Маги-защитники: Связь противоположностей.

      На следующее утро, когда я проснулся, Феликса в камере уже не было, несмотря на ранний час. Выглянув в окно, я заметил возле сарая нескольких преступников, среди которых были Мэри, Алисия и Воробей (мы с Феликсом придумали Вере это прозвище, пока не спалось), а также четверых наших ребят. Я был несказанно рад увидеть последних. Конечно, было бы лучше пообщаться с ними, нежели смотреть через окно, как ребята работают в огороде, но хотя бы вижу, что они в порядке. Пока я смотрел, из коровника вышел Феликс, перекинулся с ребятами парой слов и уточнил что-то у Алисии, получив далеко не самый вежливый ответ. М-да, умеет она разговаривать, конечно… С чего брат вообще взял, что я к ней что-то чувствую? Просто поинтересовался о человеке, возникли некоторые вопросы касаемо её жизни. Интересная девушка и, похоже, что не с простой судьбой. Интересно, где и чем заняты остальные ребята и Кристофер? Закончив наблюдение за двором, я тоже решил поработать, а именно прибраться в камере — всё-таки уже два дня здесь живу, а грязно очень. В первое время не сильно обращал на это внимание из-за головной боли и переживаний, а сегодня настроение лучше, да и поправляться начинаю. Сначала, чтобы очистить потолок от паутины, я взял ту же самую палку, только другим концом и приступил к работе. Когда цеплял и разматывал шары, из них вылетала застарелая пыль, а по потолку разбегались пауки, маленькие и большие, от чего работать было неприятно, но ещё противнее осознавать, что спал под этим целых две ночи. Хорошо ещё, пауки не покидали пределы потолка. Ой, там ещё и высохшие мухи рядом со светильником… Здесь вообще когда-нибудь убирались?.. В процессе работы я много раз очищал палку, вытряхивая паутину во двор и, наконец, привёл потолок в нормальный вид. Ещё покрасить, и вообще стало бы хорошо, но такой возможности у меня, к сожалению, нет. В конце сухой уборки я расчихался от пыли, разлетевшейся по всей камере, и проветрил комнату с помощью магии воздуха, выгнав пылевые потоки в окно. Теперь влажная уборка. Я нашёл в коридоре рядом с камерой висящий на крюке кусок ткани, дотянулся до него и тщательно прополоскал под краном от пыли. Начал я со стен, затем протёр дверь, решётку окна, всё по два раза и приступил к полу. Я так увлёкся, что тихонько запел мою самую любимую композицию с очень красивой мелодией — часто начинаю петь, выполняя монотонную работу. — Почему ты убираешься? — услышал я вопрос и обернулся. Рядом с дверью моей камеры стояла Алисия. — Хочу, чтобы здесь было чисто, — ответил я. Она удивилась ещё больше и произнесла: — Странный ты какой-то: не ругаешься, спокойный, уборку делаешь. Я вряд ли стала бы убираться по собственному желанию на территории тех, кто заточил меня в плен. — Я же здесь живу сейчас, и привык жить в чистоте, — сказал я и тут же вспомнил наш дом, родителей. Эх, тоска. — Ишь, какая чистая душа, небось, не поливали её помоями. Кстати, почему ты не ударил меня, когда был шанс? Возможно, тогда ты и не попал бы в плен. — Потому что вы — девушка, — ответил я, чувствуя неприязнь к её словам, но не к ней. Алисия удивилась: — Да ладно? И ты отказался от удовольствия смачно вмазать противнику в морду только потому, что это девушка? Почему она так рассуждает? Я вообще не могу представить, как это — бить девушку, особенно по лицу. Мы, защитники, сражаемся только магией. — Конечно, — ответил я, но в этот момент в коридор вошла Мэри. — Да пошёл ты! — внезапно крикнула Алисия мне в лицо и ударила столпом огня по двери. Я едва успел отскочить в сторону, поскольку удар пролетел сквозь решётку, потеряв лишь четверть силы. — Никаких! Понял? Я опешил. Нормально же разговаривали. Что это было вообще?!.. Перекинувшись парой слов, Алисия и Мэри ушли, а я сел на пол, глядя на подгоревший участок бревенчатой стены, покрытый сажей, и пытался разобраться в буре возникших чувств: от удивления и недопонимания, до частичной обиды и разочарования. В первую очередь я думал, почему при появлении Мэри она резко изменила своё поведение. Во-вторых, почему я, не договорив с ней, испытываю сейчас разочарование. Странное чувство. Почему я так хочу помочь той, под главенством которой нас заточили здесь, чтобы уйти от ответственности перед законом? Мои мысли и чувства также противоречивы, как и её отношение к людям: то кричит на собственного подчинённого, то даже с пленным разговаривает нормально, а потом снова кричит и пытается ударить. В моей голове сейчас полный бардак, сквозь который пытается пробраться интуиция, но я её не слышу. Что ж, времени для размышлений в плену предостаточно, да и пол надо домывать. Помню, Кристофер говорил про подругу Алисии, на которую она никогда не кричит. Интересно, кто — эта подруга? Надеюсь, что не Мэри… *** Феликс вернулся в камеру только вечером и сразу же лёг на солому, вид у него был очень уставший. — Привет, — слегка улыбнулся я. — Привет, — устало ответил брат, взглянув в мою сторону. — Как себя чувствуешь? — осведомился я. — Сломанное ребро болело днём, раны немного кровоточили. Пока был перерыв, Кристофер дал мне травы, сказав, что должны помочь, — с этими словами Феликс достал из кармана брюк зелёный пучок, из которого торчали колоски с жёлтыми и фиолетовыми цветами. Я не знал, что это за растения, должно быть, лекарственные. — Сказал разминать и прикладывать, как компресс. Его бабушка в детстве так лечила, — устало произнёс брат. — Главное, чтобы помогло. Ладно, спи, отдыхай, — Феликс засыпал на полуслове, и я решил больше не беспокоить его. Брат не проснулся даже на ужин. Хорошо, что еду принесли и ему в том числе, причём сделал это Кристофер. — Здравствуйте, — прошептал я, чтобы не разбудить Феликса, и улыбнулся. — Привет, — ответил он с небольшой улыбкой, поставив в камеру тарелку. — Можно на «ты», не намного я тебя старше. Ого, не ожидал. Когда это мы успели так сблизиться? — Сколько ему лет? — спросил Кристофер, взглянув на спящего Феликса. — Девятнадцать, — ответил я, изучая содержимое тарелки — там была гречка. — Почти ещё ребёнок… И уже работает полицейским? — Нет. Это мой младший брат, он не входит в отряд и отправился с нами по настоянию отца, — рассказал я. — Ого. И отец не побоялся за него? — Нет. Он был уверен, что мы… — Что вы арестуете нас? — догадался Кристофер, но почему-то посмотрел на меня беззлобно. — Да, — выдохнул я. Не стану говорить, что вот, мы не справились, всё такое. Явно не с ним это обсуждать. Кристофер хотел сказать что-то ещё, но промолчал, как-то угрюмо глядя в пол. — А у тебя есть мечта? — вдруг спросил я, ещё в предыдущую секунду не ожидая, что задам такой вопрос. Кристофер немного призадумался и ответил с ноткой печали: — Да, есть. Ты сейчас будешь смеяться, но я хочу побывать в космосе. — Прекрасная мечта, — сказал я. Хотя и необычная для участника преступной банды, но Кристофер и сам — участник необычный, это я заметил почти сразу. — Почему я должен над ней смеяться? — Потому что я — преступник, а такие люди в космос не летают, — с горечью ответил Кристофер. — А ты не хочешь полететь? У тебя есть такая возможность. — Я летал уже. Отучился в Академии Стихий, Науки и Искусства, которая готовит магов-защитников, и там, на третьем курсе, есть программа космических полётов. — Вот здорово! — Кристофер улыбнулся. — А куда именно ты летал? — У нас была практика по пребыванию на космической станции, а также на Луне, Марсе, и применения магии в условиях невесомости, — рассказал я. — Здорово. Тебе повезло, — как-то грустно произнёс собеседник. — А я в своё время получил высшее педагогическое образование. Обучался учить детей, студентов. Но это всё — прошлая жизнь. Вот это поворот! Как с таким образованием Кристофер умудрился оказаться в преступной шайке? Спрашивать об этом напрямую было бы нетактично, и я просто отметил, что хорошее образование. — У тебя живы родители? — вдруг спросил он. — Да, — кивнул я. — Здорово. А у меня только мама… Тебе сколько лет? — Двадцать два, в августе двадцать три будет. А тебе? — Мне тридцать. Не молодой уже. — Я так не думаю. Дети есть? — Нет. Ты ешь, давай, а то по времени скоро забирать надо будет. А я пойду, твоего брата разбужу. Кристофер встал и направился к камере Феликса, я же попробовал гречку, которая оказалась вполне себе неплохой. Говорю же — какой разносчик, такая и еда. Проснувшись, Феликс быстро поел и снова лёг спать, я же отдал свободную посуду Кристоферу: — Спасибо. Приходи ещё. — Приду. Я с сочувствием смотрел ему вслед. Видел, что человек отнюдь не доволен своей жизнью, хочет перемен, но что-то ему мешает действовать. Не знаю, расскажет ли он мне об этом когда-нибудь… Я же всё-таки их пленник, несмотря на довольно дружеские разговоры… Я даже не могу поставить себя на его место и подумать, что бы сделал сам в таком случае, поскольку сам никогда бы не вступил в преступную банду. Судя по тому, что я слышал из разговоров, в банду можно вступить только добровольно, насильно заталкивать туда не будут. Так почему же тогда он, преподаватель, с высокой мечтой о космосе, сделал такой выбор?.. Я не знал ответа на этот вопрос, и, увы, не мог узнать. Когда Кристофер ушёл, я выглянул в окно, заметил на небе первые звёзды и понял, как соскучился по ночному небу, вид на которое с нашего двора открывается самый прекрасный. Больше всего на звёздном небе я люблю Млечный Путь, который в наших широтах хорошо виден зимой и представляет собой сияние далёких звёзд нашей Галактики, сливающееся в такую полосу. Из маленького тюремного окна звёзд видно мало, ни одного целого узора созвездий, и мне так захотелось выйти во двор, поднять голову к небу и застыть на несколько минут, возможно, даже увидеть падающий метеор и успеть загадать желание… Помимо этого, я понял, что соскучился по ветру, солнцу, запаху разнообразных полевых цветов. Кажется, здесь совсем не дует ветер, или он просто не проникает сюда из-за магической преграды, а растут здесь только овощи и обычная трава. Такое ощущение, что преступники построили тюрьму не только для пленников, но и для себя — если они не выходят отсюда, то просто не видят всех красот мироздания. Может быть, конечно, им этого не нужно, но я бы не хотел прожить так всю жизнь… С этими мыслями я лёг на соломенную подстилку и постарался заснуть, так как время было уже достаточно позднее. *** Я проснулся среди ночи от звуков плача, раздающихся с конца коридора. Убедившись, что это не сон, я посмотрел на брата — он спал, да и плач больше походил на женский. Я вглядывался в темноту, пока не различил в ней очертания… предводительницы. Судя по потокам воздуха, она недавно зашла с улицы и пока не планировала подниматься. Я не мог не обратить внимания на плачущего человека, кем бы он ни был, и спросил: — Что у вас случилось? — Не твоё дело, отвали! — грубо ответила Алисия, вытирая лицо рукавом платья. — Спал, и дальше спи, защитник закона! — Всегда становится легче, если поделиться с кем-то. Не знаю, смогу ли я помочь делом, но точно могу выслушать, — спокойно ответил я на её выпад. — Первый раз вижу, чтобы пленник проявлял такую инициативу, — усмехнулась сквозь слёзы Алисия, но было видно, что ей она приятна. — Зачем тебе это надо? Делать в плену ночью нечего? — Просто я знаю, как трудно оставаться наедине с бедой и хотел бы помочь, — сказал я, встретившись с ней взглядом, полным сочувствия и даже нежности. Алисия на некоторое время задумалась, а затем села возле двери моей камеры и начала рассказ, взяв с меня обещание, что это останется нашей тайной. Я удивился, что инициатива пленника для неё оказалась лучше, чем коллеги, и приготовился слушать. — Я принадлежу к роду Звёздных, представители которого отличаются от других магов способностью разговаривать и держать ментальную связь со звёздами и планетами. Конечно, в мире много интересного, но я первый раз слышал о такой способности и вообще о том, что звёзды и планеты — разумные существа, только другого происхождения, с ними можно разговаривать, но их язык способны понимать лишь избранные. — Эта способность передаётся в нашем роду из поколения в поколение, — сказала Алисия, и я заметил, как её глаза заблестели сильнее. — Десять лет назад в Солнечной системе появилось абсолютное Зло. Она называла себя колдуньей Гиоссе, выглядела, как женщина исполинского роста и обладала огромной магической силой, при помощи которой могла влиять на планеты, некоторые звёзды и ставила себе задачу поработить нашу цивилизацию, а затем, взяв абсолютный контроль над Солнечной системой, перебраться дальше. — Цивилизации Солнца и Глизе 581 (ближайшая иноземная) заключили союз для борьбы с общим врагом. Род Звёздных занимал в ней особое положение, так как мы могли привлечь к борьбе планеты и звёзды. Колдунье это не нравилось, и она задумала очень коварный план, в результате которого род Звёздных был практически уничтожен, в живых остались только мы с братом — усилиями наших родителей. В итоге колдунья была побеждена, (наши родители сыграли в этом большую роль), и заключена во льды Беллерофона содружеством магов-защитников и учёных двух цивилизаций, а мы с братом попали в детский дом. Мне тогда было десять лет, а ему — шесть, — Алисия оборвала повествование и заплакала. Мне было больно это слышать. Потерять семью в столь раннем возрасте… Мы с Феликсом во время тех событий были детьми, я помню, что наши родители тоже участвовали в борьбе, но многого нам не рассказывали, лишь обрадовали победой. О колдунье мы слышали, все слышали, когда она появилась, даже простые люди, но маги-защитники прогнали её. Не зная, могу ли я это сделать, осторожно взял Алисию за руку, чтобы как-то поддержать, и она крепко сжала её. Передо мной сейчас была не предводительница преступной банды, а девушка, пережившая серьёзную трагедию, отголоски которой до сих пор бьют по-больному. — Это не самое худшее, — сглотнув, продолжила Алисия. — После гибели родителей мы с братом остались семьёй друг для друга. Ему было хуже, чем мне, так как он младше, но мы вместе это пережили. Жизнь в детском доме, конечно, не сахар, но были и очень прикольные моменты, может, как-нибудь потом расскажу. Нам говорили, что отсюда могут забрать люди, которые захотят стать вашими родителями, и мы хотели этого… до того дня, когда туда пришла эта проклятая семейка… Думали, что заберут нас обоих, а они забрали только его, и я ничего не могла с этим сделать. Мы не имели возможности общаться — эти твари запретили, сказав, что я на него плохо влияю… но мне два месяца оставалось до восемнадцати, и я надеялась, выйдя из детского дома, найти его. Я искала, узнала, что эти твари вернули его обратно, но слишком поздно: по ужасному стечению обстоятельств детский дом сгорел. Брата не было среди эвакуированных детей, но тела тоже не нашли… Что с ним, жив он или нет, я не знаю до сих пор — мы не виделись уже два с половиной года, и за это время никакой конкретной информации. — В полицию обращались? — сглотнув, спросил я. Теперь всё её неуравновешенное поведение, все выпады и нецензурная брань отошли на второй план. Я представил на минуту, что вот так пропал бы Феликс, который спит сейчас в камере напротив. — Ещё раз услышу про полицию, полетишь к противоположной стене! — взорвалась Алисия, и на её ладонях заплясали огоньки пламени. — Полиция, защитники, все — полное дерьмо на одно лицо! «По закону семья имеет право усыновить несовершеннолетнего на свой выбор» — чёрт возьми, как я ненавижу всех представителей этих профессий!.. Но тебе спасибо — единственный человек, который меня выслушал, не переводя разговор на себя. Конечно, мне был неприятен такой отзыв о моей профессии, коллегах, отряде — она даже не обращалась за помощью, чтобы так говорить. Но неприятные мысли быстро сменились сочувствием — Алисия так плакала, что хотелось лишь одного — крепко обнять её и погладить по голове. Сделать этого я не мог, что сказать, тоже не знал — мысли путались. Было больно, всей душой хотелось верить, что её брат жив. Если б не плен, наш отряд мог бы помочь, попытаться найти человека, но здесь, помимо нашей свободы, нужно ещё и её согласие, а у нас нет ни того, ни другого. — Что молчишь? Я знаю, что ты — полицейский и в лицо тебе заявляю: все представители твоей профессии — полное дерьмо, — сказала она с издёвкой, но в её карих глазах было столько боли, она не позволяла мне как-то оскорбиться от слов собеседницы. — Алисия Альфредовна, вы ошибаетесь, — возразил я, будучи готовым к атаке. — Сотрудники полиции многим помогали и помогают, когда идут обращения. — Да отвали ты со своей полицией! — она устало вздохнула и потёрла глаза. — Кстати, откуда ты знаешь, как меня зовут, да ещё и по отчеству? — В разговоре слышал, — ответил я, умолчав, что рассказал мне это Кристофер. — И ты запоминаешь такие мелкие детали, как имена? — с удивлением уточнила Алисия. — Я не считаю имя мелкой деталью, так как это — самый приятный звук для человека. — Какие рассуждения. Умный, что ли, книги любишь читать? — Люблю, — кивнул я. — А вы? — Раньше любила, а сейчас нет времени и желания. И вообще, с какого перепуга ты решил, что я буду распинаться тебе про свою личную жизнь? — Алисия неожиданно закончила грубостью. — Я не решил, просто задал конкретный вопрос, поинтересовался. — Меньше интересуйся, и больше вероятности, что останешься цел… А этот, который в камере напротив, твой родственник что ли? — Младший брат, — ответил я, тоже взглянув на спящего Феликса, и заметил, как на её лице отразилась боль. — Где сейчас Вертер? А если ему сейчас плохо, больно, страшно? Если он голодает или убегает от бандитов?.. Кем мы сами, собственно, и являемся, ха-ха, — рассуждала вслух Алисия. — Чёрт возьми, я отдала бы всё, что имею, если бы в обмен на это могла найти брата и обнять… Если, конечно, он ещё жив… Твари, твари, твари! — она сжала кулаки и снова зарыдала. — Тише-тише, успокойтесь, — произнёс я, поглаживая её плечи. — А сколько ему лет? — Шестнадцать, если жив ещё, — всхлипнула Алисия. — Он — моя семья, единственный близкий человек, оставшийся в этом мире. Когда представляю, что с ним могло случиться за все эти годы, у меня болят все части души и сердца… Ладно, хватит болтать. Ещё раз спасибо, что выслушал, я пошла. Ты тоже ложись, а то светает уже, — сказала Алисия, вставая с пола. — Спокойной ночи, — произнёс я, она кивнула и ушла по направлению к лестнице. Я не спал ещё некоторое время, думая и перебирая в голове различные варианты, где сейчас может находиться её брат. Конечно, я знал слишком мало, а вытягивать из Алисии информацию опасно и бессмысленно — если человек не хочет говорить, в моём положении её не заставить это сделать. *** Проснувшись, я определил по Солнцу время — девятый час утра и удивился, что меня до сих пор не разбудили. Помимо этого, я заметил в камере полноценный завтрак, ещё тёплый — недавно принесли и догадался, что здесь постаралась Алисия. Я не ожидал такой благодарности за разговор, но было приятно. — Доброе утро, Феникс! — услышал я и с улыбкой ответил брату. — Странно, что все проходили мимо, и никто тебя не будил, а мне запретила это делать сама предводительница, — продолжил Феликс. — Ты завтракал? — я перевёл разговор в другое русло, чтобы не выдать ночной тайны. — Да. — Что ел? — Хлеб давали чёрствый. Я понял, что брат всё ещё голоден, поделился с ним завтраком и спросил о ребятах нашего отряда. — Мы недолго говорили, так как делали разную работу. Их держат в этой же тюрьме в камерах по одному, за стенкой. Ребята имеют возможность общаться друг с другом, — рассказал Феликс. — А какие у них условия? — уточнил я. — Такие же, как и у нас, — ответил брат. — Единственное отличие: некоторые из них живут в самых первых камерах коридора и имеют возможность вечером и утром лицезреть преступников, бегающих до туалета в ночных одеждах. Кстати, ночнушка у Мэри фиолетового цвета, но слишком короткой длины, — рассказав это, Феликс тихо рассмеялся. — Однако неплохой у неё вкус, — меня тоже пробрало на смех.