В новостях прочитаете сами
Там есть моё тело, я есть кислота
Эта сигарета - слепит небо светом
Падают кометы (слыш)
Я не понимаю, для чего мне нужно это
Я не понимаю, почему ты до сих пор молчишь
***
Примерно через два часа. 24 ноября. Воскресенье. 21:25 Приятный паркет, застеленный узким ковром, стены коридора из лакированных досок из светлого нежного дерева. По-солнечному тёплый желтоватый свет от люстр убаюкивает пространство. Резные с позолотой рамки нескольких повешенных маленьких картин. Ни одного окна. Двое мужчин в тёмной форме смеются на всё помещение, один звонко, другой хрипловато. Разговор разлетается размытым гулом по коридору. Стоящий вполоборота что-то в ответ шутит про жену, поправляя за спиной винтовку, съезжающую при наклоне, пока он прикрывает улыбающийся раскрытый рот кулаком. Раздаётся выстрел. И следующий. Второй мужчина, стоявший лицом к пустому коридору, падает вслед за первым, и кровь вязко начинает постепенно покрывать так мягко отдающийся под подошвами ворс ковра. «Дерьмово, да,» — мысленно хмыкает девушка, третий выстрел пуская в замок двери в конце коридора, у которой те мужчины стояли, и, перешагнув трупы, с силой пинает дверь, доламывая жалобный позолоченный замок. К моменту, как она, шурша бумагами в ящиках кабинета, находит ключ от небольшого сейфа, на телефон приходит лаконичное и запрошенное: «Отсчёт пошёл». Рёку кивает мобильнику рефлекторно. «Супер, Акутагава». И, слыша топот бегущих по коридору ног предположительно нескольких человек, отходит от стола к стене за дверью, встретить влетающую охрану со спины.***
— Благодарю, Акутагава-кун, — кивает босс. И парень выходит из кабинета, уже в коридоре остановившись и набрав сообщение абоненту «информаторша» в той формулировке, в которой Дора и попросила.***
В тени, осветить которую не дотягивается фонарь, оперевшись о забор стоит парень, медленно потягивая сигаретный дым одними губами. Скрестив руки и опустив голову под шляпой, он не слышит шорохи своего развивающегося шерстяного плаща за шумом разбивающихся морских волн. Исподлобья поглядывая на чёрный лес грузовых контейнеров, ожидает сигнала.***
Когда-то давно… — Я бы сказала, что хочу стать писателем! Но они бы только посмеялись, у меня за последнее сочинение двойка… — девочка вздохнула. — А что приключилось, милая? — спросила женщина, вскидывая мимолётно заботливый взгляд от стучащей швейной машинки. — У тебя же всегда прекрасные рассказы. — Спасибо… — девочка потупила взгляд в пол, изучая деревяшки. — Мы с Толиком все последние дни соотносили виды лягушек у реки с теми, которые перечислены в энциклопедии. Я… просто не прочла рассказ, который задали. — А что выяснили про лягушек? — продолжая ровную строчку, улыбаясь поинтересовалась женщина. — Нашли озёрную лягушку, остромордую и сибирскую. Ещё какую-то поменьше с тёмно-красными пятнышками, как глина, но не смогли определить пока, какая это. — Возможно это разновидность сибирской, — улыбнулась седеющая швея. — Может… А, ещё серую жабу нашли в поле у реки, со стороны дома Стёпки! — Вот видишь, сколько ты узнала, и ладно с двойкой! — махнула рукой женщина. — Но ты всё равно прочитай, извинись перед учительницей, расскажи, что не бездельем была занята, а изучением окружения, что очень полезно. Если она не поймёт, я сама поговорю. —Спасибо, мам! — девочка подскочила, поцеловала в щёку. — Я прочитаю обязательно. А потом предложу рассказать про лягушек на природоведении. — Умница, солнышко. Беги тогда в библиотеку, пока Светлана домой не пошла.***
— Пап… — девочка четырнадцати лет потянула за рукав старого чёрного пиджака, стоя перед свеже закопанной могилой, — а что будет дальше? Морщинки у глаз её взрослого углубились, и он кажется немного сильнее прижал к себе трёхлетнюю девочку, которую держал второй рукой, смотря пусто в горизонт кладбища. Он вздохнул, повернул голову и протянул свободную руку старшей дочке. — Мы будем продолжать жить, Саш, продолжать ходить на улицу, готовить рыбу, храня в наших сердцах тепло вашей мамы, — и глянул с грустной улыбкой на Лизу. Девочка пространно кивнула, смотря на рыхлую землю. Присела. Погладила алые лепестки букета у надгробия подушечками пальцев. И почувствовала тёплую большую ладонь на своём плече. — Пап… — М? — Я буду лучше всех на свете. И у Лизы будет самая надёжная старшая сестра. Отец посмеялся как-то мягко, с продолжающимся горем в голосе. — Ты будешь. Конечно же, ты будешь.***
— Мои извинения! — восклицает нарочито бодрый голос из-за спины, стреляя в голову последнему охраннику. С ударом третьего бездыханного тела об пол девушка делает первый шаг на выход из помещения. Пора бежать, в прямом смысле. Бежать через треть города, чтоб успеть к следующей части.***
— Ааа-эргх, — потягивается рыжий, поправляя чёлку и кидая докуренную сигарету в воду за ограждением и усмехается, — как по будильнику! Огнестрельные вспышки разгораются из-за спины появившейся на горизонте группировки, вместе с не менее оглушительным trash-talk’ом Тачихары, улавливая пару фраз из которого Чуя ловит секундный смех. Размяв плечи ещё парой проворотов рук, Руководитель наконец включается в бой и влетает, зная — мелкая задержка ничего не значит, Чёрный Ящер отлично справится с ожиданием. С животным рвением разминая кулаки о бессильных вооружённых бандитов, он с разворота усиленным гравитацией ударом ноги разбивает череп какого-то парня о металлический забор. Часть группировки в суматохе старается убежать в ближайший сквозной переулок, получая в спины несколько десятков выстрелов Тачихары, которые убивают ещё трех из сматывающихся. Чуя с разворота перескакивает нападавшего сзади бандита, хватая его в полёте, и его телом отправляя к чёрту ещё двух стрелявших. — Уходят! — командует Руководитель Тачихаре. — Пфф! — чуть ли не жмёт плечами парень, отстреливаясь по кругу. — Не отбирай у остальных веселье! — ловко достав за мгновение из-за пояса нож и метнув ровно в горло мужику у края, отчего тот вывалился с пристани. — Во чёрт, — долетело до Чуи восклицание Тачихары, — мне ж его вылавливать, твою мать, чтоб ты сдох на суше! От вечного рвения коллеги наиграться в любой потасовке, Чуя искренне всхихикнул. А затем добил последних четырёх со своей стороны. Лишь стихают огнестрельные очереди, Чуя отряхивает перчатки, жестом командуя сотрудникам в засаде начать зачистку. — Чё, в погоню? — Дико сомневаюсь, — начинает Тачихара, — что есть нужда. Но погнали посмотрим, — жмёт плечами. И парни срываются в тот же переулок. — А чё, кто там на принимающей? — оглядывается на напарника Чуя. — Пёс. И Руководитель понимает, усмехаясь в беге, почему никакая поддержка не понадобится.***
— Нас предали! — орёт глава Мацумура на бегу в передатчик для зашифрованной связи. — Ваши люди убиты, Мафия обо всём знает! Бандиты оглядываются с опаской, забегая в здание, минуя тайную дверь и открывая подземный ход. Двое сторожат в комнате перед тайным входом, пропуская остальных по очереди на лестницу в туннель. Когда предпоследний человек лезет вниз, раздаётся выстрел, и левый из двух охранников падает, а второй судорожно высматривает атакующего. — К чёрту! — орет тот, кто ждал своей последней очереди. — Поберегись! — и прыгает в тоннель. Второй «охранник» тоже падает, так и не найдя, откуда произошёл выстрел. — Ма-цу-му-ра! — растягивая гласные, распевает триллерно женский голос. — Хочешь знать, что такое месть? — Закрывайте! Быстро закрывайте! — кричит глава ближайшим к люку. — Быстро, твари! И звук тяжело падающего металла с последующим проворотом сейфового замка погружает наконец тоннель в тишину с равномерным гулом вяло текущей грязной воды. — Тут? — окликает забегающий Чуя Тачихару через плечо. — Ага. — Э… — успевает лишь первый звук парень, увидев два застреленных трупа. — Чуя! — зовёт Рёку, материализуясь. — Какими судьбами, ты ж на приста… — и не успевает закончить, друг налетает на неё, сжимая в объятии. — Да, да! — улыбается девушка, поглаживая в ответ. — Нет ж на это времени, надо закончить. — Предполагаю, — отодвигается друг, переводя взгляд в сторону люка с лёгкой хищной ухмылкой, — там прекрасно справятся. Под вопросительный взгляд подруги, которая успела глянуть через плечо рыжику и махнуть привет Тачихаре, Чуя поясняет по-своему: — Видела когда-нибудь, как работает лично заинтересованный Акутагава?***
— Фух, — выдыхает Мацумура, — всё, парни, сматываемся отсюда. Когда оставшиеся шестеро поворачиваются и начинают идти вглубь, гул мужских шагов не даёт заметить седьмой отстук туфель в темноте. Пока лёгкое покашливание не заставляет группу замереть. — Всё сокрытое во тьме принадлежит Мафии, — чёрный силуэт равняется с границей освещённой части тоннеля. — Огонь! — командует Мацумура, и всех пятерых подчинённых разрезает насквозь чёрная материя. Всплеск. Глухие удары о бетон. Тела падают, не выстрелив ни раза. В ужасе мужчина осматривается. Упавшие в водосток слева смешивают коричневую воду с красивым красным. С его любимым красным. Стук каблуков расходится холодящим позвоночник эхом по каменным стенам. Мужчина оглядывается на приближающийся силуэт, окружённый чёрно-алым. Он срывается бежать обратно к люку, но его ноги сковывает, и его роняют на бетон. — Я могу сотрудничать! — выкрикивает блондин, боясь оглянуться. — Я умею доставать информацию из кого угодно! — он оглядывается, сощурившись в страхе. И встречает сжигающий конечности лёд во взгляде. — Ты бесполезен, — звучит приговор. — Мы точно можем договориться! — умоляет глава. Его хватают за волосы, отдирая тело от земли. Приближая к взгляду, о котором страшно даже знать. — Не существует смерти столь унизительной, что сравнилась бы с тем, сколь жалок ты. — Акутагава рычит хрипло ему в лицо, после разжимая кулак и бросая обратно на пол. — Подожди!.. Перерезает Расёмоном горло. Но ярость не стихает. И он пронзает ещё несколько раз жизненно важные точки: сердце, печень, лёгкие… Выдыхает, говоря себе: «Это излишне». И осматривается, что всё закончено.***
Он бросает взгляд на люк. Оценивает, что Мафия установит новый, и вырезает его с корнем. От падения грохот разливается по тоннелю и пыль разлетается по полу. Парень прокашливается и с помощью Расёмона выбирается наружу, встречая на первом этаже подчинённых Мафии. Они кланяются и один объясняется: — Нас послал Накахара-сан. — Хорошо. Начинайте, — отдаёт приказ Акутагава и проходит мимо, на улицу. Через дом припаркована их машина. На данный момент — пустая. Отсутствуя, он проходит по тротуару, переходит дорогу, заворачивает. Открывает задние двери. — Хей! — звучит в нескольких метрах знакомый голос. Парень оборачивается, не находя в голове возможной реакции. Смотрит. Смотрит. Дышит. Хорошо знакомые черты лица. Небрежно собранные белые волосы, которые, кажется, несколько пожелтели. Пиджак поверх чёрной водолазки. Внезапно — чёрные перчатки. — Привет? — с вопросом продолжает девушка. Он кивает. Ещё раз оглядывает её. И головой кивает на машину. — Садись, — и сам заходит внутрь. Рёку жмёт плечами. Подходит и лезет следом, усаживаясь и наблюдая, как Рюноске закрывает двери изнутри. — О, тут пусто, — подмечает девушка. Рюноске вновь кивает. И продолжает молчать. Рёку начинает приближаться к вопросу, был ли смысл в идее сейчас встретиться. А то она могла уйти вместе с Чуей. Парень тем временем ложится на сиденья, которых в задней части машины по четыре с каждой стороны. Девушка мысленно вскидывает брови, сохраняя рефлекторно лицо ровным, находясь ещё в рабочем режиме. — Я иногда отправляю водителя на несколько часов исчезнуть, если знаю, что понадобится собраться с мыслями, — внезапно откровенно говорит успокоенным голосом Рюноске. Она понимающе кивает. Рюноске продолжает: — Выглядишь помято, Дора, — интонация вызывающего удивление сочувствия. Девушка смотрит на положившего руки под голову парня. — Ты тоже, — выдыхает она. Они находятся несколько минут в тишине, иногда смотря друг на друга тихо, гадая об эмоциях второго человека. Рёку раздумывает медленно и до того спокойно, что спрашивает у себя, не сонливость ли это. Она, конечно, не выспалась, но, пожалуй, это не только усталость. Девушка тоже ложится на сиденья, со своей стороны, но головой в другую сторону, а подошвы упирает в заднюю дверь. Так же кладёт ладони под голову, лёжа на спине, и иногда посматривает на Рюноске. — Почему тебе так интересно узнать, что я читаю? — поворачивается в этот раз не молчаливо Рюноске. Дора несколько секунд смотрит на него и, что-то решив, начинает светло улыбаться. — Потому что просто хочется. От ответа почему-то грустно. В первое мгновение хотелось улыбнуться, но следом стало темно и пасмурно. Что бы ни выражало лицо Рюноске, Дора явно заметила. — Всё в порядке? Почему это будто расстроило? А Рюноске поднимает глаза к обивке крыши машины, делая глубокий вдох и выдох, медленно привыкая к новому ощущению от общения с кем-то одновременно прямолинейным и обладающим эмпатией. И есть в ней что-то ещё. Что-то за рамками эмпатии. Что-то вроде умения не только чувствовать, что что-то не так, но и правильно идентифицировать и называть. Что-то такое… Парень разрывается меж желанием ответить искренне и желанием свернуть тему. Что и куда? Зачем? И как? — Не важно, — поворачивается он вновь. — Не бывает неважных эмоций, — мягко парирует Дора. А он и согласен… если думать о Гин. И не согласен, если думать о себе. — На данный момент не важно, хорошо? — подбирает он свой вариант. — Всё равно важно, но не хочешь или не готов говорить, хорошо, — кивает лёжа Дора. Они смотрят друг другу в глаза, уже замолчав, ещё несколько долгих молчаливых секунд. — Так вот. Из последнего, о чём стоило бы рассказывать, читал я «Плывущее облако» Футабатея Шимея. Это псевдоним, а настоящее имя Хасэгава Тацуноске. Дора кивает в ответ: — Не читала, но имя слышала. Вернее, псевдоним. — Я у него уже читал критическую статью «Общая теория романа», но до «Плывущего облака» как-то долго не мог дойти. Это произведение — прародитель стилей написания современной литературы. Благодаря нему появился гэмбун-иччи, — под вопросительный взгляд Доры Рюноске добавляет, — это смешение исконно литературного стиля с разговорным. Возвращаясь… Я, пожалуй, не нашёл пока ничего для себя в современной литературе, так что и с прочтением не торопился. Но Футабатей достаточно интересно изъяснился в критической статье о своих взглядах на необходимость реализма в литературе, отражения реальной жизни заместо чтения моралей. Он также, не первый и не единственный, но очередной, кто высказался о победе содержания над формой при необходимости присутствия обеих составляющих. Стало интересно, может ли очередной автор, заявлявший о правильном подходе к литературе, в собственных художественных произведениях продемонстрировать пример. Если задавать вопрос, на который нужно строго ответить «да» или «нет», что глупо в случае осмысления литературы, — Дора по ходу речи хихикает, довольная, — ответ будет «нет». Но если всё же рассуждать адекватно и уделять внимание детальному разбору, ответ получится таким: конкретно в этом романе содержание слабее формы, даже когда, казалось, у автора есть шанс зацепить внимание схожей с моей жизнью описанной ситуацией, — Рюноске аккуратно умалчивает, какой именно, — очередная история неразделённой любви выглядит излишней, а идея «похожее притягивает похожее» в контексте отношений меж людьми выглядит непростительно упрощённой для метящего в строгий реализм произведения. Упрощённой с той точки зрения, что вновь автор формулирует некое незыблемое правило, о которое намеревается разбить центрального героя повествования. Нахожу подобное допущение не соотносящимся с реализмом как жанром. И хороший вопрос, как правильно поступить в таком случае. Я понимаю, почему не способен быть универсальным ответом вариант всегда описывать всю полноту размышлений, где объяснено, что именно те или иные позиции основополагающие для героев, и потому они не способны стать близки, имея конфликты именно в тех темах. Но я вполне вижу способы изложить схожие мысли кратко, лишь старательно подбирая слова, что сохранит и задуманную длину произведения, и верное отражение реальности. Кажется, что автор просто сам неверно трактовал суть. Впрочем, может и я, — Рюноске замолкает на пару секунд, прокручивая в голове список критики и похвалы романа. — Не смотря на то, что я не нашёл для себя удовольствия в описании любовной линии сюжета, могу сказать, что конфликт старых и новых социальных традиций Японии того времени, который сплетён с любовной составляющей, отражён хорошо. Парень замолкает и поворачивается на Дору, которая с внимательностью и интересом смотрит в ответ. Она за время рассказа повернулась на бок и легла щекой на согнутую в локте руку, вторую тоже аккуратно спрятав у лица. Спустя недолгое молчание, она кивает: — Угу. А дальше? — с некоей осторожной просьбой звучит. — Тебе… — Рюноске собирается спросить «всерьёз интересно», но замолкает, зная, что прозвучит в ответ. А потому просто выдыхает с еле заметной улыбкой. — Не буду сейчас рассказывать про реализм, сформированный в конце девятнадцатого века этим романом и последующими, так как недостаточно знаком с направлением и примерами. Но из интересного, Футабатей был ещё и переводчиком русских романов на японский и японских на русский, — он обращает взгляд на Дору, которая с улыбкой кивает. — Из того, что помню, переводил «Свидание» из «Записок охотника», — по взгляду видно, как девушка, видимо, пытается перевести японский обратно на русский, чтоб понять, знает ли она, о чём речь. — Если правильно предполагаю, о чём речь, то читала, ага. Оно в школьной программе. Возвращаясь к теме, если содержание проиграло форме, то что там на счёт качества собственно формы? — улыбается она, как в ожидании интересной разгадки. — Понимаю читателей и авторов того времени, для которых разговорный стиль речи был неприемлем в книге, потому что непривычен. Понимаю их доводы в контексте времени. Но не вижу ничего унижающего глубину произведения в применении более устной речи. Устная же не означает бедная или неправильная с точки зрения правил языка, лишь местами сокращённая в сравнении с письменной до девятнадцатого века. К тем, кто в настоящее время выступает за возвращение более традиционного книжного языка, у меня вопросы. В частности, откуда столь уничижительное мнение о разговорной речи. Я люблю в том числе и древнюю поэзию, и навык некоторых авторов красиво изъясниться, это восхищает, но… Глупо отрицать красоту уместно использованных упрощений и сокращений. Ещё пара витков монолога Рюноске проходит, парень отвечает на вопросы о японской поэзии, ребята успевают перекинуться парой слов о том, как сложно приспособить поэмы под японский язык, и как для этого отсутствует база в традициях, прежде чем Рёку интересуется: — А как у тебя вообще появилась любовь к литературе? — Это сложный вопрос… — парень пространно даёт первый ответ, наблюдая, как в его мыслях проносятся картинки раннего детства, а затем приход в Мафию. Дора молча кивает и ожидает. — Если отвечать кратко, я знал заранее, что это может оказаться мне близко, и надо… Хотя бы попробовать. Так что, когда по приходу в Мафию меня начали учить письменному языку, я начал покупать книги, о которых слышал прежде. А потом это оказалось очень увлекательно, — Рюноске заканчивает, в мыслях перепроверяя, что всё лишнее умолчал. — Что первым попало в коллекцию? Несколько напряжная формулировка. Требует мелкой, но части той самой, лишней, информации. Впрочем, вздыхает Рюноске, раздумывая, сказать-то ей безопасно. Только это личное. — Первое подарила сестра. Увидела однажды, как я ищу обложку одной старой сказки, и подарила. «Повесть о старике Такэтори». — О, сказка — это, честно, неожиданно. А почему её? — Не помню уже, о чём конкретно думал тогда, — жмёт плечами Рюноске, зная, что врёт. — Но эта сказка, к слову, одна из самых распространённых и древних. — Прикольно! Не слышала даже, кажется. Но я не начинала изучение со сказок или других материалов для детей. Хоть там и простой язык, именно учить по ним было скучно. Их интересно читать, когда уже свободно используешь язык. Рюноске садится, отлежавшись. — Наверное, могу порекомендовать прочесть, — говорит парень, размышляя об уместности. Не сказать, что он хотел бы иметь хоть малейший повод в ближайшее время посвящать девушку хоть в малейшую часть рассуждений, связанных со сказкой. — С радостью. Я вообще читала японские сказки, но ещё на русском. У меня был какой-то очень красивый сборник, выбрала чисто по обложке. Меня ещё тогда, в самом начале изучения, восхитило, насколько ваши сказки более человечные и… какие-то более проникновенные, что ли, чем все русские, которые я узнала просто в процессе взросления. Рёку садится тоже. Отлежится ещё вечером, а так меньше поводов бороться с усталостью. Немного растекается по сиденью, вытягивая ноги на полу, складывает ладони на животе, цепляясь пальцем за ремень джинс. Парень с интересом смотрит, ожидая, видимо, продолжения. Рёку, впрочем, много чего ещё есть сказать. — Раз уж на то пошло, — продолжает девушка, — хочу пару-тройку мыслей на счёт изучения высказать, — Рюноске кивает ей. — Я не понимаю, откуда идея изучать по сказкам. По материалам для детей, вроде мультиков, понимаю, потому что они обычно показывают бытовую жизнь и дают базовую лексику. Но сказки написаны заковыристо, со старинными оборотами, и не имеют ни грамма смысла для начала самостоятельного, — она подчёркивает это слово интонацией, — изучения. Они имеют смысл, когда их ребёнку читает родитель, объясняя более простым языком, что происходит в истории. Но очень странно считать, что такое можно провернуть один-на-один с собой, — девушка усмехается следующей появившейся в голове мысли. — Хорошо же разговариваем, чего так сходу не сделали? — и улыбается. Рюноске явно как-то стрёмно становится от вопроса, хотя и не настолько сильно, чтоб это выразилось в яркой эмоции. — Много причин, — отвечает парень, и Рёку лишь чуть склоняет голову в молчаливом интересе. — Это странно, понимаешь? Всё, что ты делаешь, всё, что ты предлагаешь. Потому что я не имею права на такую роскошь. И не понимаю, — он осекается, — не понимаю, как ты продолжаешь «нормальную» жизнь, живя в том же болоте. Рёку кивает. Сегодня не день для её психологической работы, наработалась за недельку. — Нормальность моей жизни относительна. Но я старательно храню то нормальное, что могу, — говорит она, с лёгкой неловкостью поджимая губы в конце. Нормальность крайне относительна. Она пару секунд молчит, пока сама по себе не всплывает следующая мысль. — Думаю, если вся моя жизнь будет подчинена тому, во что я влезла работать, я свихнусь. А мне всё-таки жить хочется. И Рюноске не готов воспринять этот тезис. Он его понимает. К личному же удивлению. Но не понимает, как ему можно «просто» последовать. Парень запрокидывает голову. Выбирает меж худшим и наихудшим. Рёку рассматривает шею. Двинувшийся при глотке аккуратный кадык. Пока не звучит: — Хочешь на выставку? — Да, — абсолютно сходу отвечает девушка. — Особенно, если ты поиграешь в экскурсовода. Рюноске выдыхает усмешку. — Это содержалось в изначальном вопросе. — Супер! Напиши тогда подробности, номер тот же, — девушка проверяет наручные часы, — мне пора отдыхать. И парень опускает взгляд от потолка на открывающую дверь девушку: — А где? — явно подразумевая в прямом смысле отсутствие дома. По, ну, очевидной причине. Рёку оборачивается, выскользнув из машины на дорогу: — Я не одинока в этом городе, — с мягкой и радостной улыбкой, с долей счастья в голосе отвечает она витиевато. Просто потому, что это весело. И взмахивает на прощание рукой, исчезая в пространстве.***
Уже подходя к двери сегодняшнего места сна, Рёку пишет своему хакеру-постояннику: «Привет, мой отпуск кончился. Работаем?)»