Ребёнок для чародейки

      Спалось на удивление сладко. Здоровому отдыху не мешали ни лаявшие по деревне собаки, ни славившие зарю петухи, посему, пробудившись, Лютик не знал, сколько времени прошло от восхода. Зевнув и почесав живот, он нехотя поднялся с постели, дотопал до окна, отодвинул криво висящую после забав с Йеннифер занавеску и сел на тёплый подоконник, где с тех же самых пор отсутствовали цветочные горшки.              Жёлто-рыжий шар солнца едва-едва поднялся над верхушками деревьев и ещё источал ярчайший свет, от которого глазам сразу стало больно.              Дверь за спиной с протяжным скрипом отворилась. Смаргивая белые пятна перед глазами, Лютик высунулся из-за занавески и разглядел бесцеремонно вошедшего ведьмака. Охотник на чудовищ был собран как на банкет, то есть в начищенных сапогах, штанах без следов грязи и почти немятой рубахе, зашнурованной до самого выскобленного горла. На бляхе ремня плясали солнечные зайчики.              — Холера, Лютик, ты ещё спишь?              — Разве нормальные люди спят на окне при наличии кровати? — Лютик развернулся к нему всем корпусом. — Тут же неудобно, и комары съедят… Уже пора?              — Ещё несколько минут есть. Надевай штаны и идём.              Лютик поболтал ногами, соскочил на пол. Взял с со стула штаны, повертел, проверяя свежесть, счёл достаточно чистыми для сватовства и надел. Переместился к сундуку, где стоял оловянный таз и кувшин с водой.              — Полей, я умоюсь, — сказал он ведьмаку, потрогал подбородок с колкой щетиной. — Может, ещё и побриться?              — Некогда, — буркнул Геральт, наклоняя кувшин над его сложенными лодочкой ладонями. Добавил примирительно: — Лёгкая бородка тебе к лицу.              — У меня идеальное лицо, — споласкивая его водой над тазом, согласился Лютик. — Брр, не успела нагреться… Ладно, хорошо, поспешим, не стоит заставлять даму ждать, тем более ведьму. Может, цветы взять? Подай полотенец, будь добр.              Ведьмак отошёл на несколько шагов и вернулся. Мягкая ткань упала на шею.              — Какие ещё цветы?              — Яркие, пахнущие… — Лютик стащил полотенце с шеи, вытер лицо и выпрямился. — Под окном вон растут. Нарвём букет или два букета и подарим. Женщины любят цветы. Или Йеннифер исключение?              — Йен любит цветы, — признал Геральт. — Но такие, какие она любит, под окном не растут, а какие растут — с ними лучше к Йен не соваться. Иначе сам окажешься под окном в клумбе головой вниз.              — Вот, дьявол побери, баба досталась, — проворчал Лютик, одеваясь. — Сколько на свете нормальных баб, так нет, нас с тобой угораздило. Что ж, теперь ничего не поделаешь, надо испить свою чашу до конца. — Он поправил манжеты, брызнулся духами и посмотрел на друга. — Идём. Идём, и узнаем, наконец, кому из нас отдала своё предпочтение соблазнительная и полная противоречий ночная фурия. А потом и завтракать пора.              Геральт возвёл глаза к не очень чистому потолку, но тотчас встряхнулся, направился к двери. Сделав два шага остановился, так, что Лютик налетел на него.              — Эй, осторожнее! — воскликнул трубадур.              — Лютик…              — Что случилось?              — Да так, ничего. Идём.              — Геральт! Геральт, я же не слепой. И я твой лучший друг. Выговорись мне, расскажи всё, что тревожит.              — Лютик, я… Я, наверно, боюсь. — Ведьмак потёр лоб. — Не того, что Йен не выберет меня, а всех перемен, общих. Ребёнок — уже перемена, новый человек, новая судьба, ничто не будет как прежде. Я боюсь потерять Йен. И тебя тоже.              — Ну, меня ты точно не потеряешь, я тебя не отпущу и не брошу, а то ты без меня пропадёшь, — констатировал Лютик, — а насчёт нашей прекрасной магички… Как я понимаю, ты не хочешь знать её выбор. Хочешь навсегда оставить эту страницу закрытой. Тебе предпочтительнее годами мучаться от неизвестности?              — Я такого не говорил, — покачал головой Геральт. — Я сказал лишь, что боюсь.              — Тогда я скажу, что страхи надо преодолевать, бороться с ними, как с твоими лесными чудовищами. Идти смело в бой. И тогда страхи сами испугаются тебя и сбегут. Ну или спрячутся под лавку. И вот что ещё, иногда страх просто иллюзия, скрывающая от тебя нечто поистине приятное. Хотя чаще, по-моему, что-нибудь плохое и даже жуткое.              — Вот благодарю, утешил.              — Идём, я сам до чёртиков боюсь, аж проголодался. Видишь, как поджилки трясутся? Это ж надо такое придумать — добровольно расстаться с моногамией… Идём, не бойся, я с тобой.              Геральт ничего на это не ответил.              Они вышли из комнаты и решительно проделали путь черед коридор до апартаментов Йеннифер. Подождали, пока ещё из одной двери выйдет постоялец, низенький, похожий на краснолюда, мужичок и исчезнет из виду.              Больше никто не лазил, коридор был пуст, освещаемый через тусклое оконце.              Лютик подвинулся, пропуская вперёд ведьмака.              — Время точно нужное? Три часа после рассвета?              — Да. Угомонись. Стучим?              — Предоставляю это право тебе, как наиболее вероятному кандидату.              Геральт выпрямился, весь подтянулся и занёс руку, сжимая пальцы в кулак. Немного помедлив, постучал. Звук глухо оторвался от старых лакированных досок.              Лютик впился ногтями в ладони, уговаривая себя, что удирать уже поздно и бегство будет отвратной идеей. Сердце бешено колотилось, будто ждало не свадьбы, а погибели. Пытаясь удержаться на месте, он зажмурился.              И вдруг понял, что корчится от страха слишком долго. Слишком. Дверь, которая должна была уже отвориться, не отворялась. За ней не слышались шаги и вообще какой-либо шум, намекавший на присутствие человека.              Геральт это тоже понял, постучал второй раз, гораздо громче.              — Йен! Йен, мы пришли!              То, что Йеннифер не откроет, было ясно сразу — по тишине. Её однозначно не было в комнате.              — Может, ты перепутал время? — влез Лютик. — Легко перепутать, когда солнце ещё за деревьями…              Геральт сжал губы, забарабанил, высекая из двери глухую дробь. При очередном, более напористом ударе дверь подалась, распахнулась на пядь, ей никто в этом не помог изнутри, отодвинув засов — она не была заперта.              — Так здесь открыто? — рассмеялся Лютик.              Геральт взялся за ручку.              — Йен! — Он повысил голос, чтобы она слышала. — Йеннифер, мы входим.              Он плавно толкнул дверь, сделал шаг через порог и растерянно замер, не отпуская дверную ручку.              — Что там? — привстал на цыпочки трубадур, высунулся из-за его плеча. — А где Куколка?              — Холера, — выругался ведьмак, отходя.              Лучшая в «Трёх котах» комната была пуста. Кровать с потёртым балдахином опрятно застелена покрывалом, на столике перед зеркалом нет расчёсок, помад и пузырьков с гламарией. Поднятая крышка окованного железом сундука демонстрировала отсутствие платьев, юбок и блузок. На ковре не стояли домашние пушистые тапочки. О том, что здесь ещё недавно находилась чародейка, говорил лишь витающий в воздухе аромат — сирени и крыжовника.              — Холера, — повторил Геральт, входя. Остановился, беспомощно осматриваясь. Лютик двинулся за ним, но изображать эльфийскую статую не стал — сунул нос в сундук, прилип лбом к оконному стеклу, изучая под широким углом двор и окрестности. Играя в салочки, бегали босоногие дети, пастух гнал пёстрых рогатых коровёнок на пастбище за деревней, мужики катили тачки с овощами, ехали набитые тюками телеги, возницы ленивыми ударами плети подстёгивали лошадей.              — Может быть, она сидит в саду под яблонями с кувшином грушевого сидра, — оптимистически спросил он, пытаясь справиться со шпингалетом на раме, — или ушла к своим травницам за снадобьем от тошноты?              — Нет, — обречённо ответил Геральт, — всё намного банальнее. Намного прозаичнее. И предсказуемее, чем я считал. Иди сюда. Смотри.              Лютик бросил бороться со шпингалетом, повернулся, с любопытством ища то, что ведьмак собирался ему показать. Этим чем-то оказались лежащие на столе у бронзового подсвечника конверты из плотной белой бумаги, на каждом из которых чёрными чернилами было выведено одно слово или, если быть точнее, имя. Разные имена.              — Я должен был предвидеть, — подходя к столу, сокрушённо продолжил Геральт, — должен. Йен поступила таким же образом много лет назад в Нароке, в паршивом городишке с напыщенным эльфийским названием Аэдд Гинваэль, переводящимся со Старшей Речи как Осколок льда. Мы были там вместе, и был ещё один чародей, высокомерный выскочка Истредд, её давний… знакомый. Этот гордец позвал Йен… Йену, как он её называл, замуж. Она столкнулась с выбором — он или я, потому что я не собирался легко её уступать, с выбором между рациональностью и чувствами. И она предпочла не выбирать.              — Растворилась в ночи, отделавшись письмами? — догадался Лютик, забирая со стола конверт со своим именем.              — Письма были одинаковые, короткие. Йен просила не искать её, забыть.              — Очевидно, что ты не выполнил её просьбу, прямо говоря, наплевал на неё, — заметил Лютик, разрывая плотную бумагу. — Думаешь, в этих конвертах аналогичная?              — Думаю.              — Давай проверим, насколько ты силён в предсказаниях, основанных на твоих старых любовных драмах. — Поэт вытащил сложенный пополам лист надушенной бумаги, развернул и прочёл вслух послание на четверть листа, написанное красивым мелким почерком: — Дорогой Юлиан Альфред Панкрац… Надо же — «дорогой»! И имя моё запомнила! Дорогой Юлиан Альфред Панкрац… Позволь мне обращаться к тебе, используя этот эпитет, поскольку ты подарил мне самое желанное, о чём я только могла мечтать долгими-долгими десятилетиями моей жизни. Я пока не знаю, чем равнозначным могла бы тебя отблагодарить, и это одна из причин моего отбытия. Прими извинения за внезапность исчезновения, твой друг Геральт помнит, что я не люблю проводов и уговоров остаться. Но я не прощаюсь, лишь прошу время. Ровно через год жду вас двоих у себя в Венгерберге. Твоя Куколка. Ты ошибся, Геральт. Ну?              Геральт осторожно, будто он мог загореться от его прикосновений, взял со стола второй конверт. Сосредоточенно глядя на него, оторвал полоску бумаги по левому краю, вынул пахнущий сиренью и крыжовником листок. Убористый почерк чёрными чернилами покрывал его на большей площади, почти до середины.              — Что там? — полюбопытствовал Лютик, не видя текста.              Геральт не ответил и вслух читать не стал. Глаза бегали от строчки к строчке, и по тому, как его лицо разглаживалось, трубадур понимал, что ничего тревожного в послании нет, письмо такое же тёплое, как и его, и ещё, возможно, нежное. В этом не было ничего странного и предосудительного, отношения мрачного ведьмака и заносчивой чародейки всегда были странными, от излишней сложности кидаясь к слезливой сентиментальности, и сим своим свойством они были превосходной творческой находкой, неисчерпаемым источником вдохновения, музой…              Ведьмак оторвал глаза от письма, отвлекая от профессиональных размышлений, незаметно перекрывших другие эмоции.              — Йен и меня приглашает через год в Венгерберг, — сказал Геральт, сворачивая письмо и опуская в карман вычищенных от пыли и грязных пятен штанов.              — Значит, у нас есть год, — Лютик бесцеремонно сел на кровать, — надо его чем-то занять.              — Есть предложения? — вяло поинтересовался Геральт, он ещё не отошёл от прочитанного в письме. Сел рядом, сложив на груди руки. Косые солнечные лучи падали на пол перед их ногами, рисуя причудливый узор тенями от горшков с фиалками и фикусов.              — Ну, — сказал Лютик, — за мной числится должок. Неоконченное дело, кое я намерен выполнить. Легендарный эльфийский меч по прозвищу Gwynbleidd, находящийся в коллекции очаровательной баронессы Малютки. Я помню, как видишь, про твою просьбу и своё обещание.              — Зараза, а я совсем забыл, — хмыкнул ведьмак, — сумасшедшие денёчки, голова кругом. Собственное имя забудешь.              Лютик напыжился, точно ярморочный петух, распушил хвост:              — Говорил же я, что ты всегда можешь положиться на меня? Ты бы без меня совсем пропал, но тебе повезло, что я твой друг и не считаю за труд присматривать за тобой, выручать, в пустяках и не только.              — Вот уж правда… Но как ты добудешь меч, если баронессе нужна сирена? Не предлагаешь же ты, позволь мне спросить, всё-таки ехать к морю и убивать разумное существо, не заведёшь заново старую шарманку? Потому как я уже сроднился с мыслью, что мне не придётся этого делать, в связи с чем я чувствую себя очень хорошо, просто превосходно.              — Не заведу, Геральт, — уверил трубадур. — Тащиться тысячи стае через горы, леса и долины, полные разбойников, дезертиров из всех армий мира и всяких там твоих туманников, мне нет охоты, дьявол с ней, с балладой, поищу сюжеты поближе, в более тёплых и безопасных краях. А с Малюточкой договорюсь, можешь не сомневаться, договорюсь, я имею на неё воздействие. Как услышат она историю со счастливым концом о нежданно-негаданно зачавшей чародейке, положенную мною на музыку, так сразу и растрогается и на избытке эмоций принесёт мне твой драгоценный клинок.              — А кто помог чародейке с зачатием, тоже расскажешь? — лукаво поинтересовался Геральт.              — Не знаю. Не решил ещё. Как рифма пойдёт, — выкрутился Лютик. — Хочешь, двинем к Малютке вместе, уже сегодня по холодку? Она, наверное, ждёт вестей и ещё больше ждёт моего возвращения, но будет, несомненно, рада видеть нас обоих — у неё чуткая добрая душа и благосклонность к гостям. При её дворе такие дамы! Весьма недурственные, хочу сказать. Раз уж борделя в Лисьих ямах нет, то нам с тобой, дружище, прямая дорога к Малюткиному двору. Итак, ты со мной?              — Хорошо, я с тобой, — ответил ведьмак, практически без раздумий, — едем. Прослежу, чтобы в твоей истории со счастливым концом рифма была, какая надо. И чтобы похождения твои не вышли из-за стен, огораживающих поместье баронессы, и не докатились в последствии до Венгерберга.              Лютик довольно засмеялся, подскочил на ноги, предвкушая полную плотских и душевных удовольствий поездку.              — Поспешим в корчму, Геральт, я ужасно проголодался от волнения и облегчения по совокупности, у меня проснулся зверский аппетит. Поспешим, прикажем нашему любезнейшему хозяину метать на стол свои самые вкусные блюда и самое свежее пиво, как он утверждает, лучшие отсюда до самой Дыфни, и я склонен с ним согласиться. Ох, поел бы я похлёбочки из пескарей да гусиного паштету с зеленью умял, а на десерт сладкой фруктовой пастилы…              Рассуждая о всяких яствах, которыми годятся, чтобы отметить отсрочку моногамной жизни, они спустились в корчму, кликнули хозяина. Тот, по обыкновению рассыпаясь льстивыми речами, притащил всё, чем так вкусно пахло с кухни. Были там и густая похлёбка из пескарей, и гусиный паштет с базиликом и чесноком, и яблочная пастила с кусочками малины, и много всего иного, приготовленного умелыми руками его жены. Светлое пиво было холодным, освежало, кружки никогда не пустели.              Корчмарь неподдельно огорчился, узнав, что платёжеспособные постояльцы покидают его заведение.              — Что же так скоренько? — сокрушённо качал головою он, подливая пива. — Вот и госпожа магичка утречком отбыла. Расплатилась-то она ещё вчера, а нынче на перед рассветом открыла кольцо такое, мутное, в сажень высотой, и только её и видели вместе с баулами. Жалко-то как. Раньше-то я её ведьмой считал, опасной бабой себе на уме, ан-нет. Щедро расплатилась, щедро, не поскупилась. И улыбалась приветливо, чего за ней раньше не водилось. Во как… Не изволите ли ещё на недельку остаться, милсдари, на полях тыквы поспевают — пудинги будут объедение! И «Фьорано» уж на полпути сюда из Боклера, шурин ещё три бочонка передал. Маэстро, а? Разве вашей милости не понравилась наша публика?              — Понравилась, дражайший, — ответствовал Лютик, — но мою милость ждут в других местах, мой талант не имеет границ. Мы с мэтром ведьмаком выезжаем.              Однако они не спешили, сходили на местный рынок, сбыли ненужные вещи, после собрали вещи, заказали бадью с горячей водой и душистого мыла, попарились перед знакомством с придворными дамами. Ближе к вечеру, когда сумерки ещё не спустились, но солнце перестало жарить, расплатились не менее щедро, чем Йеннифер, однако с учётом полученных Лютиком за выступления скидок, тепло попрощались с корчмарём, толстой корчмарихой и их молчаливой дочерью Мотыльком.              Мальчонка вывел к воротам гнедую Плотву со звёздочкой во лбу и пегого норовистого мерина. Приторочив узлы, Лютик и Геральт вскочили в сёдла и взяли направление на закат, лошадей пустили шагом, старательно объезжая шалящих детей и норовящих кинуться под копыта собак. Воздух был чист и прозрачен, в голубом пока небе чёрными точками летали птицы. Кривые улочки с бревенчатыми избами постепенно оставались позади, впереди вдоль пыльного тракта тянулись спелые поля и реденькие, ещё зелёные пролески. Навстречу попадались купеческие обозы.              Лютик на пробу насвистывал мелодию новой баллады про ведьмака и чародейку со счастливым концом для всех, в том числе для сирены, перебирал струны. Геральт ехал рядом, погрузившись в созерцание поистине прекрасных пасторальных пейзажей.              — Лютик, — немного погодя спросил он, — а чем мы займёмся после того, как покинем гостеприимный двор баронессы и общество её дам? Не будем же мы пользоваться её радушием целый год?              — Отчего бы и не попользоваться? — меланхолично бросил Лютик. — У Малютки всегда ошивается неведомо сколько приблуд и дармоедов. Я нас не имею в виду… Но ладно, если тебя мучает совесть, тогда… В таком случае мы отправимся странствовать. — Он приложил левую руку к сердцу, а правую вытянул в сторону, будто собирался декламировать. — Будем путешествовать по городам и селеньям, воспевая хвалу славной чародейке Йеннифер дабы восславить несравненную её красу и невиданное очарование. Поведаем всему свету, что оная чародейка, без сомнения, наипрекраснейшая, наимудрейшая и сострадательнейшая из всех женщин, живущих ныне или живших прежде в этой несовершенном мире.              — Лютик, ради всех богов, — взмолился ведьмак.              — Тогда останемся гостевать у Малютки до следующего лета. — Лютик вновь взялся за лютню, тренькнул. — Она милая и добродетельная особа, если ты помнишь, покровительствует искусствам. А также привечает тех, с кем можно фехтовать и обсуждать оружие, доспехи и прочие всяческие смертоубийственные побрякушки, ты видел её арсенал. Правда, ей может осточертеть сидеть в замке и захочется устроить маленькую военную операцию, испытать секиры да сигилли, так сказать, в деле, в бою…              — Кажется, уже захотелось, — сказал Геральт, сплюнул. — Глянь, там, впереди, где дорога изгибается у оврага.              Сначала Лютик ничего не увидел. Лишь когда закинул лютню за спину, привстал на стременах и приложил ладонь ко лбу наподобие козырька, загораживая последние солнечные блики, различил там, куда указывал приятель, на изгибе дороги между большим пологим оврагом и холмом, поросшим ольхой и явором, исполинские клубы пыли. Во весь опор мчались всадники. Десяток, не меньше.              — Это Малютка? — спросил Лютик, у него зрение было не такое острое, как у ведьмака.              — У одного из конных штандарт с гербом дома де Фраэль, перепёлкой на лазурном фоне, по центру скачет буланый жеребец, на котором в мой визит выезжала баронесса, на ездоке льняная блуза с золочёным узором, какую носила баронесса, под блузой выпуклости грудей, не очень, правда, большие. Мне продолжать?              — Не… Не надо, — засуетился Лютик, натянул поводья. Мерин под ним затанцевал, останавливаясь. — Что могло случиться? Плохие новости? Нападение каэдвенцев? Нильфгаард?              — Вряд ли, потому что тогда отряд был бы значительно больше. Скорее всего, патрульная вылазка. В любом случае, сейчас узнаем.              Облако пыли приближалось. Лютик уже ясно видел реющий на шесте штандарт с перепёлкой, буланого жеребца и сверкающий в алых закатных лучах золочёный узор на блузе, мог пересчитать всадников, их было ровно двенадцать, включая миниатюрную баронессу. Она лихо правила своего коня, белокурые локоны вихрем развевались за ней.              Отряд стремительно приближался. Кто-то заметил их, прижавшихся к низкому кустарнику, не решающихся ехать дальше, указал баронессе, та подала спутникам знак поднятой вверх рукой со сжатым кулаком. Лошади с галопа перешли на рысь, а потом и вовсе на шаг. Баронесса приказала сопровождающим ждать её и выдвинула жеребца вперёд.              — Твою мать, — едва слышно выругался Геральт.              — Что? — спросил Лютик, встревоженный не на шутку.              — У неё мой меч. То есть не совсем ещё мой. Посмотри, в ножнах.              Точно, к поясу баронессы крепились кожаные, отделанные серебром ножны, при каждом шаге жеребца бились о стройное, затянутое в серое сукно бедро. Из них торчали рукоять и гарда, выкованные без затей, но элегантно.              Поравнявшись, баронесса остановила коня. Лицо её было в пыли и имело растерянное выражение, глаза перебегали с одного путника на другого.              — Лютик? Ведьмак?              — Госпожа де Фраэль, — Геральт слегка поклонился.              — Малышка моя! — воскликнул трубадур. — Кошечка! Что привело тебя на этот тракт? Неужто что-то худое случилось? Война? Чванливый сосед напал на твои земли? Ах, расскажи, откройся нам!              — Ничего не случилось, — снисходительно улыбнулась ему баронесса. — Я ехала к вам с особой миссией от моей дорогой подруги и вот неожиданно встретила вас. Так даже лучше, скорее исполню её просьбу.              — Что? — не понял Лютик. — Особая миссия? От твоей подруги? Не люблю тайны!              — Никакой тайны, — уверила госпожа де Фраэль, ловко соскакивая на землю. Геральт, а за ним и Лютик тоже спешились. Баронесса подошла, виляя соблазнительными бёдрами. Отстегнула с пояса ножны с мечом и на вытянутых руках протянула Геральту.              — Возьми, Белый Волк, Gwynbleidd теперь твой…              Лютик ошарашенно раскрыл рот.              Геральт тем временем протянул руку, подушечками пальцев погладил гарду, точно щёчку ребёнка, но меча не взял…              — Йеннифер побывала у тебя? — спросил он. Лютик страдальчески застонал: как он сам не догадался.              — Ты угадал, Белый Волк, — не опуская меча, подтвердила обольстительная баронесса. — Она говорила, что ты умён. Мы с ней, знаешь ли, долго разговаривали. Пили вместе вино, ели зерриканский щербет и назаирские персики. Никогда бы не подумала, что у нас с Йеннифер может быть столько общего, но она толковая женщина и крайне элегантная. Поделилась со мной рецептом своего омолаживающего крема.              — И попросила отдать мне меч, — фыркнул ведьмак.              — Ты же его хотел. И Лютика присылал. Бери же, у меня руки устали его держать, а мне не престало ронять оружие.              Геральт взял. Взвесил в ладони, вынул до середины из ножен, залюбовался.              — Спасибо, госпожа, — сказал он спустя мгновенье. Потянулся к карману, достал туго набитый кошель. — Возьмите в качестве компенсации. Тут тысяча золотом и каменьями, немногим больше.              — Что ты! Что ты! — Малютка замахала руками, отказываясь, засмеялась переливчато. — Не надо, Белый Волк, это подарок от всего сердца в знак моей искренней дружбы с Йеннифер. Меч, которому нет равных, наконец нашёл владельца по себе. Забирай и верши с его помощью славные дела, избавляй мир от зла, тьмы, пороков и всяческих дефектов. Удачи тебе на твоём Пути. Прощай.              Баронесса сдержанно улыбнулась ему и, развернувшись, направилась к своим всадникам, даже не взглянув на Лютика.              — Постой, — кинулся за ней трубадур. — Малютка, куда ты? Птенчик мой, обожди! Мы с Геральтом… Мы направлялись к тебе, в твой замок. Тебя ждут удивительные баллады, я буду услаждать твои прелестные ушки сладкими мелодиями. Погоди минуту, дай сесть на коня, мы поедем в твоей свите.              Баронесса остановилась, и теперь её миленькое личико не было приветливым. Такое выражение видели её враги перед своей кончиной от её клинка.              — Вы не поедете в мой замок, Лютик, — отрезала она. — Ни ты, ни ведьмак. И впредь будете объезжать мои владения третьей стороной.              — Но отчего? Что дурного мы тебе сделали? Какая муха тебя укусила?              — Это просьба моей дражайшей подруги Йеннифер. Она не хочет, чтобы я вас привечала. Велела гнать, если появитесь у моих ворот. Так что даже не вздумайте, я спущу на вас собак.              Баронесса де Фраэль легко прыгнула на буланого жеребца, подала знак своему отряду, и все двенадцать скакунов в один миг сорвались с места, дорога запылила. Трепетал на шесте штандарт с перепёлкой на лазурном фоне, но скоро и он скрылся в опустившихся на поля сумерках.              — Ну и дьявол с ней, — рассержено топнул Лютик.              — Её зачаровала Йеннифер, — произнёс ведьмак, занятый упражнениями с новой игрушкой. — Видимо, попивая вино и отведывая щербет с персиками, Йен тоже заметила привлекательные формы придворных дам, вот и приправила заклинание ещё одним маленьким условием, она догадывалась, как мы решим провести испрошенный ею год.              — Дьявол, а я так надеялся… До всех же борделей на Севере она добраться не могла? Остались ведь где-то те, которые выпали из её поля зрения? Хотя бы в Повиссе?              — Моногамия, дорогой мой Лютик, моногамия — привыкай к этой мысли…              — Всё бы тебе шутить… А ладно! Тебе хотя бы подарок достался, и то здорово, значит, я выполнил твою просьбу. Ей-богу, ты правильно выбрал, к кому обратиться за помощью, рад удружить тебе. А в этот раз я тебе в целых двух вещах помог, вот так-то!               — Спасибо, — сказал Геральт, продолжая выписывать финты, будто бился с невидимым и очень медленным противником. — Меч взаправду такой, каким его подаёт легенда. Идеальный баланс между рукоятью и клинком, лезвие из качественной метеоритной стали. Магические руны нанесены, видишь? Непревзойдённый мастер ковал. И теперь, благодаря тебе… я не лукавлю… Благодаря тебе эта реликвия моя. Именно ты сделал Йен бесценный подарок, после которого она захотела сделать бесценный подарок мне. Не переживай, подарок тебе будет несоизмеримо больше.              — Куда уж больше — Куколка подарит мне сына. — Лютик шаркнул ногой. — Через год в Венгерберге нас будут встречать двое.              — Да, — Геральт закрепил новый меч на перевязи за спиной, а старый упаковал в один из баулов. — Едем воспевать несравненную красу и невиданное очарование сострадательнейшей из чародеек?              Они сели на лошадей. Лютик не спешил понукать мерина каблуками.              — Геральт, — сказал он, топчась на дороге, — ты на самом деле простил меня за Йеннифер?              — Простил, — ответил ведьмак. — Простил совершенно точно. Йен взрослая женщина, знает, как поступать, няньки ей не нужны, и от тебя мало что зависело. Но вот если ты однажды вздумаешь волочиться за Цири!..              Геральт сделал такое зверское лицо и так стремительно потянулся за спину к рукояти легендарного меча, что Лютик в первое мгновенье испугался. Но потом они оба расхохотались, достаточно нервно, выпуская напряжение наружу. Какая, к дьяволу, Цири? Лютику было достаточно приключений.              Они тронули лошадей, рассуждая, куда теперь двинуться. Ночь окутала мир, рассыпала звёзды. Перед ними лежало много дорог, но у них был лишь год, чтобы по ним пройти…