Миша ухмыляется, читая текст на вкладыше, и смотрит в окно. Пока осень теплыми волнами вливается в тихий и спокойный Питер, он сидит на кухне в его рубашке и чувствует себя счастливым.
Верить нет сил. И не то чтобы некому или нечему, но как–то не получается. Бог надежд не оправдал, а возлагать все свои проблемы на близких людей — слишком эгоистично. И поэтому под закрытыми веками выжигается фраза: я больше не верю в это. И под «этим» подразумевается всё.
Сказки, которые рассказывала Даня, были самой важной вещью в жизни Миши, потому что, волею судьбы, имя ей досталось... странное. Миша. Где вы видели, чтобы девочку звали Мишей? Поэтому радостей у нее было немного, а голос Дани из наушников спасал от плохого настроения и затяжной депрессии.
Будильник нападает на сонное сознание подобно Гитлеру: без предупреждения и почему–то в 4 часа утра. Сегодня первое сентября, завтра — второе, а послезавтра — суицид посредством выхода к доске на литературе, потому что Вера Павловна, в отместку за отвратительно проведенный отпуск, обязательно задаст на дом выучить наизусть что–нибудь из Маяковского, которого Миша воспринимает только на пьяную голову или из уст не менее пьяного Дани.
Миша мечется по кухне. Даня наблюдает за этим, стоя в дверях. Он подпирает плечом косяк, а в его голове мысли носятся с молниеносной скоростью. Что–то произошло. Что–то происходит. И дело не в наступающей грозе.
Слово «друг» висит между ними водяной завесой: оно не ощутимо в полной мере, но мельчайшие частички давят на сознание. Это единственная грань, которая еще осталась между ними. Но и она настолько тонка, что проще назвать, сколько раз им удалось ее не пересечь, чем посчитать те разы, когда эта грань не спасала.
— Бля, обожаю Питер за его погоду. Вот нахер нам очередной дождь? — ворчал Рэнделл, открывая двери квартиры. — Я промок до рубашки. Пиздец.
— Последним словом ты озвучил все мои мысли.
Или я схожу с ума, или что–то действительно идет не так. Миша отдаляется — я пытаюсь его удержать — и в итоге чувствую, что все становится еще хуже. Нам нужно поговорить. Эта необходимость висит в воздухе, висит над нами, когда мы вдвоем, но никто так и не решился завести разговор первым.
Смотря на то, как Совергон обнимает свою девушку, я чувствую, как растет боль в животе. Все просто: это гниют остатки пресловутых сдохших бабочек. И я гнию вместе с ними.
Из–за грозы отключены телефоны, нет доступа в интернет, да он и не нужен. Сейчас даже все равно, что там за окном. Они растворяются друг в друге каждой клеточкой тела.
«Рэнделл, я тебя люблю!», «Привет, как дела?», «Обожаю твои видео!» — пролистывая личные сообщения в «ВКонтакте», известный видеоблоггер и летсплейщик Рэнделл натыкался на однообразные послания, пришедшие одно за другим.