Панк-рок – это свобода. Чтоб быть панком, нужно соответствовать своду правил. Абсурд? Горшка, впрочем, волнует не это: Горшка волнуют странные порывы, которые он испытывает к Андрюхе. В общем-то, все, что Горшку нужно – чтоб Князь подтвердил: это норма, и в порядке вещей – так любить лучшего друга. Потому что сам Горшок едва ли может себе что-то позволить – у него наглухо задраены заслоны в голове, на которых и заканчивается та самая вымученная свобода.

Это случилось в пьяном угаре, на адреналиновом драйве, на постконцертном отходняке – мало с чем можно сравнить ощущение, когда покидаешь сцену – а вслед тебе заведенная толпа тысячей голосов орет слова твоей же песни. Доставляет? Вставляет? Размазывает... Горшок же был вмазан чем-то своим, потому не задумываясь творил дичь, которую потом обязательно придется разгребать...

У Уэнсдей Аддамс определенно наличествовала тяга к монстрам. И почему-то, когда она увидела в лесу обернувшуюся волком Энид... Которая, в первый раз перекинувшись, одолела хайда... Уэнсдей к ней почувствовала... Нечто новое. Энид Синклер, если задуматься, мимикрировала гораздо лучше притворщика-Тайлера. Она была милейшей девочкой в ярких нарядах, казалось, не способной обидеть даже муху. Она была, как оказалось, зверем, способным растерзать.

Виктор думал, что ему хочется смотреть на Джейса Талиса лишь из естественной человеческой потребности любоваться тем, чего сам лишен. Не завидовать, нет. Понимать: быть энергичным, здоровым, физически привлекательным – счастье, выпавшее кому-то при рождении. Такое чуждое ему ранее чувство восхищения не знанием, а человеком – отчего же от этого чувства непривычно горчит во рту?