Она заговорила. Слегка хрипловатый, грубый, даже прокуренный голос, вещал мне чью-то жизнь. Мне было все равно, я не понимала, зачем она рассказывает мне все это, и единственное, о чем я думала в момент ее исповеди, что такой голос не может принадлежать этому невесомому телу. Моментами у меня складывалось ощущение, что она вот-вот растает и исчезнет. Мне почему-то кажется, что она тоже думала об этом. Хотя нет, эта девушка-без-возраста точно знала это.

Ты был небесным парусником, затерявшийся в пучине морских волн. И только свет маяка, ярко сияющий из глубин моего сердца мог показать тебе путь. Он привел бы тебя домой. И я знала, что в этой адском котле жизни, где мы добровольно себя уничтожили, мы и есть панацея. Мы и есть смерть.