Только смерть не даёт второго шанса.

      Дом встречает тишиной и темнотой, как, впрочем, и всегда. Было бы странно, изменись сегодня что-то. Может, стоит завести себе какую-нибудь зверушку, Дима давно уже мечтал о собаке, но пока это воплотить никак не получится даже при огромном желании. За любым питомцем, каким бы он неприхотливым не был бы, уход нужен, а Матвееву просто некогда этим заниматься. Всё свободное время сейчас занимают съёмки «Битвы» и запись альбома, а иногда ведь ещё и просто для себя пожить хочется. Не думать ни о чём.             23:57       Как ты себя чувствуешь?       Сообщение от Кости совершенно выбивает из того хрупкого равновесия, которое получилось найти. Они ведь не друзья, даже не приятели, чтобы вот так запросто обмениваться нерабочими сообщениями, да и в целом это странно. Дима честно пару минут смотрит на сообщение, пытаясь понять, что именно он сейчас чувствует. И как себя ощущает — тоже.             00:00       Твоими стараниями жив.             00:01       Очень хорошо. Спать?             00:01       Да.             00:03       Спокойной ночи.       Странный, абсолютно странный диалог, который, к тому же, ни к чему нормальному не привёл. Матвеев вообще сообразить не может, что это сейчас было. Попытки выйти на контакт? Но тогда почему именно сейчас, а не раньше — тоже непонятно. От всех мыслей ещё и голова начинает болеть, никаких таблеток в доме давно уже не водится. Херово, но жить можно. У Гецати можно было бы спросить про эту странную заботу, но не сейчас и даже не сегодня.       Сил хватает только переодеться, и то не до конца, на футболку Матвеев плюёт, не собираясь надевать, в квартире достаточно тепло. Дима укладывается посередине кровати, в очередной раз давая себе обещание купить ещё хотя бы пару каких-нибудь прикольных подушек для удобства. К тому же пространство вокруг будет ощущаться не таким пустым. Впрочем, вряд ли это будет скоро, сколько ведь себе обещает и всё никак. Сон приходит быстро, сказываются события последних нескольких часов.       Правда, ожидаемого облегчения он тоже не приносит. Всё время преследует какая-то тьма, заканчивающаяся и обрывающаяся полным ничем. Ни нормально вдохнуть, ни выдохнуть по-человечески, только надеяться, что скоро это закончится. Что скоро вообще всё закончится. Не заканчивается. Одно сменяется другим, как в сошедшем с ума калейдоскопе, и очень сомнительно, что этому вообще есть хоть какой-то конец. Тьма сменяется слепящим светом, тот же разрывается мелкими вспышками, раскладывающимися на отдельные маленькие мирки.       Перед глазами всё мелькает, нет возможности зацепиться хоть за что-то. Мужчина, удар, крови то почти нет, то её слишком много... Душа-не душа, а сущь какая-то... И плохо очень, от ощущений, от чувств, от всего того, что владеет этим местом.       Дима просыпается резко, судорожно хватая ртом воздух. Сейчас все возможности направлены только на то, чтобы понять, кто он, где и что происходит. И вообще просто попробовать осознать себя, выйти, наконец, из этого кошмара. Раньше снились вещи и по-страшнее, но чем-то зацепило именно сегодня, так, что ни вдохнуть нормально, ни выдохнуть. Вынужденно приходится себя царапать ногтями по руке, становится немного легче. По крайней мере тьма перед глазами рассеивается, через неплотно закрытые шторы пробивается ещё едва заметная серая рассветная дымка.       От осознания, что всё закончилось, становится немного легче. На запястье выступает пара капелек крови и это окончательно приводит в сознание. Сегодня действительно уже ничего не будет — ни кошмаров, ни видений, ни хоть какого-то сна. Чернокнижник в себе это ненавидел, но сделать ничего не мог — если посреди ночи встал не просто в туалет, то уснуть уже не получится. А если и да, то потом будет только хуже, даже если дальше уже некуда.       Всё же пытаться осознавать ночью, что именно ему снилось — идея не самая хорошая, ни к чему нормальному это никогда не приводило. На тумбочке вибрирует телефон, выводя из общей задумчивости. Отвечать не хочется, но имя контакта заставляет передумать. Интересно, что Косте от него в четыре утра надо, учитывая, что они друг другу никто?       Матвеев даже ничего сказать не успевает, сразу слыша чужой ровный тембр.       — У тебя всё в порядке? — голос у Гецати мало того, что совершенно не сонный, так к тому же обеспокоенный, как будто Дима ему самый близкий человек.       — Да, — хрип вместо нормального ответа удивляет и самого юношу, всё же нормально было.       Костя с другой стороны обречённо вздыхает, как будто с маленьким ребёнком разговаривать собирается. Хотя с разницей в десять лет в некотором роде так оно и есть.       — Дима, — мужчина переходит на более серьёзный тон, — если тебя что-то беспокоит, то сейчас лучшее время, чтобы это рассказать.       Они друг другу никто, это понимают оба, но почему-то всё равно тянутся, совершенно противоестественно. Такого быть не должно ни в какой возможной реальности, однако это есть и уже никуда не уйдёт. Сейчас разве что остаётся плыть по течению, стараясь не барахтаться — бесполезно, только быстрее потонут. И, наверное, Косте действительно можно, нужно, рассказать. Если засмеёт за его какие-то страхи и проблемы, что ж, оно к лучшему.       И ни на какую помощь именно от Гецати тогда бы рассчитывать не пришлось. Это сейчас тоже кажется хорошей частью возможного будущего.       — Дима, ты ещё со мной? — названный вздрагивает, булькнув что-то утвердительное. — Решил что-нибудь?       — Можно я приеду?       Фраза вырывается почти против воли и Матвеев замирает испуганно. Не хватало только ещё кому-то навязываться. Они друг другу никто, чтобы сыпать такими предложениями и тем более соглашаться. Костя молчит и, пожалуй, это действительно была самая большая глупость, сказанная за последнее время. В трубке звук отключенного звонка и Дима не помнит, ответили ли ему что-то или нет.        Впрочем, это логично. Максимум, что Гецати явно ожидал услышать — это очередное «всё в порядке», на этом бы и разошлись. А дальше встречались бы только на съёмках и всё, никто друг друга не трогает и забывает о существовании другого. Самое правильное, что только может быть. Внимание привлекает загоревшийся экран телефона. Сообщение с адресом.       На то, чтобы собраться, хватает десяти минут, ещё столько же длится поиск такси. Дима уже сомневается в своей затее, но где-то подсознательно понимает, что сейчас ему нужен кто-то живой рядом. Может быть действительно стоит завести питомца, чтобы просто никому не мешать?       Медиум открывает сразу же, Дима даже до звонка дотянуться не успевает — похоже, его у двери ждали. Костя более домашний, расслабленный, даже на человека похож, а не на робота, как обычно. Мягкий, даже смахивающий на плюшевого медведя. Матвеев, вероятно, один из немногих, кто видел Гецати в таком состоянии. Так странно, но приятно.       — Проходи, — Гецати отходит от двери, пропуская, Дима слышит щелчок замка. Назад пути фактически нет, не прямо сейчас.       Чужие ладони на плечах вырывают из лёгкого ступора. Всё же, что делать Матвеев не представлял абсолютно и уже себя корил за сиюминутную слабость. Надо было как привык, в одиночестве со всем справляться, а не вот это. Тем неожиданнее оказывается факт, что его уже развернули к себе и всё, что остаётся, это уткнуться в подставленное плечо носом, непроизвольно слишком глубоко вдохнув еловый запах.       От этого становится иррационально теплее и легче, медиум чуть заметно гладит через одежду по плечам, заставляя расслабиться.       — Дрожишь весь, — не вопрос, факт. Костя вообще слишком внимательный.       Дима кивает, удерживая себя, чтобы не прижаться. Чужой для него человек, но настолько тёплый, что от желания погреться хочется практически скулить. Он же пытается даже лишнего вдоха не делать, чтобы не выдать своего состояния, тогда отсюда точно выкинут, а идти больше просто некуда.       Руки давят сильнее и противиться уже просто нет никакой возможности. Дима, решившись, льнёт, судорожно выдохнув. Всё кажется таким естественным и правильным...       Непонятно, сколько они так стоят, но становится действительно легче, в том числе и внутренне. Свои личные бесы успокаиваются, давая на какое-то время расслабиться и почувствовать себя обычным человеком. Потом всё вернётся обратно, но вот здесь и сейчас — значительно лучше и легче.       — Спасибо, — Дима отстраняется, смущенный. Всё-таки это неправильно, с какой стороны не посмотри. — И извини, что я к тебе вот так.       — Без моего приглашения тебя бы тут не было, — Костя как-то особенно мягко улыбается. — Раздевайся, чай или кофе?       Матвеев с трудом сдерживается, чтобы не спросить "прям вот так с порога? ", но всё-таки тормозит. Границы надо знать. Толстовку стряхивает, разувается, только после этого натыкаясь на потемневший взгляд. Блять.       — Что с рукой? — и вот как объяснять полосы с кровопотёками непонятно.       — Приходил в себя.       В конце концов, врать смысла никакого, всё равно рано или поздно вылезет на поверхность. А так сразу, без увиливаний, Диме от этого самому легче. Костя на это хмурится, но молчит, махнув в сторону, предположительно, кухни. Чернокнижник идёт послушно, в конце концов, не расстреливать же его ведут.       — Садись, будем тебя приводить в порядок, — Гецати кивает на табуретку.       Дима устраивается на самом краешке, бегает глазами по комнате, выцепляя вспышками отдельные элементы. Простые часы на стене, цветы какие-то на подоконнике, чашка возле раковины забытая... Матвеев вздрагивает, когда его касаются чужие пальцы, фокусирует взгляд на своём коллеге. У Кости движения чёткие, выверенные: налить перекись на ватку, дальше мягко ведя по царапинам, стирая уже давно засохшую кровь.       Странно от такой заботы, но в душе теплеет. Дима, кажется, в какой-то момент слегка выпадает, следя за руками. Это всё совершенно необычно, о нём уже давно вот так никто не заботился.       — Спасибо? — Матвеев чуть заметно смущённо улыбается. — И я буду чай.       — Аллергии есть? — всё так же выверено вещи укладываются обратно на место, ватка выкидывается в мусор. Дима головой машет, нервно заломив пальцы. — Хорошо.       Чернокнижник наблюдает за привычными, методичными действиями. Ничего особенного, но завораживает. Всё, что грузом на душе висело, как-то моментально падает, разбиваясь мелкими осколками. Здесь, сейчас и с этим человеком ему удивительно спокойно и хорошо. Ни о каком доверии ещё речи нет, но подсознательно уже начинает тянуть к медиуму. Дима пока совершенно не уверен, хорошо это или всё-таки плохо.       — Пей, сам собирал, успокаивающий, — Гецати ставит кружку перед юношей, сам садится напротив, наблюдает. — Боярышник, мелисса, душица, ещё кое-что по мелочи. А потом спать, Дима.       — Я не усну уже, — отвечает, совершенно не задумываясь даже о банальном — где.       Матвеев чай пьёт мелкими глотками, горячий, но правда вкусный, душистый. И непонятно, потому что сбор такой или из-за человека, который слишком быстро становится кем-то значительно более близким. От этого осознания пробирает мелкими мурашками, но разбираться со всем лучше позже и на чистую голову.       — Уснёшь, это я тебе гарантирую. А потом будем разбираться с твоими проблемами.       На отрицательное мотание головой медиум только хмыкает. Как ребёнок, в самом деле, маленький и вредный. Костя, правда, уверен, что и с этим тоже справится, брошенного чёрного котёнка хотелось приручить и оставить себе, в тепло и уют. Осталось только до самого Димы это донести, но не всё же сразу.