Подобные

Есть такой вид тишины, от которой становится не по себе, сгустившаяся, зловещая, словно предвещающая что-то неладное. Кроули вели вдоль невысоких домов по широкой улице в центре еще спящего города. Двое рослых мужчин шли за ним вдоль мощеной брусчаткой дороги, крепко удерживая заведённую за спину руку. Он был спокоен, удивительно спокоен для сложившейся ситуации. Темные очки сдернули ещё в здании местного управления Альянса. Он шел, высоко подняв голову, глядя перед собой из-за полуприкрытых век. — Стой. Кроули резко дернулся и замер. Не по собственному желанию, нужно заметить. — Что? Забыл дорогу? — Заткнись. Но Кроули продолжал ухмыляться. — Чудная погодка, а, ребята? Чувствуете? — он втянул носом свежий осенний воздух и поморщился от резкой боли в боку. — Идеальная… я бы сказал, в такую и умереть не жалко. Они стояли на главной площади. Такие площади — обязательный бонус всех провинциальных, старинных, изысканно и с любовью построенных городков. Правда теперь с трудом можно было назвать Тэтфилд изысканным. Изрытый, обшарпанный, со сбившейся черепицей, грязный обломок былого спокойствия. Кроули обвел глазами ближайшие домики. Тишь. Но скоро это закончится. Скоро здесь будет толпа. Парни с Альянса любят показательные казни. Как жаль, он ещё столько не успел сделать. Поток мыслей прервало появление ещё одного солдата. Этот был ниже стражников. С белесыми жирными волосами. — Хастур, дружище! Солдат махнул головой стражникам, не обращая внимания на Кроули, и те отошли. Ещё несколько мгновений Хастур, кажется, пытался справиться с собой. — Не знаю, как тебе удалось…- наконец проговорил он, — но начальство сошлось на том… тебя отпустят. Выговор, дело рассмотрят. Ты можешь быть свободен. — Хастур наконец поднял голову и прямо посмотрел на заключённого. — Это просто случайность. — Он поднял палец и с силой ткнул Кроули в грудь. — Я глаз с тебя не спущу. Таких как ты, надо бы давно перестрелять… — Как жаль, что начальство не разделяет твою позицию. Голос был полон холодной ярости. Кроули потёр запястье. Он еле стоял на ногах, тело страшно болело, трудно было дышать. И дело было не только в ночных побоях, холодная волна облегчения и страха накрыла его с головой. Но он выпрямился. Нельзя дать слабину. Не сейчас. — Я должен забрать вещи, надеюсь, вы не сломали мои очки, это будет похуже, чем ребра. Чао. Он подмигнул Хастуру. Черные глаза встретились с желтыми. Медленно, стараясь не дышать глубоко, он зашагал назад. Особенность, которой обладал Кроули, и которую со старательностью от всех скрывал, пряча за темными стеклами ядовито-жёлтую радужку, досталась ему после восьми месяцев службы на Орбитуме, планете, несмотря на свои крохотные размеры, наделенный огромным запасом топлива и токсичных испарений. Именно из-за этих самых запасов (топлива, а не испарений), Альянс и множество других международных корпораций, а также и даже государственных вооружений обратились в тугой комок войн и неразберихи. В конце концов, разрозненная структура была поглощена самым сильным ее представителем. И в итоге начала пожирать сама себя. Войны и неразберихи — как раз то, в чем был плох Кроули. Ему несколько раз очень везло, несколько раз он оказывался на грани пропасти и несколько раз чудом спасался. В конце концов, его отправили домой, на Землю. И теперь его задача, как бывшего сержанта, разжалованного до простого рядового, заключалась в соблюдении порядка в маленьком городке, окружённого со всех сторон вспомогательной мощью монополии. По большей части он занимался контрабандой и поиском неприятностей. Кроули закурил. Ему вернули форму и содержимое карманов. Правда с трудом, потому как всего полчаса назад считалось, что покойнику вовсе не обязательно возвращать то, что покойнику в гробу не пригодится. Ему страшно хотелось выпить. Желательно, чего-нибудь покрепче. Он нашарил во внутреннем кармане аккуратно сложенный свёрток. Надо думать, он сын Фортуны, раз его не изъяли. Бросив окурок и быстро прижав тлеющий конец носком ботинка, он пошел в противоположную от паба сторону, туда, где поодаль от остальных, стоял дом с невысоким белым забором. Несколько раз стукнул здоровой рукой по двери, и она распахнулась. Кроули поднял глаза. Его всегда тяготили такие моменты. Усталый вздох, его локтя легонько коснулись бледные пальцы, тихий встревоженный голос зовет внутрь. — Тебе никогда не казалось странным, что Иисус вот так просто согласился пойти на Голгофу? — Что ты имеешь ввиду? — Ну, что он вот так просто поддакнул отцу, мол, да, пап, это хорошая идея, лишиться всех земных благ ради толпы оголтелых придурков. — Кроули… что за глупости? Азирафаэль опустил руку на его плечо и усадил друга на стул. Это была просторная и светлая комната. Импровизированный госпиталь в доме, когда-то бывшим пристанищем состоятельных людей. Теперь вместо резных шкафов и мягких кресел вдоль стен высились кровати с ширмами и несколько табуретов. Последний из представителей старого рода возвышался сейчас над Кроули и внимательно осматривал его опухшее запястье. — Что стряслось, это наши тебя так? — Нет, Наши. — Кроули зашипел. — У тебя есть выпить? — Только этиловый спирт, — Азирафаэль со вздохом отпустил его руку и нашарил в ближайшей тумбочке бинты, — похоже, ушиб, сожми кулак, нет, не перелом, не шипи, сам виноват… куда Шедвелл подевал обезболивающее… — Это был риторический вопрос? Азирафаэль поднял глаза, сжал губы. Ещё минута, он сорвётся и наконец выдаст тираду, приготовленную как раз для таких случаев: «Тебя обязательно поведут под конвоем, нужно думать прежде, чем делаешь. Я не собираюсь вытаскивать твой труп из канавы, что ты ему сказал? Что, что? Нет уж, помолчи…». Что-то среднее между курицей наседкой и взъерошенным воробьем. Это было как выкурить после обеда, как поправить воротник куртки перед выходом, как забыть отправить отчёт о происшествиях за последнюю неделю — маленькие ритуалы, маленькие знаки препинания, чтобы не теряться в жизни. Но Азирафаэль молчал. Он развернул пачку бинтов. — Энтони… — Кроули вздрогнул при звуках собственного имени, Азирафаэль замер, — прости, больно? — Нет, — в подтверждение он, выхватив из чужих ладоней бинт, сам принялся перевязывать запястье. — Я знаю, что ты привык, — он замолчал, подыскивая правильное слово, — выкручиваться. Не делай глупостей, ладно? Сейчас не самое подходящее время. Хастур и остальные альяновцы явно на взводе в последние недели. Кроули моргнул. — Постараюсь. — Вот и славно. Брось, ты все переворошил. Кроули бросил быстрый оценивающий взгляд в сторону доктора. Выглядит он не слишком хорошо. Азирафаэль сосредоточенно перевязывал кое-как скрученный бинт, тонкие длинные пальцы аккуратно и сдержанно делали свою работу. Эти два слова: аккуратность и сдержанность — были идеальным описанием выстроенного им облика. Азирафаэля легко можно было бы представить в рясе священнослужителя, у иконы, смиренно сжимающим в молитвенном жесте свои мягкие ладони. От этой картины Кроули стало не по себе. Азирафаэль поднял взгляд. Икона ожила. — Что-то ещё? У тебя что, температура? Кроули отдернул руку и поднялся. — Неа, — он быстро направился к двери, но замялся у самого выхода, — да, вот ещё что, эта поездочка, за которую они меня накрыли, вот… — он достал из внутреннего кармана, аккуратно сложенный свёрток, — не Бог весть что, но я подумал, ты вроде как любишь такое. И лекарства, конечно. Но их изъяли. Наверное, лежат на базе. Если Хастур не успел продать подороже. Азирафаэль взял свёрток. — Открою вечером. Еще работа. — Как хочешь. — Кроули? Он обернулся. На уставшем лице улыбка. — Будь осторожен. Кроули вышел. Выпить, да, самое время выпить.