в кромешной тьме;

По ночам тени нашептывают ей всякое: о жизни, о смерти, о величии и забвении. От ее рук наутро неизменно пахнет травами, а количество свечей в Харренхолле становится все больше с каждым днем. Дракон, являвшийся ей раньше в предрассветном тумане, теперь рвет коров у дальней стены крепости, возвышаясь над этой стеной. Алис кормит своего принца с рук кровью, обещаниями и концентрированной злостью. Эймонд разве что в рот ей не смотрит — верит в любое ее слово и так легко поддается, что ей почти не нужно прикладывать усилия, чтобы управлять им. — Война закончится, и я никогда тебя не оставлю, — обещает он, целуя ее руки. У него есть невеста, Алис знает. Хоть три на выбор, Борос согласен подложить любую из дочерей под брата короля; в тенях она видит их смерти, но в этом нет необходимости. Ни одна девица, какой бы юной и прекрасной она ни была, не заставляет его остановить свой взор. В его сердце и разуме есть место для последней из Стронгов, которых он с такой злобой и рвением вырезал, спустившись с небес, а потом и со своего огромного, старого дракона. — Я не сомневаюсь в твоей любви, мой принц, — произносит она, наслаждаясь властью над ним. — Не сомневаюсь в твоей стойкости и скорой победе. Обитатели замка стараются не смотреть ей в глаза. Бастардка, что ходит в платьях и мехах, достойных самой королевы, владеет крупнейшим замком Семи Королевств без каких-либо прав на него. Ведьма. Ведьма, шлюха, бастардка — Алис могла бы любого из них скормить его дракону, могла бы голыми руками разорвать, но люди боятся ее. Произносят шепотом любые из имен, но не то, что она носит. Люди боятся ее намного больше, чем ее ручного и такого покорного одноглазого принца. Силу ее гнева слышит весь Харренхолл в тот день, когда она теряет их первого ребенка. Когда вопит, как одержимая, кусается и дерется, отталкивая от себя и служанок, и мейстера. Когда Эймонду приходится скрутить ее, прижав ее руки по швам, чтобы она, все еще в окровавленной ночной рубашке, перестала брыкаться и орать. — Я убью вас! — орет она до хрипов. — Вас всех! Уничтожу! И не держи он ее, она бы поскользнулась на собственной крови, но лишь пачкает в ней ступни и воет, как раненный зверь. Ревет совсем как его дракон. — Уничтожишь, — успокаивающе говорит он ей почти на ухо. — Сделаешь с ними все, что захочешь, только позволь помочь тебе. Она раздирает ему руки в кровь, впиваясь острыми ногтями в кожу до мяса, затылком больно бьет по челюсти, но Эймонд продолжает ее держать. Ее не успокаивает ни маковое молоко, ни его обещания, что у них будут еще дети, что у них будет столько, сколько она пожелает. Алис знает, что все это — часть какого-то древнего проклятья. Проклятая ведьма в проклятом замке, что может быть ироничнее? Тени не обещают ему длинной жизни, и она выторговывает для него неделю, иногда месяц. Рвет чужие глотки, душит дворовых детей, давится самыми тошнотворными отварами, но не позволяет теням забрать его. Он нужен ей. Он, его дракон и их будущий сын с серебристыми волосами, который приходит к ней во снах. Над замком тучи сгущаются все чернее и чернее, и она выторговывает собственную душу на возможность не зачать, не выносить, а наконец — впервые за свою долгую жизнь — родить. На подушке из листьев, где они с Эймондом проводят свою последнюю ночь, она так ярко видит его смерть, что успевает поверить в собственное помешательство. Но ребенок — тот самый, которого она выторговала; тот, которого он обещал ей, — шевелится у нее в животе, Алис обхватывает себя руками и глядит в кромешную темноту. Ей будет некуда идти. Проклятой ведьме найдется место лишь в проклятом замке. С драконьим ребенком в чреве и злобой, полученной в подарок от его отца. Миру еще предстоит пожалеть, что он отнял у нее все. Миру еще предстоит содрогнуться от ужаса перед униженной и давно ожидающей своего часа женщиной. Эймонд тянет ее в объятия, обвивает руками и уговаривает поспать еще немного до рассвета. А Алис может думать только о том, что это будет последний рассвет, который он увидит. Рассвет, который он проведет подле нее перед тем, как навсегда погрузится в темные холодные воды, оставив ее в глухой тишине. В этот раз она будет не одинока. В этот раз у нее будет сын, которого она ни за что не потеряет. Мальчик, который вырастет в жестокого и беспощадного воина, который прорубит тьму и проклятие, сгущающееся над ее головой все хуже и хуже с каждым годом. И ради этого ребенка она готова пожертвовать всем.