Эйфория

Скрип досок. Болезненный стон. На краткий миг тело ведёт куда-то в сторону, а голова взрывается сотней полыхающих искр. А после - чёртов позор, боже - проклятый организм подводит настолько, что на краткий миг выходит из строя вестибулярный аппарат. Мэттью цепляется рукой за стену, чтоб не упасть, и нечаянно опрокидывает какую-то вешалку. Отлично. Просто замечательно. То, что знаменитого Дракона было нетрудно выследить (путём тщательного изучения информации с "Tattle crime" и собственной смекалки), не означало, что расправиться с ним будет так же просто. Мэттью этого не рассчитал. По правде говоря, Мэттью вообще предполагал бесшумное и незаметное проникновение. И сейчас, застыв в дверях под пристальным взглядом человека в маске, он думает, что иногда надо подыскивать больше стратегий для отступления. Жаль, что уже поздно. Досадуя на себя, он морщится и выходит на свет: все равно его уже заметили. Все же удар током имеет долгосрочные в перспективе последствия... На будущее неплохо бы запомнить. А если бы у него, к примеру, было слабое сердце? Фредерику явно для полного комплекта не хватало лишь славы настоящего убийцы. Браун усмехается. К сожалению или к счастью, проблем с сердцем у него не было. Однако это вовсе не значило, что электрический заряд прошёл для его организма бесследно; теперь вот, например, из-за побочных эффектов на него обратил внимание очередной маньяк. Что ж - Мэттью пожимает плечами - тогда самое время прибегнуть к плану Б. Браун понятия не имеет, что это за план. Обычно он называл так любую импровизацию. Откашлявшись в кулак, он деликатно стучит костяшками пальцев по дверному косяку. Скорее для собственного развлечения, чем приличия ради - скрываться смысла все равно больше не было. Раз-два. Раз-два-три. Совсем как в тот раз, на его первом собеседовании у Фредерика. До чего же приятно иногда поностальгировать. Иногда, правда, моменты для этого бывают не самыми подходящими. Убедившись, что на него обратили внимание и пока не собираются потрошить (кажется, убийца просто в замешательстве), Мэттью дружелюбно откашливается: —Добрый вечер. Ничего, что я без предупреждения? В некоторых ситуациях придерживаться правил вежливости... Несколько тяжеловато. Несмотря на полуулыбку, голос холоден, как лёд из морозильной камеры с трупами. Человек напротив со свистом вдыхает воздух. —Кто ты? Хриплый голос звучит безо всяких эмоций. Брауну до этого, в принципе, всё равно нет никакого дела. С секунду Мэттью размышляет над ответом поостроумнее. Прикидывает и так и этак, перебирая варианты - но все же решает остановиться на самом банальном. И самом понятном. Он не был настолько уверен в умственных способностях убийцы, чтобы блистать перед ним остротами. Больно много чести, — скептическое хмыканье. Поэтому он склоняет с любопытством голову. —Никто, — он пожимает плечами и ведёт головой, как гончая, — И зовут никак. Просто пришёл забрать кое-что, что принадлежит мне. Не услышав ответа, он щурит глаза: —И будет лучше, если мне не будут мешать... Хотя в противном случае будет веселее. Мэттью демонстративно поигрывает в пальцах любимым перочинным ножом. Простенькая обманка: под подкладкой наспех накинутой куртки у него был припасен куда более весомый аргумент. В виде полуавтоматического дерринджера, если быть точнее. Ноль реакции. Абсолютно, самопровозглашенный психопат словно выключился из реальности в какой-то свой мини-мирок. На мгновение Мэттью даже посещает подозрение, что про него забыли. Убийца тяжело, с хрипами, дышит. Сжимает-разжимает пальцы. Затем поворачивает медленно голову, качает ей из стороны в сторону, как один из тех психов-лунатиков, которых Браун видел в стеклянных клетках лечебницы. С некоторым любопытством он продолжает наблюдать, как человек бормочет себе под нос - сипло; звук рассыпанного по кафелю гнилого табака: —Нужен лишь один. Не двое. Что... Что ему делать с двумя... Слегка изогнув бровь, Браун окидывает взглядом рослую фигуру. Он и не знал, что у новоявленного Дракона проблемы с головой. Язык машинально облизывает пересохшие губы, и Мэттью прикидывает, что помутнение рассудка у последнего здорово осложняло ситуацию. Но не намного. Пожав плечами, он хрустит предвкушающе шеей. Разминает кулаки и незаметно переносит вес на толчковую ногу. В здравом уме или нет, ему по-прежнему не составит труда одолеть, разорвать, выпотрошить и выгрызть зубами печень. Последнее, в целом, было вовсе не обязательно... Однако Мэттью слишком торопился на свою спасательную миссию, а потому не успел поужинать. Знакомство с доктором Лектером определенно оставляет отпечаток на каждом, мелькает ироничная мысль. Совершенно неожиданно эту ироничную мысль заглушают сомнения. Крохотный червячок неуверенности, паскудный, словно язва на коже... Этого с ним не случалось уже много лет. Ублюдок выглядел достаточно крепким: а Мэттью, к его величайшей досаде, ослаблен пост-электрическим синдромом (этот термин он выдумал только что). А еще, вдобавок, голодом. Нехорошо. Отвратительно. Он действительно ненавидит, когда его лишают законного преимущества. При таком раскладе где-то там, далеко-далеко на горизонте, замаячил шанс оказаться в одной братской могиле с доктором Гидеоном. Чего Брауну, если честно, очень бы не хотелось. Он привык к единоличным почестям. Был, впрочем, и другой вариант. Отличный от взаимного смертоубийства и кровавой мясорубки. Может быть, прибегнуть к нему будет куда лучшей идеей, чем героически погибнуть борьбе за то, что при обычных обстоятельствах называлось бы любовью. (Вряд ли у него, впрочем. В его жизни вообще мало было обычных обстоятельств). Хотя... В каком то смысле это всё же можно было назвать любовью. К кому конкретно - уже совершенно другой вопрос. Встряхнув как следует головой, Браун решил, что подумает. Мысль о собственной кончине по-прежнему не вызывала каких-то особых эмоций - но всё ж таки он бы предпочёл, чтобы эта кончина наступила еще не скоро. И, желательно, была как можно менее трагичной. По возможности. Он сильно сомневается, что Фредерик будет приходить к нему на могилу в траурном одеянии, заламывая руки и стеная по безвременно успошему подчинённому. Максимум - напишет для него эпитафию, которую пустит на глянцевую обложку своего нового бестселлера про психопатов. Если вообще выживет, конечно. Потому что как раз перед тем как он вошёл, по наблюдениям Брауна, над телом доктора явно совершались какие-то манипуляции. Что-то, что вряд ли приведет в восторг Чилтона, зато должно понравиться самому убийце. В руках у последнего Мэттью заприметил ёмкость с чем-то, подозрительно напоминающим бензин. Он слишком долго проработал на заправке, чтобы не узнать характерный запах. Едкий и щекочущий изнутри желудок, от которого хотелось хорошенько проблеваться; в принципе, этому же желанию способствовал и голод. Если бы не срочные обстоятельства, Браун так бы и сделал. Но он не может. Не сейчас, когда от него зависит, будут его дальше кормить вкусной вегетарианской пищей или нет. Поборов тошноту, он указывает властно: —Положи на место. Мэттью так и не понял, чего конкретно должна касаться данная реплика: канистры или тела Чилтона, бездыханной кучкой застывшего в углу. И, кажется, намертво приклееного к креслу, хотя вот тут он не уверен. Слишком темно. Наверное, хорошо, что доктор был без сознания, мельком думает Браун. Потому что нежная психика Фредерика вряд ли выдержит того, что он собирается сделать с его похитителем. Пока Дракон глядит, раздумывая, на него провалом своей маски, он не теряет времени даром. Резким ударом выбивает из руки бутыль, и человек отшатывается, застигнутый врасплох. Хорошо. Преимущество пока на его стороне. Не давая времени опомниться, Мэттью набрасывается на него. Не всем телом - закалённый в уличных драках, Мэттью прекрасно знал, что массой проблему не решить. Играя ва-банк с законами физики, рискуешь потерять равновесие и открыть уязвимые места, которыми любой адекватный (и не слишком благородный) оппонент не побрезгует воспользоваться. Опасно. Очень. Так что Браун поступает иначе. Он разворачивается на месте и делает подсечку, целясь ребром ладони в середину горла. Даже без острого лезвия попадания по этому месту было достаточно, чтобы на секунду вывести противника из строя. Вот только Дракон его неприятно удивил. Крепкий сукин сын, — Мэттью охает, едва мощнейший удар выбивает из легких весь дух. Следующие два удара приходятся на затылок и височную кость, после чего его без труда опрокидывают на пол - и Браун хрипит как-то по-жалкому слабо. Он определённо не хочет присоединяться к Абелю на городском кладбище. Вообще ни под каким предлогом. Абсолютно. Он не для того собирал по кусочкам Чилтона обратно в мясной пазл, чтобы теперь с ним делали оригами всякие Драконы, Феи и прочая мистическая нечисть. Огромным усилием воли он остаётся в сознании, несмотря на потемневшую перед глазами картинку. Надо всего чуть-чуть передышки: пары секунд будет достаточно, чтобы соскрести в кучку силы и сбросить с себя тело нападавшего. Неимоверным усилием, но ему это удается. Ценой разбитого к чертям лица, правда - но удаётся же. Остальное уже мелочи. Пока Дракон моргает, ошеломленный внезапным сопротивлением, Брауну удается шустро вскочить на ноги и занять оборонительную позицию. Ненадолго, впрочем - подняв голову, он натыкается в нацеленный прямо в голову ствол пистолета. Однако Мэттью не из тех, кого можно напугать стволом. Совсем не из тех. Если Дракон хочет поиграть, он может предоставить ему такую возможность. Браун спокойно подходит вплотную и упирается грудью в дуло. И смотрит: пристально. С частичным интересом. Встав напротив, он обнажает моментально почерневшие от крови дёсна, он бормочет хрипло, кровь из разбитой губы глотая: —Стреляй. Ну же. Убийца не издаёт в ответ ни звука. Поэтому Браун глубоко вдыхает сломанным носом воздух, не рискуя отводить взгляд. Секунда промедления - и он покойник. Как досадно. Он хрипит, еще раз кивая в сторону оружия: —Попробуй спустить курок. Сможешь меня убить... Получишь всё. Правда, если только затем решишься съесть. Как племена ирокезов на современной Онтарио, — Браун хихикает, всё ещё голодный до чёртиков (прижатый к голове ствол ничуть этому не мешал). Примеры индейцев-каннибалов на территорях Соединенных Штатов были одной из его излюбленных метафор, сразу же после гладиаторских боёв и различного рода пыток. С недавних пор уж точно. В животе между тем неприятно урчит. Мэттью вздыхает: ему крайне не хотелось умирать голодным. Даже заключенным перед казнью дают последний приём пищи... Поэтому он-таки решает прибегнуть к последнему варианту. Тому самому "плану Б", вместо которого он обыкновенно предпочитал расправляться с противником быстро и без шума. Но всё же... Браун чуть кривится. ...всё же иногда требовались более утонченные меры. То, что убийца напротив медлил, тому способствало. Молниеносно вытащенный из-под куртки ствол теперь смотрит прямо в дуло напротив. Мэттью и не сомневался, что эта огнестрельная малышка нового поколения ему пригодится. Какие-то время они просто смотрят друг на друга, ни больше и ни меньше. Наконец человек в маске выдыхает сквозь зубы. А после Мэттью слышит чужой (всё такой же осипший) голос: —Ты не из ФБР. Чего ты хочешь? Мэттью ведёт плечом, намеренно игнорируя последний вопрос: —Нет. Я частное лицо, представляющее свои собственные интересы. Дракон не отвечает, продолжая сипеть сквозь маску и выжидательно смотреть на него. Поэтому Браун продолжает: —Я догадываюсь, зачем тебе весь этот перфоманс ("Как тут не догадаешься?"). Но ты ищешь не там. Тебе нужен не он, — кивок в сторону Чилтона, — А мне не нужны лишние проблемы. Можем вышибить друг другу мозги, и Ганнибал выйдет победителем. Вместе с Уиллом Грэмом... Который, напоминаю, был не так уж и против опорочить твоё честное имя своими байками. Ну, ты в курсе. Я видел, что ты пытался сделать с его семьёй. Негромкий смех, весёлый и слегка довольный, заполняет пространство. Мэттью нисколько не издевается, ему действительно смешно. Ему ли не знать, как весело убивать человека на глазах у его близких. Ностальгия, однако, — он размышляет меланхолично, вспоминая семью с детьми в его бытность автостопщиком. До чего же приятно иногда вернуться в прошлое. К реальности его возвращает чужое дыхание. И последующий голос: отрывистые и вместе с тем странно-бархатистые звуки звучали как будто угрожающе. Если бы Браун был повпечатлительнее, на него это бы даже произвело должный эффект. —Тебе неинтересен мистер Грэм. Тебе неинтересен никто из них, — убийца немного молчит, прежде чем продолжить (с небольшой заминкой, отмечает Мэттью), —Но ты... Заинтересован в сохранении жизни этого человека. Вы посмотрите, какой догадливый. Не прошло и ста лет. В ФБР определённо набирают кого попало, раз они до сих пор не смогли изловить такого тупицу. Стараясь не слишком закатывать глаза, Браун фыркает: —Заинтересован?.. Если так понятней, пускай. Можно и так сказать. Мне всего лишь надо забрать кое-что, что мне принадлежит... Это моё, — тёмный блеск в зрачках почти неуловим, — И ты отдашь его мне. Для тебя он всё равно совершенно бесполезен. Сдавленный крик откуда-то слева - и Браун переводит взгляд на застывшего от ужаса Фредерика в пяти метрах от себя. Когда он успел очнуться? Неважно. Не обращая на доктора никакого внимания, он сжимает покрепче дерринджер. Внимание полностью сосредоточенно на убийце, и Мэттью со всей возможной, леденящей душу пристальностью заглядывает ему в глаза. Только так, как умел он. Когда он снова открывает рот, тон становится на несколько октав глубже: —Ты знаешь, что я прав. Знаешь, что произойдет, когда ФБР подсчёт эту наживку, — Браун позволяет себе кривую улыбку, — Он тебе ни к чему. И тебе совершенно ни к чему, чтобы Ганнибал Лектер добился своего, как только ты выдашь себя необдуманным поступком. Подумав, он добавляет - медленно, неторопливо растягивая слова. Не очень сильно, но достаточно, чтобы убийца успел осмыслить сказанное: —Кто-то должен продемонстрировать доктору Лектеру жестокую реальность этого мира, где он - вот так незадача - не на самой его вершине. Чесапикскому il Mostro не суждено вечно бить в одни ворота. "В конце концов, это просто неспортивно", — хочет добавить Браун, но передумывает. Его личная антипатия к Ганнибалу не должна помешать спасению Чилтона. Тем более, что в висок по-прежнему упирается ствол чужого пистолета. Как и его собственный. А Дракон по-прежнему молчит. Тогда Браун чуть поджимает губы, насмешливый, и решает довести попытку достучаться до конца: —Теперь понимаешь? Хотя бы один должен остаться в живых. Выстрелишь - я заберу тебя с собой в ад. И тогда эти придурки, эти жалкие говнюки, включая полицаев и их ручных маньяков, будут уверены в своем превосходстве. Досадное заблуждение, если хочешь знать моё мнение. Он хрустит шеей. —Итак? Он скалит зубы, облизывается, сжимая пистолет поудобней. —Будем следовать первоначальному варианту - или прибегнем к альтернативе? По правде говоря, Браун не уверен, что к его доводам прислушаются. Бабочки в голове у убийцы действительно осложняли дело, и именно поэтому он вовсе не уверен в успехе спасательной операции. Он немного не привык общаться с помешанными. Тик-так. Тик-так... Смерть или еще немного отмеренного Господом времени? Когда пуля навылет прошибает височную кость, говорят, это чертовски больно. Хотя, может быть, и врут. Доверять людям в таких щекотливых вопросах, как предсмертные ощущения - себя не уважать. Больно умирать или нет - Мэттью не знает. Однако не может не чувствовать, как будоражит кровь в биологической клетке из вен: элемент азарта в жизни всегда был чем-то, что приковывало к себе всё внимание. Заставляло хотеть большего, пойти ва-банк и рискнуть всем. Этот раз явно не стал исключением. Ему чертовски интересно, насколько сильно оправдан этот риск. И... Что из этого получится. Поэтому он ждёт. Терпеливо, как хищник одной лапой в капкане. Жалея только о том, что, сложись ситуация в самую худшую сторону, никто не даст ему выкурить последнюю сигарету; даже если б он захватил с собой целую пачку, всё равно бы не успел. С простреленным черепом не покуришь. По ощущениям, секунды длятся целую вечность. У Брауна очень сильно затекла рука с пистолетом, и, если бы не прямая угроза жизни, он давно бы швырнул его к чертовой матери. В общем и целом, он не знает, сколько они так стоят. Мэттью уже почти хочет сдаться и выстрелить первым - вдруг получится? ...а потом Дракон опускает оружие. —Убирайся. Забирай то, за чем пришел... И уходи. Он хочет крови, — тяжелый взгляд из-под маски, — Я не смогу долго сдерживать его. Подумать только. Сработало, — выдыхает Браун. Только сейчас он замечает, что все это время боялся глотнуть воздуха. У него действительно получилось. Не то чтобы он в себе сомневался... Но столь здравое решение со стороны умалишенного было как минимум неожиданным. Впрочем, кто он такой, чтобы оспаривать чужую волю? Он криво улыбается. —Что ж. Понятия не имею, кто этот "он", но желаю ему удачи, — Мэттью очаровательно скалит зубы. И бочком, пятясь, отходит к выходу. Ему остаётся лишь надеяться, что вздох облегчения, сорвавшийся с губ, не был слишком заметен. Интерес-интересом, но умирать по-прежнему ой как не хочется. Даже такому, как он. Особенно такому, как он. Кто еще, если не он, будет вытаскивать Фредерика из дерьма, в которое тот сам же себя и загнал. Собственно, к нему Браун и направляется перед тем, как как можно быстрее покинуть помещение. Встав рядом с прикованным к креслу доктором, он замечает его полуобморочное состояние (снова?). Неважно. Сейчас на это нет времени. Пытаясь привести своего лечащего врача в чувство, Мэттью трясёт его за плечи. Настойчиво и очень торопливо: —Доктор Чилтон. Подъём. Извините, что так неаккуратно, но времени у нас маловато... Пойдёмте. Ноль реакции. Хотя Чилтон в сознании, он это точно знает; может быть, он просто парализован страхом. В любом случае, решает Мэттью, время для извинений будет позже. Сейчас ему надо отцепить своего лечащего врача от кресла и (по возможности) привести в чувство. Что он и делает, методично срезая ножом клейкую дрянь, не переставая при этом пихать доктора в плечо. Долгие пару минут спустя попытки увенчались успехом, и Фредерик наконец вскакивает на непослушных ногах. Таращится на него безмолвно, а после пятится как можно дальше. Браун удовлетворённо цокает языком: отлично. Самое трудное сделано, Фредерик пробужден. Это хорошо. Нехорошо только то, что пробуждение было не самым приятным - для Брауна, по крайней мере. —Ты... Не трогай меня! — сдавленный крик (подозрительно напоминающий скулёж) наполнен ужасом. До смерти напуганный Чилтон походил сейчас на взъерошенного котёнка, всеми своими тощими силёнками пытающегося отогнать крупную собаку. —Успокойтесь... —Не подходи!.. Мэттью приходится отступить на пару шагов, давая перепуганному психиатру личное пространство. Как будто он собрался потрошить его заживо, обиженно думает Браун. Он всего-то отодрал его от кресла, стараниями Дракона превратившееся в клеевую поделку. И только что, между прочим, избавился от угрозы в лице этого самого Дракона. Психиатру, впрочем, было не до благодарностей. Возможно, болевой шок. Или просто шок. Мэттью не знает, он в этом плоховато разбирался - как и во всём, что касалось медицины. Он больше по практической части. Он наклоняет по-собачьи голову - и проникновенно, чувственно заглядывает в глаза: —Вы доверяете мне, доктор Чилтон? —Издеваешься?! — Фредерик едва не переходит на ультразвук, — Попроще не мог что-нибудь спросить?! —Было бы попроще, спросил бы попроще, — Браун пожимает со смешком плечами, но затем вновь серьёзнеет, — Послушайте. Я понимаю, что ситуация и действующие лица в ней не располагают к доверию... Особенно с учётом нашей недавней размолвки. Но поверьте, я не желаю вам зла. Если бы желал, вы были бы уже давным-давно мертвы. Внемлите хотя бы голосу холодной логики, раз эмоции вас подводят. Шипя, как раздражённый домашний кот, Чилтон отскакивает от его протянутой руки. Таращится гневно ему в искреннее, совершенно честное лицо. Кажется, доктору отнюдь не понравились его здравые доводы, грустно решает Мэттью. Он не успевает предпринять новую попытку, поскольку Фредерик его опережает: —Ты пытался меня убить, — ему в лицо выплевывают. Холодно и с явной недоброжелательностью. Жаль. Браун вздыхает: он-то думал, что чудесное супергеройское спасение из когтей монстра избавит его от необходимости объясняться. Он никогда особенно не любил серьёзные разговоры. Не его профиль. Тем не менее, объясняться все же придётся. Что ж, чем быстрее, тем лучше, пока Чилтон не сделал какую-нибудь необдуманную глупость. Опять. Мэттью не удивился бы, если бы крики вновь привлекли внимания другого убийцы - а потому справедливо полагал, что убираться надо как можно скорее. Он вздыхает глубоко. —Вовсе нет. Я вас спасал. —Пытаясь отрезать ноги?! Браун игнорирует последний возглас и спокойно, отстранённо интересуется: —Помните, вы спрашивали у меня, с чего вдруг мне так важна ваша жизнь? Не давая Фредерику время на выдумывание очередной колкости, он продолжает: —Потому что мне важна моя. —Я и не сомневался, что такому, как ты, есть дело только до себя самого, — высокомерный ответ. Будто плевок в и без того разбитое лицо. Немного, но всё же обидно. Мэттью снова вздыхает. И вытирает рукавом рубашки кровь с носа. —Бросьте, док. Верите или нет, но... Вы кое-что значите для меня. За совершенно заурядным, блёклым карьеристом мне удалось увидеть нечто абсолютно невообразимое. Такое, что мистеру Грэму с его даром даже не снилось, — ироничный смешок, — Ну, вы знаете, я всегда был довольно наблюдателен. —Какое внимание к деталям. Сочту за комплимент, — даже будучи почти поджаренным заживо, Фредерик каким-то образом умудряется иронизировать. Мэттью это нравится. К тому же, доктор больше не пытался от него пятиться. Он по-прежнему вжимался всем телом в стену, но это было поправимо. Надо всего лишь прояснить ситуацию чуть глубже. Что Мэттью, собственно, и делает. Он говорит: —Значит, мой следующий вывод вы тоже воспримите как комплимент. Потому что только со временем я наконец понял, в чем тут дело... Что же с вами не так. Несмотря на явный страх Чилтона, Браун замечает, что тот внимательно прислушивается к каждому слову. Ему интересно, хмыкает он про себя. Что ж. Он вполне может удовлетворить это любопытство. —Из нас двоих сумасшедший здесь вовсе не я. Вы больны, доктор Чилтон, — Мэттью широко ухмыляется, — У вас потрясающе-болезненная страсть к привлечению внимания убийц к собственной персоне. Невербальным знаком он склоняет набок голову: выражение крайней привязанности и честных намерений. И Чилтон это знает. Но ничего не говорит. Продолжая, Мэттью практически понижает голос до шёпота: —Вам прекрасно известно, что я прав. Вы нуждаетесь в этом так же, как адреналиновый наркоман нуждается в прыжке с парашютом. И мне это нравится. ВЫ мне нравитесь, доктор. Ваше сумасшествие - что-то с чем-то. Браун не произносит ни слова, однако несказанное всё равно ощущается в воздухе. Ваше эгоцентричное безумие пробивает все мыслимые пределы. Мало кто из людей может похвастаться таким безрассудством. Гордитесь тем, что можете этим обладать. А я... Буду гордиться тем, что обладаю вами. Немигающий взгляд направлен прямо в изумрудные, удивительно ясные глаза. Мэттью смотрит, надеясь, что доктор поймёт его безмолвное послание. ...если даже он и понял, то предпочёл отвести взгляд. Он напуган? Нет, — решает Браун. Тут что-то другое. Но сейчас у них нет на это времени. Надо убираться. Схватив коротко ойкнувшего Фредерика за руку, Мэттью тащит его на задний двор дома; туда, где он еще заранее наметанным глазом заприметил чей-то автомобиль. Чей - не важно. Мэттью все равно прекрасно умеет вскрывать замки. Не обращая внимание на слабые попытки вырваться, усаживает на переднее сиденье Фредерика. А после, заняв место водителя, захлопывает дверь и вдавливает газ на полную мощность. Если они не уберутся вовремя, шанс стать чем-то наподобии жареных ребрышек повысится в геометрической прогрессии. Мэттью очень этого не хочется. Он жилистый и невкусный.

***

Только когда от места обитания Дракона их отделяет минимум десять километров, Браун позволяет себе немного расслабиться. Он даже думает было извиниться перед доктором за грубоватую спешку, но его опережают. Практически успоковшийся (настолько, насколько это было возможно в данной ситуации), психиатр прочищает горло. —Честно говоря... — Фредерик мнётся, теребит нервно ногтями шов на кресле сидения, — Честно говоря, я был уверен, что ты его... Что ты доведёшь дело до конца. С интересом Мэттью косится на него, не отрывая глаз от дороги: —Вас удивляет, почему я оставил его в живых, хотя мог бы прикончить? —Формулировка излишне резкая... Но - да. Удивляет, — неохотно кивает Чилтон. Кажется, он вполне оправился от первого потрясения и сейчас готовится к следующему. В ответ на губах Брауна блуждает улыбка. —Всё очень просто, доктор. Есть какая-то прелесть в том, чтобы победить, не сделав ни единого выстрела. Слово может быть оружием куда худшим, чем любой нож или винтовка, — Мэттью зубасто ухмыляется, — В конце концов, все самые кровопролитные войны в мире начинались не с напалма, а со слов. По правде говоря, Мэттью немного слукавил: грубая сила ему нравилась куда больше. Но иногда другие методы просто необходимы... По крайней мере, тогда, когда сила подводит. Так что в каком-то смысле, да, решает Браун. Слово - страшная сила. Он увеличивает скорость до 130 км/ч и размышляет параллельно, что, если повезёт, он даже может воочию увидеть это самое его "слово" в действии. Хотя бы в новостях по ТВ. А еще лучше - в трёх посмертных некрологах. Мэттью не отказался бы на это взглянуть, попивая яблочный сок с ликёром где-нибудь на веранде, далеко-далеко отсюда. От Балтимора, лечебницы и ФБР. От спецагентов со сдвигами в психике и других психопатов: ему больше нравилось, когда лавры доставались именно ему. По его мнению, в этом не было ничего плохого, если только это не его похороны. К слову, о них: может быть, он даже пропустит стаканчик за покойного доктора Гидеона. Все-таки тот был довольно забавным и прекрасно скрашивал его серые дни в клинике... Какая жалость, что это не уберегло его от уготованной участи запечься в рулете. В отличие от него. Браун довольно щурится от такой мысли, не отрывая взгляда от пустой трассы. Единственный выживший. Как символично, а главное - правильно. Так, как и должно было быть. Всегда на шаг впереди. В тени, но всегда на переднем плане. Не на самой вершине пищевой цепочки, но нечто очень к этому близкое. Максимально приближенное к тому, чтобы по праву быть уверенным в собственной неуязвимости. Потрясающе. —...мучает? А, мистер Браун? —Хм? Мэттью выныривает из размышлений. На соседнем с ним сидении Фредерик с раздражением закатывает глаза: —Я спросил: совесть не мучает? Ты мне костюм испортил, когда от кресла отдирал. Он, между прочим, стоит больше, чем ты когда-либо мог заработать! Мэттью смеется, на секунду забыв даже об управлении автомобилем. Только Фредерик мог сетовать на дорогую одёжку, едва не став главным блюдом на столе у серийного убийцы. Он его просто обожает. Правда. Без иронии. Он усмехается: —Видит бог, мне неловко вас разочаровывать - но сочувствие к вашему костюму будет последним, что я когда-либо смогу испытать. —Да неужели. Мне страшно представить, что ты вообще в таком случае можешь испытать, — язвительная насмешка; на которую Мэттью, впрочем, все равно плевать. Он уже привык к въедливости психиатра, как к ядовитой окраске у какой-нибудь экзотической лягушки. Пожимая плечами, Браун всё ещё не отрывает взгляда от дороги: —Вряд ли то, о чем вы подумали. Меня не терзает ни одиночество, ни муки совести. Я страдаю от совершенно иных вещей, доктор. —Надо же, вы посмотрите... Страдает он, — бухтит Чилтон, потирая кровавые ранки на коже, — От каких же? Что-то я не заметил, чтобы тебя вообще беспокоило хоть что-то. Мэттью ухмыляется, развеселившийся: —Вам кажется. Я просто хорошо притворяюсь, — лукавый взгляд украдкой, — Хотите узнать, что на самом деле угнетает моё бренное существование? Я готов на самый-самый искренний ответ, честное психопатское. Не дожидаясь ответа, он щёлкает пальцами на свободной от руля ладони. — Непонимание, доктор Чилтон. Самый худший из человеческих пороков - неспособность понять то, что и так находится перед самым носом. Он глядит искоса на Фредерика, слегка заинтересованный в его реакции. Совсем чуть-чуть. Однако тот лишь фыркает саркастически: —Неспособность понять, как человек вроде тебя может творить всё, что хочет?.. Не знаю, кто там конкретно тебя не понимал, но не могу с ним не согласиться. Браун хмурится, поджимая обветренные губы. —Зря вы так. Я демонстрирую людям безжалостность этого мира. Его несправедливость, если угодно. То, как их жизнь ежедневно сталкивается с жестокой реальностью - это полностью моя заслуга. Миру нужны такие, как я. Без таких, как я, все эти добропорядочные граждане давно замочили бы друг друга при первой же возможности, — бровь чуть вскинута, — Присмотритесь как-нибудь ко всем этим идиотам. До них никак не дойдет, что так же, как никто за них не родится... Никто за них не умрёт. Я всего лишь показываю, чего на самом деле стоит их жизнь. Так что видите, я полезен для человечества, — он подытоживает монолог с чувством выполненного долга, шаря в бардачке в поисках пачки сигарет. Фредерик открывает было рот, но его тут же перебивают. Мэттью всё равно, что ему сейчас скажут. Мэттью еще не договорил. Он хрипло мурлычет, наклонившись к чужому уху близко-близко: —Кроме того... Я полезен для вас. Кто-то ведь должен взять на себя ответственность охранять вашу персону от убийц, внимание которых вам так нравится привлекать. С удовольствием он наблюдает, как Фредерик покрывается неравномерными красными пятнами от такого откровения, и вновь обращает всё внимание на дорогу. Какое-то время они едут в тишине. Спокойная и умиротворяющая, она благотворно сказывалась на нервах - Мэттью даже почти забыл, о чём шел разговор последние полчаса. Забыл бы, если б не Фредерик, снова заёрзавший рядом. —Кхм... К слову, об этом... Вопросительный взгляд. —Я понимаю, что вопрос, в некоторой степени, глупый... Но я должен хотя бы примерно предполагать, что нас... Меня... Ждёт. Браун не перебивает, дожидаясь, пока Фредерик сделает глубокий вдох - собираясь с силами, видимо. Собравшись наконец, доктор выпаливает: —Есть ли в твоей пользе для меня хоть что-то от любви? Хотя бы часть того, что у нормальных людей принято называть привязанностью. Мне надо точно знать, на что я подписываюсь. И какие у этого могут быть последствия для моего здоровья, — кислая мина. Чилтон явно не питает романтических надежд по поводу ответа. Мэттью даже его немного понимает - правда, поделать с этим ничего не может. И именно поэтому после секундного раздумья решает ответить вопросом на вопрос: —Вы знаете притчу про мудреца? В гнетущем молчании Фредерик смотрит ему в лицо. Только дробь пальцами по бардачку выдаёт напряжение. Браун не видит смысла глядеть в его сторону, а потому продолжает, не отрывая глаз от дороги: — Однажды мудрец сказал: вы говорите, что любите рыбу. Все так говорят. "Я люблю рыбу". И едва те обратили не него свой взгляд, он сказал придуркам, что развесили уши на его знания... Он сказал им всем: когда вы говорите "я люблю рыбу", на самом деле вы имеете в виду совсем другое. Щелчок зажигалки: Мэттью наконец отыскал в бардачке сигареты. — Вы имеете в виду: "Я люблю себя и мне нравится вкус рыбы, поэтому я убиваю её и ем", — выдыхая дым, Браун с пристальным вниманием вглядывается в темные верхушки деревьев на обочине; затем бросает искоса взгляд на спутника, — Понимаете? —Ты хочешь меня съесть?! В голосе доктора Чилтона Мэттью слышит неприкрытый ужас. Хорошая попытка, но нет. —Успокойтесь, док. Из дурных привычек у меня только курение, каннибализм к ним не относится, — Браун ухмыляется с сигаретой в зубах, — Акцент был на первую часть сей мудрости, а не на вторую. Какие-то долгие, ужасно медленные пару минут Чилтон кусает губы. Косится угрюмо на то, как он травит организм никотиновой вытяжкой, а затем отбирает пачку и закуривает от предложенного огня сам. По вмиг скривившемуся лицу Браун предполагает, что это, вероятно, далеко не тот элитный табак, к которому привык доктор. Тот, впрочем, не жалуется. Только бормочет устало: —В таком случае, я не пойму, какой реакции ты от меня ждёшь. Что я брошусь тебе на шею и буду обожать до конца дней? И ради чего... Только за то, что ты будешь защищать меня от себе подобных. Велика честь, спасибо, — Фредерик кривится в болезненной гримасе. Внимательный человек заметил бы: горькой гримасе, — Я никогда не смогу доверять тебе полностью. Как вообще можно доверять тому, кто только что признал собственное бессердечие?! Жёстко. Прямолинейно. Мэттью и это нравится. Поэтому он мешает быть максимально честным. —Никак. Ваша правда, — он жмёт плечами, не отрываясь от дороги, — Вот только дело здесь вовсе не в доверии. И не в том, повернетесь ли вы ко мне спиной, доктор Чилтон. Дело в банальной логике. Он вдруг резко ударяет по тормозам. Так резко, что Фредерик едва не впечатывается носом в лобовое стекло автомобиля. Судя по возмущенному вскрику, доктору это не очень понравилось: —Эй! Что ты!.. Договорить ему не дают. Мэттью поворачивается к нему всем корпусом, наклоняется близко-близко. Практически вжимает его тело в спинку сидения, лишая возможности сдвинуться хоть на миллиметр. А затем - аккуратно, а чём-то благоговейно даже, опускает ладонь на грудь Фредерика. Прямо на то место, которое пульсировало сейчас под его рукой лихорадочным своим ритмом. Он шепчет застывшему в шоке психиатру: —Задержите дыхание и прислушайтесь. Слышите? Так бьётся ваше сердце. И я не стану дырявить его ножом, доктор Чилтон... И не позволю сделать это никому другому. Неслышный вздох. —Потому что я слишком люблю себя, чтобы лишиться источника своей одержимости. Своего личного дофамина. Вас. Широко раскрытые (испуганные) глаза Фредерика встречаются с уверенным и спокойным взглядом. Мэттью старается не моргать, хоть от чересчур пристального взгляда сохнет слизистая. Он желает добавить, что это настолько искренний ответ, насколько он только может быть таковым от него - но решает, что это будет лишним. Фредерик и так это прекрасно понял, он видит это по глазам. Еще один аргумент в пользу того, что доктор не дурак. Чилтон между тем уже немного отошел от удивления, и теперь с вызовом глядит ему прямо в лицо: —И это всё? —Это большее из того, что я могу вам предложить. Если откажетесь - просто оставьте меня здесь. Полиции не привыкать ловить беглых маньяков в самых неожиданных местах, — Браун хмыкает, — Или нажмите вот на эту кнопочку, как в прошлый раз. Только подольше, чтобы наверняка. Мэттью скалится, вертит головой во все стороны. Так, чтоб был виден аккуратный шрам на шее: поистине ювелирная работа. Все же некоторые врачебные навыки у его доктора имелись. Стыдно признать, но он... Он почти готов к очередным электрическим конвульсиям. Или к тому, чтобы оказаться вышвынутым на обочину, как бесхозная дворняга. Зависит от того, какое у доктора настроение. ...но Фредерик медлит. Мнётся в нерешительности, будто никак не может собраться с мыслями. Смотрит то на него, на на свои руки, невидящим взглядом уставившись на кровавые мозоли от мест соприкосновения с клеем. Наконец уточняет хрипло: —А... А как же Дракон? Браун отмахивается: —Об этом не беспокойтесь. Мне почему-то кажется, что с ним разберутся другие. Понятия не имею, кто... Хотя нет, впрочем, есть пара предположений, — кривая ухмылка, — Но не думаю, что это имеет значение. Когда это произойдет, мы будем уже далеко. Ну, или вы один. "Или вы один." Мэттью прикрывает на секунду глаза, не заботясь о дороге. Некоторые вещи должны быть решены здесь и сейчас, иначе никакая возможная авария уже будет не страшна. Ему точно, во всяком случае. Теперь доктор знает, кто он. Он знает о нём далеко не все - но очень и очень многое. Никому прежде не выпадал такой шанс. Никому... И никогда. Он действительно стал для него чем-то большим, чем обыкновенная жертва. Очередная ничего не значащая пешка в его - безусловно - очень увлекательном спектакле жизни. Если бы он только знал, чем обернётся его приезд в Балтимор, подумал бы о своём решении трижды... Теперь уже, впрочем, нет особой разницы. Доктор знает о нём практически всё. Будет честно предоставить ему выбор, как именно распоряжаться этой информацией. Испытующе Браун смотрит на Фредерика. Прямо ему в глаза. Ледяные иголки в зрачках так же, как и всегда, прожигают насквозь душу. Как и в первый день их встречи. Мэттью неслышно выдыхает. —Так что вы решили? Он не рассчитывает на многое. Не рассчитывает на то, что ему поклянутся в верности и будут целовать ноги; да ему это и не нужно. Логически Фредерика понять было нетрудно. Раз-два. Раз-два-три, доктор Чилтон. Задайте себе вопрос: стали бы вы любить того, кто не может ответить вам взаимностью? Не просто не хочет - не способен. Да, он так и думал. Вот и весь ответ. Когда там ближайшая остановка?.. Он готов высадиться, дайте только закурить на дорожку. Браун сам не замечает, как побелевшие пальцы стискивают руль авто. Да, он был готов к любому варианту развития событий. Но всё-таки... Какая-то крохотная часть того, что еще осталось у него заместо души, надеется на пресловутый счастливый финал. Глупо, но человеческая природа берёт своё. А потом - Браун впервые в жизни теряется - потом происходит что-то, что удивляет даже его. Всего за несколько секунд, хотя, по ощущениям, за целую вечность. Стремительно (будто не давая себе времени на раздумья) Чилтон наклоняется к нему. И - накрывает его губы своими. Раскрыв широко глаза, Мэттью послушно позволяет доктору делать с ним всё, что тот пожелает. Не столько из-за желания подчиниться. От шока. Настолько сильного, что перехватывает дыхание. А Фредерик между тем чуть отстраняется, смущённый. Он бормочет, отворачиваясь от его лица: —Я... Иногда я ненавижу себя за свои странные предпочтения. Слова были излишни. Только что произошедший акт любвеобилия мог означать только одно - и Браун радостно улыбается, вмиг преобразившись из опасного хищника в довольного жизнью щенка. —Д... Да-а, я тоже ловлю себя на такой мысли. Рад, что вы это наконец признали. Закатив в раздражении глаза, его притягивают для нового поцелуя. На этот раз Мэттью готов: он с радостью перехватывает инициативу и лижется по-собачьи, руками шею доктора охватывая. Трётся об него носом - а после, пачкая слюнями и без того грязный пиджак, урчит куда-то в шею. Доктор, похоже, не против. Еще бы. Через какое-то время Фредерик наконец отстраняется. Дышит тяжело, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, и приводит в порядок причёску. Затем неловко откашливается: —Так... Кхм... Это всё очень замечательно, но... Что теперь? — Чилтон бормочет себе под нос, не давая ему и слова вставить, —Стой-стой, подожди. Надо покинуть город. Сменить машину или хотя бы номера, очистить тебя от крови, господи-боже, мерзость какая... Да, и переодеться во что-нибудь поприличнее. Он с отвращением осматривает испорченный костюм. Затем, повысив голос, обращается уже непосредственно к Мэттью: —Так что, мистер Браун? Ты это заварил, тебе и расхлёбывать. Я внимательно слушаю твои предложения насчёт нашего дальнейшего маршрута. —В Новый Орлеан, — Мэттью отвечает, не задумываясь. Чилтон хмурится: —Луизиана? Странный выбор. Я полагал, тебе больше по вкусу Техас или Мехико-Сити. В тебе всегда была какая-то нотка... Свободы. Он неопределённо шевелит в воздухе пальцами, не в силах охарактеризовать богатый внутренний мир Мэттью. Последний, в принципе, и не жалуется. —Не в этом дело, — мотает головой Браун и тянется ладонью к магнитоле, — Слушайте. Рука нащупывает кнопку увеличения громкости. Радио в машине старое (десятилетней давности, прикидывает Мэттью), но звук хороший. Отчётливый. Который сейчас, постепенно набирая оборот, наполняет салон чудесной атмосферой блюз-рока. Лучшей из всего репертуара, мелькает ностальгияеская мысль.

Есть в Новом Орлеане дом.

"Солнца Восход" - остаток дней былых,

Чертовски много он сгубил парней...

И я один из них.

Умиротворенный, он легонько покачивает в такт ногой. Чилтон рядом тоже прислушивается. Мэттью не уверен, но, кажется, доктору тоже нравилась эта песня. Это хорошо. Может, тот и не сможет никогда его понять - но чтобы быть с ним, необязательно с головой окунаться во все смертные грехи. Достаточно просто... Узнать его получше. Мэттью уже смирился, что это то единственное, что Чилтон может для него сделать.

О, мама... Детям ты скажи

Не повторять исход,

Что я прожил в грехе и боли

В том доме, где Солнце встаёт.

Браун кладёт руку Фредерику на колено. Тот напрягается сперва, зато уже через пару секунд расслабляется под увесистой тяжестью ладони. Мэттью собой доволен. Прикрывая глаза, он ослабляет напряжение в мышцах и позволяет ветру обдувать разгоряченную кожу.

Мне всё равно - одной ногой в аду,

Другая поезд ждёт...

И я вернусь в свой старый дом

Под цепь и Солнца гнёт.

Браун по-прежнему не открывает глаз. Только говорит небрежно, отвечая на невысказанный вопрос: —Я родом из Нового Орлеана, доктор. В личном деле это указано. Грязь, нищета и провинциальная проституция, всё крайне далеко от идеализированных представлений о свободе. Самое очевидное место, куда мог бы отправиться беглый психопат со своим лечащим врачом на буксире... И потому никто не станет нас там искать, — лицо Брауна непроницаемо: так что Фредерик сильно сомневается, что тот испытывает какую-то ностальгию по этому месту. Он даже пропускает мимо ушей ироничную реплику о буксире, завороженный протяжными нотами блюза. И говорит понимающе: —"Хочешь спрятаться - спрячься у всех на виду"? Разумно. В ответ ему кивают. —Может быть, пришло время вернуться к истокам, — отстраненный взгляд, — В конце концов, вариантов у нас не так много. Не то, чтобы он сильно в восторге от такой перспективы, впрочем. Но, как бы ни было неохота это признавать, содействие со стороны сейчас не помешало бы... Может статься, что там еще остались люди, которым он не успел испортить жизнь, и которые не откажут в помощи старому знакомому. В конце концов, не попробуешь - не узнаешь. Из размышлений его выдёргивает заинтересованный голос: —А твоя сестра? Она тоже оттуда? Мэттью озадаченно косится через плечо: —Какая сестра? —Которая тяжело больна. Ты же ради этого пришёл устраиваться на работу. Ой. Надо же. Какая у Фредерика хорошая, однако, память. Нечленораздельно прорычав что-то, Мэттью тянется к радио. —Кхм. Давайте песню дослушаем. Она мне нравится, красивая. —Мэттью. Браун прибавляет звук на панели, старательно делая вид, что не слышит (и не видит) яростных гримас Фредерика. —Мэттью! Его хватают за локоть, заставляя развернуться лицом. Браун тяжело вздыхает. —Давайте так, — невинно-щенячий взгляд, — Я постараюсь вас больше не обманывать... В обмен на крохотную услугу. Вы мне очень польстите, если воспримите это всерьёз, а не в качестве очередной издёвки... Пожалуйста. У всех, ну, понимаете... Свои причуды. —Ну? — Чилтон нетерпеливо восклицает. Он явно не собирается спускать на тормозах его давнюю - маленькую - ложь, поэтому Мэттью спешит чем-то перебить эти его мысли. Он выпаливает на одном дыхании: —Почаще снимаете свой протез. Ваше лицо без него просто восхитительно. Секундная пауза. Фредерик открывает рот. Фредерик закрывает рот. Фредерик краснеет, бледнеет, синеет и весьма мило розовеет, прежде чем вернуться к нормальному цвету кожи. А Мэттью щерит зубы в довольной (но обаятельной) ухмылке и выворачивает руль вправо, в сторону одной из шоссейных развилок. В сторону новых, он предполагает, начинаний. Туда, где всё началось. И туда, где, он надеется, всё закончится. В конце концов, теперь его жизнь станет чуточку интереснее... Потому что теперь его личный трофей безраздельно принадлежит только ему. Ему и никому больше, с удовольствием убеждается Браун. Его величайшая сила и слабость в одном лице. Проклятие и спасение. То, что отнимает энергию и даёт импульс мощного адреналинового рывка. Его персональный талисман. Его благословение. Его эйфория. Мэттью Браун кидает взгляд на наручные часы и растягивает губы в улыбке. В самый первый раз, когда он готовился на пороге Балтиморской лечебницы для душевнобольных преступников к встрече с Фредериком Чилтоном, стрелки на них тоже показывали без десяти двенадцать. В тот самый раз он еще не знал, какая из его бытовых хитростей окажется в итоге самой полезной. Он и сейчас может назвать большинство из них - вот он, его личный карманный путеводитель: Чтобы скрыть дыру в костюме, следует всего лишь нанести чуть-чуть прозрачного лака для ногтей с изнанки. Для того, чтобы жертва не кричала, сперва надо сделать надрез в нижней части горла, между щитовидными хрящами, а затем слегка прижать ногтем. Лимонная долька поможет избавиться от запаха стирального порошка на одежде. Привязать к себе психиатра с болезненной страстью к психопатам можно, впустив его в свою голову. Да, Мэттью помнит это и многое другое с тех самых пор, как решил развеять скуку в Балтиморе. И сейчас, стискивая свободной от руля рукой пальцы Фредерика на соседнем сидении, он нисколько об этом не жалеет. Потому что жалеть о чем-либо - не в его правилах. Потому что его персональная эйфория - то, чего он так упорно искал всю свою жизнь. И то, что он ни при каких обстоятельствах не собирается больше отпускать.