***
Чёрный кофе — наверняка с сахаром — оладья и мёд стоят на столе. Сонный Кавех, потирая глаза, замечает завтрак и улыбается. Уж точно ясно, кто его заботливо оставил. Он чешет затылок и направляется в ванную срочно окатить лицо холодной водой, чтобы прозреть и проснуться. Несмотря на дикое желание прямо сейчас вернуться в кровать и проваляться до самого вечера, сначала надо позавтракать и сделать какую-никакую зарядку. Поясницу, которая приятно ноет, — размять. Кадры прошлой ночи в миг перед глазами встают. Уши помнят, как в них с жаром шептали признания, похвалу и благодарность. Кавех правда очень старался для аль-Хайтама. Он так давно мечтал отдать всего себя в сильные руки, что не мог не выложиться по полной. Помнит, как просил о большем, надеясь раз и навсегда забыть то, как с ним в такой же ситуации обращался бывший. Хайтам совсем другой: нежный, заботливый и по-настоящему страстный. Секс с ним ощущался так правильно и волшебно, он действительно подарил настоящее удовольствие, которого Кавех давно не чувствовал. И вот, стоя перед зеркалом, он проводит пальцами по красному следу на шее, и чувствует, как мурашки бегут к низу живота. Щёки краснеют: какой же он…! Слов не хватает на себя — озабоченного. Но как тут не возбудиться, когда лишь пару часов назад плавился от каждого прикосновения, каждого толчка и слова? Душ должен привести в чувства, так Кавех думал, когда встал под холодную струю. Но, увы, сработало иначе. Контраст температур сыграл злую шутку с телом, и отделаться от своего воображения уже не выйдет. Кавех ягодицы сжимает, ноги сводит, чуть сгибается в спине, и вновь краснеет из-за собственных же мыслей. Как хочется, чтобы аль-Хайтам прикоснулся к нему прямо сейчас. Чтобы прошептал на ухо нечто пошлое, провёл пальцами по низу живота. Устроить это невозможно, так что в ход идёт фантазия. Кавех рукой касается возбуждённой плоти, не открывая глаз, ведь в его голове это вовсе не его рука. Плавными движениями и очень медленно водит по всей длине, задевает ногтями тонкую кожу и сквозь зубы шумно выдыхает. Ноги предательски подкашиваются, заставляя облокотиться на стену. Что же с ним делает один обыкновенный, но такой необычайный человек? Ни разу, думая о Марсаде, Кавех не желал уединиться со своими мыслями. А сейчас он в душе, дрочит себе и жмурит глаза, чтобы как можно меньше света проникало под веки. Во тьме ведь вырисовывается накаченная грудь, руки и пресс Хайтама, которые столь жадным касаниям подвергались. Кавех изгибается в пояснице и сжимает простыни над головой. Его рот уже очень давно не закрывается: то стоны, то жадные вдохи, то чужой язык заставляют держать его открытым. Хайтам напорист, но в этой жёсткости скрыто невообразимое количество любви, которую он показывает уже новым для обоих способом. Тот держит за талию, сидя между трясущимися от возбуждёния до предела ног. — Хайтам! Б-быстрее, прошу! — Кавех отбросил стеснение вместе с одеждой, куда-то туда, когда-то там. В его руках уже не ткань, а пальцы любимого, и они успокаивают. — Так хороо-о… Хайтам, мне так хорошо с тобой. Рука берёт член в кольцо и двигается невероятно быстро. Кавех дышит открытым ртом и слизывает с губ падающие капли воды. Поток возбуждения сконцентрирован в паху и не даёт и секунды на отвлечение. Стоять скользко, но он помогает себе второй рукой, упирается ей в стену и шумно выдыхает. На этом моменте дыхание окончательно сбивается с ритма и становится рваным. Сердце колотится предельно быстро, ведь в воспоминаниях стойкий голос аль-Хайтама. «Кавех, милый», — тяжело сглатывает. «Кави, я на пределе», — и кисть замедляется, однако держится крепче. С уст слетает протяжный стон, смешанный с именем его уже парня. — Х-хайтам… — последние несколько толчков сопровождаются движениями таза и вместе с водой по ногам стекает эякулят. Этим вечером аль-Хайтам не отвертится.***
После ударного принятия душа Кавех всё же улёгся в кровать. Он словно забег совершил, настолько сильно выдохся. Принцип, следуя которому он должен сразу после пробуждения заполнить голодный желудок, отмёл куда подальше. Идея полежать в кровати и помечтать об аль-Хайтаме ещё немного, завлекает гораздо больше. Руками всё ещё трогает себя под футболкой и прекрасно помнит, как перед сном его гладили чужие. Бесспорно: вчера был лучший день, но и каждый новый будет именно таким. Отныне и на всю жизнь. Кавех даже мысли о потере своего парня не допускает, им в буквальном смысле нет места на существование в этом мире. Пальцы лениво перебирают и разглаживают складки на простыни, пока Кавех скролит ленту соцсети. Ничего интересного в ней нет — на паблики подписан только ради периодического отвлечения от внешнего мира. Вот как сейчас: листая фотографии котиков и всякие мемы, сознание полностью отключается и в моменте деградирует, как принимает Кавех такие свои порывы бездумного времяпрепровождения перед экраном смартфона. Несмотря на это, позволяет себе расслабиться и понежиться в тёплой постели. Всё же сегодня он берётся за реализацию большого проекта, и нужно набраться сил перед работой. Мой, 11:17 Проснулся, Принц? Надеюсь, ты увидел завтрак.bestboobs, 11:18
доброе утро, завидуй молча
да, проснулся и позавтракал
Небольшая ложь не повредит, учитывая то что Кавех подскочил с места сразу, как только увидел сообщение. Сердце у него затрепетало, словно его владелец впервые в жизни испытал романтические чувства. Мой, 11:18 Я рад. Умница. Буду сегодня на час раньше, не скучай. И в конце аль-Хайтам отправляет стикер с кошечкой, который уж очень нравится Кавеху, отчего он восторженно визжит, прижимая телефон к груди. Интересно, когда-нибудь он перестанет радоваться этому жизненному повороту, благодаря которому сидит в кровати аль-Хайтама, ест с ним за одним столом и спит вместе с ним? Точно не в ближайшую неделю. А ещё интересно, куда испарились все страхи и больные воспоминания от краткосрочного пребывания рядом с Марсадом… Интересно, но мало — совсем — не волнует. Пошли бы они куда подальше со своими тенями и длинными чёрными лапищами, которые во сне приходили, утаскивали в пучину кошмаров. Аль-Хайтам настолько яркий, что своим светом разрубает тьму, прямо как в фильме про Гарри Поттера.bestboobs, 11:20
хорошо! очень-очень жду-у
Завтрак вдвойне вкуснее, если его приготовил любимый человек, — вот что узнал Кавех после трапезы. Он полон сил и энергии, готов творить и работать. Ноутбук уже грузит программу, под рукой начатые чертежи, набор для черчения, бутылка яблочного сока, а на фоне играют музыкальные ремиксы. Такая атмосфера идеальна для концентрации на проекте, Кавех себе её всегда раньше создавал. Раньше — до депрессии. Прошлое вернулось с новыми разноцветными красками и положениями, которые встретили с распростёртыми объятиями. Кавех тянется руками вперёд, его спина похрустывает, и он удовлетворённо выдыхает. Теперь к труду и обороне полностью готов. Слез с дивана, сел на пол и принялся раскладывать карандаши в своём особом порядке. Один из них сразу идёт за ухо — им чаще всего подписи делает. Три тонких с разной жёсткостью — под левой рукой. Два толстых — позади себя. Четыре базовых — под правой рукой. Ритуал соблюдён, значит, работа пойдёт гладко и сладко. Быть честным, Кавех скучал по творчеству, всё же архитектор он не только по профессии, но и по призванию. Создавать нечто особенное своими руками — разве это не чудо? А потом собственное творение станет не просто линиями на листах, не только моделькой на экране, а настоящим строением, которым в любой момент сможет полюбоваться случайный прохожий. И Кавеху всё равно, что его имени не узнает никто кроме заказчиков и коллег в этой сфере, ему важна сама суть и результат стараний. На фоне играет Twilight — boa, за окном смеркается, а труженик и на обед перерыв не делал. Увлёкшись процессом, он даже пропустил несколько звонков, перезвонить решил позже, но этот момент всё никак не настанет. Вот-вот последний штрих тонкой линией ляжет и завершит новое творение, никак нельзя на что-то постороннее тратить драгоценное время. Кавех закусывает губу и высовывает кончик языка, так ещё и мычит в такт песне. Внезапно включается Black in Black. Песня, которой не должно быть в рабочем плейлисте, но, видимо, в нём вся музыка уже проиграна, и приложение решило перейти к основной. Эта песня всегда творит нечто с Кавехом. Он решает не переключать любимую композицию, а постараться не отвлекаться от работы, хотя и на фоне с ней. Но карандашом тут же принимается постукивать по полу, смотря на свой чертёж в момент ожившими глазами. Back in black I hit the sack В такт уже ногой постукивает и качает головой. Нет, ну какая тут работа, если играет такая песня. I've been too long I'm glad to be back Yes I'm let loose Кавех поднимается на ноги, откидывая все материалы прочь. Чертёж кладёт на диван, чтобы ненароком не потоптать и не испортить. Сразу после этого закрывает глаза и руки поднимаются вверх. Он уходит в себя и в громкую музыку, в которой буквально растворяется каждой фиброй души. Шаг влево, шаг вправо, и вот он уже скачет по полу как ребёнок, которому подарили самый желанный подарок. From the noose That's kept me hanging about Lookin' at the sky Рот независимо от желаний открывается, и Кавех кричит текст во всё горло, не слыша ничего кроме музыки. Его руки хаотично двигаются на припеве, и он представляет себя артистом на сцене. Все ведь так делали? Тогда понять, что чувствует архитектор, отвлёкшийся от работы, будет легко. По спине под конец песни стекают несколько капель пота, — вот настолько хорошо потанцевал. Дальше включается более спокойная песня, но не менее любимая. Кавех кидает взгляд на проект и машет на него рукой, всё равно осталась пара штрихов. Можно позволить себе отдых, учитывая, что он итак почти весь день провёл согнувшись над листом. Потому принимается складывать инструменты, ватман сворачивает в чехол и со всем этим барахлом идёт в дальний угол, чтобы аккуратно сложить там вещи. Аль-Хайтам специально выделил место с небольшим письменным столом для работы, но кто ж знал, что работничек предпочтёт комфортному рабочему месту пол. Дискотека продолжается в компании лёгкого игристого вина, которое вдруг обнаруживается в чужой квартире. Лучшим завершением дня это не назвать, потому что оно ожидается позже, уже после возвращения аль-Хайтама. Совратить его — миссия на будущую ночь.***
Тигнари поджигает сигарету и делится зажигалкой с Закарией. Его руки, красные из-за ночного холода, слегка трясутся от усталости. Хорошо хоть хвост под куртку спрятан, а то он бы в сосульку превратился. А вот уши жаль, они под шерстью тоже наверняка красные. Сигарета быстро тлеет из-за сильного ветра. — На тебе лица нет, — главврач подбадривающе хлопает коллегу по плечу. — Чего домой спать не идёшь? Ночные смены тебя совсем выматывают, надо бы облегчить график. — Зато за них платят больше, — Тигнари пожимает плечами и выпускает облако дыма. — Меня должен парень забрать, только вот что-то опаздывает. — Так ты у нас теперь занятой? Могу поздравить? — у Закарии улыбка на лице: он искренне рад за своего сотрудника из списка лучших. Тигнари не отвечает и только устало улыбается. Ему не особо хочется обсуждать свою личную жизнь с кем-то помимо друзей. А сейчас эта информация вырвалась сама собой, видимо, он настолько вымотался, что уже и мысли не контролирует. Да, врач прав — ночные смены выматывают. Холодный ноябрьский ветер щиплет нежную кожу на щеках. Как же раздражают эти осенние перепады температур… Ночью зубы трясутся, а днём в лёгкой куртке ходишь. Погода в Сумеру оставляет желать лучшего, комфорта от неё валука-шуна не дождётся, хотя за всю жизнь-то успел к этому привыкнуть. — Ладно тебе, не хмурься, не лезу. — Врач тоже подносит сигарету к губам и делает затяжку. Такой тихий и отчасти интимный момент, но не между ними двумя, а внутри каждого. Курить наедине с мыслями, стоя рядом с таким же, как ты, уставшим коллегой. — Добрый вечер, — когда врачи скурили уже по три сигареты, из-за спины раздался знакомый острым ушкам голос. — Нари, привет. — О, Сайно! — в одно мгновение Тигнари расцветает. Улыбается во все тридцать два и семенит к своему парню, падая в его объятия уставшим тюленем. — Ты опоздал, дурак. — Добрый вечер. Я Закария. — Главврач тактично протягивает руку незнакомому мужчине, надеясь на ответ. Но Сайно и не спешит его давать. В его голове зреет шутка, и он, окинув недовольным взглядом стоящего, даёт ей жизнь. — А я с узурпаторами не здороваюсь. — Сайно! — Всё в порядке, Тигнари, — Закария усмехается, понимая всю соль происходящего. — И что же, или кого, по-вашему мнению я узурпировал? — Моего, — слово намеренно выделено, — парня. Дома его вообще не вижу. Наконец-то имею честь познакомиться с его мучителем. У Тигнари бегают глаза от одного к другому: подобного не ожидал от гиены своей, а реакция Закарии непонятна от слова совсем. То ли улыбается, потому что действительно смешно, то ли это пассивная агрессия. Эй, но огребать придётся не Сайно, а ему! Как же он устал: тяжёлые дневная и ночная смены, тут ещё и этот со своими замашками. Даже сердце заболело от таких сильных эмоций. Вот и что ему делать с этим обалдуем? Не насмерть же прямо на месте загрызать. — Прошу прощения, Сайно просто устал, — а под нос себе бубнит: — Просто он балбес. — Ха-ха-ха, всё в порядке, не переживай так. Лучше правда идите домой, отдыхайте. — Закария потушил сигарету, попрощался и, присвистывая, пошёл в корпус больницы. По дороге домой Тигнари не переставал отчитывать парня за его слова, которые начальник мог бы воспринять и не как шутку. И вот тогда бы была весомая причина для выговора, а портить отношения с начальством, которые три года кропотливо выстраивались, рушить хочется меньше всего. Так что и причина обижаться на партнёра у Тигнари есть. Вот он и сидел в наушниках, смотрел в окно автобуса и даже не думал послушать, что же там пытается сказать Сайно. К слову, он довольно быстро прекратил пытаться, потому что и сам вдруг решил надуться на очередной укор в свою сторону. — Ты ни разу не смеялся над моими шутками, — неоднократно говорил Сайно. — Шутка это когда смешно, — отвечал Тигнари. Семейные словесные перебранки стали более чем привычны. Примерно за две недели ежедневных встреч, почти каждодневных ночёвок друг у друга, две квартиры слились в одну: вещи то и дело кочевали с места на место, некоторые оставались на новом, и так по кругу. Жить вместе парни ещё не планировали. Тигнари нужно чуть больше времени свыкнуться, а Сайно — решить рабочие проблемы, из-за которых он возвращается во втором часу ночи минимум четыре раза в неделю. В квартиру Сайно оба заходят молча. Не смотрят в глаза, но на автомате помогают друг другу снять верхнюю одежду. Пусть они вновь в детской ссоре, которую даже ссорой не назовёшь, всё равно знают, как сильно любят друг друга. До беспамятства теряются тёмными ночами в чертогах внутренних миров, лениво целуются по утрам в кровати вместо любых слов. Незамысловатыми действиями выражают все свои чувства. — Так и будешь молчать? — Тигнари не выдерживает, когда они вдвоём сидят за одним столом и ужинают. — А что мне сказать? Что ты надоел критиковать меня перед другими? Вот так раз. Кажется, Сайно всерьёз обидела ситуация с главврачом. Иначе почему его голос такой жёсткий, глаза не поднимаются. Он даже избегает зрительного контакта. Тигнари прижимает уши к голове и вопросительно смотрит. Как вообще такой человек, как Сайно, может всерьёз обидеться? Никто и никогда не мог этого допустить, а тут самый близкий человек по живому ножом прошёлся. — Ты что… обижаешься, Сайно? — Тигнари предельно аккуратно трогает кончиками пальцев чужую руку. — Ты чего, ну. Перестань дуться, поговори со мной. Вдруг Сайно оживает и хватает его за лицо, притягивая к себе со всей силой. Он целует настойчиво, требовательно. Поочерёдно сминает жадно губы и не отпускает Тигнари, которому его новое положение очень некомфортно. Но и этого оказывается мало: поцелуй углубляется, а Тигнари хватают за шею и слегка душат. Асфиксия — удивительный кинк для врача, что тут сказать. — Сайно… надо… мне неудобно. — Тогда пошли в спальную. — Голос ещё жёстче, но теперь в нём отчётливо читаются нотки похоти. — Нет, — Тигнари первым отстраняется. — Давай поговорим. — Ты уверен, что хочешь портить такой момент? — Сайно уже было утянул в новый поцелуй, но Тигнари сел обратно на стул и показательно сложил на груди руки. Конечно, он не хочет. Кроме того, желание прилило к паховой области и нудно тянет живот, но поговорить им нужно. Тигнари действительно волнует то, что он смог задеть парня и что тот попытался закрыть глаза посредством поцелуя. Потому они обязаны хотя бы коротко обсудить — Милый Нари, ты же понимаешь, что я не способен злиться на тебя? — В глазах отчётливое тепло. И как только этот человек может столь быстро менять эмоции? — Но мы должны обсуждать… все недопонимания ради наших же отношений. — Тигнари не отводит глаз, в которых читаются сомнения и одновременно с ними желание. — Ай-щ, глупый ты мой лисёнок, — Сайно подскакивает и, быстро обойдя стол, встаёт за спиной Тигнари. Хватает его за щеки, наклоняет голову назад и так, вверх ногами, утягивает в поцелуй. — Я тоже за разговоры. Но сейчас хочу говорить иначе, милый Нари. Прошу, оставь свои догадки, не додумывай то, чего нет. Я не злюсь и очень сильно хочу услышать тебя, но в кровати. И двое вновь сливаются в медленном, но оттого не менее страстном поцелуе. И ещё не раз Тигнари попытается затронуть тему произошедшего, но то будет как минимум на следующий день, ведь он собирается устать от соития с Сайно, и отключиться в его объятиях. С наступлением нового дня все недосказанности уходят. Разговор получается продолжительным из-за тревог Тигнари, однако Сайно не против. Что для него важно, так это комфорт партнёра и уверенность в том, что между ними не осталось никаких острых углов. Как выяснилось, Сайно действительно задел комментарий касательно его юмора, но он отходчивый, просто решил совсем немного построить из себя недотрогу, совсем не ожидая, что в ответ получит такую реакцию. Сложности есть у всех, главное решать их вовремя, не ждать, пока они перерастут в весомые проблемы. И эти двое справились с задачей. Их не первый, не последний, но оттого не менее важный разговор о чувствах и эмоциях друг друга прошёл мирно, в взаимных объятиях и с периодическими зевками. Уют всегда идёт следом за этой парочкой, никогда не покидает её, даже когда рядом встают разногласия. — Теперь ты спокоен? — гладит мягкие уши, которые едва заметно подрагивают от прикосновений. — Теперь да. И больше не шути так, договорились? А то я с тобой так пациентом в собственной же больнице стану. Слягу с сердечным приступом. — И Сайно смеётся, пока Тигнари укладывает голову на руке парня поудобнее.***
Рабочий день можно назвать успешным, если он закончился. Таким мнением аль-Хайтам руководствуется в каждый из них. Домой, скорее домой, туда, где ждут книги, тишина и классическая музыка. И Кавех. Теперь в серых, оформленных дизайнером, стенах ждёт родной человек. Возвращение в те самые стены перестало быть чем-то простым и обыденным с самого первого дня появления в квартире Кавеха. И надежду на их лучшее будущее отныне не под силу перегрызть ни одному шакалу. В салоне машины играет приятная музыка: джаз, который навсегда в моде. Водитель стучит пальцами по кожаному рулю в такт аккордам и, кажется, неплохо попадает в ритм. Приятно иметь рядом с собой того, кто может разделить музыкальный вкус, оценить его по достоинству. Есть у Хайтама версия, что в прошлом мужчина был тесно связан с музыкой. — Выглядите бодрее обычного. — Есть причина улыбаться. — И аль-Хайтам, подпирая подбородок рукой, отвернулся к окну. Причина со светлыми волосами заждалась дома. В квартире пахнет разогретым мясом и спагетти. Видимо, не дождался Кавех своего парня и решил поужинать первым. Аль-Хайтам проходит вглубь квартиры и запечатлевает следующую картину: Кавех, танцующий в наушниках. Его глаза закрыты, значит, можно немного понаблюдать за хаотично двигающимся. Движения действительно рандомны, вряд ли он учил хореографию. Хайтам бросает взгляд на рабочее пустующее место и усмехается своенравности: выбрал себе угол и не собирается отступать. Наверняка и работал на полу. Как привычно для Кавеха. Уши улавливают тихое мурчание, которое перерастает в слова на моменте припева, как не сложно догадаться. И, чёрт возьми, какой он сейчас милый, домашний и беззаботный. Расслабляется под любимые песни и совсем не замечает реальность, в которой аль-Хайтам стоит в паре шагов. — Ой, — наконец открыв глаза, Кавех видит пришедшего и стягивает наушники. — А я и не заметил тебя, извини. Подбегает к вернувшемуся с работы и крепко-крепко обнимает, поглаживая по верху спины и шее. — Я очень скучал. — Правда? По тебе и не скажешь, вон в какой раж вошёл, — обнимает в ответ и целует в мокрый лоб. — Я тоже соскучился, Кави. — Какой ты милый. И с чего вдруг такие нежности? — В честь твоего хорошего настроения. Ужинал уже? — Нет, ждал тебя. Поешь, а потом, — Кавех отдаляется и облизывает губы, — съешь меня. Аль-Хайтам, раскрыв глаза из-за непривычных от его парня слов, тихо ухмыльнулся и рывком прижал к себе за талию. — При таком раскладе дел я готов пропустить ужин. — Если бы ты знал, как я за. — и Кавех впивается в близкие и желанные губы. Целует страстно, мокро и глубоко. Сам задаёт темп движений, отчего Хайтам в начале немного теряется, но спустя несколько попыток перенять инициативу отпускает и отдаётся полностью. — Хочу тебя, — шепчет и сжимает плечи белоснежной, идеально выглаженной рубашки. Ответа не последовало, лишь сильный укус за губу, от которого Кавех развратно стонет. У обоих возбуждение уже играет и дразнится внизу живота. Аль-Хайтам подхватывает его на руки, не разрывая поцелуй, и медленно шагает в сторону спальной, почти что вслепую. Но перед тем как войти, прижимает Кавеха спиной к стене, вдавливает своим телом и снова кусает губу, после чего прекращает целовать и мокрой дорожкой следует от подбородка к шее. Вжатый в стену Кавех задирает голову, дабы подставить как можно сильнее свою кожу чужому рту. Он тяжело и прерывисто дышит, активнее сжимает плечи и крепче обвивает ногами талию. — Хайтам… — Молчи. Ох, этот приказной тон выбивает весь рассудок вместе с протяжным полустоном-полувыдохом. Кавех с ума сходит от подобного обращения с собой. Вероятно, причиной послужили прошлые отношения, но сейчас не об этом, а о том, как он извивается в руках и подаётся нижней частью тела вперёд, чтобы по собственному желанию задеть паховую область. Вскоре аль-Хайтам заканчивает свои игры с шеей, на которой уже несколько бордовых пятен успел оставить, и, подкинув Кавеха, быстро перемещается в спальную комнату. На кровать они буквально падают вдвоём, не отлипая от губ. Им мало, критично мало друг друга после долгого ожидания этого сближения. Кавех лезет руками к пуговицам на рубашке, Хайтам запускает ладони под домашнюю футболку и намеренно задевает твёрдые соски. Парень под ним вновь тяжело вздыхает и активнее расстёгивает пуговицы дрожащими пальцами. То, как эти двое уже возбуждены, поражает фантазию. Простые действия, которые даже прелюдиями не являются, так будоражат обоих, словно это их первый раз. Страсть накрывает с головой, затягивает в омут сознание и его отключает. В моменте есть только два горячих тела и тяжёлые вздохи. — Рубашка… сними её, скорее. — А ты футболку. И они с большой неохотой отдаляются, дабы исполнить взаимные желания. Без верхних атрибутов одежды сильнее чувствуют жар, исходящий от кожи. Аль-Хайтам сильно кусает в районе правой ключицы, чем вызывает вскрик. — Ты чего удумал? — Кавех ухмыляется и облизывает и без того мокрые губы. Его лицо пылает, а пальцы, лежащие на чужих рёбрах, холодеют от нервов. — Вампиром заделался? — Ага, обращу тебя и ты навечно будешь моим. Прелюдия шла не так долго, как того и хотелось несчастному Кавеху, который с самого утра ожидал возвращения аль-Хайтама и его крепких объятий вместе с горячим дыханием на своих губах. Аль-Хайтам заводит тёплый выдыхаемый воздух на раз-два: выбивает из-под ног пол, и утягивает вслед за собой, ведь он — первое, что чувствуется перед поцелуем. Аль-Хайтам стянул с Кавеха всю одежду, что сам, оголённый, даже не сразу заметил. Его руки свободно скользят по всей груди, от чего Кавех мелко подрагивает. — Просто уже возьми меня, хватит испытывать прочность моей выдержки. В их первый раз, который случился буквально прошлой ночью, аль-Хайтам не был таким медлительным, но сегодня… его будто подменили на какого-то безопытного девственника. Его плавные движения, потерявшие прежнюю активность поцелуи и отсутствие укусов могут сказать только об одном: он очень устал. И с осознанием Кавеху в голову приходит гениальнейшая идея. — Ложись на спину. Сегодня я всё сделаю сам. — И он вылезает из-под Хайтама, уступая тому место на подушке. Отказываться от интимной близости никто не хочет, но Кавех видит явную благодарность в зелёных глазах и понимает, что всё делает правильно. Аль-Хайтам шустро избавляет себя от штанов и боксеров, предоставляя полную свободу помыслам и желаниям Кавеха. Тот, в свою очередь, ждать не заставляет: встаёт в коленно-локтевую и наклоняется к почти возбуждённому члену. Одной рукой берёт его у основания, получая в ответ облегчённый выдох, а вторую заводит за спину. Себя тоже подготовить надо, и как можно скорее. Сделает он это сам, хоть и всегда — два дня — мечтал опробовать позу шестьдесят девять с Хайтамом. — Уверен, что не в напряг? — Выдыхая, сжимает светлые волосы в охапку, когда Кавех берёт головку в рот. Этим он явно дал понять, что на пустую болтовню у них времени точно нет. Кавех весь издёргался: растягивать себя, отсасывать Хайтаму и при всём этом ещё чувствовать хватку на затылке и слышать томные вздохи… а от него точно не хотят избавиться? А то ведь пахнет оружием массового поражения. И пока Кавех вбирает ртом член почти на всю длину и спокойно вводит в себя два пальца, аль-Хайтам решает продолжить игру. — Славно, Кави. Отлично стараешься. — За первую фразу получает шлепок по ноге. — Возьми его глубже. О-ох, да, так. Послушный Кави. У него нет фетиша на похвалу или такие грязные разговоры — никогда за собой не замечал подобных фантазий — но с этим мужчиной его мир в целом с ног на голову переворачивается. Или с головы на ноги, кто ж знает. Кавех больно сжимает чужое бедро и резко стонет прямо с членом во рту, потому что аль-Хайтам притянул его к себе: пальцы оказались полностью внутри. — Что ты делаешь? Хайтам лишь устало улыбается и облизывает губы — знает, что против такого его партнёр не устоит. Настойчивость, резкозть и доминирование: вот, к чему приучил, привил любовь Марсад. Их взаимные действия — ничто, в сравнении с проживаемыми эмоциями. Кавех без устали ворочает, двигается, толкается ногами, пытается доставить как можно больше наслаждения Хайтаму, когда сам плавится от их положения и жара внутри. Он иногда впивается зубами в костяшки пальцев, чтобы заглушить свои отчаянные стоны, или же вовсе закрывал рот ладонью, чтобы заглушить срывающийся крик. Хайтам схватил его за лицо, притянул к себе и впился в губы: сейчас этот парень похож на Аполлона. А затем на пару секунд воцарилась тишина. Кавех откинулся назад, Хайтам вцепился тому в бёдра. Оба с наслаждением тяжело дышат и улыбаются. Кавех падает рядом, его парень укутывает одеялом и заключает в объятья. На губах запечатлелась серьезность, а закрытым глазам, наверное, открылось какое-то чарующее своей красотой видение. Так они лежали довольно долго: отданные друг другу без остатка. Горячая и липкая кожа напоминала обо всём случившемся двум уплывшим за грани сознания. Возвращаться в реальность, в которой обоим нужно в душ, никак не хотелось.***
Утро встречает аль-Хайтама не самым лучшим образом. Кавех с недовольным лицом буквально навис над ним, видит это сквозь слипшиеся глаза. Что-то соображать настолько лень, что он просто поворачивается на бок и отмахивается, мол, отстань, давай потом. Глаза вновь закрывает, чтобы доспать, потому что настенные часы показывают восемь утра, что для выходного дня рано, особенно после их ночи. И почему только Кавех не спит? Дрёма забирает в свои тёплые объятия и гладит по векам, чтобы те снова потяжелели. Сначала сон, потом уже все разговоры, если таковые будут нужны. Но вдруг дверь с грохотом захлопывается и аль-Хайтам подскакивает от лёгкого испуга. Что случилось, почему Кавех так резко вышел? Неужели то, что с ним не поговорили, видя явную необходимость, спровоцировало подобную реакцию? Хайтам устало трёт веки и падает головой на подушку. Ну вот, день только начался, а он уже не выспался, загрузился мыслями и каким-то образом успел обидеть парня. Ничего, выйдет к нему позже, сейчас даст время остынуть и всё у них будет хорошо. С этими мыслями берёт телефон и открывает мессенджер, заваленный рабочими сообщениями. Кавех готов рвать и метать. Ходит туда-сюда по гостиной и недоумевает, как это так, его сообразительный Хайтам не додумался проснуться и поговорить? Почему позволил себе махнуть рукой и отвернуться? Ведь Кавех всё для него делает, себя ломает, всё ради него! А этот неблагодарный аль-пусть-идёт-нахрен так себя ведёт. И это после их бурной ночи-то. В разгорячённую голову и не приходит осознание, что сейчас только девятый час утра, что тот, кто остался в спальне, устал и вообще, никакой нормальный человек в такую рань на серьёзные темы не говорит. А поговорить им надо. Кавеху приснилось, что Хайтам его бросил. Просто взял и оставил в один день, без объяснений и каких-то хотя бы мелких выяснений отношений. Потому он именно так и повёл себя утром, а отказ в разговоре послужил сильным триггером к началу приступа. Кавех сел на диван и принялся дёргать ногой, тяжело дыша. Его голову заполонили навязчивые мысли о расставании, о том, что он вновь показывает себя, как самого ужасного человека. В отношениях-то всего ничего, но он уже закатил сцену. Нервы на пределе: что ему делать? Пойти извиниться, переступив через себя ради благополучия, или же поддаться сильнейшим эмоциям и высказаться? Однако время на раздумья вдруг обрывается — из спальни выходит аль-Хайтам, одетый в одни лишь пижамные штаны. Он облокачивается на угол стены и пристально смотрит на Кавеха. — Что происходит? — по голосу слышно — он недоволен и даже раздражён. — Ничего. — Отрезает Кавех и тут же грызёт себя за реакцию, — потом поговорим, иди досыпай. — Считаешь, что я сейчас способен мирно спать, когда ты в таком состоянии? — Но смог же отмахнуться от меня, — теперь уже он заводится и контроль напрочь теряется где-то в недрах разума. — Кавех… я пришёл спокойно поговорить. Выслушать тебя, узнать, что случилось. Почему ты отталкиваешь меня? — Хайтам не двигается, а руки складывает на груди. — Я не настроен на разговор, что тут непонятного? И вообще… я занят, у меня назначена встреча с Тигнари. Конечно же, ничего подобного и в помине нет, но он врёт ради блага, как сам считает. Ему просто нужен предлог уйти из квартиры. — Вот как… что ж, хорошо. Приятного времяпрепровождения, — и Хайтам уходит, вероятно, на кухню, давая возможность Кавеху сходить в спальню за вещами. Теперь самое сложное: придумать, куда пойти. У Тигнари сегодня смена на работе, это на сто процентов известно. Куда можно сходить в новом для себя районе — без понятия, разве что в парк, который заприметился по пути в квартиру. Да, он кивает сам себе в знак согласия и аккуратно встаёт на ватные ноги. Тяжёлый вздох, который будто бы помогает собрать себя в кучку и направиться наконец за одеждой. Выбор вещей пал на красную рубашку, чёрную кожаную куртку и чёрные брюки. Интересный выбор, но Кавеха сейчас меньше всего волнует его внешний вид. Ещё он зачем-то положил с собой в холщовую сумку набор инструментов для работы, хотя те приличные по весу. Сигареты, ключи от съёмной квартиры, наушники и жвачка, всё остальное — его базовый набор на все случаи жизни. Что бы ни случилось, а эти мелочи всегда должны быть с ним. Кавех открывает диалог с Тигнари и быстро набирает сообщение.bestboobs, 8:18
мы в ссоре, ты на работе?
Мало ли напутал с графиком друга и сегодня тот отдыхает и сможет принять у себя бедолагу, которому пойти некуда. Ну как… есть его квартира на крайний случай, просто возвращаться туда кажется чем-то неправильным. — Уходишь? — Аль-Хайтам выходит в коридор, в котором Кавех в спешке натягивает берцы. Снова это строгое выражения лица, сложенные на груди руки и упор на стену. Хайтаму крайне некомфортно, невооружённым глазом видно. И Кавех винит в этом себя. — Да. — И надолго? — Приду, когда вернусь, — небрежно и с неким пренебрежением бросает и тут же вылетает за дверь. Там он тяжело вздыхает и, кивнув самому себе, направляется к лифту. Так надо. Нужно, чтобы не довести ситуацию до сильной ссоры. На улице серое небо. Сумерки и прохладный ветер. Кавех поёживается — забыл шапку. Из-за некоторой досады достаёт сигарету, поджигает и, выпуская дым из лёгких, вновь вздыхает. Куда теперь его ноги понесут? В сторону парка, местного кафетерия или же на автобусную остановку, откуда может доехать до дома своего? Он не знает. Закрывает глаза на пару секунд, отключает мозг и даёт ногам самим выбрать курс направления. Выбирают те тропинку, ведущую к остановке. Наверное, оно и к лучшему. В квартире спокойно, нет посторонних шумов, настоящее раздолье для мыслей. Тем более Тигнари так и не ответил, а значит, занят, и всё-таки на работе. По дороге до своей квартиры Кавех не думает ни о чём. Слушает музыку в наушниках и про себя напевает мелодию. Ещё успеет проанализировать, составить уравнение и найти Х, который и окажется верной переменной во всём произошедшем, укажет в правильную сторону. Удивительно, что на этот раз в транспорте плюёт на людей, вечно снующих туда-сюда, хотя обычно они вызывают напряжение, а порой даже небольшую панику. Кавех стучит ботинком по полу и смотрит в окно. Этот день можно было бы назвать хорошим, если бы он состоял только из такой беспечной и спокойной поездки на автобусе. Но триггер, который довёл до вспышки агрессии, имеет слишком большой вес. Не отпустит ситуация просто по волшебству. Её нужно прожить, позволить ей пропитать каждую клеточку и дойти до поникшего разума. Код от домофона, грязный пол в подъезде, скрипучий лифт и такой же дверной замок. Словно и не уезжал никуда, и не было двух прекрасных дней. Словно только вчера сидел на полу в ванной и резал свои холодные руки. И аль-Хайтам не целовал каждый шрам, не смотрел глазами, полными боли. Будто бы не было ничего. В голове такая пустота, сравнить которую можно с пустой картонной коробкой, дно которой ещё и промокло вдобавок. Кавех лениво стягивает обувь, бросает на пол куртку и прямо на месте падает на пол. Съезжает спиной по стене, сгибается пополам и накрывает лежащую на коленях голову руками. А вот теперь пора думать. Но ни одной дельной мысли. Его лишь мелко потряхивает от вновь накатившей негативной энергии, потому что вспоминается сон, пробуждение и всё последующее. Кто виноват, а кто прав? Или же оба виноваты? Нет, с таким вариантом точно не согласится никогда. Вина лежит на плечах одного человека, который сейчас всеми способами пытается найти себе оправдание, отмазку, которая позволит снять её с себя. От Тигнари приходит сообщение, содержание которого максимально сильно узнавать не хочется. Не до него сейчас, вообще ни до кого. Кавех сжимает волосы у корней со всей силы и вдруг отпускает себя изнутри — крик, похожий на рык животного, вылетает из груди. Ему больно. Он считает себя ничтожеством, самым отмороженным ублюдком, последней тварью на Земле. И Кавех плачет навзрыд, бьёт кулаком стену позади, сжимается так сильно, что мышцы пресса, кажется, готовы лопнуть от перенапряжения. То, как он поступил с аль-Хайтамом… Как низко пал перед самим собой. Ему все вокруг желают добра и всего самого лучшего, а он, неблагодарный, позволяет себе плевать близким в душу. Аль-Хайтаму плюнул ещё и на сердце. Кавех полностью погружается в самокопание, самоистязание и полнейший ментальный крах. — Разложи всё по полкам, — говорит сам себе, сидя на диване и попивая апельсиновый сок. Пачка чипсов же давно опустошена. — А потом поймёшь, где ты не прав. И он действительно анализирует: выписывает на листок свои действия, мысли, действия Хайтама и мысли насчёт него. Периодически говорит сам с собой, потому что на сей раз тишина не помогает, а наоборот, сводит с ума. Кавех очень хочет вернуться в квартиру, из которой уехал, но нет. Давным-давно пора разобраться во всей каше, которую в своей черепушке заварил. Спустя сеанс активной мозговой деятельности, Кавех закончил. Откинулся на спинку дивана и поднял над головой один из листков — больше всего заполненный. «Лишний» — именно за это слово зацепился взгляд. С чего началось, тем и закончилось. Но есть кое-что положительное, что значительно улучшает ситуацию. И этим чем-то является осознание того, что он не лишний в этом мире и имеет такое же право любить и быть любимым. А ещё, ему нужно активнее ходить к Коллеи и лечить свою голову. Именно последний пункт и стал ключом к разгадке. Занавес поднялся — Кавеху нужно лечение. И до тех пор пока не стабилизируется сам, контакты с аль-Хайтамом стоит минимизировать или вовсе убрать. Да, это подло по отношению к тому, кто любит искренне, но иначе у них двоих никогда не будет здоровых отношений. К такому выводу он приходит, открывая диалог с парнем.best boobs, 13:04
прости за то что убежал, мне нужно было остыть. и я успокоился. теперь хочу кое-что сказать, кое-что очень важное, что, увы, вживую озвучить не могу. и за это тоже прости, такой вот я трус. Хайтам, я знаю, насколько крепкие твои чувства ко мне и это… на данный момент причина, по которой я не могу быть спокоен. согласись, вывожу на конфликты я мастерски, психую по мелочам и не доверяю. как сегодня, например. не поверил, что это был только лишь сон. представляешь, сидел и думал, что ты действительно бросишь меня.
Кавех вздыхает. Ему очень тяжело даётся написание каждого слова в этом большом сообщении. Но лично и правда не сможет сказать, ведь от одного лишь нежного взгляда аль-Хайтама он плавится, теряет связь с реальностью и тонет в одном лишь нём. Нездоровый подход, который нужно на корню пресечь и не дать развиться зависимости, как то было в прошлых отношениях.так вот, что хочу сказать. это время я сидел дома и анализировал вообще всё: себя, нас, настоящее и прошлое. знаешь, Хайтам, я многим тебе обязан и до смерти буду благодарен. и вот чтобы встретить смерть с тобой, в глубокой старости, я вынужден решиться на этот шаг. нам нужно перестать видеться и как-либо ещё контактировать. это осознанное решение, принятое не на эмоциях. я очень хочу научиться жить с самим собой, чтобы в дальнейшем не причинять никому из близких боли. и особенно тебе, мой милый Хайтам. одним словом, я прошу о паузе в наших совсем недавно начавшихся отношениях и в нашей давней дружбе. я займусь собой, восстановлю работу, буду часто ходить к Коллеи на сеансы. и не просто ради выливания эмоций, как было раньше, но ради реальной работы над собой. вот. это всё, что я хотел сказать. за вещами заезжать не буду. и пожалуйста, не отвечай на это сообщение. мне будет больно.
с огромной любовью, твой Кавех.
p.s. дождись меня, моя любовь.
Экран гаснет. Дрожащие руки выпускают телефон, затем хватают лицо и тут же мокнут из-за сильного потока слёз. Кавеху конечно же больно и плохо. Он держался, пока писал, но… чувства вырываются наружу вместе с слезами и воем. Как никто другой понимает и знает по опыту, с какой силой бьют по человеку эти эмоциональные качели и паузы в отношениях. Но Кавех решился на этот шаг и завтра, наверное, будет благодарен себе. Аль-Хайтам заслуживает самого лучшего, лучшую версию любимого человека, а не эту потрёпанную куклу. Со следующего дня и до победного обещает себе прикладывать все усилия к работе с психотерапевтом и над собой, будучи в одиночестве и в компании людей. Всё это — ради совместного будущего. Кавех обязательно смирится с тем, что его поступок не ошибка, а вынужденное и правильное решение.***
Сигарета за сигаретой прямо в квартире за закрытым балконом. Запах, который на дух не переносил, вдруг стал важнее кислорода. Дым заполонил комнату, парит белой дымкой ото рта к стене и разлетается в разные стороны. Хайтам курит уже минут пятнадцать, потому и голова кругом пошла, и мысли смешались в запутанный клубок логических связей. После исчезновения Кавеха понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Не сразу ошарашенный мозг понял, что на самом деле произошло. Лишь когда аль-Хайтам провалился в мягкий диван, он осознал: Кавех ушёл неизвестно куда и почему. После всего, что произошло ночью, такое поведение вызывает диссонанс и в голове не укладывается, отчего же с ним так подло поступили. Вновь бросили, оставили одного без любого, хотя бы короткого, объяснения ситуации. Он не пытался звонить или писать, потому что заранее знал — Кавех не ответит. В подобные эмоциональные моменты любому нужно немного одиночества, чтобы привести мысли в порядок, а уж ему тем более. Аль-Хайтам увидел сообщение спустя час после отправки из-за своей медитации. Он более-менее восстановил равновесие внутри и с ровным сердцебиением взял телефон. Но в раз нарушил всё, что выстраивал сигаретным дымом под звуки классической музыки. С каждым новым словом к горлу, мышцам и особенно в грудной клетке приливала тяжесть и зажатость. Так больно, пожалуй, не было давно. Он судорожно бьёт пальцами по клавиатуре, набирает длинное сообщение, в котором умоляет вернуться к нему, но… вдруг всё резко стирает и откидывает телефон на другую сторону дивана. Аль-Хайтам хватается руками за боковину дивана, припадает к ней лбом и впервые за очень долгое время позволяет слезам покатиться по красным щекам. Не уберёг, не сдержал обещание стать самым лучшим в его жизни, сделать всё ради комфорта и спокойствия. Послужил триггером, отмахнулся от любимого человека в буквальном смысле слова. А тому всего лишь нужна была пара слов и близость, уверенность в том, что сон никогда не сбудется. Аль-Хайтам самого простого не смог сделать, кто он после этого? Так, ноль без палки, эгоист, который выбрал сон, а не Кавеха. В комнате полная тишина: слёзы текут по щекам, пальцы до побеления сжимают ткань. Эти серые стены больше не станут манить домой, ведь в них больше не будет тепла, которым каждый уголок заполнял Кавех. Ничего не будет. Только серая жизнь без всякого к ней интереса. На следующий день в привычном баре в десятом часу вечера сидят двое: Сайно и аль-Хайтам. Они по негласной традиции молчат, обмениваются многозначительными взглядами, кивками, и пьют каждый свой алкоголь. У Хайтама в бокале коктейль с напитком высокого градуса, а у Сайно — крафтовое пиво. Тигнари запретил напиваться, потому что другу понадобится не пьяная тушка, а поддержка и верное слово. — Делать ничего не будешь с этим? — Нет. Это были первые слова за пятнадцать минут молчания и последние на ближайшие. Мужчины слушают спокойный джаз, смотрят на других посетителей, просят бармена повторить. И искренне чувствуют друг друга. Связь, которая зародилась между ними, настолько сильная, что некоторым даже не снилась. Они на самом деле могут почувствовать, буквально потрогать сгусток поддержки, и им всегда достаточно просто быть рядом в тяжёлые и счастливые моменты. Аль-Хайтам за это очень благодарен: он может подумать обо всём, сидя рядом с близким человеком, при том не убиваясь из-за полной тишины и почти что темноты вокруг. — Нари с ним связывался, — Сайно крутит кружку с остатками пива и смотрит в неё. — Кавех не прерывает контакт ни с кем из нас. Тигнари сегодня у него ночует, поэтому я тут, с тобой. — Хорошо… это хорошо, что он не один в этот раз. — Хей, не раскисай, — Сайно хлопает по плечу и слегка покачивает угрюмого аль-Хайтама. — Всё у вас наладится, вот увидишь!***
В тайне от Кавеха аль-Хайтам передал деньги Тигнари, чтобы тот заполнил холодильник друга чем-то съестным и не дал голодать. Хотя бы так, без личного участия, но помог возлюбленному. Резко отпустить, увы, не может, потому через Тигнари будет узнавать всякие подробности. К слову, по словам заболтивой лисички, Кавех выглядит довольно бодрым для такой-то ситуации. — А ты не хочешь написать ему? — спросил Тигнари, задумчиво пересчитывая купюры. — Нет, вряд ли Кавех хочет, чтобы я врывался сейчас. Я готов дать столько времени, сколько нужно. Настал конец одного временного промежутка, время наступать новому. И аль-Хайтам, с помощью Сайно, утвердился во мнении, что оно будет лучше. Рано или поздно, но всё встанет на круги своя. Всё наладится, он это себе обещает, как и обещает смириться со временным уходом Кавеха. Он вернётся, когда придёт время. Когда они оба будут готовы к серьёзному шагу: вступлению в здоровые отношения.