Этаж 240

Гон настроен решительно — он стал достаточно силён, чтобы Хисока наконец признал его и согласился на матч-реванш. Это дело принципа, способ доказать себе, что он стал лучше, не тратил годы зря. Он вбегает в лифт и закрывает двери, прежде чем за ним успеет зайти сопровождающая. На этаж Хисоки не подняться без специального разрешения, дозвониться до него Гон не может, потому что кое-кто слишком часто меняет номера, так что единственный способ добраться до него — прийти лично и сразу договориться об удобном дне. И никто из работников Арены не позволит ему сделать это без специального приглашения. Пришлось схитрить. Устроить целый спектакль, чтобы отвлечь всех работников, а самому незаметно прошмыгнуть в лифт. Гон волнуется, не может унять приятное беспокойство, предвкушая встречу и сражение, которое за ней последует. Вот только он не успевает даже выйти из лифта, когда доезжает до нужного этажа. Как только двери открываются, и Гон собирается сделать шаг, его заталкивают обратно. — Заблудился, малыш? — шепчет над ним Хисока и впечатывает его в стену. — Интересно, кто решил, что ты похож на мастера этого этажа, и пустил тебя сюда? Никто. Его никто сюда не пускал, но Гон был уверен, что Хисока его не прогонит, а выслушает (и с удовольствием), но теперь он прижимает его к зеркалу, висящему на стене лифта, и закрывает ладонью рот, не позволяя даже ответить. Двери закрываются за спиной Хисоки, а в кабине гаснет свет. Слышно шум внизу, кто-то суетится, должно быть, пытаются понять, почему лифт не едет. Гон активирует гё и видит, что аура Хисоки выходит через щель в двери. Должно быть, именно он и виноват в том, что лифт перестал работать. Хотел бы Гон знать, как сделать нечто подобное с помощью своей ауры. — Однако, у нас и правда есть что-то общее, ты так не думаешь? — Хисока разворачивает его и прижимает спиной к себе. Липкое хацу оплетает ноги Гона, плечи, не позволяет пошевелить руками, приклеивая их к телу. Банджи жвачка везде, и убежать от неё в таком тесном помещении нереально, особенно учитывая, что Хисока застал его врасплох. Сражаться здесь невозможно, Гон пришёл совершенно за другим боем, а это больше похоже… Гон даже не знает, на что это может быть похоже, но думает, что примерно так обычно похищают людей: сперва загоняют в угол, затем обездвиживают и лишают возможности говорить. — Посмотри на себя, Гон, — Хисока опаляет горячим дыханием шею и придерживает его голову за подбородок, — поднимался сюда с такой возбуждённой аурой и даже не попытался её скрыть. Если ты хотел просить о реванше, мой ответ будет “нет”. Ты всё ещё совершенно некомпетентный боец из-за своей беспечности. Гон пытается ответить со всей язвительностью, припоминает словечки, которые когда-то услышал от Киллуа, но довольно быстро понимает, что не может разлепить губ. — Ты забавный, — ухмыляется он, — похож на меня в твоём возрасте. Смотрю на тебя как в зеркало. Так хочется поскорее разбить тебя и уничтожить эту радостную и оболочку, ох… однажды ты станешь полным психом, Гон. Но даже сейчас, пока ты такой юный и сладкий, ты безумно желанный плод. Хисока ослабляет ремень на шортах Гона и бесстыдно забирается пальцами под бельё. Паника нарастает, он снова безуспешно дёргается и смотрит в зеркало. Видит со стороны как Хисока трогает его, внутренности поджимаются от бессилия, потому что спустя столько лет он всё ещё не знает, чем можно остановить банджи жвачку. — Сейчас ты боишься меня, но вскоре, я уверяю, — рука обхватывает его плотнее, и Гон жмурится от смешанных ощущений, — ты полюбишь это чувство. Потому что ты — адреналиновый наркоман, — Хисока делает паузу, прежде чем снова посмотреть на Гона в отражение зеркала. — Такой же, как и я, понимаешь? Чувства странные. Даже сейчас, когда Гону действительно страшно — в этом Хисока абсолютно прав, — он чувствует скорее извращённое любопытство. Чем это закончится, к чему приведёт эта стычка в самом конце? Сможет ли Гон уйти живым? И от этих мыслей он давно, как бы стыдно это не было, возбудился. — Когда я думаю о нашем бое, а думаю я о нём, ммм, частенько, мне представляется, что это будет сражение двух одинаковых людей. Одинаково сильных и одинаково поломанных. Его лицо в отражении стремительно краснеет, он чувствует, как двигается чужая рука у него в белье, как умело Хисока надавливает на самый кончик, будто для него привычно делать это, когда он думает о Гоне. Это не должно быть приятно, но чувство страха только усиливает все ощущения. И Гон соврёт, если скажет, что не думал о Хисоке в таком ключе, но всё же не хотел оказываться в ситуации, где он никак не может контролировать. Слишком странно, всё слишком. Мозг усиленно пытается придумать способ прекратить всё, тело — стремится получить разрядку. Гон действительно запутался. — Сегодня я не зайду слишком далеко, можешь не переживать. Просто хотел убедиться, что дрочить тебе будет так же приятно как себе. Прежде, чем Хисока убирает запачканную руку и на радость работникам Арены выходит из лифта, он даёт Гону то, за чем тот приходил: — Десятого июля, Гон. Я позволю тебе ещё один тренировочный бой, Гон, в последний раз.