Summer's End

Он возвращается через двадцать минут после полуночи. Ты ждал его несколько часов в тёмной гостиной, не осмеливаясь включить свет и даже пошевелиться, потому что он сказал ждать здесь, и если ты не... Детский страх, возможно, но ты не можешь ему сопротивляться, не сейчас. И вот он здесь. Его силуэт очерчевается светом из коридора, будто он господь, спустившийся с небес. У него тёмные глаза. Ты благодаришь бога, в которого не веришь, и встаёшь, притягиваешь его к себе, жадно целуешь. У него прохладная кожа, он на вкус как дождь, как пыль, как кровь, и это странно, но тебе плевать, потому что он здесь. Только теперь ты понимаешь, как сильно верил, что больше никогда не почувствуешь это. Ты отстраняешься. — Что случи-... Он прерывает тебя глубоким поцелуем, и да, намёк понят. Ты закрываешь глаза, пытаясь избавиться от страшных сценариев в голове, которые обдумывал последние несколько часов, избавиться от всех тошнотворных кошмаров, которые преследовали тебя во снах недели, месяцы. И на удивление, это несложно. Ты прижимаешь его к себе, он приподнимается на носочках, чтобы дотянуться до тебя, мышцы его шеи напрягаются от желания приблизиться ещё больше. Ты прижимаешь его к стене и ведёшь рукой по шее. Его затылок кажется влажным, но когда ты убираешь руку, она сухая. Ты непонимающе моргаешь. — Ты?.. Он заставляет тебя наклониться и снова целует. Его язык толкается в твой рот, и ты снова ощущаешь металлический вкус крови, но не видишь и не чувствуешь никаких ран. Он что... Неважно. — Пойдём, – говоришь ты. Ты берёшь его за руку и ведёшь в спальню, толкаешь на кровать и седлаешь его. Ты наспех стягиваешь с себя рубашку. Джим не присоединяется. Он просто лежит на спине, смотря на тебя каким-то голодным взглядом, слишком пристально, даже по его меркам. Ты наклоняешься и целуешь его. Он кладёт руки тебе на талию. Есть что-то странное в его прикосновении, что-то как будто острое, прямо как в тот раз, когда он работал в своей импровизированной лаборатории, а потом был весь наэлектризован, и каждое прикосновение буквально вызывало искры. — Тебе нужно?.. – пытаешься спросить снова, но его рука закрывает тебе рот. Ты инстинктивно отстраняешься от прикосновения. Будто кубик льда поцеловал. Ты разводишь борты его пиджака, начиная расстёгивать рубашку. Недостаток света играет злую шутку со зрением, из-за чего он кажется бледным как снег. Конечно, он никогда не был смуглым, но сейчас он выглядит вообще бесцветным. Как высохший труп. Он садится, и ты стаскиваешь с него рубашку. Он сразу же обнимает тебя за плечи и притягивает к себе, грудью к груди. Он чертовски холодный. Ты хватаешь его за талию и переворачиваешься, позволяя ему сесть сверху. Он упирается руками в твою грудь, но не проявляет инициативу, и это раздражает. Джим всегда был властным в постели. Такая пассивность ему не свойственна. Что, чёрт подери, случилось? Ты импульсивно расстёгиваешь его ремень, ширинку и суёшь руку в штаны. Ничего. Ты смотришь вверх, опасаясь того, что можешь увидеть. Но это просто Джим, смотрящий на тебя. Жар его глаз компенсирует холод кожи. Ты облизываешь губы, пытаясь придумать, что сказать. Громкий хлопок заставляет тебя вздрогнуть. Мгновение спустя в небе раздаётся гул, за которым следует сильный стук дождя в окно. Гроза. Джим убирает твою руку и толкает тебя в плечо. Ты ложишься на спину, кладёшь руки на его бёдра, борешься с паникой, как и всю грёбаную ночь до этого, но он здесь, он в безопасности, разве этого не достаточно? Нет. Конечно, были случаи, когда Джим не хотел секса, но это происходило редко, в основном из-за усталости. Сейчас он не выглядит уставшим. Или... Или выглядит, это странно, как будто ты никогда не видел такое выражение его лица. Как будто на тебе другой человек, просто одетый в кожу Джима. Но затем он наклоняется и целует тебя. Нет, это всё-таки Джим. Он расстёгивает твои джинсы и скользит рукой по животу к члену. Он уже наполовину твёрдый, но пальцы Джима всё ещё безумно ледяные, и контраст блаженного прикосновения с укусом холода... Ты рычишь. Джим закрывает глаза и почти целомудренно целует тебя. Стук дождя продолжается, перемежаясь со вспышками молнии и раскатами грома. В других обстоятельствах было бы уютно находиться здесь, в тепле, пока на улице чёртов поток разрывает небо на части, но не сейчас, когда по комнате мелькают чёрные тени, Джим страдает от сильного переохлаждения, а у тебя горький ком в горле от ужаса. Тем не менее, это всё же интимно. Джим наклоняет голову и углубляет поцелуй, держа в руке твой член и нежно сжимая его. Он на вкус как иней: холодный, хрупкий и горький. Ты издаёшь тихий жалобный звук, обхватываешь его за шею. Снова кажется, будто его волосы влажные, но твоя рука сухая. Должно быть, вымотанность, адреналин и стресс сводят тебя с ума. Может, холод его кожи – это тоже осечка твоей нервной системы. Джим спускается ниже, целуя твою шею. Он осторожно прихватывает зубами твою яремную вену, а затем сильно кусает. Ты чертыхаешься, вздрагиваешь под ним, тянешь его за волосы и что-то... Чёрт, ты что, вырвал ему волосы? Нет. Но почему ты почувствовал прядь волос в руке? И что-то ещё, что-то острое, как осколок стекла, но твёрже... Джим сдвигается, меняя позу. Он располагает руки по бокам, необычайно аккуратно придерживая тебя. Ты приподнимаешься на локтях, чтобы увидеть, как он оставляет прохладные поцелуи на диафрагме, животе, бёдрах... Затем кончик его языка касается твоего члена, и ты материшься, потому что это, чёрт возьми, не похоже на обычное прикосновение. Больше похоже на то, что он залез тебе под кожу, схватил рукой нервы и скрутил. Он скользит губами по твоему члену, беря его глубоко. Ты закусываешь губу, падаешь на матрас. Его ногти царапают твою грудь, оставляя после себя тёплую успокаивающую боль, что-то, что наконец-то кажется благословенно реальным и знакомым, потому что всё это... Ты снова садишься, берёшь его за плечо и тянешь наверх. Он позволяет без всякого протеста. Это тоже совершенно не в его характере. Пару секунд он просто сидит, упираясь коленями в твои бёдра и нерешительно держа руку на груди. Как будто ждёт чего-то. И его глаза... Ты притягиваешь его к себе и снова целуешь. Он подскакивает и давит на тебя, пока ты располагаешься полулёжа на подушках. Он всё ещё в штанах, а у тебя такое непреодолимое желание почувствовать, что ты останавливаешь его и тянешь за пояс. Он освобождается от штанов и трусов (слава богу), ты помогаешь ему снять их и отбрасываешь в сторону. Он наконец-то голый. Сверкает молния, на секунду освещая тёмную комнату, чёрные глаза Джима, тени между его рёбрами и возле тазовых костей. Ты приподнимаешь бёдра и стягиваешь джинсы. Он убирает их, даже снимает снимает с тебя носки. Ты поджимаешь пальцы, хотя (или потому что) он очень нежен. Он снова спускается вниз, почти ложится на тебя. Грудью груди, бедром к бедру. Ты даже чувствуешь бедром его член, но он всё ещё не возбуждён, никаких признаков интереса. Ты опускаешь руку ниже, но он тебя останавливает, взяв за запястье, и осторожно кладёт твою руку на свою талию. Он прижимается губами к твоим губам. Его рука медленно скользит вниз по твоей груди, останавливаясь на сердце, прежде чем спуститься ниже. Ты обнимаешь его за плечи, прячешь лицо в изгибе шеи и покрываешься мурашками, когда он грубо кусает тебя за горло. Он жив. Он жив и в безопасности, и да, он живой, он живой, живой, живой... Его рука хватает твой член. Ты шипишь и ёрзаешь по простыни, он берёт тебя за подбородок и поднимает твою голову, заставляя смотреть на себя. Бездонные глаза. Грёбаное клише, но именно так это выглядит, будто за его радужкой зияет что-то тёмное, старое и ужасное. Он вовлекает тебя в поцелуй, его рука на твоей челюсти, на шее. Он медленно дрочит тебе, и ты дрожишь от того, как сильно его хочешь. Он кусает твою губу. Ты стонешь, будучи на грани. Поднимаешь руку, чтобы погладить его затылок, и снова чувствуешь эту странную влажность, вырванные волосы, твёрдые осколки и что-то мягкое, упругое. У него во рту привкус крови, хотя он целует тебя нежно. В воздухе пахнет пылью, порохом и мокрым гравием. Ты резко отстраняешься, хрипишь его имя на грани от того, чтобы кончить. Его взгляд прикован к тебе, и ты не можешь не смотреть на него, не можешь моргнуть, пойманный в ловушку, тонущий... Сверкает молния. — Себ, – выдыхает Джим. Ты кончаешь.

***

Ты просыпаешься в пустой кровати. Это не необычно. Постельное бельё на стороне Джима не смято. А вот это необычно. Ты трогаешь шею, рот: они должны быть помечены, должны болеть. Но ничего. Никаких красных полос на груди. Никаких отпечатков зубов над яремной впадиной. Нет его послевкусия на языке. Ты встаёшь и подходишь к окну, которое всё ещё мокрое. Открываешь его и собираешь рукой капли дождя с внешней стороны. Вдыхаешь холодный воздух. Гроза кончилась. Внизу какой-то шум. Ты одеваешься и спускаешься на первый этаж. Там люди, твои сотрудники, тащат тяжёлый мешок для трупа. — Застрелен прошлым вечером, – говорит один из них, смотря на тебя так, словно ждёт, что ты что-то скажешь. Ты молчишь. Парень расстёгивает молнию, а затем разворачивается и уходит, забирая остальных с собой. Дверь закрывается, оставляя тебя наедине с... Ты с усилием смотришь вниз. Он выглядит бледным. Белым, обесцвеченным. Как высохший труп. Ты встаёшь на колени, протягиваешь к нему руку и осторожно поворачиваешь его голову. Затылок представляет собой месиво из крови, осколков кости и оголённого мозга. Твоя рука влажная.