Очередное утро двадцать шестого апреля в этот раз отчего-то наступало просто невыносимо медленно. Казалось, что прошла целая вечность, пока расплывчатая жёлто-розовая полоска наконец разлилась у горизонта, и показались первые слабые лучи солнца. Какой-то непонятный надрыв словно ощущался даже в самом времени, заставляя его тянуться бесконечно медленно. Как будто с каждым разом в нём что-то надламывалось, повреждалось и менялось.
Сидя в плетёном кресле на террасе, Йошики хмуро мял пальцами кончик зажатой между зубов сигареты. Настроение у него было хуже некуда. Это была уже восьмая по счёту смертоносная петля, а Йошики так и не придумал, что же ему делать и как разорвать её. Все его попытки предотвратить катастрофу неизменно заканчивались провалом: что бы Йошики ни делал и как бы ни старался уберечь, Хиде каждый раз погибал. Создавалось впечатление, что ему кто-то приказывал умереть ровно в этот самый день, второго мая.
Что было странно, в отношении самого Йошики всё срабатывало точно так же. В одну из этих петель Тоши всё-таки невероятными усилиями удержал его, не дал покончить с собой, Йошики слегка пришёл в себя, решил вернуться домой в тот же день… И разбился насмерть в аварии на пути в аэропорт, после чего снова проснулся двадцать шестого апреля. На основе этой попытки Йошики сделал мрачный вывод — им с Хиде обоим просто суждено погибнуть в определённое время. Какой-то злой рок, судьба, от которой, как известно, не убежишь.
Переживая трагедию и собственную смерть раз за разом, раздумывая над этим, Йошики начинал подозревать, что дело здесь далеко не в гибели Хиде, что она, как и самоубийство самого Йошики — лишь конечные элементы цепи каких-то страшных случайностей. Непонятно вот только было, где и когда началась эта цепь, что вообще её спровоцировало.
Йошики хладнокровно перебирал собственные воспоминания, как старые фотографии в рассыпающемся от ветхости альбоме, начиная от того дня, когда он впервые встретил Хиде. Он прокручивал совместные моменты, как кино, перед глазами и пытался понять, что могло запустить петлю. Это была та ещё разминка для мозга, и пианист злился всё сильнее, осознавая, что он просто не может помнить абсолютно всё. А катализатором ведь могло послужить и самое маленькое событие, которое даже в памяти толком не отложилось… Слишком сложно. И что ему со всем этим делать?
Пальцам стало горячо, Йошики потушил начавший гореть фильтр в стеклянной пепельнице и потянулся за новой сигаретой, тут же зажимая её зубами. Лёгкое дуновение ветра разлохматило ему волосы.
Почему-то из всех этих картинок отчётливей всего вспоминался тот момент, когда Йошики впервые в жизни встретил Хиде. Это случилось на какой-то площадке на окраине Токио, где и столкнулись две группы: «X» под руководством Йошики и «SAVER TIGER», лидером которой был Хиде. Столкнулись они в буквальном смысле — в результате драки, которую в какой-то момент за кулисами устроили Тайджи и Тецу, барабанщик «SAVER TIGER». Из-за чего вспыхнул этот безобразный скандал, так и осталось невыясненным, лидеры и остальные участники примчались на вопли, когда парочка уже вовсю мутузила друг друга. Йошики вцепился в Тайджи, Хиде — в Тецу; с большим трудом, совместными усилиями озверевших драчунов удалось растащить в стороны, а в процессе пришлось и познакомиться.
«Этот парень очень странный. Но уж очень… Харизматичный».
Это была первая мысль, промелькнувшая в голове при виде Хиде. И единственная. Йошики не придал этому происшествию почти никакого значения, только потом гневно отчитал Тайджи за то, что тот так и не научился прилично себя вести и лез в драку по любому поводу, а басист вспылил и язвительно напомнил лидеру, что Йошики и сам тот ещё драчун и любитель нарушать дисциплину, несмотря на весь свой утончённый и отчасти женственный образ. Здорово они тогда поругались. А потом, как обычно, помирились.
Йошики так и забыл бы, наверное, об этой встрече, если бы через какое-то время случайно не услышал, что «SAVER TIGER» внезапно полностью распались чуть ли не на самом взлёте, а бывший лидер коллектива теперь работает в салоне красоты визажистом и, как поговаривают, собрался полностью бросить музыку. Йошики, на тот момент порядком одуревший от постоянной тасовки участников в группе, решил, что такой шанс упускать нельзя. Через общих знакомых он раздобыл телефон Хиде, позвонил ему напрямую и предложил присоединиться к «X» в качестве лид-гитариста. Йошики не особо рассчитывал на успех в тот момент, это была скорее попытка кинуть спасательный круг и самому же уцепиться за него. Хиде отреагировал довольно кисло, но попросил дать ему время подумать. Естественно, Йошики напирать не стал, понимая, что ситуация, мягко говоря, непростая. Но уже на следующий день они встретились в баре, поболтали, с удивлением обнаружили, что прекрасно понимают друг друга, и Хиде всё-таки дал своё согласие. Сказав, правда, что ему всё равно терять больше нечего и, если с «Х» не сложится, Хиде точно навсегда бросит музыку и будет дальше работать в салоне.
Сейчас уже трудно было даже представить, как развивались бы события, отклони тогда Хиде предложение Йошики. Не было бы «X», не было бы всего этого оглушительного успеха. И не было бы в каком-то плане самого Йошики — такого, какой он сейчас.
Йошики быстро понял, какой алмаз ему подкинула судьба. Хиде не только был необычайно ярким и талантливым сам по себе, он ещё и постоянно что-то выдумывал, фонтанировал невероятными идеями и подбивал лидера на смелые эксперименты, а Йошики умилялся и старался ни в чём не ограничивать такую творческую свободу. Хиде очень быстро полюбился почти всем участникам коллектива, даже сам лидер уже через пару недель оказался полностью им очарован. Но рассматривал ли Йошики его тогда как своего потенциального любовника? Нет, абсолютно. Лидер на тот момент уже несколько лет как встречался с Тайджи, они даже жили вместе, снимали квартиру на двоих. Йошики был вполне доволен этими обстоятельствами и не собирался ничего менять в своей личной жизни.
И уж точно Йошики тогда не думал, что буквально через несколько лет они с Хиде безумно влюбятся друг в друга. Настолько безумно, что Йошики не будет видеть без него жизни и даже решится на самоубийство, хотя всегда был противником подобного.
Йошики постучал пальцем по сигарете над пепельницей и поморщился. Да, Хиде полюбили все. Кроме Тайджи, который ревновал своего лидера ко всем подряд. К тому же, злопамятный Тайджи крепко запомнил ту драку и с самого начала был против затеи Йошики. Они даже чуть было не поругались перед тем, как Йошики встретился с Хиде в баре. И тот непривычно тёплый мартовский день тоже вспоминался ему более чем отчётливо.
— Тай, отвяжись уже… Мне пора вставать.
Йошики лениво приоткрыл глаза и слегка пошевелился, пытаясь выползти из-под спящего любовника, крепко прижавшего его своим телом к постели. Вечерело, тёплый оранжевый свет закатного солнца заливал спальню, в которой всё ещё было очень жарко. Разомлевшему Йошики и самому не хотелось не то что вставать, даже шевелиться лишний раз, но он понимал, что пора уже выныривать из этого безумия и приступать к работе. Только вот, похоже, по-доброму его отпускать никто не собирался…
Он предпринял ещё одну попытку выползти из-под Тайджи, на что басист недовольно, сонно заворчал и вжался носом в его шею. Горячий и расслабленный, он, казалось, буквально налип на Йошики всем телом, приварился к нему так, что отодрать получилось бы только с мясом.
— У-у-у… Хаяши, не шевелись, мне так удобно…
— Тебе удобно, а у меня всё тело затекло… Я тебе не подушка, — проворчал Йошики, запустив пальцы в его волосы и перебирая непослушные кудрявые пряди. Басист всё же приподнял голову и, сонно щурясь от света, боднул его носом в щёку, сжал ладонями узкие бёдра. И Йошики, убрав с его лба волосы, легонько поцеловал в губы. — Слезь с меня, пожалуйста.
Тайджи фыркнул и, прихватив его губы в ответ, сильнее вжался в него всем телом.
— Ни за что.
— Слушай… — Йошики устало вздохнул и погладил его по щеке. — Ну хватит, я не могу больше так валяться… Пора уже делами заняться.
— Это у тебя какие-то там дела, тайшо, — новый поцелуй огнём обжёг израненные губы, и Тайджи в отместку потянул лидера за длинные рыжие волосы, в беспорядке рассыпанные по подушкам, заставив Йошики скривиться, — а у меня законный выходной… Ты, кстати, тоже вполне можешь на всё забить и остаться со мной.
— Могу, но не хочу. Слезь с меня, сказал.
Приложив некоторое усилие, Йошики рывком сбросил его с себя набок и быстро сел, чтобы не дать опять придавить себя к простыням. Затёкшая спина тут же неприятно заныла.
Тайджи подпёр рукой голову, наблюдая, как Йошики встаёт с напоминающей поле боя постели и с громким стоном потягивается, абсолютно не смущаясь его пристального взгляда.
— Поедешь всё-таки? — он слегка сощурил глаза. — К этому парню?
— Угу. Возможно, удастся наконец заиметь ещё одного постоянного участника… Как меня достали эти тасовки, Тай, ты бы знал.
Йошики поправил волосы, отбрасывая их за спину, и глянул на басиста через плечо. И тут же слегка вскинул брови. Слишком уж разительной была перемена за эту минуту — Тайджи мгновенно напрягся, на его лицо наползло хмурое выражение, а пальцы принялись переминать простыню.
— В чём дело? Ты чем-то недоволен?
— Я тебе всё сказал по этому поводу.
Тайджи перевернулся на спину и закинул за голову украшенные татуировками руки.
— Ну-ну, — Йошики саркастично фыркнул. — А я тебе сказал, что дуйся сколько хочешь, я всё равно сделаю по-своему.
— Ну конечно. Ты же у нас тут главный, — язвительно протянул Тайджи, упорно глядя куда-то в потолок и явно не желая встречаться с ним взглядом.
Дуться он начал ещё со вчерашнего вечера, с того самого момента, как Йошики рассказал о готовящихся переговорах с бывшим лидером «SAVER TIGER». Ревновал, как обычно.
Йошики мотнул встрёпанной головой, повернулся и равнодушно бросил:
— Я в душ. А ты пока можешь остаться здесь и как следует подумать над моими словами.
Заперев на всякий случай дверь на щеколду — знал, что Тайджи вполне способен тихонько подползти сзади и зажать самым неприличным образом — Йошики, морщась, подставился под горячие водные струи. Нежное тело после стольких часов, проведённых в кровати, саднило и горело, множество засосов и царапин отзывались болью, невыносимо ломило спину. Каждый раз у них с Тайджи получалось одно и то же — пока они валялись в постели, им было хорошо, а стоило только из неё вылезти и начать что-то обсуждать, сразу же возникали всякие трения. Лидер и басист обладали слишком уж разными взглядами на вещи и зачастую просто не могли найти компромисс.
Замотавшись в полотенце, Йошики вернулся в комнату и, присев на край постели, потянулся за джинсами. Его тут же обняли за плечи, поглаживая, Тайджи прихватил губами мочку его уха, спустился поцелуями на шею, нарочно слегка прихватывая зубами кожу.
— Тай, — Йошики улыбнулся и, повернув голову, на секунду уткнулся губами ему в скулу. Их взгляды всё-таки встретились, и Тайджи прикусил губу, увидев игривый блеск в глазах лидера. — Ну тебе что, всё ещё мало? Ты с ночи только и делал, что долбил мою задницу. Оденься наконец.
Вместо ответа Тайджи мгновенно впился в приоткрытые губы почти болезненным поцелуем. Йошики не возражал, охотно отвечая ему и выгибая спину, пальцами поглаживая его руку. Только когда Тайджи потянулся к уже застёгнутому ремню, Йошики дёрнулся и всё же отлепился от него, а басист мигом крепко сжал руку на его талии и с придыханием шепнул:
— Хаяши, не отпущу одного.
— О чём ты? — Йошики недоуменно вскинул брови. — Мы же договорились, я сам с ним переговорю, а потом уже, если он согласится, будем знакомиться с остальными как следует…
Тайджи молча прижался к уголку его рта, явно не желая пояснять своих слов. Вспыхнувший в глазах демонический огонь без слов выдавал его эмоции. И Йошики разозлился:
— Слушай, я не могу вечно топтаться на одном месте из-за твоей дурацкой ревности. Я же не виноват, что ты в каждом столбе видишь соперника. Сейчас речь идёт о группе, нам нужен гитарист, а такой, как он — особенно, другого такого шанса не будет, ясно? Хватит уже быть таким эгоистичным.
— Это ещё кто из нас эгоистичный, — Тайджи вдруг перекривился, схватил его за плечи и с силой встряхнул, Йошики клацнул зубами. — Я от тебя только и слышу «группа, группа, группа». Ты вообще о чём-нибудь думаешь, кроме неё?
Пианист слегка поджал бледные, бескровные губы.
— Думаю, но она для меня всегда на первом месте. И ты прекрасно об этом знаешь. Чего ты взбесился?
— Ничего, — буркнул Тайджи и отвёл в сторону глаза, — просто не хочу, чтобы ты сгоряча наделал глупостей.
Его горячая, чуть шершавая ладонь чувствовалась на обнажённом животе; она поглаживала, слегка надавливая, пощупывала нежную кожу. Прикусив губу и чувствуя, что опять начинает заводиться от этих прикосновений, Йошики дрожащими пальцами перехватил тонкое запястье, слегка отводя руку в сторону.
— Ты так говоришь, будто я собрался с порога прыгать к нему на колени и лезть целоваться, — с усмешкой констатировал Йошики, удовлетворённо наблюдая, как любовник кривится. — Утихни уже, это обычные переговоры, не более того. Я даже не уверен, что Хиде-чан согласится, вчера по телефону мне показалось, что он не горит желанием связываться…
— Ну и вот оно тебе надо, унижаться? — Тайджи хмыкнул прямо ему в ухо. — Ползать на коленках и просить?
— Да никто тут не унижается, блин, я просто предложу. Согласится он — хорошо, не согласится — значит, буду искать другого гитариста, — не дрогнул Йошики. — Хватит, ты меня не переубедишь. Я уже всё решил. И Тоши, кстати, тоже двумя руками за.
— Ну, если Тоши за… Два дебила — это сила, понял, сваливаю в туман.
Тайджи раздражённо повёл плечом и, опять плюхнувшись на подушку, подтянул к груди колени.
— За дебила я тебе попозже всыплю, — злорадно пообещал Йошики, натянул футболку и встал, заправляя её края в джинсы.
— Боюсь-боюсь, — засмеялся Тайджи, запрокидывая за голову руки. — Не обижайся, тайшо. Я ж любя.
Йошики показал ему язык, отвернулся и, подойдя к зеркалу, старательно поправил растрёпанные волосы, после чего взял со столика рядом помаду и стал сосредоточенно красить губы. Он спиной чувствовал жадный взгляд любовника. Тайджи всегда наблюдал за ним, пока он вот так прихорашивался, и говорил потом, что Йошики со спины сходит за девочку-подростка — в узких джинсах, с длинными рыжими волосами, падающими почти до пояса, и такой худенький, что, кажется, вот-вот переломится пополам, как тростинка.
— Да и вообще, — вполне мирно, как ни в чём не бывало спросил Йошики, проведя по губам помадой и облизнув их, — чего Хиде-чан тебе так не понравился? Ты как будто с ним лично подрался, а не с его барабанщиком… А он ведь не стал мне даже скандал из-за этого закатывать, хотя мог, посмеялся только. Довольно милый парень, не находишь?
— Не нахожу! — окрысился Тайджи, задетый за живое. — Если ты в него втюрился с первого взгляда, это твои проблемы, нечего на меня свои вкусы переносить. Он мне не понравился, и точка!
И он хмуро отвернулся, потянул к себе одеяло и сердито засопел. Тайджи сейчас напоминал ребёнка, обиженного тем, что взрослые не обращают на него никакого внимания.
— Как скажешь, — пожал плечами Йошики, накинул на одно плечо куртку и встал в позу, уперев ладонь в тонкую талию. В голосе появились привычные капризные нотки. — Тай, хорош дуться.
— Да не дуюсь я. У меня уже зла на тебя не хватает.
— Правда? Тогда подними задницу и поцелуй меня.
Тайджи кинул на него злой взгляд, казалось, что ещё буквально секунда — и он зашипит нечто вроде «Хаяши, да пошёл ты со своими капризами!» Йошики уже приготовился обиженно надувать губы. Но Тайджи всё же заставил себя подняться и подошёл к любовнику; Йошики с видом скучающей великосветской дамы милостиво подставил ему щёку.
— Удачи, — тихо сказал Тайджи, обняв его за талию. — Хоть мне эта затея не нравится, я хочу, чтобы ты был счастлив. Так что пусть всё сложится.
Йошики сцепил пальцы в замок у него на затылке и упёрся лбом в лоб.
— Впрочем, если так случится, — горестно продолжил басист, — я, наверное, напьюсь.
— Я тебе напьюсь, — Йошики нехорошо улыбнулся и легонько ущипнул за щёку. — Напиться всем разрешу только в одном случае — если Хиде-чан согласится, и можно будет на всех основаниях праздновать пополнение в составе «X».
Пианист потряс головой, отгоняя яркое воспоминание, и хмуро затянулся едким дымом.
Тайджи так и не привык к присутствию Хиде до конца. Никаких серьёзных конфликтов между ними ни разу не возникало, Йошики даже порой видел, как они перед репетицией сидели рядом и вполне мирно что-то обсуждали. На поклонах и общих фотографиях Йошики держал за руки их обоих, и очень часто ему казалось, что он буквально кожей чувствует злость любовника.
Гром грянул через несколько лет, когда после очередного громкого скандала Тайджи заговорил о своём уходе. Говорил он об этом не один раз, а довольно часто, чем начал серьёзно раздражать Йошики. Их личные отношения в тот момент тоже дали трещину, они без конца ругались и порыкивали друг на друга, и все улавливали напряжение между ними. И в конце концов Йошики, которому рассуждения любовника осточертели в край, рассвирепел и сам его уволил, хотя Хиде и Тоши в два голоса уговаривали упрямого лидера не действовать сгоряча и подумать. На носу был важный тур, терять очень талантливого басиста было не с руки, тем более из-за такой, как говорил Тоши, глупости. Но Йошики не дрогнул. В итоге они временно остались вчетвером, а потом Хиде привёл Хиса, своего близкого знакомого, который тоже играл на бас-гитаре. Тайджи же после всего случившегося исчез с горизонта, он разорвал отношения с бывшими коллегами, и Йошики даже не знал, где он и чем занимается. Старательно сохраняя равнодушный вид, внутри Йошики всё-таки ощущал некоторую горечь — что уж говорить, он питал к любовнику определённую привязанность, и терять его вот так на деле оказалось гораздо тяжелее, чем думалось. Тогда же Йошики и особенно сблизился с Хиде, который, как мог, утешал его. Закончилось всё тем, что Йошики через некоторое время обрезал свои шикарные волосы и зло сказал, что не хочет больше обо всём этом вспоминать.
Потом уже Йошики не раз задавался простым вопросом — а были ли они с Тайджи на самом деле так близки, как казалось? И он был вынужден отвечать сам себе грустную правду: вряд ли. Тайджи видел в Йошики, в первую очередь, сексуального партнёра, такого же необузданного и страстного, каким был он сам. Йошики природа, видимо, в качестве компенсации за хрупкое и болезненное тело, наградила поистине бешеным темпераментом, секс для него всегда был немаловажной составляющей в отношениях, и Тайджи, темпераментный, горячий, даже похотливый временами, более чем соответствовал его высоким запросам. В этом отношении они устраивали друг друга, буквально упивались своей страстью, могли целые сутки проваляться в обнимку под одеялом, забыв обо всём на свете, молодая горячая кровь так и бурлила и толкала на невероятные эксперименты. Но из кровати рано или поздно приходилось вылезать, тут-то вся эта страсть разом куда-то улетучивалась, и они почти сразу начинали ссориться. Им мешали поладить слишком разное мировоззрение, взрывные характеры, упрямство, которого было в избытке у обоих, и сумасшедшая ревность со стороны Тайджи, который, казалось, ревновал Йошики даже к работе, к коллективу в целом. Как лидер, Йошики постоянно был в поиске новых оригинальных решений в творчестве своей группы, Тайджи это его рвение обычно не нравилось, и начиналось: вспыльчивый Йошики яростно отстаивал своё, Тайджи, в свою очередь, стоял насмерть на собственных аргументах, под конец этого «нежного воркования» они обычно уже буквально рычали друг на друга, орали, срывая голоса, или шипели, как змеи, могли даже начать толкаться. Тоши и Хиде, а порой даже и вечно спокойный Пата, скакали вокруг них как ненормальные, пытаясь успокоить обоих, но и Тайджи, и Йошики только отмахивались от них и в унисон рявкали нечто вроде: «а ну отвяжитесь, не мешайте ругаться!» После этих ссор, правда, они чаще всего с жаром мирились в кровати, безумный секс искупал собой часть обид, но Йошики всё равно понимал, что эти эмоциональные качели ни к чему в итоге не приведут и со временем начнут только ранить их обоих. Они взрослели, становились спокойнее и разумнее, и одного только такого удовлетворения для устоявшихся серьёзных отношений категорически переставало хватать. Йошики сумел бы припомнить всего пару случаев, когда они с Тайджи разговаривали по душам, делились какими-то сокровенными мыслями, желаниями, страхами. У них словно и не было почти ничего общего, кроме группы, связавшей их постели и бешеного адреналина, только сплошные взаимные подколы и споры.
С Хиде же Йошики попал в абсолютно другую, незнакомую ему реальность. Гитарист очень старался заботиться о нём, по утрам Хиде частенько с интересом расспрашивал Йошики, что ему приснилось, просил почаще говорить о том, что он чувствует, охотно рассказывал и о своих собственных ощущениях; и Йошики вскоре начал с удивлением ловить себя на том, что ему очень нравятся эти разговоры, нравится открывать перед кем-то душу и позволять раскрыть её перед собой. И делал всё это Хиде с самого начала не из желания подлизаться к лидеру и подобраться поближе к нему, нет, он был более чем искренен в своих порывах — эмоциональный и чувствительный Йошики очень отчётливо чуял ложь, он бы уловил фальшь в поведении гитариста, если бы она там присутствовала. Хиде лучше всех остальных членов «X» понимал Йошики, зачастую он оказывался единственным, кто мог переупрямить вспыльчивого пианиста, заставить его признать свои ошибки. Но главное, делать это Хиде умел, в отличие от того же Тайджи, мирно, ласково, без всяких ссор и криков — за первые полтора года отношений Йошики ни разу с ним не поругался. Помимо всех остальных достоинств у Хиде имелся удивительный талант убеждения.
Даже Тоши потом, наблюдая за ними, не раз с усмешкой говорил, что основная задача Хиде в группе — понимать Йошики и общаться с ним, а следом уже играть на гитаре.
Несмотря на то, что их отношения начались с бурной пьяной ночи, в обыденное время Хиде был не охотник до постельных приключений. Конечно, он мог стиснуть Йошики в объятиях в гримёрке или в такси по дороге с концерта, если ему приспичивало, но это случалось не так часто. В основном ему даже в голову не приходило затевать какие-то дикие эксперименты, даже наоборот, Хиде в первое время наотрез отказывался полностью раздеваться и заниматься любовью где-то кроме как в кровати. Йошики, привыкшего к бесшабашному Тайджи, немало удивляло его поведение, до этого он и не замечал, что Хиде такой стеснительный. Зато Хиде сполна компенсировал некоторую скованность в интимных отношениях заботой и нежностью. И со временем Йошики это всё-таки оценил. Он в какой-то момент осознал одну простую истину: когда тебе тридцать и ты инвалид с травмированной спиной, больными руками и астмой, ежедневный фейерверк уже не привлекает так сильно, хочется не бурных ласк со швырянием друг друга с кровати в порыве страсти, а вот этой самой нежности, поцелуев в лоб, едва уловимых прикосновений, ощущения какой-то поддержки, защищённости, и откровенных разговоров по душам — того, что Хиде давал ему в избытке. Такие вот мирные отношения, простое, настоящее счастье, как у самых обычных взрослых людей.
И оттого терять сейчас это самое счастье казалось просто невыносимым…
Йошики сломал сигарету пальцами и, сунув её в пепельницу, скучающе уставился на розовеющее небо.
Могла ли ситуация с Тайджи как-то повлиять на петлю? Была ли она первым звеном этой цепи? Сомнительно. Тайджи с Хиде не конфликтовали так уж сильно, они оба, опасаясь гнева Йошики, вели себя вполне тихо и со стороны казались добрыми приятелями, а петлю явно запустило какое-то мощное нехорошее событие, о котором Йошики никак не может вспомнить.
Глаза всё-таки уже начинали слипаться. Йошики зевнул и сжался в комочек на сидении. В полудрёме он уже почти не слышал, как скрипнула раздвижная дверь, и на террасу высунулся заспанный Хиде. Только почувствовал, как тёплые руки обняли его и подхватили, и, не открывая глаз, сонно заворчал.
— Замёрзнешь ведь, спящая красавица, — ласково послышалось над ухом, поцелуй обжёг лоб.
— А ты надорвёшься… — бормотнул Йошики, уткнувшись носом ему в плечо.
— Ты лёгкий. Характер только тяжёлый… Спи уж, я отнесу тебя в кровать.
Йошики и так знал, что он не даст замёрзнуть, уложит, закутает в одеяло, обнимет вот так. Хиде и не мог иначе. Пианист тихонько фыркнул и зарылся носом в мягкую ткань жёлтой футболки.
Оказывается, Йошики даже не осознавал, насколько сильно он замёрз, пока тонул в собственных воспоминаниях. И теперь он жался к Хиде и трясся, как осиновый лист, стараясь перехватить от него хоть немного тепла. А мягкие солнечные лучи уже вовсю скользили по просторной комнате, слышалось одуряющее чириканье птиц.
Начинался новый виток петли. И Йошики казалось, что он сходит с ума.
***
Бессонная ночь, полная тяжёлых размышлений, наконец-то дала о себе знать. Йошики проспал и выполз, зевая, на кухню, когда Хиде уже допивал кофе.
— Смотрите-ка, кто у нас проснулся, — увидев возлюбленного, Хиде улыбнулся и отставил чашку в сторону. — Доброе утро, принцесса.
— Доброе, — зевнул Йошики. Он заметил, как Хиде явно собрался сползти с табурета, и замахал руками: — Сиди, я сам кофе сделаю.
Хиде пожал плечами с видом «сам так сам», повернулся и стал наблюдать, как Йошики возится с кофемашиной. Пианист глянул на него краем глаза. Весь растрёпанный, с падающей на лицо густой малиновой чёлкой и нежным розовым румянцем на обычно бледных щеках, гитарист казался таким милым и уютным... В такие моменты Йошики всегда невольно думал о том, какой же Хиде хорошенький и что без своего жуткого макияжа он выглядит гораздо лучше. Хиде широко улыбался, и его светло-карие глаза лихорадочно сверкали из-под тонких чёрных бровей.
У Йошики в горле встал густой липкий ком. Что же делать? Как отобрать его у смерти?
— А я решил тебя не будить, — радостно сообщил Хиде, закидывая ногу на ногу и встряхивая головой. — Ты так сладко спал, я подумал, что не стоит тебя трогать. Только вот скажи мне, Йо, что тебя ночью на террасу понесло?
— Мне не спалось, — со вздохом ответил Йошики, — решил пойти подышать свежим воздухом.
— Хорошо же ты им надышался, аж уснул на холоде, — Хиде округлил глаза и легонько похлопал себя по щеке кончиками пальцев. — Простудиться ведь мог…
Пианист покачал растрёпанной головой. Мог. Вот только какой смысл беречь себя, если ему всё равно осталось жить чуть больше двух недель, после чего петля в любом случае перезапустится.
Хиде всё-таки соскользнул с табурета; Йошики дёрнулся, когда его обняли за талию со спины и притиснули к тёплому телу, и Хиде прижался щекой к его затылку.
— Но не простудился же, — спокойно отозвался Йошики. — Сделать тебе вторую порцию?
— Сделай, — ответил, смеясь, Хиде и поцеловал его в висок. — Посижу с тобой.
Йошики кивнул. Его дрожащие пальцы машинально нажимали на нужные кнопки, а в голове эхом стучала одна безумная мысль: надо рассказать всё Хиде. Может, вдвоём они смогли бы придумать, как выбраться из этой ловушки, в одиночестве Йошики явно не справляется, несмотря на все свои старания. Он чувствовал себя всё хуже с каждой петлёй. А сколько ещё таких повторений ему предстоит пережить? Непонятно. И абсолютно нет твёрдой уверенности в том, что Йошики не сойдёт с ума прежде, чем найдёт решение. С каждым самоубийством он ощущал всё большую пустоту внутри, словно всё начиналось заново, но что-то маленькое в нём всё-таки умирало.
Почему же Йошики до сих пор ни разу не попытался рассказать Хиде о том, что происходит? Пианист просто понимал, что Хиде ему не поверит, решит, что у мечтательного Йошики опять слишком разыгралось воображение. Йошики и сам бы не поверил, услышав от кого-нибудь подобный рассказ. Ведь ещё совсем недавно он был твёрдо уверен, что такие временные петли бывают только в фантастических фильмах. Но фантастика оказалась не просто реальной, а даже куда более страшной, чем её обычно показывали в кино.
А что, если попробовать прервать эту петлю раньше? В то же второе мая, а то и вовсе не дожидаясь смерти Хиде? Йошики нервно сглотнул. Давно бы попробовал. Если бы был уверен, что проснётся после этого.
— Йо… — Хиде тихо подал голос, наклонил набок голову и уткнулся носом в его волосы. — Всё в порядке? Ты какой-то задумчивый.
— В порядке, — Йошики улыбнулся ему, — просто немного не выспался.
— Тогда сделай мне одно одолжение… — Хиде перехватил его руку за запястье и вкрадчиво продолжил: — …Положи нож на место. А то ещё порежешь свои нежные музыкальные пальчики.
Тут только Йошики обнаружил, что сжимает рукоятку кухонного ножа, а указательным пальцем водит по его острию. Пианиста как ледяной водой окатили; он лишь подумал о том, чтобы прервать петлю, а рука уже сама собой схватилась за нож. Что ещё могут заставить его сделать одни только эти мысли?
Хиде, не дожидаясь ответа, отнял у него нож и отложил его подальше, тут же сплетая пальцы со своими. Поцеловал едва уловимо в макушку и обнял второй рукой за талию.
— Это не то, что ты подумал… — только и смог прошептать Йошики, чувствуя, как к щекам волной прилила кровь.
— Я ничего не думал, успокойся, — Хиде ободряюще сжал его пальцы. — Просто заметил, что ты зачем-то схватил нож. Верю, пожалуй, что ты не выспался.
Йошики медленно развернулся и уткнулся носом ему в плечо, обнимая обеими руками. Пальцы крепко сжали ткань жёлтой футболки, и он чуть слышно скрипнул зубами. А Хиде, явно даже не подозревавший о его жутких мыслях, потянул его за подбородок и прикоснулся к уголку рта.
— По-моему, тебе надо немного отдохнуть, — всё ещё тревожно протянул он. — И от музыки, и от рояля, и от всего остального.
— Я что, настолько плохо выгляжу? — Йошики криво улыбнулся.
— Не хуже обычного, — фыркнул в ответ Хиде, потираясь носом о его щёку. — Просто я сейчас подумал кое о чём… Может, как я вернусь из Токио, рванём куда-нибудь подальше, а? На какие-нибудь острова, — Йошики усмехнулся краем рта и запрокинул голову, подставляя шею его поцелуям. — Только представь, океан, солнце, пляж с белым песочком или коттедж прямо над водой… Сплошной кайф, никаких тяжёлых мыслей…
Хиде тихонько посмеивался, осыпая прикосновениями его горло, он словно уже начал уговаривать возлюбленного.
— Ты — моё ласковое солнце, Хиде… — почти простонал Йошики, чувствуя, как он прижался животом к подрагивающему телу. Поясница больно упиралась в край столешницы. Легонько лизнув мягкую кожу напоследок и расстегнув воротничок его рубашки, Хиде посмотрел ему в лицо своими сияющими глазами.
— Это не повод отказываться, — с усмешкой шепнул он, потираясь носом о щёку. — Так что скажешь?
— Давай поговорим об этом, когда ты вернёшься, — Йошики улыбнулся, очень надеясь, что Хиде не заметит печали в этой улыбке. Пианист ведь знал, что им обоим уже не суждено сюда вернуться. Если только не произойдёт чудо и Йошики не придумает, как из всего этого вывернуться. — Лучше скажи, ты не будешь против, если я подхвачу тебя после записи, и сходим поужинать?
— Только за, — обрадовался Хиде и сделал круглые глаза: — В японский ресторан?
— Пообещай не отнимать у меня жареную рыбу и не вытаскивать из неё кости… — Йошики поцеловал его в лоб, убрав с него длинную чёлку. Лицо Хиде исказила лёгкая гримаска. — Я очень ценю твою заботу, Хиде, но это уж слишком.
— Ничего не слишком. Мне нравится о тебе заботиться, — Хиде поморщил нос и прижал его к себе. — Кстати, об этом. Знаешь, мне не очень хочется бросать тебя тут одного…
— О чём ты? Я почти четыре месяца после распада жил тут один, да и до этого тоже, — Йошики фыркнул и нахмурился, картинно приложив пальцы к вискам. — Не самый приятный опыт, надо сказать…
В глазах Хиде мелькнула тень. Йошики показалось, что он случайно напомнил о чём-то очень неприятном; похоже, Хиде, как и он сам, в глубине души до сих пор переживает из-за распада группы и последовавшей за ним ссоры. Они оба скучали друг без друга. И оба боялись сделать первый шаг навстречу.
— Ну вот. Поэтому я хотел тебе предложить поехать вместе со мной в Токио, — Хиде увидел, как он нахмурился, и покачал головой. — Если откажешься, я не обижусь, честно. В конце концов, я всё равно вернусь максимум через пару недель…
— Не откажусь, — перебил его Йошики, Хиде дёрнулся и поднял на возлюбленного глаза. — Я и сам об этом подумывал. Тебе же наверняка не помешает моральная поддержка на премьере песни.
— Ты только ради этого готов лететь со мной? — счастливо прошептал Хиде и поцеловал его в скулу. — Принцесса, это так мило…
— Не только, — Йошики потянул его за волосы и усмехнулся краем рта. — Ещё ради того, чтобы за тобой присматривать. А то напьёшься на радостях и натворишь глупостей, как обычно.
Пианист обнял стиснувшего его в объятиях возлюбленного и прикусил губу. Если бы только Хиде мог знать, какие глупости он натворит, если Йошики не будет поблизости… Хотя неважно, натворит или не натворит — всё равно не выживет.
Теперь Йошики уже не отказывался от поездки в Токио, с горечью думая, что ему не хочется упускать ни одной из последних минут, которые они могут провести вместе.
Вечер в маленьком японском ресторане недалеко от студии прошёл вполне мирно. Хиде очень нравилось это местечко — всегда, когда им обоим приходило в голову пойти на свидание, гитарист пытался затащить Йошики именно туда. Самому Йошики казалось, что Хиде очень скучает по Японии, он явно так и не смог до конца привыкнуть к жизни в Лос-Анджелесе. Хотя Йошики знал, что причина любви к этому ресторанчику не совсем в этом. Вернее, совсем даже не в этом.
Хиде говорил, что эти посиделки напоминают ему о той самой встрече: о том, как десять лет назад в таком же крошечном баре на окраине Токио Хиде принял приглашение Йошики, чем круто изменил жизнь обоих.
Хиде от души веселился, радостно рассказывая о записи и ловко ковыряя палочками суши. Йошики слушал его, улыбался и потягивал красное вино из бокала. Он сегодня даже не стал чинить себе и Хиде никаких препятствий по поводу выпивки — самому захотелось расслабиться и хоть один раз провести время спокойно, а не в попытках не дать Хиде набраться. Закончилось тем, что они оба напились вусмерть, и домой пришлось возвращаться на такси.
Йошики не умел пить, его всегда уносило с нескольких бокалов. А тут он, распалившись, выхлебал целую бутылку вина, опьянел и абсолютно лишился способности соображать. В итоге Йошики, обычно не дававший себя даже за руку взять вне дома, только глупо хихикал, пока Хиде откровенно тискал его и чуть не раздевал на заднем сидении машины. Почти всю дорогу обратно они самозабвенно целовались; шофёр странно на них поглядывал через зеркало заднего вида и покашливал, но двум молодым мужчинам, окосевшим и предельно увлёкшимся только друг другом, не было до этого никакого дела. А потом наступил следующий этап весёлого приключения: еле стоящий на ногах и шатающийся Хиде с маньячной улыбкой вытаскивал любовника из такси — со стороны выглядело, наверное, безумно смешно — запирал дрожащими пальцами входную дверь, за талию поднимал окончательно потерявшего связь с реальностью Йошики, перекидывал его через плечо и волок в спальню, одновременно беспардонно тиская за задницу и пару раз чуть не навернувшись с лестницы вместе со своей драгоценной ношей. Висеть вниз головой, да ещё на такой шаткой «опоре», было не особенно приятно, но Йошики хохотал и колотил ладонями по его спине. До кровати они добрались без повреждений просто каким-то чудом.
— Йо-о-о-о… Ты такая прелесть, когда пьяный… Ик! — Хиде еле выговорил эту фразу и наугад ткнулся в любовника. В губы не попал, угодил куда-то в подбородок. — Та-а-акой распутный... Я хочу тебя трахнуть прямо сейчас!
— Я всегда прелесть… А ты грубиян!
Распалившийся Йошики только ёрзал под ним и пытался отпихнуться руками, пока его довольно грубо раздевали. Он и сам дёргал края водолазки Хиде, запуская руку под одежду, прерывисто гладил грудь и живот, зажимая пальцами соски. А Хиде и вовсе будто обезумел: он сверкал глазами, целовал и кусал возлюбленного везде, куда только мог дотянуться, терзал его губы жадными прикосновениями. Как и обычно, в пьяном виде он был неуправляем, и вся его нежность разом куда-то задевалась, превратившись в жадность. Впрочем, Йошики и сам не хотел сейчас, чтобы с ним нежничали и осторожничали — наоборот, расслабленное, разгорячённое тело требовало, чтобы его взяли грубо, отлупили до красноты и синяков, заклеймили засосами и кровоточащими укусами. И судя по тому, с каким рычанием Хиде зацеловывал его, этого следовало ожидать.
Рывком дёрнув вниз болтающиеся на бёдрах кожаные брюки, Хиде жадно поцеловал его живот, а потом широко лизнул его, запустив на секунду язык в ямочку пупка и с каким-то садистским удовольствием во взгляде отметив, как Йошики выгнулся дугой от такой ласки. Гитарист похабно облизал припухшие губы и склонился чуть ниже; и Йошики охнул, когда любовник резко взял его ртом. Пальцами Йошики почти яростно вцепился ему в волосы, грубо оттягивая ярко-малиновые пряди назад. Но это был почти машинальный жест. Хиде же не обратил на это никакого внимания, он сосал страстно, почти самозабвенно, пытаясь пролезть под кожу ловким языком, обжигая дыханием и закатывая глаза. Помогая себе рукой, он тёрся щекой о живот, слегка поддаваясь пальцам возлюбленного. Йошики до крови прикусил губы и откинулся на подушку, слегка разводя бёдра и чувствуя, как Хиде царапает их ногтями. Пах буквально горел, приоткрытый рот всё никак не мог захватить достаточно воздуха. Так горячо, безумно…
— А-ах… — наверное, выпитое спиртное наконец опять с силой ударило в голову, потому что Йошики сжал пальцами пряди волос гитариста и неожиданно даже для самого себя капризно протянул: — Хиде, а ты знаешь, что сосать у тебя получается гораздо лучше, чем говорить?..
Зрачки в светло-карих глазах резко сузились, превратившись в точки. Хиде тихо фыркнул и, лизнув напоследок выступающую косточку на бедре, одним рывком перевернул его на живот и приподнял, дёргая к себе. Йошики шатался, трясущиеся руки с трудом держали его, перед глазами всё так и расплывалось в разноцветные пятна.
— Ау-у-у! — Хиде смачно ударил его ладонью по ягодице, и Йошики взвыл, наугад попытавшись лягнуть его. — Поаккуратней, пьяный… Пьяный дурак!
— Сам-то еле… Ик… Ползаешь… — прокряхтел Хиде ему в ухо. До синяков сцепив пальцы на животе, он поцеловал плечо и зарылся носом в русые волосы, а Йошики нетерпеливо зашевелился под ним.
— Да трахни ты меня уже, достал тянуть!
И уже буквально через пару секунд Йошики содрогался под мощными ударами его бёдер. Было больно, очень, пианист кривился, упираясь ладонями в подушку, и громко вскрикивал. Над ухом слышалось тяжёлое дыхание, теперь уже Хиде грубо тянул его за волосы, заставляя запрокинуть назад голову и осыпая поцелуями-укусами шею. Безумие, казалось, овладело сразу обоими, затуманив сознание целиком и полностью. Понадобилось всего пару минут, чтобы привыкнуть к такому положению: Хиде — к тому, какую неограниченную власть он получил, а Йошики — к тому, что можно наслаждаться этими грубостью и властью, целиком отдаваясь в руки возлюбленного. И в замутнённом сознании всё-таки промелькнула простая мысль: «Может, напиваться временами вот так бывает даже весело…»
…А утром Йошики, охая и кривясь от головной боли, еле-еле встал с постели и с содроганием рассматривал в ростовом зеркале собственное изувеченное тело. Его будто вампир искусал, можно было смело думать, что у Хиде острые, как бритвы, клыки вместо нормальных человеческих зубов. Бледную кожу покрывали красные пятнышки и ранки разных размеров, спина и плечи были расцарапаны, на животе проступало несколько тёмных кровоподтёков от пальцев Хиде. Впрочем, тело, как порой казалось Йошики, уже привыкло к постоянным синякам и засосам.
— Да ладно тебе, Йо, — сдавленно хрюкнул с кровати Хиде, лениво развалившийся на подушках и осоловело хлопающий мутными глазами. — Не делай лицо вселенской скорби, они тебе идут… Хоть немного внимание от твоей бледности отвлекут, а то вечно ты как смерть.
— Сам ты смерть, — простонал Йошики, трогая пальцем серые пятна на талии. — Аргх, ни за что больше не буду пить с тобой!
Глянув на возлюбленного через плечо, он увидел, как Хиде приподнялся на локте и хищно улыбнулся.
— Поздравляю, это твоё тысячное, юбилейное обещание, что ты бросишь пить… Или уже тысяча первое? Блин, не помню. Ты после каждой попойки это говоришь, трезвенник ты наш. И пить со мной ты будешь, ещё как, это не обсуждается.
Йошики швырнул в него схваченную с кресла плоскую подушку.
— А вот и не буду!
— Йо-о-о, — Хиде легко поймал «снаряд» и облизнул губы, — слушай, а кто лучше в постели, я или Тайджи?
Йошики показалось, что вся кровь разом прилила к щекам. Хиде никогда не позволял себе задавать ему такие откровенные вопросы, и сейчас, всё ещё не протрезвев, то ли случайно, то ли нарочно попал в больное место. Гневно фыркнув, пианист вздёрнул нос:
— Сам проверяй, какой он в постели, если тебе интересно!
Хиде расхохотался и обрушился на подушку, а очень довольный собой Йошики принялся поправлять встрёпанные волосы.
***
Хиде снова не пережил утро второго мая. В этот раз Йошики обнаружил его лежащим на полу в ванной, со струйкой свернувшейся крови на лице — похоже, он вылезал из душа, у него закружилась голова, и он упал, приложившись виском об край прямоугольной раковины. Опять случайность, замыкающая страшную цепочку.
Тоши бережно баюкал помертвевшего пианиста, гладил его по волосам, а Йошики даже не пытался вырваться из его рук, закрыв глаза и стараясь задушить в себе рвущийся наружу вопль. Похоже, пустота в этот раз милостиво уступила место боли, позволив той наконец кромсать душу и сердце в клочья.
«Как же я устал от всего этого, кто бы только знал…»
У него опустились руки. Йошики уже просто не знал, что ему делать. Надежда на то, что он сможет всё исправить, таяла с каждой секундой.
Он тихонько пошевелился в руках друга и тяжело вздохнул. Мелкие слезинки скатились по щекам, и Тоши бережно вытер их, задержав на секунду кончики пальцев на губах. И Йошики почувствовал, как застарелая злость опять подняла голову из глубины души. Тоши не был таким нежным и заботливым, когда уходил, в тот момент его вообще не беспокоило, что чувствовал Йошики и остальные ребята. И теперь его поведение казалось просто мерзким лицемерием.
Йошики всё-таки сбросил с себя его руки и встал. Подошёл, шатаясь, к роялю и присел на скамью, поднимая крышку. Начал было наигрывать мелодию, но тут же скривился и сжал кулаки.
— Йо… — Тоши сзади обнял его за плечи. — Не мучай себя.
Мучить… Йошики стиснул зубы. Вот уж подходящее слово. Играть не хотелось. Вообще. Руки словно не слушались пианиста, постоянно попадая не по тем клавишам и извлекая непонятные звуки. И это давало понять всю глубину собственного внутреннего слома. Рояль ведь всегда был отдушиной Йошики, в тяжёлых ситуациях срабатывая лучше любого антидепрессанта, он всегда успокаивался, когда играл. А теперь даже эта налаженная схема дала сбой. Скорей всего, из-за того, что Йошики машинально начал наигрывать мелодию «Forever Love». Некогда самая любимая из всего репертуара, сейчас она вызывала у Йошики мрачную меланхолию. Стоило лишь музыке начаться, ему сразу же виделась залитая разноцветными огнями сцена, Тоши, поющий срывающимся голосом, и плачущий Хиде с гитарой.
Только вот Тоши сейчас был рядом, а Хиде нет.
Йошики с грохотом захлопнул крышку, едва не прищемив себе пальцы, и упёрся в неё лбом, сгибаясь в три погибели. Больная спина тут же заныла, протестуя таким нагрузкам.
Этот последний лайв точно стал персональным сортом ада для каждого участника. Йошики и Тоши демонстративно отворачивались друг от друга, а остальные ребята метались между ними, не зная, что и делать. Пата и Хис держались относительно спокойно — первый вообще всегда был на редкость хладнокровным и молчаливым и никому особо не показывал, что у него на уме, а второй присоединился к группе всего несколько лет назад, после ухода Тайджи, и ещё, казалось, не успел даже толком привыкнуть к остальным. А вот Хиде сломался. Он постоянно чуть ли не со слезами спрашивал у Йошики, правда ли это, пытался примирить их с Тоши, напомнить о былой крепкой дружбе, и очень расстраивался, видя, что ничего у него не получается. Но в конце концов в этом открытом противостоянии он принял сторону Йошики, хотя и продолжал надеяться на чудо, даже подбил Йошики устроить этот последний концерт.
Пианист был почти уверен, что если даже не распад дал начало петле, то он явно сыграл в ней не последнюю роль, потому что это точно был сильный удар под дых. Как для Хиде, так и для самого Йошики.
— Оставь меня в покое, Тоши. Я не нуждаюсь в твоих утешениях, со мной всё в порядке.
Йошики произнёс это холодно, почти сквозь зубы; скосив глаза, он глянул на бывшего друга отстранённым, злым взглядом. Тот не испугался и слегка скривился, рукой взъерошив длинные чёрные волосы:
— Ты всё время молчишь, куришь и глотаешь слёзы. Это, по-твоему, порядок?
— Вполне. А ты что, ждал, что я буду с воплями кататься по полу, рвать на себе волосы и биться затылком? А ты, как само благородство, будешь поднимать меня, качать на ручках и нести хрень?
В первый раз Йошики действительно выл в голос и разнёс комнату почти на щепочки, разорвав все ноты и сломав всё, что ломалось. Но сейчас всё это стало до такой степени привычно, что вызывало раздражение.
Прежде чем оторопевший Тоши пришёл в себя, Йошики молнией метнулся к окну, почти вспрыгнул на подоконник и ударом ноги выбил стекло. Мелкие осколки со звоном полетели в стороны, ночной воздух окутал его, трепля края белой рубашки и неаккуратно швыряя в лицо волосы.
Тоши, осознавший, что он задумал, вцепился в него, пытаясь стащить с подоконника. Но Йошики дёрнулся особо сильно и шагнул в пропасть. Надоело уже каждый раз резать вены — больно и долго. Если уж ему суждено погибнуть сегодня, пусть эта смерть и пробуждение будут хотя бы быстрыми.
