Сухой расчёт — брака основа, а сердцу хочется другого

             К началу часа обезьяны собрание Старейшин наконец-то закончилось. Оказавшись на улице и приличном расстоянии от зала, Первый Нефрит позволил себе выдохнуть и на пару мгновений расслабить спину после нескольких часов неподвижности. Дел у него сегодня больше не было, поэтому он, бросив беглый взгляд в сторону гостевой части Облачных Глубин, отправился в комнаты жены. Из спальни доносился тихий, ласково воркующий голос Госпожи Лань. Её сидящий на кровати силуэт был смутно виден за ширмами. Цзэу-цзюнь, уже наслышанный о бесшумности и плавности своих шагов, остановился и решил известить о присутствии негромким покашливанием. — Я не помешаю? — А-Фэн проголодался, — неопределённо ответила Юмин, словно предоставив ему выбор — воспринимать это как повод уйти или нет. Она никогда не выражала чёткой просьбы уйти, не тревожить, не смотреть, оставляя решение за ним. Как послушная жена, какой она и была приучена быть с детства. Хотя Юмин знала, что может не опасаться его и выражать мысли и просьбы свободно — он сам её в этом заверял. — Я подожду за чайным столиком. Сичэнь решил тактично предоставить Госпоже Лань уединение, как и всегда в подобные моменты. Разумеется, она была его женой, и наличие ребёнка предполагало, что он видел её обнажённое тело, но это не значило, что он хотел смущать Юмин лишний раз своим вниманием во время кормления. Если бы Первый Нефрит делил с женой ложе почти каждую ночь, возможно, она бы и привыкла к его взгляду. Однако первая брачная ночь была единственным разом, когда они видели друг друга без одежды. В ту же ночь Сичэнь объяснил Юмин, что больше не притронется к ней, если первый же раз удачно приведёт к беременности. Так и получилось. Его жена не возразила и даже не поинтересовалась о причине подобного решения. Цзэу-цзюнь надеялся только, что своим нежеланием предаваться плотским утехам не обидел её, не заставил думать, будто она совсем не красива или плоха, как женщина. Они не утомляли друг друга, не скандалили, вели беседы, вместе выходили на прогулки, трапезничали, проводили время с ребёнком. Он советовался с Юмин о делах ордена. Позже Сичэнь хотел предложить жене обучение во владении мечом и музыкальным инструментом, потому что у её Золотого Ядра был неплохой потенциал. У них были хорошие отношения, приближенные, возможно, к дружеским. Между ними царили спокойствие и уважение, они заботились друг о друге, и тонкая нить привязанности связывала их, как неизбежно свяжет людей, долго живущих под одной крышей. Не более того. И никаких совместных ночей. Первому Нефриту было достаточно ужасной неловкости и дискомфорта в брачную ночь с нелюбимым человеком. И он искренне сочувствовал Юмин, которой наверняка было ещё хуже, потому что девушки, как правило, намного сильнее стеснялись наготы и неизбежно испытывали боль. Хотя он и старался быть аккуратным. Для того, чтобы примерно понять чувства жены, вынужденной это терпеть в их первый раз, Сичэню достаточно было представить себя под каким-то другим мужчиной, кроме любимого. Они не любили друг друга. Но, по крайней мере, они оба сильно любили Лань Пейфэна.       Первый Нефрит как раз допил чай, когда Госпожа Лань присела рядом с ним вместе с сытым и довольным сыном. — Ну-ка иди сюда, А-Фэн, — Сичэнь взял мальчика и усадил себе на ноги, придерживая под подмышками. — Мы не виделись с самого утра. Соскучился по мне? Пэйфэн замахал ручками, радостно хихикая и дёргая его за пряди волос. Чтобы спасти несчастные волосы, Цзэу-цзюнь отвлёк внимание ребёнка игрой в «злую руку». Когда-то в детстве на прогулке с дядей он заметил, как деревенский мальчик играл с котёнком. Кто бы мог подумать, что это сработает и с человеческим детёнком. Сичэнь на несколько мгновений поднимал ладонь и растопыривал пальцы над мальчиком, после чего, обязательно издавая забавные звуки, опускал руку и начинал шебуршиться пальцами и чуть щекотать животик. Ребёнок смеялся и ловил его пальцы, после чего всё повторялось по кругу. Юмин наблюдала за этой картиной с нежной улыбкой и умилением. В этом случае милым ей казался не только сын, но и Цзэу-цзюнь, потому как, хоть она и не испытывала к нему любви, она не могла отрицать, что Первый Нефрит был действительно красивым обладателем солнечной улыбки и добрых глаз. А кто не будет тронут видом прекрасного, доброго мужчины, сюсюкающегося с ребёнком? Игрушечным барабанчиком Пейфэн не очень интересовался, зато любил играться с кисточкой от Лебин и периодически её обмусоливать, а что он и вовсе обожал — это когда во время облизывания и кусания он случайно вырывал из сяо звук. Первый Нефрит мысленно просил прощения у духовного инструмента, который наверняка был оскорблён таким возмутительным обращением с собой, но действиям сына не препятствовал. Возможно, мальчику стоило бы подарить собственную сяо, с которой он будет баловаться, а позже, когда подрастёт, начнёт учиться музыке.       Долго играться с Пейфэном не получилось, потому что сытость и тепло отцовских рук вскоре сморили его и погрузили в сон. Мальчик в принципе часто спал, как заметил Цзэу-цзюнь. Сичэнь подержал ребёнка на руках ещё несколько минут, любуясь сопящим личиком с пухлыми щёчками и поглаживая по мягким, редким волоскам на голове, а затем осторожно передал жене. — У тебя лента съехала, — шёпотом сообщил Цзэу-цзюнь. — Позволь мне... Первый Нефрит присел за спиной Юмин и развязал уже расслабленный узел. Подхватив упавшую ленту, он завязал её повторно достаточно плотно, но не туго. Сердце Сичэня кольнуло от неприятного чувства, от ощущения неправильности и неуместности, как если бы сейчас весь орден Лань вооружили саблями, а орден Не — кинжалами. На голове Госпожи Лань была его лента, которую он носил долгие годы и передал жене на утро после брачной ночи. И с точки зрения традиций всё было верно. Однако Цзэу-цзюнь желал делиться лентой вовсе не с женщиной, которая сидела перед ним. Когда-то он наивно думал, что не будет жениться по расчёту, назначит наследником Ванцзи и всё в этом роде, что однажды он проснётся рядом с горячим, более крепким телом, посмотрит на их связанные лентой запястья, встретится с нежным и понимающим взглядом и переплетёт их пальцы. Конечно, Сичэнь в итоге отдал возлюбленному ленту. Новую. Не ту, что носил долгие годы, к сожалению. — Не хочешь прогуляться со мной? — всё так же тихо спросил Первый Нефрит. Юмин хмыкнула, — как ему показалось, — с ноткой веселья и молча поднялась на ноги, унося Пейфэна в его кроватку. Сичэнь, растерянный от отсутствия ответа, последовал за ней. Аккуратно уложив сына спать и укрыв его одеялом, Госпожа Лань обернулась к нему. — В другой день я бы любезно согласилась, дорогой мой муж. Однако сегодня я бы предпочла, чтобы ты потратил это время на кого-то более желанного. — Юмин... — вопрос застрял в горле Цзэу-цзюня, одновременно удивлённого и смущённого. — Иди к нему, Сичэнь, — мягко улыбнулась его жена. — О ваших чувствах друг к другу я догадалась ещё в день нашей свадьбы, когда он был среди приглашённых гостей. Я не буду препятствовать твоему счастью. Ты тоскуешь по нему, рвёшься навстречу, потому что вы вынуждены жить в разлуке неделями и месяцами. Первый Нефрит не стал расспрашивать, как она догадалась, не стал отрицать. Он просто вздохнул и грустно улыбнулся, соглашаясь, а затем в знак благодарности за понимание вежливо поцеловал тыльную сторону ладони Юмин. На улице Цзэу-цзюнь призвал светящуюся голубую бабочку и отправил её с посланием определённому человеку. Сердце его радостно трепетало в предвкушении.       Облачные Глубины окружали их привычными для него свежестью, умиротворением и тишиной, нарушаемой лишь отдалённым шумом водопада и чириканьем птиц. Встречавшиеся им юные адепты Лань забавно округляли глаза в чём-то вроде благоговения и испуга и приветственно кланялись. — Красиво здесь. Подходящая атмосфера, если хочешь отдохнуть и успокоиться. Но как-то...скучновато. Время будто замедляется. Юноши неестественно спокойные. — Это ты ещё не была здесь во времена, когда я приехал сюда учиться, будучи подростком, — усмехнулся Чифэн-цзунь, сопровождая жену на её первой прогулке по резиденции Лань. Он вёл Цяолянь под руку, подстраиваясь под её медленный шаг. — Сейчас можно заметить, что мальчишки повышают голос и резвятся, пока их не застукают взрослые. Раньше адепты были тише воды, ниже травы. И я являлся одним из главных нарушителей спокойствия и причин головной боли Лань Цижэня. О том, что он также своим поведением случайно или вполне намеренно «развращал» старшего племянника старика Лань, Минцзюэ умолчал. — Я не представляю, как ты со своим характером смог год продержаться здесь, — с улыбкой покачала головой Госпожа Не. — С большим трудом. Меня несколько раз наказывали за шум, беготню, драки, распитие алкоголя и несоблюдение комендантского часа. Один раз старик Лань даже вызвал отца, но до преждевременного прерывания моего обучения дело так и не дошло. К моему удивлению, в разговоре наедине отец усмехнулся и даже не стал сильно ругать меня, сказал: «Потерпи до конца»... Ну, по крайней мере, благодаря частому переписыванию правил Гусу Лань, я немного улучшил свой почерк. На самом деле для него это было ничто. Всё времяпровождение в Облачных Глубинах принесло ему лишь одну настоящую ценность: первую и единственную любовь, первый робкий поцелуй, солнечные улыбки, мелодичный мягкий голос, совместные приключения... Он прислушался к напряжённому дыханию и обратил внимание на жену, шаги которой замедлились донельзя, когда они начали подниматься по лестнице. — Возможно, нам стоит вернуться в комнаты? Ты выглядишь уставшей. — Нелегко, знаешь ли, таскать на себе такой груз, — криво усмехнулась Цяолянь. — Да, пожалуй. Давай вернёмся. Чифэн-цзунь крепче подхватил под руку Госпожу Не, позволив ей опираться на него бо́льшим весом, и положил ладонь между лопаток, посылая потоки ци по всей спине. Он помнил, что его жена часто жаловалась на боли в спине, особенно пояснице. Комнаты Цяолянь встретили их ударившим в нос насыщенным, почти приторным ароматом благовоний, которые он на дух не переносил, но всё равно попросил слуг разместить курильницы с этим конкретным запахом. Бедные слуги, которым его жена около десяти минут пыталась объяснить оттенки запаха через невообразимые сочетания цветов и фруктов. «Как рисовая слива, понимаете? Или, возможно, магнолия, но будто ореховая?». Его жена настолько сладкие ароматы раньше тоже ненавидела, но что-то в её восприятии перещёлкнулось. Как, впрочем, поменялись и вкусы. — Присядешь? Хочешь есть или пить, может быть? — Я бы прилегла поспать, — призналась Госпожа Не, будто испытывая неловкость или чувство вины. — Обычно меня не клонит в сон днём, но эти Облачные Глубины словно усыпляют меня. Но... Можно ли мне лечь спать? Вдруг это нарушение правил? — Я почти уверен, что среди тысяч этих чёртовых правил у них найдётся одно, запрещающее дневной сон, но мне плевать, — Минцзюэ привёл Цяолянь в её спальню и усадил на кровать. — Твоё самочувствие важнее. К тому же мы только гости. Если у кого-то возникнут претензии, им придётся высказать и обосновать их мне лично. Чифэн-цзунь присел на корточки и поочерёдно снял с жены туфли прежде, чем она успела наклониться сама. — Минцзюэ, не стоило. Ты ведь не слуга мне. Минцзюэ поднялся и сложил руки на груди, глядя на стушевавшуюся от неловкости жену скептичным взглядом. — Я твой муж. Для меня не является унижением проявление заботы. Более того, это моя обязанность. Мне нет смысла вызывать сюда служанок ради такой простой задачи, — Чифэн-цзунь также помог Госпоже Не снять украшения для волос и верхнюю одежду, возвращая её в положенное место — на вешалку. — И хоть я и мужчина, мне не трудно догадаться, насколько тяжело и неудобно тебе было бы наклоняться, чтобы снять обувь. — Мой муж, как всегда, прав, — Цяолянь чуть склонила голову со смиренной лёгкой улыбкой. Минцзюэ лишь усмехнулся этому выражению покорности, которое, очевидно, было притворным. Даже если Цяолянь воспитывали с детства, как послушную жену, такое поведение не соответствовало её характеру. Поэтому, когда Чифэн-цзунь даже раньше, чем они легли в постель, объяснил жене, что она не должна опускать глаза и лебезить перед ним, Цяолянь уже через неделю начала вести себя с ним более свободно. Более того, они также оба знали, что он не всегда был прав. Госпожа Не хоть и обладала далеко не кротким нравом, всё равно была спокойнее и мягче, чем он. И эта сдержанность позволяла ей принимать более мудрые решения, которыми он призывал с ним делиться. Для него жена была не просто живым украшением, сидящим рядом с ним на троне, не просто показателем статуса. Для него жена была, если и не другом, то как минимум компаньоном, которому было позволено принимать участие в делах ордена наравне с ним. Ему было не стыдно спросить у Госпожи Не мнения или совета. Возможно, на него повлияли его родители. Его мать была умна, горда и так же тверда характером, как любой, в ком текла кровь Не. Она никогда не была молчаливой наблюдательницей в делах ордена. Мать Хуайсана была характером намного мягче и легче, и с первого взгляда могло показаться, что она была безвольной слабачкой. Однако отец относился к ней с тем же уважением, что к первой жене. Его мачеха умела удивлять неожиданными решениями, и иногда на её лице одновременно с доброжелательной улыбкой появлялся...весьма пугающий взгляд, когда кто-то пытался насмехаться над ней. Чифэн-цзунь придерживал жену, помогая ей улечься на спину. Внезапно она охнула и схватилась за живот, чем нехило перепугала его. Ещё рано!.. — Что случилось?! Лекаря? — Всё в порядке. Просто... Сколько раз бы я ни испытывала это, а всё никак не могу привыкнуть к ощущению, когда они пинаются. Физически это неприятно, но...само осознание... — Госпожа Не с заворожённым взглядом погладила живот. Минцзюэ с облегчением выдохнул и тоже осторожно прижал ладонь к животу. Даже через два слоя одежды отчётливо ощущались толчки. Он тоже испытывал это не впервые и тоже чувствовал по этому поводу смешанные, но сильные эмоции. Удивление, ведь...там, внутри, живые маленькие люди, его частичка!.. Восторг. Страх. И нежность. Цяолянь не любила Минцзюэ. Минцзюэ не любил Цяолянь. Но он уже любил их ещё не рождённого ребёнка. Детей, вернее. Из-за размера живота лекари были уверены, что родится двойня. Чифэн-цзунь и без всяких лекарей и внешних признаков знал это наверняка — посылая поток ци внутрь, он чувствовал два тихих сердцебиения, два крошечных Золотых Ядра, отзывающихся на его энергию. Дети чувствовали отца. Он также мог с уверенностью заявить, что это будут мальчик и девочка. Впрочем, первой это почувствовала всё-таки его жена, у которой тоже имелось неплохо развитое Золотое Ядро. Последние несколько месяцев Минцзюэ ощущал волнение, знакомое ему с младенческого периода Хуайсана, но помноженное надвое. Он понял, что выражение «сдувать с человека пылинки» не такое уж и утрированное, потому что ему хотелось делать именно это. Какие-то мелочи казались опасностью, и зачастую Цяолянь приходилось, посмеиваясь, успокаивать его и заверять, что всё в порядке. Каждое изменение в здоровье, теле, поведении жены вызывало тревогу. Его преследовал постоянный страх, что во время родов, которые должны были начаться через пару месяцев, что-то могло случиться с детьми или женой. Он волновался о дальнейшем воспитании детей и о том, хороший ли из него получится отец. Не оставит ли он свою семью слишком рано?.. Чифэн-цзунь выдохнул, стараясь успокоиться и отогнать от себя плохие мысли. — Тебе что-нибудь ещё нужно? — спросил он, укрывая Госпожу Не одеялом. — Мне нужно, чтобы ты поскорее бежал к нему. Минцзюэ ничего не понял, и, должно быть, это отразилось на его лице. — Я уверена, что вы двое очень хотите наконец-то вместе провести время, которого у вас и без того мало, — Цяолянь печально улыбнулась. — Я тоже любила и понимаю, как тяжело быть в разлуке. Но мне... У меня нет шанса. Однако вы всё ещё можете встречаться, пусть и тайно. Статус названых братьев тоже полезен в этом случае... Я не хочу удерживать тебя. — Я сожалею, что тебя выдали за меня замуж вопреки твоему желанию. — Все, кто хоть немного выше простолюдинов, обречены на это с рождения, верно? — коротко посмеялась Цяолянь, но в этом смехе не было ни капли веселья. — В любом случае... Я рада, что судьба оказалась ко мне благосклонна хотя бы с замужеством. Муж мог бы избивать меня, сношаться с любовницами прямо у меня под носом, относиться ко мне не лучше, чем к служанке или свинье. Однако я замужем за благородным Чифэн-цзунем. Мой муж не поднимает на меня ни руки, ни голоса, заботится, уважает, позволяет мне продолжать обучение и развитие Золотого Ядра. Спасибо. — Не стоит. Это должно быть обычным поведением любого мужчины, который считает себя достойным, — его невольно перекосило от мысли о Цзинь Гуаншане. — Но, Цяолянь... Откуда ты узнала? — Не сложно догадаться, — усмехнулась Госпожа Не. — Все люди, знающие тебя и Цзэу-цзюня более-менее хорошо, наверняка либо уверены в наличии чувств между вами, либо догадываются о них. Ваши взгляды говорят за вас, как и тон ваших голосов. К тому же ты ни разу не прикоснулся ко мне после первой брачной ночи, и не похоже, чтобы ты посещал бордель. Это сразу навело меня на сомнение в...целостности твоих рукавов. Голубая бабочка-посланница с дребезжащими хлопками крылышек влетела в окно и села на его подставленный палец. «Если у тебя есть время, приходи на наше любимое место около озера». — Это от Цзэу-цзюня, верно? — он молча глянул на жену, не отрицая. — В таком случае, почему ты всё ещё здесь? Минцзюэ усмехнулся и положил ладонь поверх руки Цяолянь, лежащей на животе. — У меня такая понимающая жена. Спасибо. Я поставлю пару наших людей охранять комнаты и прикажу не беспокоить тебя. Оказавшись на улице, Чифэн-цзунь не сдержал предвкушающей улыбки. Любимое место, значит.       Минцзюэ сдержал порыв немедленно подбежать к фигуре в бело-голубой одежде и начал подкрадываться со спины, применяя особую технику для заглушения шагов и дыхания. Казалось, его ожидал успех, но в последний момент Сичэнь отпрянул в сторону, ловко изворачиваясь и смеясь. Их взгляды встретились. Первый Нефрит наблюдал за ним с улыбкой и игривым вызовом в глазах. Глава ордена Не был не из тех, кто отказался бы, и он с ухмылкой снова бросился в «охоту». Между ними завязалась шуточная драка без оружия, перемежающаяся с догонялками и закончившаяся поражением Цзэу-цзюня. — Ты не сильно старался под конец, — заметил Минцзюэ, с торжествующим выражением лица прижимая запястья возлюбленного к траве и сидя на его бёдрах, хотя в хвастовстве добровольно отданной победой не было никакой чести. — Ах, но зачем мне продолжать это бессмысленное сопротивление, если рано или поздно я бы выдохся и всё равно попал в руки могущественного Чифэн-цзуня? — смиренно вздохнул Первый Нефрит, не прилагая никаких усилий, чтобы освободиться. Минцзюэ усмехнулся, прекрасно зная, что все их игры заканчивались тогда, когда один намеренно поддавался, чтобы поскорее перейти к чему-то более приятному. — Притворщик, — довольно пожурил глава ордена Не, наклонившись к самому лицу и замерев над губами Сичэня, обжигая их горячим дыханием. Первый Нефрит приподнял голову, стремясь встретиться в поцелуе, но Минцзюэ издевательски отстранился немного, с мрачным удовлетворением наблюдая за искрой возмущения в глазах напротив. Наклонившись снова, он дрязняще провёл языком по нижней губе возлюбленного, но снова отстранился и не дал ему желаемого, встречаясь с голодным огнём во взгляде. Именно этого он и добивался. Сичэнь отбросил всякую притворную покорность и обхватил его ногами, с лёгкостью переворачивая на спину, а затем смял губы в страстном, жаждущем поцелуе. Чифэн-цзунь, расслабленно распластавшийся по траве, одобрительно промычал и с удовольствием поддался натиску Первого Нефрита, раскрывая губы и позволяя атаковать его покусываниями и скользнувшим внутрь языком. Он любил моменты, когда напористость и голод просыпались в Сичэне, любил наблюдать, как этот прекрасный мужчина поддавался желаниям и принимался брать и делать то, что хотел. Два месяца они не виделись, тоскуя в собственных орденах по обществу и прикосновениям друг друга. Вчера орден Не прибыл в Облачные Глубины после обеда, но им двоим пришлось придерживаться ролей просто названых братьев. Затем после ужина Сичэнь дал Минцзюэ подержать Пейфэна, но и эта встреча наедине не продлилась долго. И вот наконец-то они дорвались друг до друга, сплелись языками, задыхаясь и выпуская из горла тихие и довольные стоны. Первый Нефрит медленно оторвался от губ возлюбленного, но не спешил отстраняться и предпринимать дальнейшие действия. Их влажные губы согревались от дыхания, которое они пытались восстановить, пока смотрели друг другу в глаза, находя там нежность, радость от встречи и зарождающуюся похоть. Минцзюэ приподнял голову и начал медленно поедать бледное горло, превращая всю напористость Сичэня в беспомощность из-за нападения на слабое место и податливое изгибание шеи, чтобы предоставить языку и зубам больше пространства. Однако Цзэу-цзюнь не хотел, чтобы всё происходило так быстро. Он знал, что если они не остановятся сейчас, то потом будет уже поздно. Сегодня ему хотелось подержать себя и возлюбленного в напряжении, чтобы от предвкушения и нетерпеливого ожидания неизбежная близость тел ощущалась ещё слаще. — Дагэ... — Первый Нефрит прикрыл глаза, тут же проглотив слова, когда Чифэн-цзунь с вопросительным мычанием обхватил ртом его кадык и облизнул его. Чуть закусив губу от удовольствия, с большим трудом Сичэнь всё же нашёл в себе силы отстраниться достаточно далеко, чтобы оказаться в пределах недосягаемости. — Десерт напоследок. Глава ордена Не посмотрел на него в равной степени и с разочарованием от лишения лакомства и логичного продолжения, и с интересом. Цзэу-цзюнь слез с возлюбленного и подошёл к мешку, который до этого момента был Минцзюэ совершенно не замечен под деревом. Первый Нефрит разложил плед и начал расставлять на нём различные закуски и фрукты, завершив картину двумя сосудами «Улыбки Императора». — Я погляжу, ты хорошо подготовился, — усмехнулся Чифэн-цзунь, усаживаясь рядом. — Значит, сначала я должен съесть всё это, чтобы получить возможность съесть тебя? Знаешь, тебе не долго быть в безопасности. — Не торопись, А-Цзюэ, — с мягкой и снисходительной улыбкой попросил Первый Нефрит, внутренне распаляясь от неприкрытого желания возлюбленного. — Я не хочу торопиться. Давай насладимся сполна нашей встречей. Сегодня у нас есть время. — С тобой его никогда не достаточно, — возразил глава ордена Не, но, конечно же, поддержал идею Сичэня. Минцзюэ первым делом налил вина в пиалу, насладился его мягким привкусом, с жаром скатившимся по горлу, и только после этого принялся за еду и беседу. Цзэу-цзюню нельзя разговаривать во время трапезы. Цзэу-цзюнь нарушил это правило, ещё будучи подростком, чтобы иметь возможность больше общаться с другом. — Как дела у Юмин? Когда я снова увижу моего воробушка? — Твоего воробушка? — посмеялся Первый Нефрит. — Конечно. Пейфэн, считай, мой племянник. Очаровательный мальчик. Я хочу снова взять его на руки и поиграть с ним. Минцзюэ был слаб перед детьми. Особенно перед ребёнком его возлюбленного, которого на праздновании первого месяца рождения он с благоговением взял чуть трясущимися руками. Чифэн-цзунь посмотрел в ясные, любопытные глазёнки и сразу понял, что будет защищать этого мальчика, как Хуайсана, Сичэня и собственных детей. — Ты ещё успеешь повозиться с детьми, Дагэ. У тебя их вообще будет двое, — хмыкнул Цзэу-цзюнь, с лёгкой улыбкой покачав головой, будто в неверии или задумчивости. Двое. С одним уже было сложно. Даже если все заботы лежали на няньках, служанках и жене, Сичэнь тоже принимал участие, желая наблюдать за взрослением сына. Он не собирался быть отцом, который связан с ребёнком только общей кровью. Он не собирался становиться Цинхэн-цзюнем. — Думаю, завтра ты сможешь снова встретиться с твоим «воробушком», — продолжил Цзэу-цзюнь. — Юмин в порядке. Недавно я сделал исключение в правилах нашего ордена, не без недовольства Старейшин. У Пейфэна большой аппетит, и я заметил, что Юмин немного потеряла в весе. Поэтому я решил на время кормления позволять матерям питаться мясом. — Давно пора, — фыркнул глава ордена Не, снова выпивая. — Как вы, Лань, вообще растёте на одной траве?.. — Как здоровье Цяолянь? Как ей Облачные Глубины? — Говорит, красиво, но скучно. И я полностью согласен с её оценкой, — хохотнул Минцзюэ. — Если бы не твоя компания, я бы не выжил на обучении. Со здоровьем у неё всё в порядке, беременность идёт хорошо. Тяжеловато ей, правда, такой вес носить... Я волнуюсь, Сичэнь, — тихо признался он. — Дагэ, это нормально, — мягко улыбнулся Первый Нефрит, успокивающе поглаживая его по руке. — Я тоже проходил через страх за здоровье жены и детей. Это неизбежные переживания, если тебе есть дело до своей семьи. Чифэн-цзунь кивнул с согласным хмыком, но не то чтобы это его утешило. Тревога ведь так и продолжит грызть его изнутри. — Я волнуюсь не только о дне, когда моим детям придёт время явиться на свет. Я беспокоюсь... Хороший ли из меня выйдет родитель? И самое главное... Что, если я рано оставлю их без отца, как все мои предки? — О, А-Цзюэ, дорогой... — с бесконечной нежностью и сочувствием Первый Нефрит повернул к себе лицо возлюбленного, прижав ладонь к тёплой щеке. — Ты такой заботливый, ответственный и защитный. Ты так любишь детей. Конечно, ты будешь прекрасным отцом. А держать под контролем дух сабли я тебе помогу. Не думай о плохом, хорошо? Цзэу-цзюнь притянул возлюбленного к себе и дотянулся губами до его скулы и носа. Потребовалось ещё несколько поглаживаний по волосам и щеке, чтобы Минцзюэ временно успокоился и со вздохом кивнул. Переживания вернутся, но с Сичэнем было так хорошо и мирно, что страхи отступали, прячась в потаённых уголках души.       Возбуждение, которое немного стихло из-за поднятия неприятной темы, вскоре снова скопилось в них после того, как русло разговора сместилось в игривые шутки и поддразнивания. Возлюбленные начали кормить друг друга с рук, протягивать в пальцах кусочки фруктов и сладостей, обхватывать их губами, соприкасаясь с кожей и сохраняя зрительный контакт или наоборот томно прикрывая глаза. Первый сосуд «Улыбки Императора» уже был опустошён. Этого было недостаточно для того, чтобы Минцзюэ опьянел, но вино способствовало игривому настрою и скручиванию комка жара в нижней части живота, раззадоривало его желание. — Что-то совсем жарко стало, тебе не кажется? — отчасти это было правдой из-за выпитого алкоголя и солнечного дня, но по большей части являлось лишь ещё одним дразнящим шагом на пути к моменту, когда они больше не смогут кружить в игре вокруг друг друга и прыгнут. Глава ордена Не снял пояс и лениво распахнул все одежды, позволив им небрежно свиснуть с талии и обнажить его торс. Тряхнув волосами, он немного откинулся на отставленную назад руку и разок подкинул персик, прежде чем впиться в него зубами. Минцзюэ почувствовал, как несколько капель сока пролились ему на грудь и медленно потекли ниже. О да, он знал, что делал. Первый Нефрит захотел поддразниваний и оттягивания момента? Вот пусть получает. Сичэнь с голодом следил за поблёскивающими на солнце каплями, лениво бегущими по более смуглой, чем у него, коже между крепкими грудными мышцами и бугорками на животе. Там, где оставалась мокрая, сладкая дорожка, должен быть его язык. Немедленно. Все мысли куда-то уплыли, поэтому Цзэу-цзюнь даже забыл о собственной игре. Когда он качнулся вперёд с намерением во взгляде, Чифэн-цзунь с усмешкой напомнил ему правила, покачав головой и указав взглядом на всё ещё присутствующую еду. Его возлюбленный играл грязно. Возмущение поднялось в Первом Нефрите от такого наглого хода, но затем разлило внизу ещё больше расплавленного желания из-за воздержания и предвкушения. Ну, это ведь и было его задумкой, верно? Действие Минцзюэ было честным с этой точки зрения. Что ж, он тоже умеет действовать честно. — Ты прав, дорогой. Жарковато, — Сичэнь скидывал с себя слой за слоем, не спеша, и остался только в исподних штанах. — Ох, я забыл кое-что достать. Встав на четвереньки, Цзэу-цзюнь вытянулся вперёд, дотягиваясь рукой до мешка. Первый Нефрит довольно усмехнулся, почувствовав на себе прожигающий взгляд возлюбленного. Минцзюэ сжал в пальцах плед, чтобы хоть как-то физически удержать себя от прикосновения. Они сидели достаточно близко, и теперь, когда Сичэнь расположился в такой греховной позе, его обтянутый штанами зад маячил на уровне груди Чифэн-цзуня на таком расстоянии, что он без лишних движений мог бы обрушить шлепок, смять плоть в ладонях, стянуть последнее тряпьё и ворваться в жаркую тесноту языком и пальцами... Что ж. Ответный ход оказался поистине очень действенен. И дальше стало только хуже, потому что его возлюбленный положил на плед очередную миску, на этот раз с орехами, и баночку с маслом. Вот так вот легко. И продолжил есть с невозмутимым лицом. Глава ордена Не больше не мог ни на чём сосредоточиться. Эта чёртова банка лежала прямо здесь, у них под рукой, настолько неуместная среди невинных мисок с едой, что привлекала внимание, словно маяк. Маяк греха. Разум Минцзюэ услужливо подбрасывал ему картинки, как один из них хватал эту банку, окунал в неё пальцы и... Но Первый Нефрит начал хрустеть орехами и указал ему на миску, предлагая. Этот двойной ход с позой и маслом был уже нечестным. Теперь Минцзюэ наверняка был возбуждён в два раза сильнее, чем его возлюбленный... Чифэн-цзунь с детства привык контролировать яростный дух сабли, даже во время боя. Что, он не сможет усмирить тело? Он не собирался проигрывать, первым теряя контроль. — Какой ты предусмотрительный, — одобрительно хмыкнул глава ордена Не. — Но А-Хуань, как же можно есть всё всухомятку, особенно в такую жару? Сичэнь не предусмотрел его хода и явно собирался сказать что-то вроде: «Ну ты же знаешь, что мне нельзя пить алкоголь, а чай или вода расплескались бы. Я собирался в спешке и не предусмотрел...». И Сичэнь явно не ожидал, что, опрокинув в себя очередную пиалу, Минцзюэ наклонится к нему, медленно привлекая к себе за шею, чтобы возлюбленный точно понял его намерения. Первый Нефрит смотрел на него чуть расширенными глазами с осознанием, сомнением, внутренней борьбой и тлеющей страстью. Цзэу-цзюнь должен был понимать, что если он примет вино, то через пару-тройку минут их игра закончится его проигрышем. Сичэнь однозначно первым потеряет контроль. Чифэн-цзунь сделал этот ход, предлагая возлюбленному сдаться. Осталось только Первому Нефриту решить, чем пожертвовать — гордостью или скорым удовольствием. Хотя на самом деле здесь не могло быть победителей и проигравших, ведь они оба по итогу получали в награду наслаждение. Но игра есть игра. Цзэу-цзюнь с тихим выдохом прикрыл глаза и медленно сократил последнее расстояние между их губами. Глава ордена Не не смог сдержать довольный смешок. Сегодня в обеих играх уступил Сичэнь. Хорошо. В следующий раз, вероятно, уступит он. Минцзюэ толкнулся языком в губы, и Первый Нефрит послушно разомкнул их, позволяя обжигающей жидкости перетечь в его рот. Чифэн-цзунь знал, что целой пиалы достаточно, чтобы его возлюбленный начал снова скакать по деревьям и петь оды восхищения луне, поэтому предварительно сглотнул часть вина. Когда послышался глоток, он продолжил целовать Сичэня влажно и глубоко, но медленно. Видимо, его взгляд был слишком довольным, потому что, когда они отстранились, Первый Нефрит начал немного дуться, хотя и пытался это скрыть. Минцзюэ мог только ласково усмехнуться и примирительно поцеловать возлюбленного в лоб. — Итак, продолжим нашу трапезу, А-Хуань. Я ещё не пробовал орешки. Они оба знали, что ждать осталось очень недолго.       Они измяли траву и пропитали потом расстеленные одежды, их кожа блестела на солнце, когда возлюбленные двигались, сливались в одно целое, изнывали от удовольствия и шептали или кричали имена друг друга. Они решили искупаться и блаженно закрыли глаза, когда прохладная вода омыла и остудила их пылающие жаром от солнца и близости тела. Однако у них не было никакого шанса, потому что в один момент возлюбленные обнялись, счастливо и весело смеясь, в следующий — один держался ногами за талию, а второй блуждал жадными ладонями по его телу, и затем — блаженный, резкий стон, когда стоящий на ногах качнул бёдрами. Они всё ещё не насытились, поэтому, оказавшись на берегу, принялись снова мять несчастную траву. Затем они всё же взяли передышку. Все вкусности были доедены, вино — допито, и довольные и сытые во всех смыслах возлюбленные спрятались в тень дерева, чтобы поспать в объятиях друг друга. Возлюбленные проснулись, а вместе с ними и их задремавшая страсть. Ленивые движения, медленный темп... За сегодняшний день каждый успел испытать обе грани наслаждения — и принимающего, и дающего. И на этом они решили, что на сегодня достаточно, ведь уже наступил вечер. Недолго полюбовавшись закатом в уютной тишине, возлюбленные полетели в Облачные Глубины, чтобы на время ужина снова стать примерными мужьями своих примерных жён. А ночью, в одиночестве спален думать друг о друге и с улыбкой касаться пальцами тела, где ощущались отголоски дневных прикосновений.