Проезд на санках запрещен

*L* Луи сунул руки в карманы жилетки и уткнулся носом в высокий ворот свитера. Шёл, стараясь не думать о том, каким взглядом проводил его Найл и как фыркнула ему в след хорошенькая девчонка рядом с ним: «Герой нашёлся!». Ему было все равно на все эти взгляды и фырканье. Вырос он уже давно из того возраста, когда чья-то неприязнь могла зацепить. Ему была нужна только куртка Гарри. Геройствовал он, пожалуй, последний раз лет двадцать назад. Когда отвоевывал с Грейс право на жизнь в их доме котёнка, которого они выпросили у соседа. Тогда вся семья восстала против этого, и Луи до сих пор не может понять почему. В тот вечер они проиграли, и кота пришлось вернуть домой к соседу и кошке-маме. С тех пор он никого не спасал и не отстаивал. Быстро понял, что с людьми надо иначе — их слушать не надо. Все надо делать по-своему и только для себя. Их мнение его не касается, у него своё, а у них — своё. Он просто дождался своего шестнадцатилетия, чтобы послать чужие советы подальше совершенно легально. А у Грейс теперь три кота. И все из приюта. Она спасать не переставала. Он же, перестав спасать котов, на людей не переключился, даже никогда и не пробовал. Обычно он их топил, фигурально, конечно, если они мешали ему жить и работать, или же просто не обращал внимания, если не мешали. А помогать… как-то не очень у него с этим. Поэтому как, что делать дальше, после того, как он забрал Гарри из его компании, он представлял весьма смутно. Сейчас они шли по улочке, и он чувствовал, будто его откинуло в детство, и он стоит на пороге, рядом с сопливой и зареванной сестрой, которая бережно сжимала серый пищащий комок, абсолютно беспомощный перед сложившейся ситуацией в виде родителей, которые твердили «нет», словно они не кота, а атомную бомбу принесли. Абсолютно растерянный и беспомощный. Он ненавидел эти два чувства и всю сознательную жизнь старался не допускать таких ситуаций. Головой он понимал, что не должен был вытаскивать этого парня, который, зная своих друзей, сам притащил его на этот долбаный ужин, и, в общем-то, это не его проблемы. И тем более, не должен интересоваться тем мудаком, о котором говорил этот дебил-Найл, тут, кстати, ещё вопрос, кто хуже. Пусть как-то сам справляется со своим прошлым и настоящим. Он подозревал, что, возможно, делает хуже, и Гарри тяжелее будет мириться с ними, а ведь ему придётся это сделать, но все равно, уже не отмотать время и не исправить то, что натворил в порыве. Оставить его там? Остаться с ним? Устроить выволочку Найлу? Показать его подружке язык? Бороться с этими вчерашними школьниками и объяснять им правила этикета? Вот уж нет, пусть этим их родители занимаются. А он хотел просто поужинать. И ещё, что глупо, но, по крайней мере, у него есть силы признаться в этом себе, что ему вроде бы как все равно, и он ему не нянька, но хочется, чтобы Гарри пришёл в себя. Хоть немного стал похож на того парня, с которым он познакомился. — Если ты не против, — Луи кивнул на вывеску. — Мы попробуем поужинать ещё разок? Только без твоих друзей. И даже если ты против, то я настаиваю, — и дернул двери, приглашая жестом войти. — Я все ещё опасаюсь хозяина, — Гарри смущённо прошёл в зал. — И официантов. — Что странно, учитывая, как ты общаешься с… довольно… эээ, не важно. Эти ребята не кусаются. Главное, платить по счету. — Они не агрессивные, и не всегда такие, просто… — Просто я им не понравился, — Луи отодвинул массивный стул для Гарри и мысленно чертыхнулся. Ухаживать за ним не надо, Гарри не надо, и ему не надо. И, шумно отодвинув свой стул, сел напротив, облокотившись на тускло поблёскивающую в полумраке столешницу. — Добрый вечер, — Джадранка положила меню перед ним, и Луи не раскрывая вернул ей тонкую книжицу: — Мясо и овощи. На своё усмотрение. — Мне тоже самое, — тут же пробормотал Гарри. — И пиво. — И пиво. Спасибо, милая. Девушка улыбнувшись кивнула и испарилась. Гарри сидел на своём стуле, скукожившись и усердно разглядывая стол. Видимо, он дал маху. Надо как-то вспоминать, как с людьми общаться. — Я не злюсь на тебя, если ты уже успел что-то такое подумать. И на твоих друзей тоже. Не воспринимай все на свой счёт. Я, видимо, слегка одичал за последнее время. Он правда не хотел быть грубым. По крайней мере, запугивать цели не было. Особенно, с учётом того, что Гарри, похоже, парень с не очень веселым прошлым. — Почему одичал? — Гарри тут же ухватился за протянутую соломинку. — Работал много. Говорил много, но все больше по делу. А тут расслабился, и вот. Как дикарь, — он улыбнулся и пожал плечами. — А ты чем занимаешься? — Я учусь, — Гарри смущенно подтянул к себе салфетку, сложил из неё тугой квадратик. — Ну, и все такое, ничего серьёзного. Разговор не то чтобы не клеился, а трещал по швам, и он в сотый раз пожалел, что вообще ввязался в эту авантюру. Надо было дома сидеть, в Лондоне. Бумажки читать и делать то, что у него хорошо получается, — работать. Или, на крайний случай, в номере остаться. Дался ему ужин в компании. Ну или, ладно уж, свалить, и пусть Гарри сам разбирается со своими друзьями. Мать Тереза! Дебби Новотны! Да что с ним?! Старость, сопутствующее ей брюзжание и все такое? Хуйня какая-то. Джадранка поставила пиво, и он с трудом сдержался, чтобы не отменить заказ. Поесть за день нормально, наверное, все же стоило. С третьей-то попытки! Что за день такой, он никак не может контролировать ситуацию, в которой является ведущим звеном! *H* Свет был приглушен, от камина веяло приятным теплом, тихо играла музыка, а пиво было холодным и чуточку горьковатым. Как он и любил. Хотелось заказать каких-то орешков или подобной ерунды, но он постеснялся попросить меню ещё раз. Сам же вернул его, никто не заставлял. Томмо выглядел то ли злым, то ли раздражённым, и он прекрасно понимал, что к чему. Найл кому хочешь настроение испортит, да он и сам не так чтобы умел вести непринужденную беседу. Гарри украдкой огляделся. Хозяина ресторанчика, похоже, не было, и Гарри слегка расстроился. Он бы хотел, чтоб он подошел к ним, поболтал или спросил что-то, посмеялся. Разрядил обстановку, в конце концов. Как жаль. Сам он не знал, что рассказать, — на фоне Томмо собственные достижения казались совсем ерундой. — Мы с Найлом дружим с детства, — начал он. — И он, знаешь, немного как наседка. А после… ну, после моих неудачных отношений он совсем, понимаешь. Решил, что все дело как раз в возрасте. Томмо фыркнул, и Гарри поспешно заткнулся. Ему вообще не нужно говорить. Ни с кем. Ни о чем. И прав был Корбет, ох, был прав. С чего он взял, что Томмо интересен Найл и все, что в его жизни было? Просто, чтобы не молчать, только и всего! Тупица… — А ты как сам считаешь, в чем была проблема? — неожиданно отозвался он, и Гарри встрепенувшись выпрямился. — Не знаю. Во мне. Всегда надо искать проблему в себе. — И то, что Найл так себя повёл сегодня, тоже твоя вина? — он надавил на больное. Может, специально, может, нет, но… — Да, — выдохнул он и отхлебнул большой глоток, а затем ещё один. Конечно, он виноват. Он же знал, что Найлу Томмо не понравится. Уж догадывался. Но хотелось… черт. Побыть с кем-то приятным, хотя б вот так, без возможных отношений, просто на вечер, доказать себе, что не так и одинок. — Уж не ты виноват! Ещё одно, — он указал на бокал, и девушка скрылась за стойкой. Томмо кивнул, словно бы все понял, и сделал глоток. Его пиво стояло почти не тронутым, пока Гарри выпил своё. Он не то чтобы много пил, обычно не более пяти бутылок за вечер. И даже не каждый день. Только в очень сложные дни. Наверное, кто-то сказал бы, что у него проблемы с алкоголем, но, если честно, у него бывали проблемы и посерьёзнее. Например, когда он побрился почти налысо машинкой Найла, и волосы почему-то отрастали клоками. А преподаватель заставлял снимать шапку в аудитории. Вот это были проблемы — сидеть как ощипанная курица и ненавидеть себя, шапку и препода. Каким же уро… — Спасибо, — как издалека услышал он и очнулся. Томмо поблагодарил официантку, которая расставила тарелки с едой. Надо же, он как отключился. — Ешь, Гарри, приятного аппетита. — Спасибо, — он почувствовал, как горят щеки, и наклонился над своей тарелкой. В нем бушевало странное чувство неловкости, смешанной с благодарностью. И ни одно из них не было сейчас уместным или хоть сколько-нибудь оправданным. — Приятного аппетита. *** Томмо был молчалив весь вечер, пока они торопливо ужинали — скорее, это он куда-то торопился, а Томмо спокойно наслаждался едой. Он так же молча расплатился по счёту, жестом — каким-то таким, что слова застряли в горле, а рука, которая тянулась к карману, в котором деньги лежали, замерла на полпути. И шли они тоже молча. Он сказал, что проводит, и спорить Гарри не стал — потому что не хотел. Вечер вышел странным, скомканным, как старая газета, но Гарри и в этом нашел много хорошего. Так говорил психолог на ютьюбе — всегда ищи хорошее. И иногда у него это получалось. Вот как сегодня — и ужин вкусный, и компания у него отличная. Пусть и молчаливая. Он искоса посматривал на профиль неторопливо шагающего рядом мужчины, и в темноте, прерываемой только светом фонарей, он казался ему не то чтобы знакомым, но определенно кого-то напоминал. А, может, это три бокала местного пива виноваты? В темноте все кошки серы, так что и мужчины тоже схожи. А уж сколько у него их было… — Не хочешь выпить ещё? — он положил руку на плечо и развернул Томмо лицом к себе. Так близко, хоть целуй. Но целовать натуралов — это не его стиль. Удар по морде не скрасит вечер. — Не хочешь к друзьям? — он внимательно смотрел в глаза, и Гарри только удивился, до чего у него густые ресницы, что глаза кажутся подведенными. — Почти угадал. И это тоже, — не говорить же о том, что отпускать его не хочется. Что через пару домов его хостел, и больше им не пересечься ни за что на свете. Томмо молчал, разглядывая его лицо, и Гарри с трудом сдержался, чтобы не отвернуться. Наверное, опять какой-то прыщ выскочил, вот… — Выпить не хочу, а вот на сноуборде ты покататься не хочешь? — Я не умею! — он, отшатнувшись, ногой попал за край расчищенной дорожки, под подошвой приятно захрустел снег. — Так и я не умею, мы на равных! Гарри не мог вспомнить, говорил ли Томмо что-то про сноуборд или нет, кажется, что-то было. И явно они не на равных! Пока он боролся со своей памятью, его озарило другое — Томмо его приглашал покататься вместе. Это вот было важно, а все остальное — не очень. И то, что он будет выглядеть как рахитичный олень, — тоже. — Так что? — он поторопил с ответом. — Надеюсь, в этот раз ты придёшь? — черт, он совсем не это собирался сказать! Томмо фыркнул, и, подкурив, кивнул. Гарри снова показалось, что они, если и не знакомы тысячу лет, то уж точно когда-то пересекались. Но, с другой стороны, три бокала пива, это три бокала пива. И с их помощью желаемое за действительное выдавать куда проще. *L* Ему все это не нравилось. Не нравилось то, что Гарри говорил, как говорил, как уходил в себя, и даже то, что пил. Все пьют, напомнил он себе. Все, лет с двенадцати начинают таскать пиво из холодильника родителей, и так до восемнадцати, пока не купишь свой собственный рефрижератор для любимого сорта. Это у британцев в крови. На национальном уровне. Но то, как это делал Гарри, ему не нравилось. Было в этом что-то нездоровое. Отчаянное. Хуже всего было то, что ему до этого дело было, вот что. Он, кажется, уже решил, что все это не нужно и, вообще, не касается его. Он ему не психолог. Так ведь? — Все так, все так, — он ответил сам себе, стягивая свитер. — Но раз уж влез… Как влез так и вылезет, сам себе, уже мысленно, ответил он. Забудь. Забей. Займись делом. Дел нет, ты и сам это знаешь, без тебя дела не хуже идут, — Грейс права, они вышли на тот уровень, когда можно немного расслабиться. А значит, Гарри и все сопутствующее, это все от безделья. Значит, так. В конце концов, с него не убудет просто немного пообщаться. Немного повеселиться самому, и развлечь этого странного паренька. Спать он с ним не будет. Хоть и был бы не против, чего уж скрывать. Но… Гарри наверняка не будет на пользу курортный роман, а большего он не хочет и не может. С другой стороны, какая разница, как там расценит его поведение Гарри… — Томлинсон, — резко выдохнул он своему отражению, и отвернулся от зеркала, — ты от безделья совсем рехнулся. Споришь с собой, уговариваешь, мечешься. Тебе что, шестнадцать? Вот и успокойся. Он плеснул себе виски в бокал на палец и сел в кресло перед незажженным камином, принялся разглядывать кованые завитки на решетке. Он не из тех людей, кто игнорирует и не анализирует свои поступки. Чего это его так штормит, и правда? Социализация сказывается, отвык он от простого общения. Плюс безделье. Да, не стоит отрицать, Гарри в его вкусе, раньше он любил таких, когда ещё было время ходить по злачным местам и выбирать. Молоденький, эмоциональный, пухлый рот, глаза светлые, а волосы на контрасте темные… Одно на другое наложилось, и результат — почти адреналин в крови. Одним глотком он допил содержимое бокала. Слишком он ему напоминал котёнка. Совершенно растерянного и беспомощного. И так как вернуть его в безопасную семью возможности не было никакой, то заботиться будет он сам. Гарри же не атомная бомба? Он понимал, что ему на горнолыжном курорте настолько неуютно, насколько это возможно. Он не умел кататься, возможно, даже скрывал это от своих друзей. Он стеснялся попросить о помощи, винил во всем себя, и, кажется, чувствовал себя чем-то им обязанным. Он слышал, что говорил Найл, и дважды два — четыре, он, наверное, и был тем, кто вытаскивал Гарри из тех отношений. Вернее, из последствий тех отношений. Найл ему не понравился. Если бы это имело смысл и значение, разумеется. Он наглый, хамоватый, самоуверенный и диктует людям, как им жить, и воображает, что он человек-рентген, определяя качества после короткого знакомства. Как будто бы мудачество приходит с возрастом. И Луи, вздохнув, отставил стакан, он завтра пойдёт кататься на борде, потому что, во-первых, ему самому хочется, а, во-вторых, развлечет Гарри. Все равно его друзья умотают куда повыше, оставив самого слоняться по забегаловкам с глинтвейном и недорогим пивом. Луи чувствовал себя почти спасателем с Animal Planet. Там часто спасали котиков. Была бы с ним сейчас Грейс… хотя нет, она бы утопила Гарри в своей жалости и сочувствии. А это, как ему известно, никого счастливее не делает. *H* В комнате было темно и неестественно тихо. Казалось, что за секунду до того, как он вошёл в комнату, все болтали, смеялись и замолкли, как только скрипнул замок. Как будто он прокажённый какой-то. Но как только глаза привыкли к темноте, он понял, что на кроватях пусто. А это значит только то, что его друзья ещё не вернулись, и никто от него и не думал прятаться. Может, это и к лучшему, сегодня им вряд ли удастся поговорить нормально. Голова гудела, крепкое тут пиво какое-то. Или, может, это чистый воздух с непривычки, горная болезнь, например. Он передернул плечами, раздражаясь от собственных бредовых мыслей. Слегка перепил, и только. Завтра и не вспомнит, надо просто поспать. В темноте он прокрался к своей раскладной кровати и, быстро скинув вещи, комком засунул их в сумку, поставил телефон на зарядку и залез под одеяло. Завтра будет лучше. Завтра будет легче. Он справится. Он сможет. Он твердил это себе, не особо понимая, — что он сможет, с чем он справится? Все херня. Гарри уже думал, что справился, думал, что все прошло, все уже не важно, и будет только лучше. Но нет. Найл сегодня рванул по чуть зажившей ране, напомнил и содрал чуть подсохшую корочку. Прошлый год медленно, но верно всплывал в памяти, легко, как игрушечные, ломал чёрным смерчем тонкие стены, которыми он пытался отгородиться. Ты ничтожество, Гарри, — смеялся смерч голосом Корбета. — Ты себя видел? Кто с тобой быть захочет. Я был, да только из жалости. И этот твой Томмо не придёт завтра. Никогда больше не придёт. И Гарри ему верил. Он прав. Он всегда был прав. И в своём уродстве Гарри виноват сам. Кто же ещё, если не он? *** Горло раздирало наждачкой. Он резко сел, скрипнув неудобной раскладушкой, и, пошарив по полу, но не обнаружив бутылку с водой, окончательно проснулся. Он не дома у родителей, и не в их с Хораном съемной квартире. Это хостел в Хорватии, и ближайшая вода в коридоре, в кулере, возле которого башенкой стоят одноразовые стаканчики. Он как можно тише поднялся и, как был босиком, в трусах и футболке, прокрался к двери — к счастью, ее найти было легко, понизу тонкой полосой пробивался свет. Он почти бесшумно споткнулся о что-то, и ещё раз, погромче, о что-то им неопознанное и, наконец, вывалился в коридор. Кулер манил голубым пластиковым боком. Сью подошла, когда он уже допил второй стакан и раздумывал, сможет ли он донести третий и поставить рядом на случай, если ещё раз захочется попить. Все же разбудил. Как жаль, что он не может стать невидимкой. Он не особо хотел с ней говорить, но она и не спрашивала о его желаниях. — Как прошёл вечер? — она села на диван и зевнула. — Хорошо, — вежливо ответил он. — А у вас? — Тут есть кинотеатр, мы сходили, — она пожала плечам и сонно улыбнулась. — Показывают старые фильмы, сегодня — первого «Железного человека» — прикольно. Жаль, что ты сбежал. — Не жаль, — он все же налил себе еще стакан и облокотился на стену. — Вам было не жаль нести всякую хрень за ужином. — Слушай, мы правда волнуемся. После того… он старше, и… — Да господи, будь он даже геем, он бы не посмотрел в мою сторону! Что вы привязались со своей заботой?! — он старался не орать не потому, что вежливый, а потому, что цирка на сегодня хватило. И зрителей тоже. — Он тебе нравится, — сладко пропела Сью. — Гарри, ты приманиваешь мудаков магнитом. И знаешь, не то чтобы у меня был повод ему доверять, но… Она замялась, и Гарри нахмурился, что ещё за тайны? — Но что?! — Он мне сказал, что девушками никогда не интересовался, может, чтобы я отстала, а, может, и правда так, — она натянула пижамные штаны на коленке, поцарапала ногтем ткань и глянула на него исподлобья, — он очередной лжец и сказочник, поэтому, пожалуйста, будь осторожен, если вы ещё раз встретитесь. Но лучше не надо. Поехали завтра с нами, повыше, покатаемся… Дальше он ее не слушал. Томмо, возможно, гей. И даже не полез к нему. Все же он действительно совсем не привлекает его. Все парни, которым он нравился, всегда давали ему это понять при первой возможности. А этот просто пожалел. Что ж, придётся это пережить. — Так что, поедешь с нами? — Нет, Сью. Давайте без меня. Я не очень люблю сложные трассы. — Через пару дней обещают ухудшение погоды, — она поднялась и взяла его под руку, — ещё наверстаем время все вместе! И, ради бога, не злись на Хорана, он до сих пор строит планы мести твоему этому… Мы все хотим лучшего для тебя. Гарри ей верил. И понимал. Но предпочёл бы, чтобы об этом не говорили постоянно, он же не душевнобольной. По крайней мере, ему хочется так думать. Не душевнобольной, а просто самый несуразный человек, которого свет видывал. Так бы сказал Корбет.