У него всё здорово, всё отлично: третий курс менеджмента, любящий молодой человек – уже целых шесть с половиной месяцев, – хорошие друзья и съёмная квартира в Москве. В свой двадцать один год он счастлив на зависть всем. Одна проблема: Антон девственник. Вот так.

У Арсения в голове мысли роятся беспорядочно, налетают друг на друга ураганом из обрывков предложений: куда пропал дядя, почему от давящих стен коттеджа нельзя спрятаться под одеялом, сколько ещё времени Антон Шастун будет занимать все его мысли? Ау, в котором сила электрического заряда между не-соулмейтами обратно пропорциональна уровню совместимости. Проще говоря, чем больше человек подходит другому человеку – тем меньше заряд.

— Это какой-то сюр, — Антон утыкается лицом в собственные ладони. — Не может быть такого. Он же не в фильме, в конце-то концов. Он просто на работу ехал, а на выходе получил плохую пародию на Алису в зазеркалье. Только его «Антон в праведном ахуе» вообще не планирует становиться культовым произведением. Скорее, сводит Шастуна с ума: медленно и точечно, чтобы побольше помучился.

Звёздный вокруг вдруг сжимается до размеров спичечного коробка, в котором Арсению тесно, в котором Арсению даже воздуха не хватает. В спичечном коробке тревожно и неуютно. Кажется, что случайный прохожий – без лица, личности, самого своего существа, – шаркая ногами по картонному полу, знает про Арсения всё. Он чувствует на себе чужой взгляд, спотыкается и чуть не летит носом в снег. Прохожий не останавливается, даже глазом не ведёт. Ему всё равно. Но он всё равно знает.

После того, как Арсений – с лупой, господи боже – десять минут рассматривает его лицензию, Антон всё же решает начать ритуал. Заново поджигает затушенные до этого свечи, аккуратно поправляет магическое зеркало и просит Арсения держать наготове безымянный палец правой руки. Арсений отрывается от лупы и лицензии, выразительно смотрит поверх Антоновой головы и тихо спрашивает: — Зачем это? — А кольцо обручальное я, по-вашему, вам на нос одевать буду?