***
— Спасибо вам за покупку! — Милая на вид женщина передает маленькую коробочку в руки Адама, улыбается и уходит с деньгами. Адам, не знающий что делать с полученной вещью, передвигается, как черепаха, к дивану. Садится и открывает посылку, с неожиданным для него волнением разглядывая содержимое. Как и ожидалось типичный шампунь, но с логотипом… шампуня для животных. — Вы издеваетесь надо мной? — Адам вытаскивает бутылку и рассматривает под светом лампы. Да, действительно, изображение котенка с щенком в мыльной пене в очертаниях ванны, явно намекают на подтверждение гипотезы, что ему подсунули не тот товар. Ногти цепляются за этикетку и Адам сжимает зубы в приступе злости. Не уж то его одурачили на сто баксов? Его, профессионального вора под прикрытием и студента одного из лучших университетов Байторна? Снятие приклеенной бумажки с названием происходит в мгновенье ока, сам Адам не осознает движение рук и в ладонях оказывается не только тонкая бумага, но и что-то крепкое и жесткое по другую сторону. Адам отслаивает неожиданную находку и выпрямляет, читая корявые надписи, сделанные кем-то неизвестным. «Использование не рекомендуется беременным женщинам, несовершеннолетним детям и психически больным людям. Эффект от шампуня долго держится, поэтому не используйте слишком часто, всей продукции хватает чаще всего на несколько лет или же год, зависит от количества используемого шампуня за раз. Экспериментальная версия, поэтому все случившиеся недоразумения на ваш страх и риск.» — …страх и риск.» Ага, значит теперь я буду экспериментальной крысой за собственные деньги, — Адам откручивает крышку и нюхает содержимое с опаской. Яблоки вперемешку с цитрусами, но доверять нюху Адама значит доверять каждому незнакомцу, особенно тем самым голым проходимцам в одних лишь пальто, — Терять уже нечего, деньги кончились, жизнь у меня одна, возможность тоже, потеря волос не так уж и страшна. С азартной улыбкой Адам закрывает дверь ванны. Всплеск воды и долгожданная проба животной сыворотки на волосах человека.***
Рецепторы давятся чрезмерно распространявшимся по комнате запахом яблок вперемешку с ядовитым цитрусов. Адам вытирает волосы, щупает пряди и прикусывает губы, стискивая зубы, в полную силу ощущая щекотку от касаний и далёкое ощущение спокойствия и ласки, от собственных поглаживаний. Полотенце отправляется сушиться в ванную, а Адам ложится на приготовленную постель, хватается за подушку и тычется в нее носом, точно определяя что она не его. Горький запах кофе и шоколада намного сильнее манят, чем развеянный воздухом запах Адама. Руки крепко стискивают, давят в своих объятьях ничем не повинную вещь и щупают, представляя на ее месте голову владельца. Голова Адама затуманивается, мысли теряют нить повествования меж собой и рассыпаются в разные стороны, пока эффект сыворотки начинает работать. Каждая частичка тела расслабляется, вытягивается и Адам уже лежит на кровати, вместо того, чтобы сидеть. Ладони ослабевают и ногти впиваются в гладь простыни, проделывая в ней неожиданные дырки. Все ещё ничего не анализирующий Мюррей просматривает руки на наличие заноз, неожиданных иголок и всего острого на свете, потому что по его собственному опыту, организм под кайфом чувствует каждое касание, и грубое проникновение иглы в вену кажется благоговейным поглаживанием по сути его существа, где-то внутри, и от грубого пореза уносит в дебри удовольствия вперемешку с болью, не осознавая что второе чувство на самом деле неприятно и смертельно опасно в некоторых случаях. Руки чисты, но ногти Адама смутили. Хоть зрение и помутнело так же, но вспомнить какие у него были до этого короткие ногти он вспомнил. А когти, которые Адам уже щупает и трогает, пытаясь сгибать в разные стороны, явно появились после пробы вещества. — Я что, в кота превращаюсь? Адам с усмешкой переворачивается на спину и щупает свои волосы. Мягкие кудри увеличились в размерах и чуть удлинились. Челка лезла в глаз и Адам ее сдул, смеясь от абсурда происходящего. Он такое лишь в аниме видел, а тут наяву превращения в не пойми кого. Технологии развиваются все быстрее и быстрее. Если это, конечно, легально проводить скрещение людей и животных. Волоски становятся мягче, на макушке вырастает что-то дополнительное, сужаясь к верху. Так же Адам подмечает, что когда щупает конусообразное что-то то это ощущается как третье ухо, если за него подержать, потянуть, попробовать залезть во внутрь, ощутив, как его слух становится чуть хуже… Адам вскакивает на ноги, сбивает со своего пути разбросанные Джоной перед выходом вещи, тумбу, стулья и стол, ударяясь больно об угол, пока пытается дойти до зеркала в ванне и впервые его пугает свое лицо, отраженное грязным стеклом. Уши, самые настоящие кошачьи уши на его голове стоят, словно прислушиваясь, напряженные. Чуть дрожащей рукой Адам прикасается к самому верху пушистых волос(?) и ахает от удивления и внезапного прилива неизвестного до этого момента чувства. Пальцы не останавливаются лишь на верхнем основании, скользят вниз и хватаются за основание, дёргают и проверяют не сон ли всё, что ему транслируется через отражение. Третье ухо не открывается, не шевелится с места, точно приросшее к голове. Адам замирает и вглядывается в волосы, понимая, что попал в западню собственных глупых решений. И всё бы ничего, если бы помимо дополнительной пары ушей к нему ни прибавился ещё один атрибут. Адам чувствует покалывание чуть ниже поясницы и сразу начинает щупать кожу и тереть, боясь, что его спина отваливается не из-за препарата, а из-за прошлых бурных ночек и чудных выходных, проведенных задницей на кресле. Отросток. Мягкое, что-то пушистое и догадываться не надо, что сейчас у Адама растет хвост, длиннее чем у нормальных домашних кошек. — Какого хуя. Рыжий отросток отчётливо виднеется за спиной Адама и штаны сползает с его бедер, выпуская на волю шерстянной «провод». — Боже правый, какого ж хуя со мной происходит. Адам облокачивается на раковину, склоняет голову вниз, прячась за воронкой волос, и думает, думает, думает. Только всё смазано и странно, словно его мозг атрофируется и мысли у него тоже кошачьи будут. Но блеск в зеркале привлекает внимание и в дополнение ко всему зрачки до ныне обычные для среднестатистического человека расширились во всю ширину белка, почти перекрывая белые края, словно по его телу не кровь течет, а что-то более опасное и белое на вид. Хвост двигается из стороны в сторону. Адам замечает на кончике белое пятнышко и нервно смеётся, озадаченный тем, что не пошел прыгать в окно после того, что сейчас увидел, а разглядывает себя в новом образе лишь с удивлением. — Если я покажусь так Джоне, он не отлипнет от меня, — Смешок. Адам поворачивается сначала боком, после передом, затем задом, меняя позиции так несколько раз, строя рожицы и красуясь телом, словно впервые увидел себя в зеркале. А потом до него доходит, что выглядит он как глупый подросток перед первым свиданием, успокаивая себя, что он лучший на земном шаре, красивей всех моделей и никто его не достоин, и после таких размышлений остаётся лишь одно — не идти никуда. Тогда Мюррей останавливается и сверлит дыру в силуэте напротив с пониманием, что хоть теперь он официально пушистый, мягкий и лучистый кошак, неизвестно будет ли длиться эффект долго, так как это в минус Адаму, колледж отменяется, очевидно, как и походы в магазин. Одного использования на пару часов хватило бы, чтобы Джона долго-долго мучил его в объятьях, прощая все их прошлые ссоры, высказывания, несходства во мнениях и ныне купленные чипсы к седьмому марту. Кто знал, что крабовый Lay's нравится всему миру кроме именинника? Мимо ушей проносится голос и внезапный скрип оглушает Адама. Он вскакивает и стремится побыстрее дойти до спальни. — Адам, я дома! Щелчок и в прихожей загорается свет. Пришедший гость осматривает комнаты на наличие света и с благовением выдыхает. Адам точно не бесится и не будет лупить его чем попадется, подозревая во всех возможных изменах, раз уснул, не дожидаясь прихода своего недотепы. Перепроверял на всякий случай, Джона замечает неизвестную бутылку, но не обращает внимание, проходя ближе к спальне. Свет Джона не включает — вдруг Адам только этого ждёт и пытается сквозь темноту найти шкаф и раздеться, пока сам Мюррей, схватив первую попавшуюся подушку, прижал ее к груди. Джона по своей глупости не замечает сидящий силуэт и продолжает попытки раздеться в темноте. Спотыкается, чуть не падает и бьётся лбом об дверцу. Иногда Адам задумывался зачем ему это всё и не находил ответа, всё так же терпел и надеялся, что мозг у Джоны когда-нибудь найдется. Джона плюхается на кровать и Адам подскакивает, включает свет и пугает тем самым Маршалла. Яркий свет отражается в черных зрачках Адама и завороженный необычным зрелищем он продолжает глазеть, не обсуждает новые приросшие части тела, ни приевшуюся к телу подушку Джоны. Подушку Джоны.? — Ты оказывается не спал? — Глупый вопрос раз перед ним стоит ни в одном глазу не сонный парень, — Изв- — Ты ничего не заметил? — Голос у Адама, точно как у заинтересованного в изучение пациента психиатра и от одного блеска кошачьих глаз у Джоны внутри что-то ухает вниз, — Ничего? Джона вглядывается в лицо Адама, затем поднимает глаза выше и широко распахивает глаза — Это что? — Уши, прикинь, — Адам закатывает глаза, вновь садится на кровать. Джона нервно усмехается и кладет руку меж образовавшихся ушей на макушке, поглаживая мягкие пряди и пытаясь побороть себя прикасается к основанию ушек. Адам не двигается, лишь рассматривает Джону как экспериментальную крысу, подмечает реакцию собственного тела на прикосновения и стискивает зубы с пониманием, что вибрации из глотки слышны и без открытого рта. Его щеки покрываются еле видным румянцем, а руки сжимают подушку сильнее до вмятин на принте. — Это настоящие? — кивок, — да ладно! Дальнейший маршрут настроен на хвост, спокойно прохлаждающийся на кровати. Кончики пальцев ласкают кончик, пушат и затем ласково сжимают. Гладкая шерстка струится между пальцами, обволакивает каждую частичку кожи и впервые Джона чувствует успокоение, заместо тревожного бреда и неосознанной дрожи, когда касается шерсти кота. Или полу-кота? У Джоны в голове много вопросов, но сам процесс поглаживаний так его занимает, что все расспросы вылетают из головы фейерверком. Адам бормочет что-то несвязное меж собой и хватается за Джону в приступе незнания как реагировать на то, что происходит. Тело сотрясается и дрожит от каждого касания, пытается быть как можно ближе к большим и теплым рукам на хвосте. Если вспомнить как сильно Джона шарахается кошек назревает вполне логичный вопрос. Но Адам его сглатывает, ощущая как мозолистые пальцы Джоны направляются к основанию хвоста. Мычание вырывается из приоткрытых губ и Адам корит себя за сильную чувствительность. Джона взглядом спрашивает разрешения и пусть даже Адам считает его придурком и полным наркоманом, в этот момент его мнение исчезает и простой кивок становится естественным движением. Маршалл одним плавным движением опускается вниз, ощупывает ткань джинс и переходит к передней части бедер, расстегивая ширинку и кожаный ремень. Приближающееся лицо Джоны Адама никак не смущает, но нервирует, как и раньше, ведь воспоминания за последние три дня из головы никто не вышиб. Пульсация от пощёчины и оскал стоят перед глазами, пока пухлые губы Джоны прижимаются сначала к худой скуле Адама, а затем вниз к губам. Нежный, целомудренный поцелуй, полный релевантной нотки любви и привязанности. От хрупких касаний и тихих чмоканий они переходят к страстным танцам языков и тяжёлому дыханию. Пот струится по лбу, сталкивается с щекой и падает с подбородка, разбиваясь об одежду. Адам с трепетом обрамляет спину Джоны, не даёт уйти и скрыться с места их общего «преступления», продолжая матч «кто быстрее выдохнется». Джона отстраняется первый, вытирает губы и сразу же ухмыляется и любуется растрёпанным и приготовленным ко всему Адамом. Уши стоят торчком, хвост давно обвился вокруг ног Маршалла, а голубые чистые зрачки спрятались за каймой возбуждения, становясь черными. Искры между их глазами так и сыпались, образуя электрическую связь и толкая их всё ближе и ближе к себе, пока они вновь не слились в поцелуе. Опухшие губы отзывались на прикосновения болью и наслаждением, создавай отличный шейк эмоций, бурлящий внутри горячих тел. Фаланги ходили по чужой спине, как по собственной территории, изменяя рельеф резким сжатием толстовки и царапаньем ломких ногтей, оставляя опечаток полос, исчезающий через секунду. Джона игрался с волосами на шее Адама, то крепко сжимал пряди, то тянул от себя и на себя, создавая различные ощущения и точки прикосновений губ. Адам силой прижимает Джону к кровати, садясь сверху. Его бедра плотно сжимают таз Джоны, и трется возбуждённым членом об чужой сквозь джинсы. Маршалл стонет в поцелуй и в отместку кусает нижнюю губу Адама с чмоканьем отстраняясь. Он откидывает голову назад и с волнением выдыхает, смотря на Адама горящими глазами, карие радужки пожирают темноту, собирают ее внутри себя. Новое приобретение Адама явно внесло свою лепту в их отношения, особенно в вспыльчивость Мюррея, так как мыслей ударить Джону за сильный укус за губу и преждевременную струйку крови на ней не появилось. — Ой, Адам, извини, я сил не расчи- Адам кусает Джону за шею, оставляет алый след зубов, острых и вовсе не человеческих, больше похожих на звериные, руками он приподнимает толстовку и облегает рукой живот, царапая ногтями низ торса. Красные борозды остаются и обжигают Джону. Он замолкает на мгновенье, так и не договаривая оправдания. Но шаловливые ладони ложатся на ягодицы в игривом жесте, сжимают и мнут сквозь одежду. Намеренно дотрагиваются до места между двух половинок и карие темные глаза выводят на экран кокетливое настроение тусовщика. Адам продолжает оставлять дорожку укусов и засосов, превращая шею Джоны в красное нечто. Когти подбираются к груди, чуть царапают соски. Реагируют сразу — дрожь и невнятный стон, заглушенный толстовкой. Ноги так же поддаются и пытаются раздвинуться чуть шире, освободить место возбуждению, но Адам препятствует, продолжает контролировать каждое движение виновного (Адам слишком злопамятный). Джона тает под нескромными скольжениями маленьких шаловливых ручонок, запрокидывает голову, жмурит глаза и отдается моменту, пока Адам не сжалиться над ним и не перестанет истезать его кожу царапинами, кровавыми укусами и грубыми ласками. Но и он не собирается прохлаждаться, Маршалл крепко цепляется за ягодицы, массирует и спускается ниже, дразнящими движениями поглаживая и выводя различные символы и слова, тем самым отвлекает Адама на распознавание его посланий. Глаза натыкаются на хвост и лишь одного сигнала в голове хватает, чтобы Джона ненавязчивыми, мелкими движениями двигался по хвосту. Адам царапает грудь Джоны сильнее, новоявленные клыки протыкают кожу на плече и облизывают кровоподтёки шершавым языком. Рык звучит у уха Джоны, разносится эхом по комнате и впервые насмешливый взгляд Маршалла выглядит диковато-удивленным. Проявленная натура зверя в обличие кота отозвалась в душе Маршалла сгусток страха и желания скрыться и убежать в порыве первобытного «бей или беги». Но и член в оковах джинс дёргается и трется об ткань до пульсирующей боли. Смуглые щеки алеют и всякая инициатива прекращается, кончики пальцев елозят по поднятой дыбом шерсти. Адам снимает с Джоны толстовку, откидывает ее в сторону, аккурат на пол и стягивает джинсы вниз. Когти переходят на ребра, обводя изгиб кожи и мышц, доходят по очереди к тазу, и выпирающие косточки также попадают под раздачу. Маршалл зарывается в волосы Адама, поглаживает ушко, спускается ниже, подталкивает ближе к своему ноющему телу и новым меткам на чистой до прихода домой туше. Коварные пальчики достигают боксер, сжимают бугорок и откланиваются вновь вверх к низу живота. Улыбка у Адама презрительная, точно Мюррей себя считает пупом земли для Джоны, еле держащего себя в руках, чтобы не издать упомрачительный стон, кой услышат не только соседи, но и весь округ. Джона в отместку задирает на спине Адама толстовку, сначала путешествуя руками по позвонкам, а после резко снимает через голову, задевает чувствительные уши и шею, обжигает их неприятными ощущениями, притягивает за предплечья Адама ближе, смотря ему в глаза. Искры и медленный взрыв любопытства на лице Джоны мешает сосредоточиться Адаму на том, чтобы подразнить и заставить его умолять. От секундного замешательства Мюррею заводят руки вверх, не дают сдвинуться или же выбраться из крепкой хватки. На самом деле не было никаких искр и любопытства, Маршалл хотел обескуражить парня и перетянуть одеяло правления на себя, что успешно получилось. Джона усмехнулся, но не как Адам презрительно, а с доброй, ехидной ноткой. Свободная ладонь скользит по худому животу и расстегивает ширинку лёгким движением пальцев, продолжая путь к члену. Мюррей все ещё с недовольной моськой, после коварного маневра Джоны не приподнимается, чтобы помочь в раздевание и оказывается теперь на месте Джоны, прижатый к кровати всем телом, нога Маршалла между ног, и беззащитный Мюррей не такая язва, как несколько секунд назад. Боксеры слетают с Адама быстрее чем вся остальная одежда и Мюррей полностью беззащитный и расслабленный пластом лежит под Джоной, жмурясь от света над ними. Маршалл сжимает вставший член Адама у основания, скользит по всей длине и сжимает яички, играюще трогает то одно, то другое. Адам прикусил раненую губу и сглотнул, ощутив металлический привкус. — Не такой ты теперь уверенный, да, Адам? — Слова Джоны словно мурчание большого кота, довольного сложившейся ситуацией. Надбровные дуги Адама поползли вниз и Мюррей вырывает одну из рук у Джоны, снимая с бедер Джоны боксеры, оставляя его так же открытым и доступным для прикосновений. Он не останавливается на этом — Адам сжимает член Джоны и двигает вверх и вниз для пробы «пера». Маршалл ослабляет хватку, прикрывает рот сразу и до этого тон, сквозящий превосходством и гордостью сменяется на игривый. — Значит мы теперь так играем? — Джона хихикает и прижимается губами к Адаму, чтобы вновь ощутить вкус мягких, пряных губ своего парня вперемешку с кровью. Языком он зализывает случайный укус и углубляет танец страсти, продолжая движения на члене Адама. Мюррей не имеющий возможности проглотить стон, мычит в поцелуе, не отставая от Джоны, переходя касаниями не только к возбуждённому и ждущему ласки члену, но и к заднице Маршалла, за что получает по руке шлепок. Джона с насмешкой отвечает, — Эй, мы так не договаривались! И сразу же после ответа, Маршалл шлёпает Адама по ягодице, в лихорадочном желании заставить Мюррея оставить всякое желание быть главным. Мюррей тычется носом в оголенное плечо Джоны и оборачивается с широкими черными глазами, когда Маршалл осмеливается дёрнуть хвост. Громкий стон и Джона отдергивается от Адама. На его щеке кровавая дорожка царапины и пара капелек стекает со скулы, падая на плечи и грудь, облизывает форму кожи и продолжает бежать вниз под голодным черным взглядом Адама. Когти полосят щеку рядом с ранением, оставляют временные алые линии, переливающие жёлтым под лампой. Джона сгибает хвост в другом направлении и зарывается в короткую шерсть, пуша и топыря в разные стороны. Лицо Мюррея изменилось на искаженное мигом боли и наслаждения. Он прогнулся в спине, всем телом навалился на Джону, меняя их позу на сидячую. Мокрый нос щекотно прошёлся по шее Джоны и замер. Рот открывался, издавал непривычные для Мюррея стоны, высокие и звонкие не похожие на его голос вовсе. Позвонок трещал, голова то поднималась, то опускалась, не имеющая возможности стоять на одном месте, а Маршалл с победоносной улыбкой с горящим триумфом внутри касался лишь нечеловеческой части Адама, ощущая насколько сильна чувствительность его парня. Ушки примкнувшие к голове, получали ласки меньше, но и от них Адаму шел импульс небывалой эйфории, крадущейся от костей, по мышцам в голову. Адам зажмурил глаза и напрягся — не хотел он издавать столь много звуков и неистово дёргаться под практически невинными касаниями, но возбуждение прибавляло к девственности действий перчинку похоти и чрезмерного удовольствия, особенно когда рука Джоны достигла вновь цели, играясь с телом Адама как с домашним питомцем, точно он был его любимым котенком, подаренным на день рождения. — А тебе идёт, — Джона хихикает Адаму в ухо и прикусывает мочку, оттягивая кожицу и страстно шепча продолжение фразы, закручивая одну из кудрявых прядей Адама на затылке, — Лучше всяких ролевых костюмов в секс-шопах, хотя сейчас я думаю не считается ли это зоофилией. Припишут ещё одну статью к сотню других и я так из тюрьмы и не выйду. — Боже, заткнись, — Кошачьи уши прижимаются ближе к голове, прячутся в пушистых огромных кудрях Адама, скрывающих вздернутые в полном сожалении, что он всё это устроил, брови. Но на бледных щеках румянец более виден, чем у Джоны, поэтому ожидаемый смешок раздается над ним и Адам рукой закрывает лицо Джоны, сжимая скулы, когти входят глубже и заместо двух-трёх мелких ран, изображение пачкается в новых царапинах, — Я же сказал, придурок. Адам ненавидел когда Джона открывал рот не по делу, говорил грязные вещи без стеснения в глазах, открытых ко всем испытаниям и затеям судьбы, но касания полных губ и его блядского на разговоры языка всегда рассасывали его недовольства и смущения, подталкивали поддаться и забыть о недавних словах, похожих на чье-то грязное белье, которое крутят ровно перед носом. Поцелуй углубляется, страсть пылает сильнее, и Адам отстраняется лишь чтобы тоже показать, что он не пальцем делан. Он высвобождает и вторую руку, хватает член Джоны у основания, слегка надавливая на головку и щипля ее двумя пальцами, придавая ласкам и боль и краткое наслаждение, появляющееся на короткие мгновенья, между которыми тонкая грань. Второй спускается к яичкам, то сжимая, то переваливает одно, то другое на ладонь. Реакция следующая за этим вполне удовлетворила пыл несправедливости в лице Адама и он расплылся в довольной, высокомерной улыбке, сгибаясь к животу Джоны, чтобы оставить ещё несколько засосов и перейти к главному блюду, пока лидер ситуации не пришел в себя. Ладонь Джоны судорожно сжимает клочки волос на макушке Адама и тянет их вниз, ближе к изнывающему члену. А Адам смотрит снизу вверх, лишь намекает подмигиванием на просьбу. Маршалл прикусывает свой палец и откидывает голову назад, ощущая щекотку от когтей и клыков, а после резь, замененную дрожью похоти и сладкого, бьющей по артериям сладости момента. — Ладно, черт тебя дери, ладно, пожалуйста, Адам. Адаму повторять не надо. Головка проникает в рот Адама, и горячее нутро Мюррея и еле ощущаемое касание длинных и острых зубов даёт прилив услады. Джона не прекращает тянуть его вниз, насаживая рот на член всё дальше и дальше в воображение. Но Адам сжимает бедра Джоны и отталкивается, насильно остаётся лишь на вершинке, не приступая к самому пику блаженства. — Пожалуйста, Адам, прошууу! Джона завыл, как волк на луну, одинокий и брошенный стаей умирать в мучениях, и Адам лишь усмехнулся, не заметил как ослабил хватку и его голова поддалась ладони Маршалла, скользя языком и губами до середины длины. Он тяжело дышит через рот, смотрит сквозь плотную сетку челки на потерявшегося в похабности Джону. Вибрация проносится по его телу — Адам ахнул от неожиданного чувствительного места за одним из кошачьих ушей, Джона подметив что он на реагирует таким образом, продолжил давить и сжимать, не оставляя иного выбора, как ослабить хватку и продолжить пропускать член глубже. Каждая венка чувствовалась глоткой Адама, каждый вздрог, каждое биение сердца звучало как свое. Мюррей зажмурил глаза, затрепетал ресницами и притянул Джону за ягодицы ближе к себе, полностью принимая в гортань член. Из глаз посыпались песчинки слез, а внутри зашипело от боли. Челюсть немела, а зубы как можно дальше нависали над плотью, задевая иногда лишь клыками. Руки судорожными движениями цеплялись за ноги Джоны, а после спустились на собственные колени, пытаясь отрезвить от боли резкими сжиманиями и шлепками. Мюррей поднял иссиня-черные радужки, еле видные за расширенными зрачками. Море бушевало, смывало пеной корабли и незапятнанный все ещё разум так же, оставлял одно судно, имеющее право жить — похоть. Язык шершавый, огромный размером с колбасу, точно как у кота прошёлся по всей длине Джоны, пока член внутри горячего рта. А когда Адам вновь вернулся к головке, облизывал и обсасывал ее, как кот, наевшийся с голодухи сметаны, Джона не смог удержаться. Хватка на волосах стала грубее, Маршалл задвигал головой Адама быстро и беспощадно, громко издавал стоны и захлёбывался в неге наслаждения, ворочась в стороны от неотесанных внутри чувств. Когти резали тазовые косточки Джоны до крови, до неистового количества царапин из-за невозможного для привыкания ритма. Рот мучился в агонии от каждого сдвига, губы опоясывали член, словно пытались проглотить его, а зубы проходились по свободной плоти уже не иногда, а постоянно, сдерживать муки казалось самым настоящим испытанием на выносливость. Но Адам оттолкнулся от Джоны, задыхаясь и захлебываясь собственной слюной. За горло держались руки, а лоб упёрся в бедро Джоны. Лёгкие горели изнутри, обжигали внутренности и создавали ком раздражения и сухости от чего слезы хлынули из глаз и мгновенно прекратились после первой прозрачной дорожки на щеке. Джона не отошедший от недавних действий еле удержался, чтоб вновь не притянуть Адама к себе, но уже без согласия. Он поднимает лицо парня за подбородок и с виноватым видом улыбается, говорит и «спасибо» и «прости», надеется на понимание и пощаду, иначе завтра его никто никогда не найдет, может кому повезет поймать бочку с трупом, закупоренным цементом. — Предупреждай перед тем, как поведешься себя как эгоистичный мудак, Джона, — Голос — сталь, а темные неглубокие озера сгущают черную дыру посреди них. С подбородка стекает слюна вперемешку с выделениями и Адам вытирает смесь кулаком. Пламень гнева сверкает и предложение забить до смерти почти насильника его рта кажется вновь родной. Не поможет ему этот эксперимент, если Маршалл всё так же будет дураком, — В следующий раз я тебе его отгрызу. И угроза уже не кажется обычными словами. Адам с пренебрежением цокает, увидев реакцию Джоны на слова, и достает из тумбы баночку смазки, с щелчком ее раскрывает. Снова ненавистный цитрус попадает в рецепторы, и Мюррей морщится, немного наносит гель на руку. Наносит смазку на член Джоны и растирает также на трех пальцах, волнующе рассматривает их и прикусывает в процессе дум нижнюю губу, чуть снова не раскрывает рану. Давно он не принимал в себя что-либо. До этого дня Адам был готов лишь на драку с Джоной и взаимные оскорбления, а сегодня кинулся сам ему в объятья (чему Джона рад чрезмерно). Он оглядывается на хвост и хмурится, расслабляет себя мыслями о недавних событиях и вставляет один палец в сжатое колечко мышц, затем второй. Удушливое дыхание, пот и смердящий запах лимона. — Может тебе помочь? — Щенячие глазки Джоны Адам видел не впервые, но сейчас, именно сейчас это окликнулось в нем опасениями и ужасом, как животный инстинкт. Он неохотно мотыляет головой с однозначным отрицательным ответом и продолжает обрабатывать себя. Холодные пальцы проникают глубже, в виде «ножниц» расширяют пространство, скользят между узких стенок, и изо рта вылетает неожиданный стон. Внутри что-то было задето и этих тягучих, сладостных ощущений захотелось больше. Так Мюррей проделывает пару раз, пока не прибавляет ещё один палец, переходит от спокойного темпа к быстрому, крышесносному, когда к чувствительному месту проворные пальцы прикасались каждый раз. Выгнутая спина, трепет ресниц и дрожь во второй руке, державшийся за Джону, как за спасательный круг. Всё очаровывало и манило Маршалла продолжить доставлять истинное счастье своему парню самому. Хвост-крючок распадается и закручивается вокруг ладони Джоны. Ласка не остаётся незамеченной и его приоритеты смещаются к оранжево-белой шерстке. Хлюп. Адам с тяжёлым вздохом вытаскивает пальцы и прислоняется лбом в грудь Джоны, оставляет нежный поцелуй на торчащей ключице. Маршалл не движется, лишь гладит белый кончик хвоста. — Джона, давай уже, — Когти Адама впиваются в руку Джоны на хвосте и отводит ее к заднице, — Пожалуйста. — Раз уж ты попросил, — Джона ухмыльнулся и чмокнул его в лоб, пальцем проведя по щеке, — Ты точно готов? Адам задирает ноги и садится на бедра Джоны, прижимает руками его ближе к себе, потираясь членом об его член. — Ты ещё спрашиваешь, конечно я готов. Адам фыркает и приподнимается, придвигается ещё ближе, ладони ложатся на крепкие плечи Джоны и закрываются в замок за шеей парня. Маршалл аккуратно опускает Адама на член, щекочет и всячески отвлекает. Тугое колечко мышц сжимается вокруг него и это самое восхитительное чувство в его жизни (хоть и испытывал он его множество раз). — Боже, Адам, ты слишком тугой… — Джона сжимает бока Адама до фиолетовых синяков, и ответом ему служит шипение и очередная царапина на плече, — Мы так давно не делали этого?.. Адам урчит и трепет волосы Джоны в неосознанном желание позаботиться и окутать добром и лаской. Неожиданное, непонятно чем вызванный вулкан эмоций вырывается и Мюррей пускает слезы, чуть ли не воет, но не от боли, а от чего-то странного, притягательного в тоне Маршалла. По бледным щекам стекают невидимые слезы и их ловят губами, почему-то расцеловывая щеки и приподнятый нос. Приступ нежности доводят Адама до всхлипов, до едкого осознания в голове, шепчущего не родным голосом. А Джона думает вовсе не о том, что его действия произвели хороший эффект. — Тебе больно? — Адам скрывает лицо за челкой и отрицательно машет головой, покрепче сжимает плечи партнёра, — А тогда что? — Ничего… — Адам сглатывает вязкую слюну и садится на всю длину члена, зажмуриваясь от полноты внутри, — Прос-сто… вспом-мнил кое-что и всё. От неожиданного движения Джона ахает и усиливает хватку на бедрах Адама, чтоб ничто не помешало им насладиться всем в полную силу, особенно нетерпение его друга. Адам прогнувшийся в спине, еле державшийся от падения на кровать, дрожит и млекнет от стимуляции его ощущений, губы синеют, хвост дыбом, а уши прижаты к голове так сильно, что слух ухудшается ровно на два уха. Щеки горят, пестрят алыми красками, и обеспокоенное лицо Джоны напротив Мюррея бесит намного сильнее чем ухмылка или усмешка. — Продолжай, — Адам пытается приказать ровным тоном, но изо рта вылетает лишь скулеж и точно просьба, от кой Мюррей ещё сильнее рдеет. Зачем только сказал? Чтобы разгладить обстановку? Адаму не нравится излишняя забота. Вот и всё. Джона пыхтит и двигает бедрами в такт движениям Адама, отпустив всё на самотёк. Руки покоились на тонкой талии, пальцы иногда проходились по ребрам и груди, щекоча и доставляя непонятное чувство дрожи. Мюррей запрокинув голову, задышал ртом, волосы упали на глаза и вид вертящейся комнаты сменился на светлое месиво, от которого голова кружилась сильнее. Стиснув зубы Адам увеличил темп, хлопки кожи об кожу заставили бы проходимцев оборачиваться и краснеть, но погруженные в процесс соития Джона и Адам слишком заняты друг другом. Глаза в глаза и Джона вновь ухмыляется, меняет позу так быстро, что даже на лице Мюррея появляется резкое удивление с замешательством. Маршалл наваливается сверху на Адама, начинает двигаться с неописуемо резвыми проникновениями и держит крепко-накрепко Мюррея в объятьях, продолжая движение. Щека потирается о молочную грудь и трепет сердца внутри грудной клетки оглушает Маршалла своим волнение. Адам прикрывает глаза и отдается ощущениям, опоясывает руками спину Джоны и прижимает ближе и ближе, чтобы их тела слились в одно. Член Адам набух, на головке выявилась капелька эякулята, он бьётся об тощий живот и Мюррей впервые громко стонет за сегодня. Руки-макароны, сжимают дряблую темную кожу Джоны, царапают алыми полосами и теперь черед Маршалла тяжело дышать и проклинать острые «бритвы» на руках Адама. И конечно его заносчивость, даже в такие моменты. Адам смещает бедра чуть в сторону, меняет угол проникновения и вскрикивает, шлепнув Джону по спине и вновь рыкнув от переполняющих эмоций. Темп увеличивается, нежность уходит на второй план, заменяясь резвыми грубыми толчками и жёсткими шлепками. Мюррей жмурится, в адских муках непоколебимых судорог апофеоза сласти этого момента. Губы открыты в немом крике, а руки в желании спастись от внутреннего противоречия терзают плечи Джоны оставляют побоя на будущих синяках. Маршалл не может смотреть на Адама, такого беспомощного, не могущего действовать и спускается одной рукой к члену, сжимает истекающую головку и двигаются по стволу резво, не в такт движений бедрами, сбиваясь от быстрого ритма, заканчивает всё нежными, медленными толчками, поглаживает другой рукой тонкое, хрустальное тельце. А Адам вновь хнычет от накопившихся сожалений и от того, насколько Джона готов доставить ему всемирное наслаждение после всех его слов и действий. Конец так близок, но вертящаяся вокруг него комната в один момент исчезает, показывает лишь черный квадрат и дрожащее тело, безвольно огибает кровать и опрокидывает голову. Джона сразу же прекращает двигаться, кончает на живот Адама и тяжело дышит, прижимаясь лбом в еле поднимающуюся грудь Адама, елозя по резким углам и изгибам плеч и ключиц Адама. И еле слышный шепот вырывается изо приоткрытого рта Адама. — Прости.***
Джона совсем не мог понять что творилось в голове Адама. На самом деле у них действительно не было все радужно. Джона увлекся запрещенными веществами, Адам топил себя в работе над BPS и их сайтом, морил себя излишним голодом и завалил всё что только можно в университете, почти вылет в оттуда пинком под зад. Так продолжалось год до этого странного момента, когда вдруг шутки про фурри так явственно проявились в их жизни, физически. Если бы Маршалл не был свидетелем, а просто левым слушателем, кроме смеха от него ничего бы больше не услышали. Да и фактором происходящего являются не уши и хвост от кота(?), а само самочувствие Адама, вдруг вырубившегося в слезах и просящего милости во сне. А всё начиналось типично и привычно, что даже смелость к Джоне вернулась и получить в лицо он не так боялся, как ранее. И сейчас не боится, когда сквозь грубость и черствость маски Мюррея развидел обычное сожаление, грусть и одиночество, усталость. Как бы не было сложно Маршаллу с зависимостью, он должен прекратить, хотя бы на короткий миг, пока собирается стоять и представлять себя рядом с Адамом. Сейчас Адам лежит полностью голый, к счастью, чистый (Джона помыл его) и недавнее беспокойное выражение сменилось спокойствие, как буря перед затишьем. Джоне сложно заснуть после таких неоднозначных выводов и переосмысление, тем более решений, которые он ставит перед собой впервые. Сигарета улетает в раскрытое нараспашку окно и Джона с громким хлопком закрывает его, выводя узор на окне, затуманенным дыханием холода. Одно простое «Love» выглядит как насмешка над детскими надписями по типу «А+Д» и Маршалл хихикает в ладонь, оглядывается на промерзший силуэт под пуховым огромным одеялом и ложится на свою половину. Внезапный чих разряжает обстановку и огромные по величине глаза оглядывают руку, испачканную в соплях. — Черт! — Джона вытирает ее салфеткой и морщится, — Не надо было голым стоять. Затем снова и снова, пока Маршалл не прикрывает нос. Его глаза ненавистно смотрят на грязную ладонь и вдруг замечают красные пятна, разошедшиеся по коже. — Аллергия… Джона на дух не переносит кошек, но обожает Адама.