Ценность твоей боли

      Все вокруг поблекло и смешалось в безымянную густую массу. Блэйд стоит в зале суда, где решается его дальнейшая судьба. Всего в нескольких метрах — Стелла. На ее хрупкой шее остались синяки от его пальцев. Всю последнюю неделю из головы парня не выходило желание вновь коснуться её, а затем сломать к чертям.       — Ваша честь, прошу также принять во внимание… — Рядом со Стеллой, чуть впереди, стояла девушка, которая выбросила из мыслей Блэйда все остальное, затмила происходящее. Белые волосы собраны в высокий хвост, на лице лёгкий естественный макияж, тело прикрывает строгое чёрное платье с белыми элементами. Цзинлю — живая из плоти и крови, представляет здесь и сейчас интересы Стеллы, распинается о выдуманной истории. За столько лет почти не изменилась. Удары сердца участились, как и дыхание, что он старался скрыть, руки слегка подрагивали. Тело отказывалось верить в реальность происходящего. А разум разрывался от радости встречи с ней и сложности текущей ситуации.       — Суд удаляется для вынесения решения.       Наконец Цзинлю смотрит на Блэйда. Её работа на сегодня закончена. Для неё сейчас решится лишь то, сколько семья Стеллы заплатит за проделанный труд. А для него — все.       В её взгляде он ощущает нечто родное. В нём не было осуждения. Сожаление — да, однако совсем не унизительное. Оно успокаивало, заставляло ощущать себя человеком имеющим права на чувства и эмоции.       Стоящая рядом Стелла казалась слишком мрачной, непривычной. Улыбки на ее лице не было. Макияж максимально простой. Она держалась тихо и молчаливо. Казалось сей процесс ей удовольствия не доставлял. Или же таков её образ невинной травмированной жертвы попытки изнасилования.       Судья объявил окончательное решение.       Покинув здание, Блэйд направился в парк, что находился совсем рядом. Закурив, он присел на скамейку. Раз за разом он прокручивал в голове каждый жест девушки. Её голос, мимику, взгляд.       — Повезло тебе, Блэйдик. Отделался условным сроком.       Цзинлю села рядом и забрала из его рук сигарету, закуривая сама. Не колеблясь парень отдал её, однако вместо того чтобы взять новую — внимательно наблюдал, как ее нежные губы касаются прожженной бумаги, которой секунду назад касались его.       — Ты ведь знаешь, что курить вредно?       Он улыбнулся. Столько прежде он грезил об этой встрече, а ныне забыл все возможные и невозможные слова.       — Не вреднее, чем попадать в суд по ложным обвинениям. Уж не знаю, что ты сделал этой девчонке. Но ей правда было больно. Мне показалось, что она явно не из тех, кто позволяет к себе плохое отношение.       — Мстительная эгоистичная ведьма.       Цзинлю усмехнулась:       — Знаешь, а я ведь не думала, что мы когда-нибудь ещё пересечемся. Ты так вырос. Но все тот же распиздяй с чуйкой на проблемы.       — А ты вот совсем не изменилась.       — Да ну, неужели? Ну, я и правда, по прежнему, ненавижу детей.       Теперь посмеялся уже Блэйд. С начала разговора с его лица не сходила улыбка. Он все ещё терялся в словах, но впервые за долгое время почувствовал себя легко и свободно.       Хотелось спросить ее о многом: чем жила, с кем общалась. Узнать все до последних мелочей. Но в тоже время было страшно услышать это. То, что ее жизнь была полной и насыщенной без него. Она достала что-то из своей сумки и взяла его руку. От прикосновения дыхание остановилось, стук сердца отдавал в ушах. Расстегнув пуговицу на рукаве его рубашки, Цзинлю начала что-то выводить ручкой на его запястье.       — Мой номер, — сказала она отстранившись. — Надеюсь, услуги адвоката тебе не понадобятся. Но встретиться с тобой ещё было бы неплохо.       Девушка кинула окурок в мусорку, и Блэйд достал две новые сигареты. Одну передал Цзинлю, вторую зажал меж зубов. Затем поочередно зажёг обе.       Снег мелкими хлопьями опускался на землю. В волосах девушки он растворялся, казался совершенно естественным.       — Я обязательно напишу.       По какой-то причине внести её номер в телефон сейчас казалось неправильным. Если она сама пожелала, чтобы Блэйд сделал это в одиночестве, то как он может противиться?       — Мне пора идти, Блэйдик, — Поднявшись, она потрепала его, ещё сидящего, по волосам. Развернулась и не спеша направилась по дорожке к концу парка. Как же велико было желание пойти следом! Но парень сдержался, наблюдая за удаляющейся фигурой бывшего тренера. Ещё долго в его голове звучал стук ее каблуков.       — И все же мне кажется, что хоть срок и условный, но можно было побороться за оправдание. Не думал подать апелляцию? — Кафка сидела за столом и перемешивала ложкой растворимый кофе. На улице начинало светать, однако сонливости не чувствовал никто из них. Подложив под голову руки, Блэйд валялся на кровати в другом конце комнаты. Его небольшая съемная квартира была однокомнатной, с выходом на балкон, что завален вещами хозяев.       — А смысл? Все равно проиграю.       — По-моему, ты относишься к своей жизни чересчур индифферентно.       — Слышу это от одинокой сутенерши за тридцать, уже полчаса размешивающей растворимый кофе в квартире бедного студента в четыре утра.       Кафка тихонько посмеялась и достала из кружки ложку.       — Что ж, аргумент.       Со встречи с Цзинлю, с лица парня не сходила лёгкая и естественная улыбка, которую тот даже не замечал. Этот необычный для него феномен Кафка приметила ещё в баре. И, конечно же, она сильно сомневалась в том, что это было обусловлено тем, что теперь за любую оплошность он может загреметь в тюрьму. Определенно произошло что-то, о чем Блэйд умалчивал. С одной стороны женщину терзало любопытство. А с другой — она не понимала, переходит ли эту некую, негласную грань, которую они оба соблюдали с самого начала знакомства. У каждого есть что-то, что является сугубо личным, чем делиться неправильно.       Кафка берет кружку в руки. На ногтях — лак винного цвета. Похожего оттенка волосы собраны в высокий хвост, благодаря чему можно разглядеть её уши.