Северный ледовитый Океан.

Они уже привыкли к отсутствию солнца на небе, оно словно бы пряталось под какой-то пеленой, дымкой. Но это утро оказалось удивительно добрым. Вчера Николь вернулась в гостиную, когда студенты разошлись по своим спальням. Изабель счастливая, видела десятый сон, когда Никки отодвинула жёлтый бархатный полог и упала на мягкие перины. Ей не спалось. Все самое лучшее, что могло произойти с ней в этом году, уже произошло, и, к счастью, совсем не во сне. На губах ещё оставался вкус поцелуя Руквуда, от этого Николь улыбалась так ярко, словно в их спальне зажглось какое-то необычное, но совсем яркое и теплое солнышко. Собственно говоря, пребывая в этих теплых воспоминаниях о прошедшем вечере, Николь уснула. Разбудила ее Изи — девушка как обычно откинула полог, вытащила из-под головы подруги подушку и произнесла: — Слюни твои уже на полу, что же тебе там такое снится? Но Николь не ответила. Ни тогда, ни сейчас, когда они вошли в большой зал на завтрак. Лица студентов были хмурыми, но Никки выглядела такой счастливой, будто бы за ночь загадала желания на всех звёздах небосвода, и они, к ее удивлению и радости, сбылись. — Ты как будто наследство получила. — Подозрительно заключила подруга, ковыряя запеканку с изюмом вилкой и посматривая на Николь. Сидевший рядом Джастин просто просиял, когда Ник послала ему воздушный поцелуй. На этом Изабель окончательно потеряла терпение. — Стоп. Ты вообще кто? Верните мне мою подругу! — Изи стукнула кулаком по дубовому столу, отчего громко звякнули приборы и тарелки на нём, обращая внимание присутствующих к девочкам. Николетта расхохоталась, не в силах больше сдерживать своей радости. Она мельком взглянула на преподавательский стол, откуда внимательно и безэмоционально взирал на них Августус Руквуд. Тем не менее этого короткого взгляда было достаточно, чтобы Изи все поняла. Она воткнула вилку в сырник, схватила Джастина за плечо, выбираясь из-за стола, и бегом обошла его, чтобы сесть рядом с подругой, а не напротив. Почти в ту же секунду она придвинулась вплотную к Николь и прошептала ей в ухо: — У вас было?! — Ты в своем уме?! — Воскликнула Никки, и щеки ее стали розовыми от смущения. — А вот лицо твое об обратном говорит. — Хитро улыбнулась подруга. Николь удалось убедить подругу не рассказывать никому и подождать до момента, самого благополучного для рассказа без свидетелей. В подруге девушка была уверена, а вот в многочисленных любопытных головах, силившихся узнать, отчего у Пуффендуйки такое хорошее настроение, нет. Поэтому рассказ о случившемся задержался. В коридоре восьмого этажа на уроке прорицания, когда все остальные ученики впали в сонное бормотание перед чайными чашками, Николь рассказала Изабель всё: об игре, танце, музыке и магическом контракте, которых не позволил девушке соврать на вопрос о том, почему она хочет, чтобы Руквуд поцеловал её. Изи была очень эмоциональна: подобно течению рассказа она то закрывала руками рот, то издавала приглушённый вздох, показывая свой восторг. Когда рассказ подошёл к концу, Изабель расплылась в довольной улыбке. У нее на лбу было написано «а я ведь тебе говорила…». Подруга всем своим видом показывала, что рада за Николь. Именно за это они друг друга и уважали больше всего — отсутствие осуждения, причем это касалось абсолютно любых поступков. Что бы не было сделано Николеттой или Изабеллой — а они знали друг о друге все, осуждать поступки друг друга они просто не были способны. Однако Изабелла предостерегла подругу — ее тон общения, который задавала обычно Пуффендуйка, изменился в отношении Джастина. Теперь он, приняв крайнюю степень дружелюбия за призрачный шанс доказать свои чувства и завоевать девушку, не отходил от нее ни на шаг. К слову, Руквуд наблюдал за этим всем искоса, не прерывая вместе с тем беседы с профессором Флитвиком. Он один из немногих профессоров принимал профессора древних Рун как равного, а не как врага. Видимо, исключительно из воспитания. Джастин же принялся закидывать во время перемен руку на плечо Николь, тем самым обнимая её и притягивая к себе. Уже к обеду он настолько взбесил волшебницу своим поведением, что она накричала на него при всех в большом зале, и слизеринцы, разумеется, не преминули возможностью освистать зрелище. — Добрый день, — голос Руквуда, проходившего от учительского стола к выходу из большого зала, заставил Николь вздрогнуть, а Изи подняться со своего места рядом с подругой. — Добрый, профессор… — Пробормотала девушка, ее лицо залилось краской. — Мисс Стеббинс, — на этот раз он обращался к Изабель, сидевшей рядом. — Прошу Вас, возьмите мистера МакМиллана и пройдите со мной в гостиную факультета. К нам прибыли новые ученики, получившие сертификат о чистоте крови. Думаю, им нужна Ваша поддержка, поскольку они лишились своих родителей и на время каникул отправятся в приют имени Святого Брутуса. Изабель, не в силах ничего из себя выдавить, кивнула. Затем, коротко окинув Николетту взглядом, он направился по своим делам. После этого Николетта взяла подругу под локоть и они быстрым шагом двинулись к гостиной факультета. По пути почти не разговаривали — обе понимали, что чистота крови, с которой они были рождены, неслабо помогают им существовать в нынешнем мире при про-Воландемортовском министерстве магии. Остальным же: полукровкам, а особенно магглорожденным, было хуже всех. Их родителей лишали палочек и отправляли одному Мерлину известно куда. Ясно было лишь то, что никто из них оттуда не возвращался. Они вошли в гостиную, но комната, вопреки ожиданиям девушек, была пуста. За исключением нескольких студентов, двух первогодок и одного третьекурсника — его Николь видела несколько лет назад и запомнила, потому что у мальчика были удивительные зелёные глаза, сочетающиеся с черными как смоль волосами. Тогда он был пухлым, но за несколько летних месяцев вытянулся и похорошел ещё больше. Все трое были расстроены, но только девочка-первокурсница плакала навзрыд, сидя на диване и обнимая колени. Изи тут же оказалась рядом с ней, успокаивающе обнимая за плечи и расспрашивая о том, что случилось. — Моя мама волшебница, а папа — не маг. Они забрали ее, сказали, что она украла палочку… они забрали его, потому что мама рассказала ему секреты волшебников… их не было дома почти месяц… мне нечего было есть… я не знала, что я должна отправиться в Хогвартс… — Рассказ, прерывающийся на надрывных всхлипах, прервал вошедший в общую комнату Руквуд. Изабель воззрилась на него с нескрываемым гневом и отвращением. — Как вы можете… — Прорычала она сквозь плотно сжатые зубы. — Вы лишаете их родителей. Руквуд удивлённо приподнял брови, но затем молча кивнул, видимо решив не заостряться на случившемся. Ему совсем не хотелось вступать в перепалку со студентами, тем более что следом за ним в комнату вошёл Эрни. — Учебники. — Коротко сказал он, раздавая новым студентам их книги. — Вы не ответите?! — Воскликнула Изабель. Но Руквуд лишь молча кивнул, развернулся на мысках ботинок и вышел из помещения. Изабель грозно взглянула на подругу, но Николь только пожала плечами. От нее абсолютно ничего не зависело, да и посылала свой лютый взгляд мисс Стеббинс не конкретному пожирателю, а их бесчестному обществу. Разумеется, Руквуд, как и остальные, творил страшные вещи. Убивал, надо полагать, других волшебников, и за это ничто и никто не могло его оправдать, но это и не касалось ни Николь, ни Изабель сейчас. Осталось ещё несколько уроков, в том числе и защита от темных сил. Вспомнив об этом, подруги поморщились, но решили судьбу не искушать. Впереди их ждали два предмета, требовавшие крайней осторожности. Маггловедение с Алекто и ЗоТИ с братом и сестрой Кэрроу. Алекто всегда присутствовала на уроках, которые, как подразумевалось, должен был вести ее брат. Амикус не возражал. Видимо, вдвоем им было намного интереснее пытать учебников. Тем более что на маггловедении Алекто не могла сделать толком ничего, кроме как внушать студентам отвращение к грязнокровкам. Амикус же пользовался своим положением по полной программе. Сегодня, как говорил он на прошлом занятии, они будут практиковать заклятие Круциатус на первогодках. Студенты медленно втекали в кабинет, как река, бурлящая общими недовольствами. Согласно очередному статуту министерства магии, теперь каждый волшебник был обязан проходить обучение, а потому первокурсников, чьи родители решили уберечь их чадо от нового режима в Хогвартсе, прибыли в школу и учились вместе со всеми остальными. Их на скорую руку распределили по факультетам после обеда в большом зале, и вот теперь они с несчастным видом маршировали с более старшими учениками на урок защиты от темных сил. Николетта, особенно проникшаяся к страху нескольких первокурсников перед Амикусом — лицо его было исполнено гнева и раздражения — взяла какую-то девочку за руку. Первокурсница сильно сжала руку волшебницы, и зашла ей за спину, когда их разделили на две группы — первокурсников поставили с одной стороны класса, а шестикурсников и семикурсников — с другой. — Я считаю, что каждый из вас должен уметь применять заклятие Круциатус. — Профессор Кэрроу плотоядно улыбнулся, а затем улыбка сменилась гримасой ярости. Он увидел девочку, прятавшуюся за спиной Никки. Он выволок девочку на середину комнаты, та начала истошно вопить. Николь дернулась было к ней, но сзади за мантию ее схватил Джастин, а сбоку в объятья заключила в стальные тиски Изабель, из-за чего волшебница не могла пошевелиться. Она стояла и смотрела на то, как Амикус заносит над ней палочку. Девочка беспомощно сжалась, рыдая и с надеждой смотря на Николь, как на старшую сестру, словно ожидая помощи. Но Джастин, схвативший Никки ещё и за руку, видимо понимал, что ещё одной стычки с Кэрроу его возлюбленной точно не пережить. То же самое понимал видимо и Амикус. Его пламенная речь о сути возникновения из палочки такого заклинания как Круциатус, была обращена именно к Ковенант. Он ждал, что она отреагирует, чтобы вновь помучить девушку. — Круцио! — Произнес с выражением настоящего восторга Амикус, направляя палочку на первокурсницу. Спустя секунду она рухнула на пол кабинета: ноги подвели её, она уже не понимала, где находится, крича и зовя маму. Тело ее сотрясалось в немыслимых конвульсиях боли, из глаз бежали дорожки слёз. Николь стояла, не в силах пошевелиться. То, что ее удерживали друзья, оказалось ненужным. Слишком сильное впечатление на неё произвело это зрелище… она стояла, не в силах оторваться и ужасалась происходящему. Она ужасалась тому, что накануне целовала это чудовище, что мучает сейчас девочку. Нет, не Амикуса, но по сути они были одинаковые. Хорошие люди вступают в Орден Феникса, а она — Николетта — хороший человек! И что она только нашла в этом Руквуде? Зачем он ей нужен, с такой разницей возрасте, репутацией и… убийца. Не в силах больше оставаться здесь, Николь в отчаянье дернулась и вырвалась из рук Джастина, оказываясь чуть впереди, чем остальные студенты. Амикус отвлекся, убирая палочку и реагируя с некоторым изумлением: — Кажется у нас появился доброволец? Николь, находившаяся в замешательстве, кивнула. Она не понимала, что конкретно предстоит ей сделать, но это прекратило пытки маленькой волшебницы. Изабель, на пару с Маргарет Боул, подняла ее под руки и увела куда-то вглубь толпы студентов. Первогодки, которых злой рок обошел стороной, испуганно смотрели на Ковенант во все глаза. — Я хочу заменить эту девочку собой. — Голос Николь казался ей самой каким-то потусторонним и далёким. Словно не она говорила эти слова. Но Амикусу дважды не пришлось повторять. Он лишь взмахнул палочкой в сторону успевшего рвануть к ним Джастина, как тот обездвиженный веревками, обмотавшими его тело, упал на пол. В ту же секунду Николь поняла, что сделала. Неизбежность происходящего заставила её произнести одно единственное слово, которое, как казалось, должно было спасти от мучений непростительным заклинанием. — Мама… — шепотом произнесла волшебница и даже не пыталась поднять палочку. В ту секунду, когда должна была начаться боль, в кабинет вошёл профессор Снейп. Точнее, директор Снейп. Она не знала, как называть его, и не знала, что он вообще в школе. Он редко выходил из своего кабинета, а школа была почти полностью отдана на растерзание Кэрроу. Он несколько секунд таращился на происходивший «урок», а затем произнес: — Профессор Кэрроу, нужно ваше присутствие. Я поймал студентов, которые пытались стащить из моего кабинета меч Гриффиндора. Кэрроу оживился. Он любил наказывать, как стало понятно всем, в том числе и Николь. Амикус плотоядно улыбнулся директору, отрапортовал «урок окончен» и быстрым шагом удалился из кабинета. Студенты стояли в безмолвии. Каждый, кто был в тот момент в классе, будто боялся издать лишний звук: вдруг всё зря? Вдруг Кэрроу вернется?! Первая с места сорвалась Ковенант. Она схватила сумку с учебниками, и, грубо отталкивая друзей в сторону, почти бегом покинула кабинет. Её распирала ярость, самая что ни на есть настоящая. Ужасно хотелось вскинуть волшебную палочку и, ударив заклинанием Амикусу прямо в лицо, сломать ему все челюстно-лицевые кости. Хоть это и не Авада кедавра, но точно убьет его. Ярость была такой сильной, а душа Николь настолько непривыкшей к этому, что на глаза навернулись слезы. Может быть, это была беспомощность — мама так и не пришла на её зов — ещё бы, ведь она умерла… а папе даже нельзя было послать сову. Это терзало Николь, но, отправляясь в школу в новом учебном году, она понимала, что ее ждёт. В Ежедневном Пророке писали про назначение Снейпа на должность директора, и только слепой, да, пожалуй, ещё и глухонемой инвалид не представлял, что это значит: наличие и других пожирателей смерти в Хогвартсе. Что же касается Николетты, она верила Поттеру. И в Поттера. Они не были с ним ни друзьями, ни даже хорошими знакомыми, однако идея господства над волшебниками Лорда Воландеморта отдавалась болью в сознании любого, кто так же знал и полукровных волшебников. Многие полукровки учились лучше чистых кровью, да и качествами характера обладали куда более ценными, чем зазнавшиеся потомки пожирателей смерти. На ужин Николь не пошла. У нее не было ни аппетита, ни желания видеть кого бы то ни было. Она задвинула полог и легла спать, причем настолько усиленно убеждая себя в этом, что вскоре уснула в действительности. Только в шесть часов ее начала будить Изабель, озабоченная тем, что подруга не собирается на отработку взыскания к декану. — Я к нему не собираюсь. — Отозвалась бесцветным голосом волшебница, снова опуская голову на подушку. — Не хочу его видеть. — Что? Почему? — Изумилась девушка. — Он пожиратель смерти. — Коротко заключила Николь. На лице Изи тотчас проступили недоверие. — Вчера он им не был? — Поинтересовалась она беззаботно, но реакция Ковенант была настолько бурной, что девушка отшатнулась. Николь вскочила на кровати, волосы ее, распущенные и волнистые, растрепались от беспокойного сна. Она кричала. Действительно кричала и яростно размахивала руками. — Вчера… вчера он был пожирателем смерти тоже! Но то, что случилось сегодня, наглядно показало мне, как это бывает, когда ты пытаешься быть с этими сволочами хотя бы вежлива! Ненавижу их! — Закричала Николь, глаза ее снова были полны слез. Она хотела было что-то ещё сказать, но решила, что не станет, и упала обратно на кровать, накрываясь с головой одеялом и всхлипывая от сдавленных и запертых где-то в грудной клетке, рыданий. Почему она плакала она и сама не понимала — точнее понимала, что Руквуду до нее дела нет, а такие, как Джастин, были просто смешны в роли кавалера. И почему её сердце выбрало именно этого человека? Почему именно Руквуд? Все казалось невинной игрой, флиртом, шуткой… когда они сталкивались в коридоре и не могли решить, кто должен отойти в сторону и пропустить другого пройти. Когда он случайно оказывался рядом и подавал Николь руку, если та спотыкалась на одном и том же месте возле ступенек на мраморной лестнице и чуть ли не падала носом вниз. Или же когда он оказался так близко и едва не вступил в дуэль с Кэрроу ради неё… а ведь мог наплевать, отдать гореть на адском огне наказаний Амикуса. Поглощённая сладкими воспоминаниями, Николь и сама не заметила, как заснула, а сознание уже не пыталось разочаровать, думая о стычке с Кэрроу на уроке. Во сне она видела его… его каштановые волосы, длиннее, чем обычно у преподавателей, и чуть короче, чем у Снейпа. О его сильных руках, широких плечах… о том, какой был тот единственный поцелуй, какие эмоции он подарил ей. Утро наступило так, как должно было наступать в жизни прилежной студентки Хогвартса. За одним исключением — никаких домашних заданий она, разумеется, не сделала, поскольку легла вчера спать аж в шесть вечера. Зато очень хорошо выспалась и набралась сил, а главное, совершенно забыла о том, что произошло вчера. А если точнее, забыла о том, чего не произошло вчера. И вопреки ожиданиям подружек, Руквуд также не выказывал никакого желания поговорить со студенткой. Словно, был обижен на нее из-за того, что та не пришла в назначенное время в его кабинет. Впрочем, эта тихая борьба взглядов закончилась к обеду, ибо Николь вовсе начала отводить взгляд и считала безинициативное поведение со стороны декана обидным. Она вдруг совсем забыла о том, что на людях они всего лишь ученица и преподаватель, и он не может себе позволить никакую вольность. В таком темпе прошел весь день. Неторопливо, сонно и грустно. После последнего, сдвоенного урока Николь увидела, как Невилл Долгопупс, Джинни Уизли и ещё пара гриффиндорцев ныряют в потайную дверь в стене, которая тут же испарилась. Словно ее и не было никогда. Николь задумчиво смотрела в пустую стену несколько минут, пребывая в своих мыслях, но в сознание её привел голос. Как бы ей не хотелось, это не был голос Руквуда. Но зато очень походило на голос Амикуса, который теперь патрулировал коридоры в школе, опасаясь, что из кабинета Снейпа снова что-то украдут. — Эй ты, — гаркнул он, стремительно приближаясь с другого конца коридора. — Что ты здесь шляешься?! Ковенант вздрогнула, а внутри все сжалось в комок. Ноги сами понесли ее прочь от пожирателя смерти, подталкиваемую ужасом и болью, оставшейся в памяти после Круцио. Будучи уже на лестнице, она почувствовала, что рядом с ухом просвистело пущенное невербально заклятие. Скорее всего Амикус старался сбить волшебницу с ног, ведь убивать учеников им запрещалось. А вот наказывать, истязать, калечить — сколько угодно. Николетта перепрыгнула две нижних ступени, оказываясь на лестничном пролете между третьим и четвертым этажом. Она замешкалась всего на минуту, потому как поправляла сумку, грозившую слететь с плеча и рассыпать книги, перья и чернильницу по всей лестнице, когда почувствовала толчок в спину, и тело безвольно повалилось прямо на ступени, скатываясь вниз. Хоть тело и было парализовано, но затылок ощутил каждую мраморную ступеньку, по которой скользил. И это было больно. Когда Амикус оказался рядом, и Николетта вновь смогла шевелить руками и остальными частями тела, она ощутила, как по обеим щекам бегут горячие дорожки крови. Сосуды у нее никогда не были крепкими, ночью иногда шла носом кровь. Сейчас это произошло от удара головой. Николь поднялась, пытаясь заткнуть нос воротом свитера, но кровь шла настолько обильно, что ни к каким результатам это действо не привело. Ворот, как и рукава жёлтого плюшевого свитера крупной вязки, становились багровыми, капли крови падали на мраморный пол под ее ногами. Николь стояла, наполовину согнувшись над полом, абсолютно беспомощная, лишённая возможности помочь самой себе и… сбитая с толку. Пожиратель смерти кружил рядом, мерзко посмеиваясь и тыкая в бока Николетты кончиком своей волшебной палочки, словно пытаясь привести ее к действиям, спровоцировать. В его отвратительном лице отражалась жажда крови, словно он вампир или оборотень, а не маг. — Что ты делала в том коридоре? Отвечай сейчас же, девчонка! — Рычал Амикус, не в силах уже себя контролировать. Но Николь все молчала, слыша его голос где-то вдали. Из-за крови, на которой полностью сосредоточилась девушка, пытаясь остановить ее, вдыхая и выдыхая при этом как можно медленнее (но ощущение внутренней паники, как ни крути, нарастало), она просто не могла ничего ему ответить. И это злило Амикуса так сильно, что его только и хватило, что на Круцио. Пожиратель вскинул палочку, проревев на половину коридора заклинание, и Николь с визгом упала на пол. Тело сотрясалось в конвульсиях, кровь из носа хлынула так сильно, что текла уже и по губам, и по подбородку, и по скулам, создавая зрелище весьма неприятное. Вскоре на вопли девушки начали подтягиваться студенты, но почти все они сразу же разворачивались, видя происходящее, и бежали вниз или вверх — в зависимости от того, откуда они пришли. Николь не могла их за это винить — она никому из ныне живущих не желала стать игрушкой для Кэрроу. Руквуд ведь именно об этом предупреждал ее, когда просил быть осторожнее… но, как бы она не поступила в той ситуации в коридоре, итог был бы одинаков. Это нужно было признать. Действие заклинания оборвалось также внезапно, как началась эта изощрённая пытка. Волшебница чувствовала, что она возвращается в сознание, несколько раз у нее даже получилось открыть глаза. Она видела Амикуса, стоящего у стены с волшебной палочкой на вытянутой вверх руке, и спину, облаченную в черную дорожную мантию, принадлежащую, вероятно, ее спасителю. Но несмотря на все попытки удержаться на краю сознания, это было невозможно. Последнее, что она помнила, это как она пытается привлечь к себе внимание мага, выразить свою боль, но вместо этого отплевывает небольшое количество крови — за время ее пыток Круциатусом, значительное количество крови текло не только из носа наружу, но и по гортани внутрь, заполняя рот. Это, судя по всему, привело «спасителя» в настоящий ужас. Он уже спустя секунду был рядом с ней, стоял на коленях и лёгким движением подхватил на руки. А дальше тишина, покой и забытье… Она не знала, сколько она спала, но сны эти были благодатью. Ни в одном из них она не видела ни пыток, ни крови, только умиротворяющие сознание картины о жизни «до» Лорда Воландеморта. О тех временах, которых действительно не хватало. По крайней мере, когда она очнулась, было уже темно. Сквозь окно пробивались лучики света, исходившие от вспышек молний. Николь осмотрелась и довольно скоро увидела рядом с кроватью мадам Помфри. Она, повернувшись спиной к Пуффендуйке, разговаривала с кем-то. Зрение ещё плохо фокуссировалось, но девушка понимала, что это именно тот человек, который и принес ее сюда. — Со мной всё хорошо, мадам Помфри. Я уже могу идти. Извините… — Как бы не так, милочка! — Парировала колдомедик и уперла руки в бока. — Мадам Помфри, спасибо Вам за помощь, я посижу с ней, а Вы можете пока отдохнуть. Спасибо. Конечно же она сразу узнала этот голос. Узнала и вздрогнула, невольно пытаясь схватить край простыни непослушными пальцами и подтянуть к лицу. Сил явно не было, и она лишь нелепо барахталась, не в силах себе помочь. Снова. Руквуд дождался, пока что-то причитающая колдунья удалится, затем пододвинул себе стул и сел на него, тут же накрывая правую руку Николь своей ладонью. Его пальцы были мягкими и нежными, тёплыми, как тогда, в тот вечер в его кабинете. Ковенант застыла, пытаясь запомнить это ощущение на как можно больший срок, а потом в голове словно фильм появились кадры произошедшего: удар, она летит головой вниз с лестницы, кровь, кровь везде, и Круцио… Николь свободной рукой тянется к лицу, чтобы закрыть его от взгляда Руквуда — мало кому понравится вид запекшейся крови на лице девушки. Тем более, одному богу было известно, как она выглядела и что с ней вообще сделал этот Амикус. — Мадам Помфри позаботилась обо всём. — Произнес пожиратель, сжав пальцы девушки в своей руке. — Как Вы себя чувствуете, мисс? В его взгляде читалась забота и бесконечная тоска, причины которой Николь понять не могла. И ее вдруг пронзил укол совести, ведь ещё несколько часов назад она в действительности сильно обиделась на Руквуда, забывая и об их договоренности и о том, что вчера она пропустила занятия из-за пыток первокурсницы на ЗоТИ. Слёзы сами собой навернулись на глаза, и Никки, смахивая их, девушка постаралась как можно быстрее успокоиться. Августус Руквуд выглядел ошарашенным. Видимо, он не мог и представить, что его слова так глубоко ранят несчастную студентку, да ещё и так сильно, до слёз. К слову, Николетта не могла не отметить разительные перемены в нём. В его лице, его одежде. Он казался каким-то абсолютно другим человеком: волосы были пострижены и имели длину не больше пяти сантиметров, уложены на бок с разделявшим их пробором чуть левее, если смотреть ему ровно в лицо, и только одна непослушная прядь падала ему на лоб. Лицо значительно преобразилось — он был рябой и в тот день, когда его лицо было так близко, Николь сумела разглядеть пятна, которые оставила на его лице какая-то болезнь. Сейчас их не было. Да и одет он был так, словно посетил какой-то светский раут, не меньше — черный костюм тройка, атласный отложной ворот с четырьмя пуговицами в середине, из-под которых был виден бархатный аметистовый жилет, расшитый серебристыми цветами. Он был так красив, что Николь не могла понять, почему она плачет — возможно, от своих мыслей, которые уже заведомо нарисовали ей свидание с какой-то волшебницей, он ведь… был помолвлен. Когда девушка успокоилась, а это, надо сказать, произошло не без усилий, то постаралась одарить Августуса улыбкой. Жаль, что получилась лишь глупая пародия. — Я не хотела, профессор… — Она виновато потупилась, невольно сжимая между пальцев больничное покрывало. Она не врала, но испытывала чувство стыда, и невозможность изъясниться существенно усложняло её состояние. Он перебил её: — Я знаю, — произнес маг, губы его тронула мягкая улыбка. — Вам нужен отдых, засыпайте, а я зайду к Вам утром, хорошо? — Нет! — Николь вскрикнула, резко садясь на кровати и перехватывая руку профессора, который уже собирался уходить. В глазах у девушки пылало пламя страха, даже ужаса, беспощадного. Её глаза вновь наполнились слезами, дышать стало трудно, и она принялась жадно хватать губами воздух. — Всё хорошо, Николь, — он пытался успокоить волшебницу, но все было тщетно. — Он больше не тронет Вас, я даю Вам своё слово. Здесь Вы в полной безопасности. Но Руквуд видел, что его попытки остаются тщетными, и девушка начинает задыхаться в действительности, а не ради «игры» в спасителя. Именно тогда его впервые за много лет пронзило ощущение беспомощности. Мужчина присел на край кровати рядом с ней, обнял девушку за плечи и шепнул ей на ушко: — Я уверен, что Вы были бы вне себя от злости, предложи я это в иной обстановке, сочли бы меня грубым и невоспитанным, а вовсе не джентльменом, коим я являюсь, но всё-таки я должен… — Руквуд едва ощутимо коснулся виска волшебницы своими губами, будто целуя, но это движение было настолько лёгким, что выделить его можно было, только если действительно сосредоточиться на мельчайших деталях происходящего. Руквуд продолжил свою пламенную речь, при этом вкладывая в слова максимум эмоций, на которые был способен в тот момент: — Не хотели бы Вы остаться у меня? — Внезапно он почувствовал, что Николь перестала рваться из его объятий и хватать ртом воздух. Кажется, он своего добился, и от полученного шока её паническая атака купировалась сама. Облегчённо вздохнув, он добавил: — Не беспокойтесь, я лягу на диване в кабинете. Разумеется, он обнимал ее, поддерживая при каждом шаге. Это было вовсе не нужно, но он это делал, как делал бы любой другой человек на его месте. С момента их последнего разговора в больничном крыле — он закончился как раз его вопросом, точнее сказать, предложением остаться у него, адресованным Николь, они больше не разговаривали. Он чувствовал, что девушка в его руках прямо-таки борется с усталостью и собирает все силы для того, чтобы не отключиться прямо сейчас. Заклятие Круциатус выматывало даже самые стойкие и тренированные умы — много ли нужно было такой крохе, как Николетта Ковенант, для того чтобы рухнуть без чувств или вовсе, замертво? Он был уверен, что Амикус больше не подойдёт к ней на пушечный выстрел. А если посмеет, то Руквуд самолично вышибет из, дракл его дери, подонка, всю дурь. И весь дух. Он итак не понимал, на чем основана эта неконтролируемая агрессия с его стороны. Может, в каких-то моментах Николь и вела себя вызывающе, провоцировала на конфликт, но это вовсе не означало, что он должен был издеваться над ней с таким рвением. А он этим и занимался, абсолютно без зазрения совести. Маг и волшебница вошли в кабинет, где из освещения у дивана парили несколько крупных зажженных свечей и камин, уютно потрескивавший поленьями. Руквуд сразу же оживился: усадил девушку на диван, а сам ринулся в смежную комнату, отворяя массивную дубовую дверь. Секунда-другая, и в той самой комнате тоже вспыхнул камин, после чего повеяло теплом. Николь cидела на диване ровно, не позволяя себе расслабиться, поскольку подозревала, что тут же потеряет сознание или заснёт — сил у нее совершенно не было. Через минуту, не больше, волшебник вновь появился рядом. Он помог Николь пройти в спальню, расправил постель, помог ей лечь и накрыл одеялом, а потом… остался стоять, не зная, что ещё он может или должен сделать. Николь почувствовала это, потому протянула руку и взяла Руквуда за кончики пальцев, собственно, куда дотягивалась, да и, говоря откровенно, считала это прикосновение чутким и трепетным, ни к чему не обязывающим. — Не уходи, Августус, пожалуйста. — Попросила она тихо. И он сел рядом. Молча. Не знал, что сказать, да и не понимал, нужно ли это. По натуре он всегда был человеком малообщительным, можно даже сказать молчаливым. Не имел привычки трепать языком, если действительно нечего было сказать, но в то же время всегда оставался предельно честным. Насколько позволяла, разумеется, ситуация. Руквуд был известен своей изворотливостью в узких кругах пожирателей смерти, все они были ровесниками или, так или иначе, соприкасались по долгу службы ещё до исчезновения Темного Лорда. Николь держала его пальцы, но недолго — очень скоро она почувствовала, что больше не может бороться со сном и вот-вот заснёт. Веки были тяжёлыми, она хотела что-то сказать ему, но так и не смогла, проваливаясь в забытьё. Она не знала, сколько прошло времени, но спала крепко и до победного. Сны сменялись как картинки в калейдоскопе, и не один не был наполнен умиротворением, лишь серая и беспросветная грусть. Последний сон и вовсе заставил Николь беспокойно дёрнуться во сне и открыть глаза. Такие реалистичные сны иногда заставляли ее отвечать самой себе на несколько вопросов: «Кто я? Где я? Какой сейчас год?» и если ответы казались правдоподобными, девушка позволяла себе расслабиться. В камине трещали поленья, за окном было темно. Николь села в кровати и сидела тихо, не двигаясь, лишь осматриваясь по сторонам, дабы впитать даже самые маленькие подробности, пускай, и временного пристанища, но пристанища Руквуда. Он, кстати, не воспользовался своим правом полностью видоизменять принадлежащие ему комнаты так, как захочет. Все было так, как и в кабинете, к примеру, Макгонагалл. В углу комнаты между окном и кофейным столиком стоял большой чемодан, на котором были золотыми буквами означены инициалы владельца. На столике у окна — газеты, несколько книг и чётки. Далее прикроватная тумба, на ней Августус оставил для своей гостьи поднос с Хогвартской едой. Сама кровать — ее Николь уже даже протестировала и могла заключить, что спалось на ней великолепно, она даже выспалась, правда, не могла не учитывать тут ещё и пережитое накануне… нет! Думать она об этом уж точно не будет. Нет. Прямо напротив изножья кровати и был тот самый прекрасный камин. А чуть левее от него — дверь в комнату. Она была неплотно закрыта, и сквозь неё доносились приглушённые голоса мужчин, которые о чем-то спорили. Ковенант боролась с любопытством, но оно довольно скоро одержало победу, и волшебница, сползая с кровати тихонечко, как мышка, прокралась к двери и прижалась к ней щекой. — Какого дракла, друг?! — Ожесточенно рычал незнакомый мужской голос. — У тебя это серьёзно?! — Ты ведь знаешь. — Ответил ему Руквуд. Незнакомец откинулся в стуле, судя по скрипу его деревянных ножек по полу. Закрыл глаза. Медленно выдохнул. — Ты спятил… да, точно, ты спятил! — Радостно произнес незнакомец и хлопнул в ладоши. — Руквуд, мы ищем Поттера, а ты развлекаешься со студенткой? Интересно, Темный Лорд уже знает?.. Руквуд резким движением перегнулся через стол, роняя на свитки чернильницу и разливая чернила на пергамент. Он схватил сидевшего перед ним пожирателя смерти за грудки, приблизил его к своему лицу и рыкнул: — Роули. Не смей. — И не думал, — чуть обиженно отмахнулся Роули. — А вот Амикус обязательно, и я уже ничем не смогу помочь тебе и твоей новой пассии. Темный Лорд уничтожит ее, ты это знаешь. Какими бы ни были твои чувства и намерения, он изведет её. Торфинн Роули был безумен, но не глуп и не лишён страха перед Темным Лордом, что, надо сказать, не единожды спасало задницу мага от больших проблем. Они дружили ещё со школы, сколько Руквуд помнил. Затем Роули пропал с радаров, но они продолжали поддерживать деловую переписку совами. Почти единовременно приняли метку, войдя в ближний круг пожирателей смерти. Почти единовременно потеряли своих возлюбленных. Августус устало опустился в кресло, на котором до этого сидел, отпуская ворот мантии друга. Торфинн делано отряхнулся, поправил складки дорожной мантии, осмотрел её на сохранность после выпада его приятеля. Тот, к слову, заслонил лицо ладонью и размышлял, медленно крутя в руках четки, состоявшие из шариков блестящего оникса и такой же черной кисточки посередине. Кабинет погрузился в молчание, поскольку сам Торфинн не решался нарушить эту давящую тишину, а Августусу явно нечего было добавить. Он думал о том, как погибла его прежняя любовь, невеста. Думал о том, как сильно он переживал, как ошибся и в конечном итоге оказался в тюрьме Азкабан. Будь он капельку расторопнее, то сразу убрал бы с доски такую переменчивую фигуру, как Игорь Каркаров. Азкабан никого не оставляет таким, каким он был прежде. Воспоминания о тех годах, что Августус провел там, вместе с Торфинном, не покинут его никогда. Стоило ли водружать это на плечи такой юной особы? Ей и без того серьезно достаётся от Амикуса. Что же будет, если та наживет врагов среди остальных пожирателей смерти? — Слушай, — задумчиво протянул вдруг Роули, почесывая то затылок, то щеку. Видимо мысли, которые он так старался облачить во что-то презентабельное, упирались ему в черепную коробку, создавая нестерпимый зуд. — А подружка у нее есть? Симпатичная! И чистокровная! Лицо Августуса в этот момент нельзя описать никакими словами. Его брови взмыли вверх с такой скоростью, что едва удержались на лице. Он несколько секунд молчал, а затем расхохотался. Николь, стоявшая у двери, подумала, что сейчас впервые слышит смех своего декана.