Признание

       Стояла поздняя ночь. Небо было тёмно-синим, а на нём блестели яркие звёзды, осветляя эту позднюю пору. Так же светила полная и белая луна, а под её лучами танцевали мотыльки и светлячки. Ветер качал ветви деревьев, создавая будто нежный шёпот, которых дул в открытое окно лесной хижины.        Голова Лосяша лежала на столе, а уставший взгляд был устремлён на луну. После той прогулки с Пином два дня назад, он нагрузил себя работой, хотя у него был отпуск, и попросту морально не вывез всю эту нагрузку, которую он сам себе дал. У него даже сил не было, чтобы лечь на свою уютную кровать. Вдруг в окне резко показалась мордашка немца с улыбкой практически до ушей, а глаза блестели от радости жизни. Учёный за счёт убытка сил не сразу испугался, а сначала пришёл в недоумение, а потом спустя несколько секунд чуть не упал с испуга на пол.        — Приветик, — брюнет резко стал пытаться пролезть в чужой дом через окно, что ему удалось сделать, хоть и ударившись спиной. Встав, он стряхнул с себя пыль и подошёл к столу, — ты же сказать, что у тебя отпуск.        Голубоглазый промолчал, ведь ему не хватило сил даже сказать привет, так что он просто уткнулся лицом в стол. Но тут резко он пришёл в удивление ведь Пин сказал не guten nacht, а приветик, но позже удивление прошло.        — Посмотреть, что с тобой сделать работа, — Пин положил руки на бока и осмотрел бумаги под Лосяшем, — я тебя вытащить, не переживай, — и немец вышел из комнаты. В скором времени он вернулся с тарелкой где лежала пару бутербродов и чай, — вот, кушай, может силы появятся.        Лосев еле поднял голову и кивнул в качестве благодарности. Медленно и устало, он отпил чай. Благородный напиток разогрел и наполнил силой тело учёного. Он сел ровно и, беря за бутерброд за бутербродом, стал пить чай. ***        Спустя время Лосяш всё допил и доел.        — Спасибо, — учёный засмущался и улыбнулся. Немец улыбнулся в ответ и глянул в окно. У него появилась идея сходить прогуляться с Лосяшем.        — Не хотеть пойти гулять? — взгляд пилота медленно перешёл на учёного, которого влило в краску предложение о прогулке. Он понимал, что это просто предложение пойти погулять, но для него оно больше, чем прогулка.        — Да… Давайте, — блондин встал из-за стола, встречаясь лицом к лицу немца. Пин улыбнулся и вышел из комнаты, а за ним последовал и Лосяш. ***        Очередная поляна с ромашками, кой их было много в долине, ведь в честь них и назвали долину Ромашковой.        Лосяш просто молчал, ведь все его мысли были только об немце и ни о чём больше, а надо как-то было поддерживать тему разговора с Пином, который шёл рядом с ним почти вплотную.        — Кстати, а почему ты загрузить себя работой? — Пин остановился и глянул на коллегу, чей взгляд медленно устремился под ноги, — что-то не так? У тебя точно всё gut?        — Да, просто знаете… Я не знал, чем себя занять, поэтому и решил завалить себя работой, даже не смотря на назначенный отдых, — астроном приобнял чужую руку, будто пытаясь так себя успокоить.        — А почему ты не приходить ко мне? — механик решил обнять учёного, так что он вытащил руку из объятий друга и обнял его самого.        — Не хотел беспокоить, прости, — Лосяш извинился и обнял немца в ответ. Он правда не хотел беспокоить его своими проблемами, ведь у того сын приехал, а он с проблемами.        — Ты ведь знать, что можешь приходить ко мне в любое время, я не буду против, — немец вздохнул, ведь такое не в первые. Он переживал за коллегу и хотел, чтобы тот просто был счастлив, а не погружал себя тоннами работы, — был бы я рядом, тебе не пришлось завалить себя работой. Я хочу, чтобы ты отдыхал и был счастлив, а не умирал, от потери сил.        Лосяш улыбнулся и выбрался из объятий немца, глянув в последствии на луну.        — Спасибо, — поблагодарил учёный и пошёл дальше, — не стойте, коллега.        Пин быстро опомнился и пошёл за ним, радуясь, что Лосяшу куда намного лучше. ***        Очередная поляна, на которой решили остановиться немец и учёный. Лосяш лёг на траву и попросту рассматривал звёзды и луну, ища попутно созвездия, а Пин просто сидел и что-то собирал из цветов.        — Смотри, чему меня Биби научить! — радостный изобретатель повернулся к другу и показал венок.        — Я думал, вы умеете плести венки, — блондин принял сидячее положение, смотря на друга.        — Nein, раньше меня волновать лишь механика, а с появлением остальных, тебя и Биби, я начал учится новому, и даже мелочь может обрадовать меня, — Пин улыбнулся, надевая на чужую кудрявую голову венок, — а тебе идти.        — Спасибо… — Лосяш покраснел и отвёл взгляд куда-то в сторону. Сейчас был тот самый момент, чтобы сказать о своих чувствах своему коллеге, но тот явно опять занялся венком.        Пин наконец-то доделал венок и надел его на себя, радуясь что он вышел хорошо. Вдруг он кое-что вспомнил и глянул на учёного.        — Лосяш, я вспомнать, ты хотеть что-то сказать мне, — Вахтшрехн сел рядом с другом, всё с такой же улыбкой.        — Я? Когда? — мужчина занервничал и его взгляд стал бегать по сторонам, пытаясь не смотреть в глаза немца.        — Ja, zwei дня назад, — и вдруг повисла тишина. Учёный бросил тревожный взгляд в сторону Пина и отвернулся, схватившись за сердце правой рукой. Он не знал, что сказать. Как ему подобрать слова, чтобы рассказать о своих чувствах. Даже блокнот со стихом он забыл дома.        С одной стороны подходящее время и терпеть уже с этим так долго нельзя, с другой страх, что его друг его отвергнет и перестанет общаться.        Вдруг он вспомнил, что было два дня назад. Приятная погода, чужой рассказ и тёплая рука в своей. Это придавало больше надежды, так что он повернулся к Пину, который явно беспокоился за него.        — Друг мой, — он заковал чужую руку в своих ладонях и поднёс её к груди, пытаясь скрыть страх в глазах, — знаете, я не могу об этом больше молчать, но тот страх, который я испытываю просто огромный. Я боюсь, если я вам скажу это, ты вы перестанете со мной общаться, а ещё хуже возненавидете меня, — глаза стали мокрыми. По нему был виден страх. Он боялся, что его будут ненавидеть. Он боялся, что его бросят.        — Не переживать, можешь рассказать мне всё, я попытаться тебя понять, — чужой взгляд не выходил из мыслей учёного, а эти слова пытались его успокоить, а чужая нежная улыбка давала малую надежду.        — Хорошо, друг мой, я… Я люблю вас! Я хочу провести с вами весь остаток своей жизни! Я хочу радоваться с вами по мелочам, каждый день смотреть на звёзды, встречать закат! Мне нравится, что наше обсуждение работы, превращаются в уютные посиделки. Мне нравится быть рядом с вами, ведь когда я рядом, моё сердце бьётся сильнее. Мне нравятся с вами общаться и проводить время, но… — учёный отвёл взгляд и расслабляя свои руки, чувствуя как по его щеке спускается слеза, — я боюсь… Я боюсь, что после этого вы меня бросите, возненавидите меня. Будете думать какой я ужасный и как вообще повелось с ним общаться… — он отпустил чужую руку. Его губы дрожали, а по щекам лились тёплые слёзы. Взгляд устремился куда-то вниз, боясь заглянуть в голубые глаза немца. Он сложил руки у себя на груди, — это было моей ошибкой, прости…        — Лосяш, — немец положил ладонь на чужую щеку, тем самым уловив чужой грустный взгляд, — я и не думать, что у тебя есть чувства ко мне, — он обнял учёного в надежде на то, что тот успокоится в его объятиях, — я ведь тоже, тебя любить, но не знать как сказать. Мне тоже нравится проводить с тобой время и эти уютные посиделки…        — Они сближали нас, не так ли? — блондин успокоился в этих тёплых и родных объятиях, слабо улыбаясь, — так… Мы ведь будем вместе?..        — Ха-ха! Ja, narr, — Пин обнял покрепче учёного, а тот в свою очередь обнял его в ответ, — а ты бояться, что я тебя бросать.        — Да уж… Знаете, я не хочу расходится по домам, — учёный вздохнул, чувствуя как сон потихоньку наступал, — а ведь нам обоим пора спать.        — Может тогда пойти ко мне? — предложил немец, остраняясь от него, но руки так и оставались на чужом теле, — ко мне вроде ближе.        — Да, давай, — Пин хотел уже встать, но Лосяш его остановил, усадив того обратно на землю, — подожди, кое-что ещё осталось, — он медленно приближался к чужому лицу, пока не решился на поцелуй. Короткий, но такой важный и всё-таки нежный в его жизни. Даже этого было достаточно, чтобы Вахтшрехн ощутил всю любовь Лосева.        — А теперь идём, Пин, я хочу проспать с тобой всю ночь в обнимку…