***
— Нет нашей стороны, Кроули! Её больше нет и никогда не будет! Азирафаэль недолго сохраняет зрительный контакт. Несмотря на серьёзный тон, где-то глубоко, в недрах светлой ангельской души, ему страшно встретиться с чужими глазами. Страшно столкнуться с предполагаемой болью, непониманием и другими, далеко не самыми приятными эмоциями. Кроули не надел очки на их встречу, и от одного этого факта внутренности неприятно скручивает, вынуждая едва ли не согнуться пополам. Но он знает — так будет правильнее. Безопаснее не только для него, но и для демона, который может вновь беспрепятственно подняться на небеса, и занять действительно заслуженную должность. И Азирафаэль не замечает, как хлопает входная дверь книжного. Всё, на чём сконцентрировалось его внимание — мгновенно сузившиеся зрачки, отрешенный взгляд, вскоре вновь прячущийся за тёмными стёклами очков; руки, кончики пальцев которых подрагивали наверняка против воли демонического хозяина. И губы. Фантомное прикосновение губ Кроули к своим отпечаталось надолго. Поцелуй обжигает, пускает странные импульсы по телу, но это ведь неправильно! Неправильно! "Так будет лучше" — раз за разом повторяет себе ангел, наматывая уже, кажется, четвёртый круг и рассматривая каждый предмет, с которыми связаны те или иные воспоминания. Диван, на котором демон любил прилечь, закинув голову на колени Азирафаэля. Кружка с разнообразными узорами, выделенная специально для него, несколько книг, подаренных по поводу и без, забытые — а случайно ли? — демоном растения в самом углу подоконника... Так будет лучше. Так будет лучше?***
Кроули не находит ни единого чёткого определения тому, что испытывает. Сквозь пустоту отчаянно, рывками, расцарапывая своими длинными когтями грудную клетку изнутри, прорывается боль. Совсем не та, что окутала его тело во время падения, другая, вполне вероятно, в тысячу раз сильнее. Сравнимая с тем днём, когда излюбленный книжный магазинчик сгорел вместе с его владельцем. И если тогда им сопутствовала удача, то сейчас единственное, что поможет — чудо. Подарок судьбы. Надежда, что Азирафаэль обдумал своё решение недостаточно тщательно и появится у него на пороге спустя считанные минуты, прося прощения и приглашая в такие родные, такие необходимые сейчас объятия, попытки сымитировать которые не заканчиваются успехом. Крылья у Кроули чёрные, некоторые перья вырваны, совсем не похожи на белоснежные ангельские, обладающие лёгким, едва уловимым глазу характерным светом. Он не скучает по своим. Ни капли не скучает. Он скучает по чужим. Демон непроизвольно погружает себя в кромешную темноту, бормочет под нос что-то совсем бессвязное и гладит себя по рукам и спине так, как однажды гладил ангел. Шансы присутствия этого самого ангела в его последующем существовании близки к нулю, и это пугает больше, чем в своё время пугал конец всему живому. Безусловно, Азирафаэлю выгоднее получить высокую должность. Позолотить крылья, привести Небеса в порядок, перевоспитать старых ангелов и правильно обучить новых, только появившихся. Занять место самовлюблённого придурка. И, чёрт, даже этот придурок счастлив сейчас! Счастлив рядом со своим любимым существом, невзирая на их очевидную разницу! Даже этому придурку удалось остаться довольным и получить то, чего хотел. Так почему сам Кроули не заслуживает этого? Он ведь, если подумать, не слишком плохой. Он не придерживается ни тёмной, ни светлой стороны, ему импонирует серый цвет. — Я не виноват, что так получилось. Понимаете? Не виноват, — его голос звучит тише обычного, не находится энергии даже на привычный раздражённый тон. И он, возможно, сходит с ума, но в полумраке кажется, что листья заинтересованно дёргаются вверх. Точно. С растениями советуют разговаривать. Неужели они понимают значительно лучше, чем тот, кто был рядом на протяжении всего времени, вне зависимости от периодических ссор и недопониманий? — Я просто скатился вниз по наклонной. Снова, — он шмыгает носом, болезненно жмурит глаза и резким движением снимает очки с лица. Прятаться больше не за чем. Поблизости нет никого, кто увидит поблёскивающие дорожки на щеках, суженные зрачки и красноту. Поблизости теперь вообще, по сути, нет никого. — И потерял то, что тщательно оберегал долгое время. То, что было важнее сохранности всего живого и мёртвого. Упустил. Взял и упустил, как... как... — он обречённо рассекает рукой воздух. — Как теннисный мячик. Такой маленький, но такой... важный, без него и играть не продолжишь, если замену не найти. А моему... точно, — снова доносится тяжелый вздох. — Моему точно не найти замену. Он один такой, вы же знаете. Помните, как он гладил ваши листочки, — Кроули притворно, криво улыбается, кончиками пальцев свободной руки пробегаясь по растениям. Во второй руке чудом появилась бутылка крепкого виски. — Вам же понравилось, сволочи, — демон шипит, но не со зла. Не на них. Не на Азирафаэля, а на ситуацию. — Зеленеть как никогда начали, привыкли к хорошему. Я же тоже... привык. И вот где мы оказались. Кроули со смехом валится на спину, раскидывая крылья по полу, пока алкоголь вливается в него неконтролируемым потоком. — В заднице. Полнейшей заднице, друзья мои. Минус растений в том, что они не разговаривают. У них нет рук, нет ног, нет глаз, благодаря которым можно подойти ближе, обнять и посмотреть так, что всё будет понятно уже без слов. К ним нельзя прижаться, нельзя почувствовать столь желанное тепло и вновь ощутить себя нужным, важнее должности какой-то высокой шишки в Раю, хотя бы на секунду. И демон снова смеётся. Алкоголь возвращается в бутылку по щелчку пальцев, опьянение никуда не уходит и Кроули не знает, что делать дальше. Улететь на другую планету? Точно нет. Миру не грозит Апокалипсис, а без своего ангела любая точка вселенной мгновенно обретёт неприличное количество минусов. Остаться в своей квартире и вливать в себя алкоголь нестерпимыми для простого человека порциями? Уже лучше. Стоило бы время от времени наведываться в книжный, пытаться установить связь с Гавриилом и его возлюбленной, и не только порадоваться чужому счастью, но и откровенно позавидовать. А может, повторить тот инцидент из тысяча девятьсот какого-то года? О, да. Вновь совершить налёт на церковь, набрать полную ванну святой воды и стоять напротив неё часами, раздумывая, следует ли сделать шаг и окунуться, или лучше не опускать руки. И если тогда Кроули почти безоговорочно выбрал последний вариант, то сейчас его манит первый. Никто больше не станет переживать за него. Единственное близкое существо, искренне любимое, сейчас наслаждается прелестями новой должности наверху, приводя всё в порядок. Несмотря на всё, что связывало их так долго, он больше не нуждается в компании демона. Неправильного демона. Нормальные демоны не стали бы влюбляться так просто, так глупо и так сильно, что отпустить кажется чем-то невозможным; нормальные демоны не льют слезы на полу своей старой квартиры из-за ангела, они не чувствуют боли после предательства, которая волнами проходит через всё тело, вынуждая вздрагивать и извиваться, в надежде спрятаться или попросту избавиться от неё, пускай даже и на небольшой отрывок времени. И чем только он заслужил это? После уже, кажется, четвёртой или пятой бутылки слышится знакомый голос. — Кроули, я... — Тсс... Ничего не говори, — демон прикладывает указательный палец ко рту и смеётся, громко и пьяно. Его взгляд плывёт теперь не только от слёз, разум мутнеет, и в таком состоянии удаётся даже немного расслабиться. — Ты — моя галлюцинация, я знаю. Только... давай по секрету, между нами, хорошо? Он получает сдержанный кивок в ответ. Вскользь проходится взглядом по плотно сжатым губам, вспоминая, как недавно целовал их. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Может, я уже умер? А это... Ты — плод моей фантазии. Точно. И они все тоже, — он кивает на стоящие неподалёку горшки. — Каждый из вас, ребята. Но тебя, — Кроули щурится. Снова шипит и старается подняться на ноги, шатаясь из стороны в сторону. Его указательный палец направлен на ангела. Такого реалистичного, словно действительно спустившегося с небес. — Тебя я хочу видеть в первую очередь. Везде, где можно. И где нельзя. И это то самое, что демон всегда вкладывал в нечто большее, чем простые три слова. Галлюцинация стоит на месте, перебирает пальцы и точно можно сказать, что фантазия демона постаралась на славу, раз ангела удаётся изобразить настолько правдоподобно. — Кроули, дорогой... Тебе нужно протрезветь... Раз удалось в точности скопировать голос, свою особенную манеру речи и эмоции. — Ты слишком... сообразительный. Перестань мне указывать, я же... Я сам, получается, себе указываю. Глупости, — он хмурится и качает головой. Ноги сами делают несколько шагов навстречу и демон наваливается на ангела всем весом своего тела. Крылья смыкаются в кокон за его спиной, укрывая обоих от внешнего мира. Страшного, очень страшного и несправедливого мира, который может попробовать отобрать у него даже плод фантазии. — Ты даже тёплый. Видимо, я правда умер, да? — он усмехается, потираясь кончиком носа о нежную кожу шеи. — Оно и к лучшему. Теперь мы с тобой будем вместе. Всегда, как я и хотел изначально. Или я не заслужил быть счастливым даже после второй смерти? Второй? Она вообще существует? — контролировать поток слов, льющийся без какого-либо контроля, кажется чем-то невозможным. И Кроули не пытается. Он лишь подставляется под неуверенные касания тёплых ладоней на спине и зажмуривается до ярких огней перед глазами с целью сдержать ещё один поток слёз. Потому что он помнит, как эти самые ладони скользили по его спине во время долгожданного, чувственного, первого и последнего поцелуя. — Но учти, если с тобой настоящим хоть что-нибудь случится, Небеса пожалеют об этом. И Ад тоже. Так что ты... передай настоящему себе, пускай предупредит всех. — Тебе нужно протрезветь, Кроули. Или просто лечь спать. Для начала, — поддельная версия его ангела, казалось, игнорирует все вопросы и не прямые, но всё-таки слова о любви. Однако, стоит признать, последнее вполне себе в духе настоящего Азирафаэля. Его руки мягко касаются талии, задевают основание крыльев, пока ведут к кровати, а сам демон не пытается сопротивляться. Сейчас он не хуже податливого пластилина, из которого можно лепить всё, что вздумается, и не получать никаких возражений в ответ. — Ты не уйдёшь, как настоящий Азирафаэль? Я не хочу трезветь, если уйдёшь. Не оставляй меня. Или я тебя... поцелую! Снова. Страшно, правда? Неприятно, — Кроули высовывает кончик языка, хлопает вытянутыми губами, как рыба, и ангел отшатывается. — Нет, просто... — О, не ври мне, ангел! — он плюхается на кровать подобно мешку с песком. Тело тяжелое, конечности не слушаются и демон ложится в позе звезды, вздыхая. — Был бы я таким же, как ты... Был бы я ангелом, как раньше, то всё... Всё было бы по-другому. Но я же не выбирал, ты знаешь? Кроули хмурится, вглядываясь в чужие глаза сквозь темноту. — Я жалел, конечно, жалел и хотел вернуться обратно первые несколько дней, а потом... Понял, что так лучше. И ещё позже понял, что наша с тобой сторона в разы, в тысячу раз лучше обеих шаек этих пернатых придурков! Интересно, как бы повёл себя настоящий Азирафаэль, услышь он эти слова? Кроули не знает. И следит за реакцией своей галлюцинации, которая лишь вздыхает и стыдливо отводит взгляд в сторону. Галлюцинация жалеет о том, что совершил настоящий Азирафаэль? — Тебе нужно поспать, дорогой, — вторит своим же словам она. Пальцы демона неожиданно оказываются в хватке чужих пальцев. — Мы поговорим с тобой завтра. Ты же не хочешь делать чудо? — С ума сошёл! — Кроули вскидывает голову и сжимает ладонь сильнее. — Ты исчезнешь! Снова! Я не хочу. — Тогда ложись, дорогой. Я буду рядом. И утром, когда ты проснёшься, тоже. И Кроули даже не догадывается, что с ним сейчас сидит настоящий Азирафаэль, Страж Восточных Врат Эдема и по совместительству тот, кто принял участие в предотвращении Армагеддона. Пришлось переосмыслить всё произошедшее и наконец окончательно определиться со стороной. Удалось переступить через себя, осознать, где и с кем находится его дом. Признать наличие тех самых чувств по отношению к демону и согласиться с каждым его словом. Сейчас Азирафаэль лишь мягко поглаживает взъерошенные волосы, ощущая, как Кроули доверительно прижимается к нему, обвив всеми конечностями и укрыв крыльями. Даже сейчас ощущается, до чего сильно он дорожит ангелом. Своим ангелом.