Да вот именно в этом и дело. Кто? Я, знаешь, хожу иногда, с людьми общаюсь, и задумываюсь, а с кем я вообще говорю? С деканата с тёткой этой говорил. Смотрю на неё и думаю, со мной Алла Кондратьевна говорит или противогаз её? Самой же её не видно. Голос только, и тот считай через маску слышится. Или на остановке люди. Как манекены просто, куклы. Ни эмоций, ни осмысленности. Одни телодвижения. Иногда я задумываюсь, а где я? Может, и меня нет?

Виталий не припоминал, чтобы дверью пользовались, она была наполовину заставлена коробками. Около ручки — массивный ржавый замок. Стучали с той стороны. Виталий резко саданул дверь кулаком и громко выругался самым низким голосом, которым мог. Стук затих, но через секунду повторился с новой силой. “Ах вы сволочи”. Виталий быстрым шагом вернулся в каморку. Порывшись в ящиках стола, схватил старый потемневший ключ.

Фёдор сидел в углу больничной палаты. Бинты, закрывающие его левый глаз, были неудобными, давили. Не хотелось больше кричать и драться с персоналом. Не хотелось ни есть, ни пить, ни вообще что-либо делать. В памяти вязко текли мысли, медленно проплывали мимо него. И лишь демоны всё снова и снова кричали в нём: “Ты раздавлен, предан, оболган. Ты волк. Волк, ищущий добычу, санитар, жаждущий крови.”