Мальчик-Вася

Единственное, к чему сейчас нужно стремиться - это уменьшить количество смерти. Алик стремится. Алик больше не хочет видеть призраков прошлого в тумане, они и так мучают его по ночам. Ночь. Это время, когда из темноты, из угла маленькой комнаты выходит Эльза, рыдает и просит уехать в Америку. В глазах её блестят слезы, а на голове чернеет точка, которую почти получается не замечать. Когда отец кладёт прозрачную руку на его, Алика, плечо и говорит, что у него слегка побаливает сердце, до сих пор, представляешь, но это ничего, пройдёт. Когда Алик снова видит, как Федька, его товарищ, бежит по афганской степи с автоматом наперевес. И Алик снова надеется, что успеет его предупредить о мине, на которую тот все равно наступает. Так глупо, ужасающе глупо. Ночь, это когда рядом с печкой Алик видит того мальчика. Маленького, больного мальчика, с которым никто не играл в детстве. Мальчик, который с холодным спокойствием, играючи, убивал. Мальчик, который тогда, прижатый к стенке лепетал, что он не виноват в смерти дяди Вени. Не виноват, конечно, это тот, другой, подчинённый-придурок, что с него взять. Рваные движения его угнетали. Трясущиеся руки, которые постоянно тянулись в карман. В карман, где хранился ингалятор, маленький ключик к его жизни. А ведь ларчик открывался так просто! Алик всего лишь хотел поступить правильно, но почему изломанная линия жизни привела его в эту точку? Мальчик-Вася рассказывает ему о маме, папе и маленьком брате. Мальчик-Вася хладнокровно вонзает перочиный нож в грудь Бригадира. И ещё раз. И ещё. Мальчик-Вася просит Алика научить его плавать. И трогательно цепляется за его руку, когда они выходят на глубину. Мальчик-Вася предлагает ему поставиться героином. Манипулируя, откровенно подсаживая, подчиняя. Алик все понимает, но играет по его правилам. Нужно дать мальчику-Васе почувствовать себя сильным, взрослым и опасным. Таким, каким он всегда хотел быть. Герыч затуманивает сознание, позволяет уплыть от Васи, от всех проблем этого мира, который совершенно очевидно чем-то болен. Наблюдая агонию своего маленького мирка, Алик, словно сквозь туман, видит Мальчика-Васю, который раздевается перед ним до трусов и, шутливо отдав честь, ложится рядом с ним на диван. - Че ты разлег-г-гся, подвинься. Жарко что-то, сильно натопили. Мальчик-Вася прижимается к нему все сильнее, но Алик не возражает. Двигаться совершенно невозможно, а молочно-белое плечо, кожа под майкой, лишенная загара - весьма приемлемый вид. Взгляд фокусируется на едва заметной россыпи веснушек, покрывающей плечи Мальчика-Васи. Веснушки без солнца. Это кажется безумно смешным, но на смех тоже нет сил. - Ты сейчас такой безвольный, ты бы видел себя, - шептал Вася, почти касаясь губами его шеи, - я могу просто взять и скинуть тебя в озеро, ты же даже не выплывешь. Хотя нет, конечно выплывешь, ты же столько раз воскресал. Маленький мальчик лизнул его ухо. - Алик, я так хочу дружить с тобой, ты даже не представляешь! И вот, рука его, рука, которой он прикончил Бригадира, потянулась к ширинке Алика. Ночь, это когда Алик видит тень мужской руки, которая сжимает его между ног, и снова не может ничего сделать. Когда он понимает, что рука убийцы, психа, маленького мальчика с большим горем, заставила его кончить тогда в героиновом трипе, в доме, где горела с открытой заслонкой печь. Он понимает, что проклят, потому что не смог предугадать такого развития событий. Понимает, что, даже если захочет, не сможет его убить.