Запаха сигарет

Антон разглядывает стопку деревяшек. Даже в глазах темнеет от их количества. Он впервые у кого-то дома в гостях. Почему он здесь? Бяша предложил вместе сделать набросок, который он будет потом выжигать. Антон расплакался бы от счастья, если бы можно было бы. У него взаправду появился друг. Кажется вся комната пропахла запахом жжённого дерева. От такого голова кружится. Антон падает на кровать, поджимает под себя одну ногу, нависает над тумбочкой, на которую уже выложил самое основное. Блокнот. Карандаш. Клячка. Тело странно спазмит. — Ты же будешь завтра? — с лёгкой тревогой переспрашивает Антон. Штрих за штрихом, линия за линией. — Я обязательно, на, — Бяша улыбается своей стандартной улыбкой, но всё равно не выглядит так, словно врёт. Он неожиданно разливается смехом, утыкаясь обоями руками в щеки и, возможно, в другом случае, с другим человеком Антон подумал бы, что это издёвка. Но перед ним сейчас Бяша. Простой, как два пальца об асфальт. — Спасибо. — Не по-пацански по другому! — хмыкает он, снова показывая щели в зубах. — так по-детски звучит, на, — ржёт он. Антон слегка закатывает глаза. Поддерживает смех. Слегка кашляет. Спросить про Рому не охота. Ко всему он ему написал, что мол может приходить. Но получил лишь дизлайк реакцией. Сумасшедшая общительность. А потом Рома кинул приглашение в дурака. Дебил. Антон, конечно же, отклонил. В карты – только по любви. Антон упирается локтем левой руки в тумбочку, а щекой в сжатый кулак. Набрасывает котёнка с фотки в интернете. — Жесть, у тебя легко это получается, на, — слегка завистливо вздыхает Бяша. Антон кидает на него оценочный взгляд. Хмурится. Бяша выглядит откровенно расстроенным. Его взгляд мечется по своим недоделанным работам. Антон цокает. Знакомые признаки. — Ты тоже не промах, — вежливо отговаривается он. — в жизни бы не брал выжигательный аппарат в руки каждый день. Жесть. Мне бы одного ожога хватило, чтобы бросить. Бяша не выглядит удовлетворённым ответом. Он – само уныние. У Антона выбор между тем, чтобы неловко посмеяться или попытаться достучаться до чужого разума. Он немного морщится от очередной похвалы. Это хоть и нравится, но одновременно режет, как нож. — У тебя талант, на. Бяша решил добить. Голову мутит. Как же бесит эта фраза! И так целый день плохо себя чувствовал, а тут… Антон резко поднимается из-за стола. Перечёркивает всë нарисованное самым типичным хуëм, который красуется на каждой стене. — Это часы работы, я каждый долбанный день рисую, рисую и рисую, — орёт Антон, зависая, над Бяшей. — во мне таланта столько же сколько в тебе. Прекрати гнобить себя через меня, — он снимает очки, потому что видеть его выражение лица не хочет. — потом же бросишь своё выжигание, а я что? Я не хочу быть в ответе за это, безумно не хочу! Бяша спокойно поднимается и треплет того за плечо. Приобнимает. — Прости, на, — немного растерянно бормочет он. Антон утыкается ему в плечо. Хочется всплакнуть, но это явно лишнее. — Я искренне восхищаюсь тем, как ты рисуешь, — оправдывается Бяша. — но в последнее время… у меня чего-то ничё не выходит, на. Он неожиданно становится ещё грустнее, обнимает Антона так, что спина хрустит и сам начинает плакать, выдавая во всех подробностях каждую беспокоящую мелочь в жизни. — Ладно, прости, что наорал, — подводит разговор к концу абсолютно замученный Антон. — Да это то ниче, — хмыкает Бяша. — на меня Ромыч орет часто. — Я ни разу не видел, — удивляется тот. — Мгм, раньше было, на, — пожимает он плечами. — мы ж того, друзья детства, всë что знает он – уже знаю я. — Всë? — скептически спрашивает Антон. — Правда думаешь, что я тупой, на? — бросает хитренький взгляд Бяша. — Я знаю всë, — он разводит руками. — тем более всë, что я хочу знать. А то что не хочу, не знаю. Антон смеётся, прикладывая руку к пылающему лбу. Он даже не заметил, как температура так быстро поднялась. — Что случилось, на? — Бяша тоже наконец-то замечает. Антона еле дотащили до дома, он это даже толком не помнил. Мир поплыл. Просыпается он от жажды. Холодно и жарко одновременно. Он смотрит на время. 1:56 Вздыхает. Поднимается. Тело ужасно болит. Кажется оно пережило миллион спазмов или по крайней мере одну физкультуру. Еле тащит ноги. Больно. Каждый шаг отдаётся в голову. Кажется, внутренности норовят выйти наружу. Пить. Пить. Пить. Безумно сухо во рту. Наконец-то он на кухне. Родители. Папа. Мама. Они смотрят на него испуганными глазами, а потом злыми. — Быстро в комнату! — орёт отец. — Я-я говорила, нужно было запереть, — растерянный голос матери. — Я хочу пить… — еле выговаривает Антон, язык заплетается. — Черт, — шипит папа, хватая его за воротник и волоча обратно. Он ударяется об углы и ступеньки. Больно. Очень больно. Странное чувство, словно было приложено усилий по крайней мере для покорения вселенной, а теперь тебя снова кладут в кровать. Жарко. Пить. Он тянется к растерянному отцу. Чем-то напоминает детство, он тянется к папе перед сном и просит прочитать сказку. Разве не похоже? — Напои меня, — хрипит он. — пить, пить. Я хочу пить… — Подожди, — шаги отдаляются, а потом возвращаются. Антон чувствует ледяную жидкость. Как же хорошо. Он еле глотает. Рубашка вся мокрая теперь. Но всё равно прижимается к отцу. — Мне плохо, — жалуется он. — очень плохо. — Я понимаю. — Я выздоровею к завтра, которое сегодня? — с мольбой в голосе спрашивает Антон. — я бы хотел отпраздновать день рождения. — Твой день рождения был три дня назад, — голос пропитан болью. — я это уже несколько раз сегодня говорил… Антон поднимает растерянный взгляд. Кажется он понял. Ему уже шестнадцать, ему жарко и плохо, а мама его боится. Он плачет. Слезы просто стекают по щекам, пока он смотрит на столь же печального папу. — Мама, — шмыгает он, словно прощаясь. Вырасти Антон в бету, даже в омегу, возможно, был бы шанс. Шанс снова стать семьёй. Но теперь он лишь угроза. Он шмыгает ещё. Плачет, плачет и плачет, глотая слезы, как воду. Он никогда не думал, что мама будет смотреть на своего сына, как на угрозу. Но именно так на него посмотрели тогда, на кухне. Отец обнимает, гладит спину. Но всë бессмысленно. Антон – альфа. Он не успел записать в памяти столь драгоценные деньки, когда его просто любили, и он не был сексуальным объектом. Объектом для размножения. Следующее ясное воспоминание – врач. Антон сидит перед ним и слушает лекцию, что и как делать. Видимо такой неожиданный сбой был вызван тем, что он недавно попал под феромоны омеги. — Пить подавители, — врач кладёт коробку с ними. — эмоции контролировать получше, иначе можете создавать неудобства омегам, чтобы не попадать под их феромоны, уже вот эти таблетки. Антон кивает и кивает. В голове стоит просто крик. Кажется мир рушится. Мама всячески препятствует общению с Олей. Сама же боится сына. Словно он на неё тогда накинулся, а не она. Антон прячется в туалете. Садится на него, упирается локтями в колени и кладёт голову на ладони. Выдыхает. Прошло две недели. Две ебанных недели. Всë из-за того, что Рома херачил на него феромонами, как мог? Самое худшее, что за это время полной неосознанности рисунков стало больше. Такое стыдно показывать кому-то. А хранить опасно. Надо будет устроить ритуал сожжения. Но все-таки прогибающаяся спина Ромы должна быть безумно… Антон ухмыляется. Эта мысль в его голове полное подтверждение всех инстинктов альфы. Омерзительно. Он вздыхает ещё раз. Тяжело. Выходит из туалета. По пути домой изучает инструкцию к таблеткам и ставит будильник на определённое время. Кажется время до сих пор остаётся чем-то бесформенным. — Ты альфа?! — орёт на него Катя. Рома удивлённо уставился на Антона. По крайней мере, так хочется думать. Антон строит обиженную моську, когда все в классе не валятся со стульев от этой новости. Лишь пару человек вообще поднимают голову. А казалось, вот представитель не самого популярного пола. Он разачарованно выдыхает. Он садится на своё обычное место. Спасибо, хоть жвачку наклеили. И, да, Антон считает такую реакцию равноценной издевательству. Пусть этот пол ничего хорошего не принёс, но мог бы хоть потешить эго! Единственное счастье, что теперь здоровье снова в норме. Кто-то пихает его в спину. Он жёстко надеется, что это Рома и уже собирается сказать что-нибудь неприятное, но это Бяша. Он протягивает досточку. Антон заливается смехом, ржёт на весь класс, избивая парту. Перед ним его же рисунок. Точно также перечеркнутый огромным хуём. — Это однозначно лучший подарок, — Антон утирает накатившие слезы. — пиздец, лучший. Рома кидает злой взгляд. Морщится. Бяша толкает его. Тот закатывает глаза. Кидает Антону в лицо блокнот. — С прошедшим, — фыркает он, отворачиваясь. — и с тебя до сих пор тортик.