Щелчок метронома

Всю дорогу до дома у Арсения в голове щёлкает невидимый секундомер, отсчитывая равномерные удары, будто старый метроном в музыкальном классе. Щёлк. Шаст садится за руль и захлопывает за собой дверь. Щёлк. Резче, чем следовало бы, вставляет ключ в замок зажигания. Щёлк. Не говоря ни слова (нужно быть категорически наивным, чтобы списать это на усталость), жмёт кнопку на магнитоле и под рандомные песни из своего плейлиста выезжает с парковки (слава всем богам, закрытой, и туда не могут пробиться любящие фанаты) на дорогу. Щёлк. Арс прикрывает глаза, оттягивает от шеи воротник футболки, которая, пусть и лёгкая, после костюма с выступления кажется грузом на теле. Метроном ненадолго стихает, пока его обладатель проваливается в дремоту — путь не самый близкий, но коль скоро он может позволить себе роскошь не быть за рулём и не следить за рассадой на заднем сидении, можно дать усталости волю и хоть немного перезагрузиться после двух крайне эмоциональных моторов. Самый громкий щелчок звучит, когда Антон закрывает за собой дверь квартиры, в которую он поднимается парой минут позже, торопливо выкурив сигарету по пути. И горечь от этой сигареты тут же оседает на губах Арсения, которого через секунду после этого щелчка немного даже грубо вжимают в стену: слышен глухой удар спиной, но он не успевает — да и не хочет, откровенно говоря — возмутиться, сам проваливаясь с головой в этот поцелуй. — Ну и блядища вы, Арсений Сергеевич, — скорее ощущает, чем слышит Арс в промежутках между вылизыванием его рта и яростным прикусыванием губ, и понимает, что ещё никогда в жизни не был настолько согласен с этим выражением: именно так он и ощущал себя под взглядом Антона весь вечер, и рад был стараться, чтобы с каждой секундой усугублять это впечатление. Где-то на краю сознания он прекрасно понимает, что с высокой долей вероятности выглядело это, как дешёвый фарс, и шутки практически без разгона сразу перешли в разряд низкопробных и похабных, но остановить это было уже нереально, да и, откровенно говоря, не то чтобы и хотелось. Они добираются до ванной комнаты, подталкивая друг друга и то и дело притормаживая, чтобы увлечь один другого в жаркий влажный поцелуй, чем изрядно тормозят процесс, но цель в итоге достигнута; и Шаст втаскивает его в душевую кабинку полураздетым — футболка осталась где-то в коридоре, а вот блядские узкие джинсы, в которые Арсений переоделся после мотора, никак не улучшив общую ситуацию, приходится сдирать уже на месте прибытия, в четыре руки и поочерёдно матерясь вполголоса. Но в итоге и они летят в сторону, нелепо скрутившись в морской узел с боксерами, и Арс где-то во тьме плывущего в никуда сознания зачем-то отмечает, что надо будет проверить размер разрезов на коленях: они явно расширились примерно вдвое, судя по судорожному треску тонкой джинсы в процессе. Но Антон, не догадываясь о его фоновых душевных терзаниях, очень ёмко даёт понять, что этот вопрос может подождать — и, сжав его плечи, довольно сильно давит на них, заставляя опуститься на колени и осознать, что ближайшие пару дней точно придётся носить целые джинсы, чтобы не знакомить окружающих с деталями своей личной жизни ещё более подробно. Арсений медленно, не отводя взгляда от потемневших от возбуждения глаз Антона, встаёт перед ним на колени и отводит намокшую под струями душа чёлку со лба — нарочито растягивая тот самый «за секунду до» момент, заставляя Шаста, который и без того на грани, раздражённо вздыхать. — Признайся честно, ты надо мной издеваешься, — практически рычит тот и сгребает в горсть отросшие волосы на затылке Арса, притягивая его лицо к своему члену. И Арсений, послушно открыв рот, сходу вбирает его до половины, проводя языком горячую полосу от головки. Антон со свистом втягивает воздух сквозь зубы и откидывает голову назад, хорошо приложившись затылком об стенку кабинки, но даже не замечает этого — в целом сложно обратить на что-то внимание, когда твой член жадно облизывают и вбирают до самого горла, издавая самые пошлые гортанные звуки, которые доводилось слышать за всю жизнь, и на которые он планирует дрочить как минимум в течение пяти следующих расставаний и разъездов по разным городам на бесконечные съёмки. А Арс явно наслаждается процессом, ощущая, как длинные пальцы в кольцах оттягивают и сжимают волосы у самых корней — то широким мазком языка облизывает поджатые от сильного возбуждения яички, то заглатывает глубже, то выпускает член изо рта совсем, по-кошачьи отираясь небритой щекой о ствол. Антон шипит от такой грубой ласки и тянет за волосы сильнее, заставляя вскинуть голову — и задыхается от мутной синевы глаз Арсения, в которых сейчас бесенята пляшут сильнее, чем когда-либо. Тот не теряется и не сбавляет оборотов: продолжает с упоением облизывать член, будто ничего лучше в его руках и рту оказаться будто не могло, но теперь он это делает, глядя прямо в глаза Шасту, а тот, согнувшись в три погибели, но совершенно не замечая неудобств, безотрывно глядит в ответ и жалеет, что в ванной нет скрытой камеры — это зрелище хотелось бы оставить материальной памятью. Впрочем, забыть это всё равно не удастся: когда Антон торопливо моргает, чтобы не пропустить ни одной лишней секунды этого потрясающего вида, у него возникает совершенно крышесносящее ощущение, что силуэт и взгляд Арса отпечатались на его сетчатке (и он надеется, что навсегда). Оргазм подкатывает резко, как сбивающая с ног волна, и терпение Антона, которое Арсений откровенно испытывал весь съёмочный день, окупается полностью: он видит, как его сперма стекает по припухшим искусанным им же самим губам, и полностью теряет связь с реальностью, запрокидывая голову и ловя губами струи едва тёплой воды, которые кажутся ледяными — настолько кипит воздух между ними. Ещё не выровняв дыхание, он снова хватает Арса за плечи и тянет наверх, к себе, тут же впиваясь в его губы — и пока они жадно целуются, стукаясь зубами и пьяно усмехаясь друг другу в рот, его пальцы находят член Арсения, который стоит просто с каменной твёрдостью, и начинает в рваном ритме дрочить, не размениваясь на лёгкие нежные движения. Арс глухо всхлипывает и собственническим жестом закидывает руки Антону на шею, практически повисая на ней и полностью отдаваясь на его волю — вряд ли есть ещё один человек, которому Арсений Попов готов доверить себя всего, от своего члена до всей своей жизни. Только тот, кто прижимается к нему плотнее и кусает за выступающую ключицу ровно в момент оргазма, притираясь бёдрами плотнее и вздрагивая от того, как горячие капли стекают по коже, очень ярко контрастируя температурой с потоком воды с потолка кабинки. После такого фонтана эмоций хочется только лечь и лежать примерно сутки, но они ограничены рамками душевой кабинки, в которую два практически двухметровых мужчины помещаются с трудом и только вертикально (и немного на коленях), поэтому Шаст огромным усилием воли собирает все оставшиеся моральные и физические ресурсы и за руку вытягивает разомлевшего Арса наружу, заботливо ловя его в объятия из своих рук и большого мягкого полотенца. Тот за два шага из кабинки до коврика умудряется растерять где-то по дороге всё своё невозможное блядство, и наружу выходит уже не самый-горячий-мужчина-этого-шоу-и-судя-по-виду-и-поведению-ещё-пары-порносайтов-Арсений-Попов, а Шастов чудный и домашний Арс, который устало и тепло щурится из-под полотенца, которым вытирает отросшие волосы, накидывая его, как платок. Они перебираются в спальню и устало валятся на кровать — Арсений тут же пристраивает голову в мокром тюрбане на живот Антону, задавив в зародыше все возмущения счастливым вздохом и расслабленностью позы. Говорить совсем не хочется, да и не о чем: обсуждать ни провокации Арса, ни собственную несдержанность нет ни смысла, ни желания, эта тема ещё всё равно всплывёт неоднократно, а их самих всё более чем устраивает. Антон поднимает руку и касается кончиками пальцев щеки Арсения, а тот жмурится и вновь трётся щекой, но тогда как ещё минут двадцать назад это выглядело самым порнушным жестом на свете, сейчас это по-домашнему уютно и пускает по сердцу искорки тепла и не угасающей ни на секунду нежности. С последним щелчком внутреннего метронома Арса они оба проваливаются в глубокий сон.