Просчет

— Давайте переберемся в более уютное место, и там вы поздравите меня тем, что угостите выпивкой..

В более уютном месте, приватной комнатке заведения, они были одни, и крепкий алкоголь приятно жег Ар’алани носоглотку. Ее любимое, Траун запомнил. — Тебе очень пойдет белая форма, — сказал Траун, выбором местоимения и формы глагола роняя сразу несколько уровней формальности. Он делал так, когда они оставались вдвоем, и только когда сидели вот так близко, соприкасаясь коленями, ощущая обещание чего-то большего. Ар’алани улыбнулась, опрокинула в себя остатки содержимого бокала и отставила его на столик. Она тряхнула потяжелевшей головой, облизала губы и снова посмотрела на Трауна. Тот не двигался, спокойно ровно дышал, но едва заметный нежно-фиолетовый оттенок на щеках говорил о том, что ему тоже пьяно. Ар’алани окинула его долгим взглядом. Он становился живее, когда был вот так расслаблен, красивое лицо переставало походить на статую из музея, он позволял себе улыбаться чуть шире и опускать густые длинные ресницы чуть дольше. Ему когда-нибудь тоже пойдет белая форма. Ар’алани позволила себе подвинуться ближе. Он моргнул и перестал сводить с нее взгляд, глаза красно горели. Расслабленность подтаяла, в черты прокралось легкое напряжение и ожидание. Траун никогда ничего не делал первым, всегда ждал. Еще он никогда ничего не говорил вслух, ни «да», ни «нет», и выглядел иногда так, будто она его пытала, а не касалась. Поначалу, давно, еще Зиаре с ужасом подумалось, что он может опасаться сказать нет вышестоящему офицеру, но та мысль сразу же была отметена как несостоятельная. Траун никогда ничего не боялся высказывать ни вышестоящим офицерам, ни синдикам, ни аристокрам. Он ничего не сказал и сейчас, не сказал и не сделал, когда Ар’алани положила ладонь ему на горячую щеку и большим пальцем надавила на нижнюю губу. Его медленное дыхание щекотало ей кожу на кисти. По-хорошему, надо было спросить, можно ли ей к нему прикоснуться. Любые прикосновения кожей к коже считались достаточно интимными, чтобы расценить их без разрешения как проявление большого неуважения. Это касалось как посторонних, так и близких друзей, и порой даже супругов. Но Ар’алани знала, что, Траун вслух этого не признает никогда, ему нравится вопиющее неуважение в постели. Она могла представить, что он скажет, что это неподобающее место, но он так ничего и не сказал. Она помедлила, давая ему еще шанс высказаться, а потом убрала руку и его поцеловала. От Трауна пахло алкоголем. Он не пошевелился, задержав дыхание, и пришел в слабое движение, только когда Ар’алани, почти не отпуская его, привстала с места и пересела так, чтобы быть к нему лицом, перекинув ногу через его бедро. Она не стала опускаться всем весом, чтобы оставаться повыше и чтобы держать его за лицо было удобнее. Тогда Траун поднял руки и придержал ее за бока. Пусть даже Ар’алани не была больше частью семьи Иризи, она могла представить по меньшей мере пять вариантов, как Траун мог бы воспользоваться этой ситуацией во всевозможных целях. Но это же Траун, и он не сумел бы втянуться в политические игры, завязанные на интимной близости их участников, даже если бы Ар’алани написала ему самый подробный алгоритм с пунктами, подпунктами и подпунктами подпунктов. В политике он разбирался хуже, чем ребенок, играющий в симуляторы. В сексе, впрочем, тоже. Хотя учился он быстро. Это Ар’алани, например, научила его целоваться с языком, да так хорошо, что он теперь первый робко лез пробными осторожными прикосновениями к губам, чтобы она его пустила. Еще одна вопиющая, варварская практически, в понимании чиссов, практика. Ее же она будоражила в самом хорошем смысле, и Трауну, судя по всему, нравилось так тоже. — Мы испачкаем одежду, — пробормотал Траун тихо, и это не слишком тянуло на возражение. Его голос слегка проседал, а горячая кожа на горле слишком ладно ложилась под губы. Ар’алани старалась помнить про то, чтобы не оставлять засосов. Их первым разом это не было. Как-то Ар’алани, тогда еще Зиара, пригласила Трауна в резиденцию своей семьи, и то, что происходило там между членами двух соперничающих домов, было куда более скандальным, чем то, что происходило сейчас. Ар’алани не смущало это что тогда, в знакомой с детства спальне, что сейчас. И Траун не воспользовался этим что тогда, что не воспользуется этим сейчас. В этом она могла быть уверена. Дело это было достаточно тонкое, чтобы он в нем не разбирался. Все было довольно сложно, ведь в отношениях между офицерами флота не было ничего нового и секретного, пусть многие осторожничали с этим на всякий случай, просто чтобы не поставить семьи в неловкое положение. И в случае Трауна Ар’алани старалась осторожничать особенно сильно. Но не тогда, когда они были вдвоем, не под прицелом посторонних глаз. Он всегда слишком быстро и заманчиво разваливался под прикосновениями. Да и семьи у Ар’алани больше не было, и некого было ставить в неловкое положение. Ар’алани вплелась пальцами в короткие жесткие волосы, заставила его запрокинуть голову сильнее, чтобы удобнее было обхватить губами выступающий кадык. Так она чувствовала вибрацию горла от дыхания с приятными призвуками. Одежду они так и правда испачкают. Смазки будет много. И тереться друг о друга сквозь одежду по этой же причине было чревато, но Ар’алани было слишком приятно, а Траун совсем не планировал ее ни торопить, ни отталкивать. Кожа начинала потеть, и запах тел становился гуще. — Я так полагаю, — сказала Ар’алани, оторвавшись и выпрямившись, почему-то взяв на пару уровней формальности вверх. Траун от этого тихо поперхнулся воздухом, — никакой защиты у нас с вами нет. Брюки давили ей ремнем на живот. Плотная ткань натягивалась до того сильно, что неудобно было сидеть, и из такой позиции на промежность она не давила совершенно, что было скорее минусом, чем плюсом. И в одежде было отвратительно жарко и липко. И ее всю придется стирать. — Вы полагаете правильно, — ответил Траун. Он смотрел снизу вверх, медленно дыша сквозь приоткрытые губы. Он выглядел опьяневшим, пряди из растрепанной прически в беспорядке падали на взмокший лоб. Ар’алани печально вздохнула. Да, в ее планах определенно не было заниматься чем-то подобным ни сегодня, ни в ближайшие дни. А то и недели. Он приоткрыл губы и сразу же медленно их закрыл, не сводя с нее взгляда. Лицо в инфракрасном спектре светилось не хуже красной звезды. Они могли бы обойтись руками. Ар’алани бы сейчас хватило и этого. Она чувствовала, что между ног было мокро, и подозревала, что Траун был здесь не лучше нее. Но мужчины чиссов выделяли смазки столько же (если не больше) чем женщины, из-за чего секс в любом его форме и любом виде превращался в очень мокрое, хлюпающее и неаккуратное действие. А из-за этого Ар’алани предпочитала либо все сразу, либо вообще ничего. — Что ж, — Ар’алани пригладила его волосы, заправляя пряди. — Мы могли бы… — сказал Траун и оборвался. Он запрокинул голову, следуя за рукой Ар’алани и выдохнул. Ар’алани переспросила не сразу, он редко первый подавал голос и никогда ничего сам не предлагал. — Полагаю, мы могли бы, — он повысил формальность на еще уровень, звуча теперь, точно во время своей смены на корабле, — найти более удачную… дислокацию. И пополнить стратегический запас ресурсов в процессе. Ар’алани едва не прыснула. Она зачесала назад свои волосы, влажные у корней, и встала с него. Траун не пошевелился. Ар’алани казалось, еще немного, и она увидит в инфракрасном спектре узор его кровеносных сосудов. — Превосходный план, старший капитан, — поддразнила она. — Жаль, что вы не пришли к нему с самого начала. — Это ваш просчет, — сказал Траун и встал, оправляя форму. Ар’алани в глаза он не смотрел. Щеки из фиолетового ушли в розовый, а в инфракрасном спектре слепили глаза. — Вы не дали мне шанса. — Странно, вас раньше никогда не смущало, что никто не давал вам шансов, — ответила Ар’алани. Форма оказалась безнадежно смята, но свою она в любом случае вот-вот сменит на новую, выданную ей только сегодня. — Вы застали меня врасплох. — Вас можно застать врасплох? — Как видите. Траун улыбался самыми уголками губ. — Что ж, прошу вас, старший капитан, ведите. План ведь все-таки ваш. — Так точно, коммодор.