было так плохо вчера и он услышал, в чём ему признался Воншик, то тогда бы всё изменилось, никакого зазрения совести и страха он бы не ощущал. Однако, это реальность. Реальность, которая несёт за собой действительность. А в действительности всё может оказаться куда хуже, чем оно представляется сейчас. Действительность отличается от всех тех одолевающих мыслей, она несёт в себе правду, часто горькую, но ту, которая позволяет открыть глаза на ситуацию с другой стороны, со стороны неизбежности. Выход только один. Делать всё так, как захочет Тэгун. Если он попросит уйти, нужно уходить, а если он всё же что-то слышал и захочет поговорить, то так тому и быть. Остаётся только плыть по течению, плыть и… Комочек под одеялом со скрипом зашевелился. Воншик вздрогнул. Тэгун покрутился и, приоткрыв ещё сонные глаза, начал медленно осознавать, что произошло. Он моментально замер и заглянул под одеяло. Нижняя часть одежды полностью отсутствовала. В эту секунду Ким проклинал себя за то, что не догадался исправить это сразу, но всё же старался лежать неподвижно и не поворачиваться в сторону парня. Сейчас любое движение, любой взгляд может стать лишним. Он догадывался о всех его действиях и возможных мыслях подсознательно, уверенности уже не было ни в чём. Тэгун резко опустил одеяло и, кажется, покраснел. Он медленно повернул голову в сторону Воншика, как на зло, встречаясь с ним взглядом. Сейчас Ким жалел, искренне жалел, что не может читать чужих мыслей. Они молча смотрели друг на друга около минуты. Во взгляде Тэгуна смешивались все его чувства: страх, испуг, недоверие, беспокойство и множество возникающих попутно вопросов. И Воншик это прекрасно видел. — Доброе утро, — сказал Ким с интонацией, больше напоминающей вопросительную и снова почувствовал себя полным идиотом. Он снова облажался. Тэгун молчал, не отводя от него прежнего взгляда. Это неловкое молчание показалось Воншику длиною в вечность, хотя не прошло ещё и минуты. Смотреть в эти глаза становилось невыносимо. Воншик вздохнул и, поднявшись с дивана, посмотрел на парня уже по-новому. — Тэгун, — начал Ким, останавливаясь, чтобы собраться с мыслями. — Если ты не хочешь меня видеть, только скажи и я сразу уйду. — Отвернись, — сказал Чон, игнорируя слова гостя. Воншик повернулся в противоположную от него сторону и стал ждать. Не выпутываясь из одеяла, Тэгун встал и открыл шкаф, доставая оттуда чистую одежду. Он в спешке стянул с себя несчастное одеяло, прикрывающее его стыд, и оделся, даже не взглянув на собственное тело. Чон оглянул себя ещё раз, как бы убеждаясь в том, что он точно полностью одет, и прошёл мимо Воншика на кухню, заворачивая за угол, словно убегая. Спрятаться от всех и убежать — единственное желание, которое не покидало Тэгуна уже целые сутки. Он зашёл на кухню и остановился у кухонного гарнитура. На столе лежали пустые пакеты, которые он не успел убрать, и открытая бутылка вина. Чон на секунду прикрыл глаза, судорожно вспоминая вчерашний вечер. То, что было с Воншиком тогда, никак не могло найти объяснений в его голове, оставались лишь дурные мысли о какого-либо рода зависимости. Множество ужасных вариантов, в которые верить не хотелось абсолютно, и ни одного, который бы мог предусмотреть тот факт, что сам Тэгун и является этой зависимостью. Воншик стоял неподвижно ещё минут пять после того, как Тэгун проскользнул на кухню. Он не сказал ни слова, а убежал так, словно ему угрожали всё это время. Ким снова негодовал, продолжая верить в лучшее. Им просто нужно поговорить, Чон просто должен понять все его намерения. Совершать такое без согласие оказалось слишком глупой ошибкой. Воншик передернулся и уверенно пошёл в направлении кухни. Внимание привлекло зеркало. Синяк практически исчез, но рядом с ним появилась царапина. Вне всяких сомнений, Тэгун поцарапал его вчера, когда пытался вырваться ещё на кухне, а может и в комнате, это уже не умело значения. Воншик дотронулся до царапины, вспоминая о том, как равно день назад он проснулся рядом с Тэгуном, который мило улыбался и просил не дотрагиваться до глаза. Он сказал тогда, что будет больно, но кто бы мог подумать, что в этот же самый день Воншик сам причинит боль тому, кто так волновался за его здоровье и пытался ухаживать. Ким заглянул на кухню. Тэгун сидел на стуле, обняв колени. Он никогда не обнимает колени просто так, а значит, ему снова становится плохо, ему нельзя погружаться в мысли о том дне, но теперь Воншик сам виноват во всём, он — причина всех его мучений. — Тэгун, — он медленно и тихо подошёл к дверному проёму кухни, не позволяя себе подойти ближе. Их разговору придётся подождать. — Не забудь позавтракать, мы с Джехваном заедем за тобой через два часа, — Ким посмотрел на парня ещё пару секунд в надежде, что он скажет что-нибудь, но никакой реакции не последовало. Он вернулся в прихожую, взял куртку и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. По щеке Тэгуна скатилась слеза. Он обнял колени ещё крепче, утыкаясь в них лицом. Чон снова почувствовал поцелуи Воншика на своей шее. Почему воспоминания заставляют сердце биться чаще? Почему так больно от каждого оставленного поцелуя?

***

Тэгун поднял голову с колен, осознавая, что заснул. Он передёрнулся и взглянул на часы. Уже через пол часа нужно стоять внизу. Он судорожно засобирался и остановился у дивана. Перед глазами проскользнули отрывки прошлый ночи, страсть, которая охватила Воншика, была такой сильной и неуязвимой, что даже Чон чувствовал её. Это было чем-то безумным и с каждой секундой мысли об этом приобретали совершенно другой характер. Чон снова передёрнулся. Нет же, это просто страх, он просто взял верх и играет с ним злую шутку. Все чувства, что он испытывает к Воншику это всего лишь потребность в защите и не более. Он попятился назад и вышел из комнаты, схватил куртку с крючка и с радостью покинул эту квартиру. Она слишком пропитана Воншиком, с самой смерти родителей он оставлял свои следы в ней. Тэгун медленно спустился вниз по лестнице и вышел на улицу. Машина уже стояла прямо перед выходом. Он тяжело вздохнул и нехотя открыл дверь, занимая привычное, почти своё законное место. Твёрдое сиденье позволило почувствовать последствие прошлой ночи и изо рта Тэгуна вырвался болезненный стон. Оба парня обернулись. — Что с тобой? — спросил Джехван, обеспокоившись не на шутку. Лицо Чона выглядело слишком бледно. — Ничего, — отнекивался Тэгун, стараясь не смотреть другу в глаза. Он и сам не знал, почему этот ужасный стон решил вырваться, да ещё и так, как ему показалось, громко. Джехван отвернулся и с неким подозрением оглянул Воншика, но тот был слишком занят, чтобы обратить на это внимание. Трудно было не заметить, что отношение между этими двумя изменились. Если вчера разговоры во время дороги поддерживали все трое, то сегодня Джехван заговорил сам с собой. Только иногда Воншик всё же вступал в диалог, но больше предпочитал отмалчиваться, притворяясь, что следит за дорогой. Дел, как на зло, оказалось слишком мало и весь вечер намеревался быть свободным. Терпение Джехвана подходило к концу, он был на грани срыва. Не понятно от чего, но он чувствовал, что эти двое скрывают что-то очень серьёзное. — Мы можем перекусить здесь, — Воншик припарковал машину возле кафе и взглянул на Джехвана. — Мне будет спокойнее, если я буду знать, что вы сыты, — он вышел из машины и по-привычке открыл заднюю дверь, но такой реакции он явно не ожидал увидеть. Тэгун так сильно напугался близости к Воншику, что резко отдёрнулся, ударившись головой о крышу машины. И всё это прямо на глазах у Хвана. — Воншик, я не понимаю! — разозлился Джехван и уставился на обнаглевшего друга. — Что это сейчас было, чёрт возьми? — Я не знаю, — напугано помотал головой, продолжая смотреть в глаза Тэгуну, даже не смотря на то, что в его взгляде можно было без особых навыков прочесть, что тот умоляет его отойти как можно дальше. — Уйди от него сейчас же! — Хван продолжал обеспокоенно вглядываться в глаза напуганного друга. — Сядь на своё место и даже не смотри в его сторону. Воншику ничего не оставалось, как просто вернуться, сесть на своё сиденье и терпеть этот укоризненный взгляд в свою сторону. Неужели Тэгуну не стало лучше даже по прошествии половины дня? — А теперь посмотри на меня, — сказал Джехван и хотел было продолжить свою мысль, но у Тэгуна в кармане зазвонил телефон. Эти двое удивлённо уставились на него. Чон кое-как вынул его. Номер оказался не определён. — Да? — Тэгун неуверенно ответил на звонок и замер. На другом конце отчетливо послышался мягкий мужской голос: « Чон Тэгун? Это ректор университета. Не могли бы вы сейчас подъехать?» — Да, — сказал Чон и положил трубку, рука снова затряслась и телефон вывалился из неё. Его снова охватил озноб, как при лихорадке, и он моментально побледнел, предвкушая предстоящий разговор. В голове Тэгуна поселилась мысль, что теперь всё кончено. И в этот раз безвозвратно и неизбежно, а главное, все эти годы, что он мучился, потрачены в пустую. Воншик молча завёл двигатель и быстро поехал в направлении университета, не проронив ни слова. Джехван был слишком обеспокоен состоянием друга, который выглядел чересчур спокойно, что предвещало только одно. Ещё немного и это спокойствие перерастёт в нечто ужасное. И самое страшное в этом, что никто не может знать, как эта новость повлияет на неустойчивое состояние Тэгуна. Они быстро добрались до нужного места в полной тишине. Тэгун молча вышел из машины и вошёл в здание. Он сам не заметил, как прошёл два лестничных пролёта и оказался прямо перед дверью в кабинет ректора. Ноги сами вели его в нужном направлении. За столько лет все эти коридоры оказались родными. Он глубоко вздохнул и повернул ручку. Миф о том, что зелёные стены успокаивают, сейчас казался самым абсурдным. — Здравствуйте, — тихо поздоровался Тэгун и смог заставить себя пройти лишь до середины кабинета. — Здравствуй, Тэгун, — пухленький мужчина, в возрасте, имел явно хорошее расположение духа, но по его доброй интонации не сложно было догадаться, что известия далеко не приятные. Сообщать «хорошие» новости студентам приносило ему особое удовольствие. Особенно, когда университет избавлялся от очередного должника. — Тэгун, я знаю, у тебя проблемы с финансами и с родителями случилось несчастье, прими мои соболезнования, но мы и так дали тебе поблажку, отсрочили плату за семестр на целых три месяца с учётом того, что твоя учёба оправдает наше терпение. Однако, идёт уже четвёртый месяц, ты заплатил только за прошлый семестр, а в этом пропустил уже неделю занятий, в общем счёте. Ты ведь знаешь, что так не может продолжаться? У нас нет возможности вытягивать учеников, которые не заинтересованы в обучении, — Тэгун смотрел на ректора и хлопал ресницами. Весь мир, что был построен вокруг него, начал рушиться прямо на его глазах. Мужчина передал через стол файл с документами. — Чон Тэгун, вы отчислены из нашего университета. Мне жаль. Все события разом свалились на Чона. Он шёл по коридору одного из самых престижных университетов с документами в руках и понял, что проиграл. Проиграл в игру у собственной жизни, так и не поняв правила до конца. Ему никогда прежде не приходилось торопиться и он просто не знал какого это, спешить куда-то изо всех сил. Он никогда не опаздывал и никогда не приходил рано. Вся его жизнь казалась идеально размеренной и предсказуемой до появления этих безумных долгов. Они сломали его жизнь и продолжают ломать даже в эту секунду. Он почувствовал какую-то незнакомую, совсем новую в себе слабость. Тэгун спустился с крыльца и вернулся к машине, остановившись перед дверью. Если его отчислили и нужды в деньгах на обучение нет, то зачем было к ним возвращаться. С остальными долгами расправиться теперь гораздо проще и родители тому отличное доказательство. В нём внезапно снова загорелась сильная ненависть к Воншику. Накопленная обида требовала излияния. — Тэгун! — Джехван выскочил из машины и хотел обнять парня, но вместо этого просто остановился рядом, обеспокоенно схватив его за руку. Ким вылез из машины и снова встретился с ним взглядом. Что-то безумное, безобразное проскользнуло между ними. Теперь в нём был не страх, а самая настоящая ненависть, гнев. Он впервые видел Чона таким. — Ты, — сказал Тэгун, абсолютно теряя контроль над собой. Его голос задрожал, а глаза заблестели от накопившихся слёз. — Это всё из-за тебя… Ты убил моих родителей, ты преследовал меня и именно из-за тебя я снова заболел… Ты подарил мне надежду на то, что всё не так уж плохо и сам же разрушил её! Ты просто использовал меня в своих целях и благодаря тебе меня выгнали из университета, в который я едва смог поступить! Я копил эти деньги на учёбу, отказывая себе в еде, чтобы меня просто взяли и вышвырнули? Ты лишил меня всего, что заставляло меня жить, — Тэгун помотал головой, из его глаз хлынули слёзы. Горечь во рту становилась сильнее, терпеть всё это больше не было сил. Он хотел развернуться и уйти, а может и убежать, но подступающая атака и сильнейшая боль, ноющая где-то глубоко внутри, отнимали все силы. Тэгун сел на мокрый асфальт, схватившись за голову. Никакие грубые слова и проклятия от разных людей не приносили Воншику столько боли, как те слова, которые произнёс Тэгун. Он замер на месте и смотрел, как страдает его драгоценность, над которой уже во всю порхает Джехван. Он никогда ещё не задумывался о том, что Чон так сильно может его ненавидеть. Конечно, все эти чувства ничто иное, как просто навалившиеся эмоции, но в целом, он был прав. Именно он отравил Тэгуну жизнь до такой степени, что он шептал о собственной смерти, просил убить и его, как убивали других людей. Воншик не слышал ещё ничего хуже этих слов. Он испытывал едва ли не физическую боль, выслушивая подобное от Чона. Тэгун выглядел действительно жалко, сидя на грязном асфальте, совершая странные, абсолютно нелогичные действия, выкрикивая страшные слова и размахивая руками, чтобы его только оставили в покое. Всё это было уже далеко не похоже на обычную паническую атаку. Он не хотел слушать Джехвана, не позволял прикасаться к себе и продолжал сидеть на земле, вытирая слёзы грязными от земли руками. Как бы того не хотелось, а Воншику придётся переступить через все существующие запреты совести и завершить всё это раз и навсегда. Он подошёл к Тэгуну, игнорируя все слова в свой адрес и присел рядом с ним, крепко прижимая к себе, не смотря на сильные сопротивления. Он вырывался даже сильнее, чем вчера, удержать его было слишком сложно. Чон бил его по груди, по лицу — везде, куда мог попасть. Воншик продолжал обнимать его, прикрыв глаза. Вся его белая футболка за секунду покрылась грязными разводами от пальцев, но теперь было плевать. Тэгун не должен испытывать всю эту боль, а значит, единственный способ всё исправить, это пойти наперекор его желаниям и просто делать то, в чём уверен всегда. Джехван стоял над ними с широко раскрытыми глазами. Он никогда ещё не видел Воншика, который бы помогал людям, не смотря на то, что и сам в результате может оказаться покалеченным. В этот самый момент он начал понимать, откуда на теле друга столько новых ссадин и синяков. Он не знал каким образом тот их получал, но ясно было одно, это далеко не первая помощь парню. Ким непрерывно шептал что-то Тэгуну на ушко и с каждой секундой сопротивления становились совсем немного, но тише, слабее. Он подозвал взглядом Джехвана и попросил достать что-то из его левого кармана куртки. Хван без лишних слов вытащил оттуда маленькую, цветную коробочку, достал оттуда пластинку с таблетками и, по дальнейшему указанию, протянул ему одну. Воншик убедительно и так серьёзно посмотрел на Тэгуна, что Джехван чуть было сам не повёлся на это. Он почувствовал резко возникшую гордость за друга. Ким взял Тэгуна за лицо, когда тот отказался своевольно открывать рот, и насильно запихал таблетку внутрь, после чего сразу же крепко закрыв его рот ладонью, чтобы он даже не подумал выплюнуть её. Спустя ещё пять минут активных сопротивлений, Тэгун начал ослабевать и наконец заснул. Воншик поднял его с асфальта и сел вместе с ним на заднее сиденье. Джехван молча занял водительское место и, по просьбе друга, поехал к дому Тэгуна. В машине снова стало тихо. Они понимали друг друга без всяких слов и сейчас им обоим нужен был эмоциональный отдых. Джехван, который до сих пор прибывал в состоянии шока, удивлялся подозрительному спокойствию Кима. Единственная эмоция, которая выдавала его отношение ко всему происходящему, это беспокойный взгляд. Воншик оттянул рукав у своей толстовки и стал аккуратно вытирать лицо Тэгуна от слёз и грязных потёков. Его сердце хотело вырваться наружу каждый раз, когда Чон вздрагивал во сне или начинал ворочаться. Он крепко держал его за руку, прижимая к своей щеке. Джехван старался ехать как можно быстрее. Через пару минут они были уже на месте, Воншик снова взял Тэгуна на руки и понёс домой. Хван побежал первым, открывая перед ним каждую дверь. Теперь заносить Чона в его собственную квартиру выглядело, как самая настоящая традиция, уже утверждённая. С дверью в квартиру снова пришлось немного помучиться, но она, к счастью, поддалась. Воншик не разуваясь прошёл в комнату Тэгуна и положил его на диван, укрывая одеялом. Он заметил на простыни затвердевшее, белое пятно и улыбнулся. Вернувшись к Джехвану, он переглянулся с ним и отправил на кухню. Ким снял с себя верхнюю одежду, посмотревшись в зеркало, и пошёл следом за ним. — Как думаешь, он на самом деле ненавидит меня? — спросил Воншик, отмывая засохшую на руках и лице грязь. — Нет, — сказал Джехван, засмотревшись на воду из-под крана. Если бы не Ким, он вряд ли бы смог отойти от накопившихся впечатлений. — Он не может ненавидеть тебя, потому что ты сделал много хорошего. — Я убил его родителей, угрожал, пытался убить несколько раз, изнасиловал, постоянно пугал и продолжаю делать это сейчас, а ещё его отчислили из университета по моей вине, — Воншик выключил воду и сел на стул перед Джехваном, обтираясь кухонным полотенцем. — Стой, что ты сделал? — переспросил Джехван, сбившись с мысли и надеясь, что один из пунктов ему всё же послышался. — Изнасиловал, Джехван, — повторил Воншик без всякого стыда и опасения. — Но он сам виноват в том, что оказался таким сексуальным. — Ты что же его прямо… — недоумевал Хван, нахмурившись. — Да, прямо в задницу. — Ты что, совсем с ума сошел?! — закричал парень, не в силах сдерживать эмоции. — Ты вообще в курсе, что он и без того замкнут в себе? А что, если то, что случилось с ним сегодня по твоей вине? — Не кричи, здесь картонные стены, — фыркнул Воншик, беспокоясь за то, что от их шума Тэгун мог проснуться раньше положенного. — Можешь не продолжать, я понял, что я виноват. Значит ненавидит всё-таки, — он встал и подошёл к окну, наблюдая за тем, как садится солнце. — Ну, подожди, — Хван заметил, как его это задело и начал говорить мягче, не задевая темы об изнасиловании. Теперь это только их личное дело. — Ты не прав. Родителей ты убил, потому что у тебя не было выбора. Если бы убил не ты, то, в лучшем случае, это сделали бы другие, а в худшем, они убили бы и тебя заодно. Тем более, ты не знал чьи это родители и когда пытался убить Тэгуна, также не знал, кто он такой. Более того, ты и знать не хотел. Пугаешь ты его только потому, что он подсознательно так тебя воспринимает. Если ты позволишь взглянуть на себя с другой стороны, то он перестанет бояться. А из университета его исключили не по твоей вине, а из-за того, что у него нет денег. Конечно, мы заставили прогулять его пару раз, но в основном, это было необходимо. Тем более, я уверен, что они и так бы исключили его. Им просто нужен был повод и мы с тобой помогли его найти. А представляешь, как сильно бы он расстроился, если бы его исключили за другое? Не за прогулы, а просто за несвоевременную оплату. Тогда бы он возненавидел себя и потерял всю свою самооценку. Лучше уж, пусть выпустит свою злость и успокоится. Твои ссадины заживут сами, но его здоровье сейчас гораздо важнее. — Спасибо, — Воншик повернулся лицом к другу, улыбнулся, и снова сел на свой стул. — Мне очень нужна была твоя поддержка. — Что это за парень, что сидит передо мной? — усмехнулся Джехван. — Разве это тот самый Ким Воншик, холодный и безразличный? Знаешь, Джен не сможет отнять у тебя всё, что ты имеешь. Ты должен забыть её. Забыть, потому что у тебя есть кое-кто по-лучше. И в отличии от Дженнифер, он изменил тебя в лучшую сторону. — Что за Дженнифер? — подыграл Воншик, отчего его улыбка стала ещё шире. Джехван снова почувствовал гордость. Его улыбка сияла так, словно час назад ничего и не было. Комнату охватило молчание, продолжавшееся всего пару минут. Ким снова услышал тиканье часов, что автоматически вызвало в нём отвращение. — Воншик, — Хван снова задумчиво посмотрел на друга. — Что? — А откуда у тебя эти таблетки? — в его голове снова всплыл Тэгун, сидящий на асфальте и мотающий головой из стороны в сторону. Он делал всё, что угодно, только бы не принимать их. — Я нашёл их у Тэгуна на книжной полке несколько дней назад, когда меня мучила бессонница. Я почитал немного и оказалось, что это таблетки, по действию похожие на такие, которыми пичкают в психушке. Понимаешь, Джехван, в больнице! — Воншик рассказывал обо всем с невероятным изумлением и ужасом в голосе. — Похоже, раньше ему было насколько плохо, что приходилось принимать их. В обычной аптеке таких не найдёшь, разве что аналоги, я проверял. Обычно, такое не продаётся без рецепта. А в худшем случае, только на заказ, — Джехван был насколько изумлён, что не мог выдавить ни звука, но как только собрался, Ким снова перебил его. — Думаю, он не любит их пить только потому, что эта болезнь уже была у него в детстве. Своеобразная детская травма, понимаешь? Он не хочет чувствовать себя слабым, не хочет отличаться от других, поэтому не пьёт. Если бы я не был груб с ним и не заставить выпить её… Не знаю, чем бы всё кончилось. Я просто не могу смотреть на то, как он мучает себя. — Ты всё правильно делаешь, — сказал Джехван, тяжело вздохнув. — Сейчас он не выделяется из толпы, но если бы не ты, прохожие обязательно бы сделали это. Они бы позвонили в… Ну, ты понимаешь. Он просто не может ненавидеть тебя за то, что ты поддерживаешь его жизнь на этом уровне, — он снова засмотрелся на Воншика, не переставая удивляться, как он изменился. Такое чувство заботы в нём не возникало даже тогда, когда с его девушками что-нибудь случалось. Лишь слова, но никаких действий. — Ты должен пойти к нему сейчас. — Зачем? — удивился Воншик. Тон Джехвана вдруг стал уверенным и несколько настойчивым. — Затем, что он мог проснуться. А даже если нет, ты должен это проверить. Это всего лишь действие таблетки, он нуждается в тебе сейчас, — объяснил Хван. — Думаю, он напугается, если увидит меня снова, — Ким пытался отнекиваться, но теперь Джехван смотрел на него уже с упрёком. — Ты сейчас издеваешься? — одна бровь чуть приподнялась в вопросе. — Я даже не хочу тебя слушать, иди. Воншик последний раз оглянул Джехвана и пошёл в комнату. От чего-то его охватило странное чувство страха. Страх взглянуть Тэгуну в глаза и услышать те слова снова. Страх, который останется с ним на всю жизнь. Ким заглянул в комнату, увидел парня спящим и уже хотел развернуться, но почувствовал на себе тот взгляд Джехвана. Он замер на входе в комнату, ещё раз заглянул в неё и сделал шаг вперед. После всего, что произошло, он не должен бояться, он просто обязан пойти, взять Тэгуна за руку и повторить все те слова, что шептал ему на ухо. Он должен быть убеждён, что тот наконец-то всё знает. Шаг за шагом, Ким становился ближе к дивану. Он присел на краешек около Тэгуна и поправил ему челку, которая снова попыталась закрыть ему глаза. — Воншик, — тихо прошептал Чон, не открывая глаз и словно даже не просыпаясь. Ким вздрогнул. Он взял его за руку и почувствовал, как тот слабо сжимает её.