Так спи же, нежный месяц мой, Спи так, как будто с гор домой Вернулась милая звезда, Забыв про землю навсегда.
***
Торин стоял на высоких воротах королевства Эребор, всматриваясь в далёкий чёрный горизонт, и лишь тусклый свет луны освещал его бледное лицо, хмурое и как никогда печальное. В чёрных волосах его загадочно блестела величественная корона, золотом блестели полы его плаща, и руки его что-то судорожно теребили, что-то крохотное, чуть сверкавшее. В его светлых глазах то вспыхивал, то погасал яркий свет каких-то воспоминаний - то горел в них костёр у дома Беорна, то виднелись снежные вершины Мглистых гор, то танцевала девушка, прекрасная, словно далёкий рассвет... Казалось, он не замечал красоты засыпающего мира, только бездумно следили его потускневшие глаза за неспешным бегом туч, и отголосок прежней отваги едва виднелся в его сжатых губах. Чувствовалась в нём какая-то странная, глубокая задумчивость, словно он потерял всё, ради чего жил, к чему стремился, и не осталось ничего на этой безмолвной земле, залитой лунным светом. - Ты пропускаешь свою коронацию, знаешь? - вдруг раздался чей-то знакомый голос за спиной молодого короля, и он обернулся, встречаясь с пасмурным взором серьёзных глаз. Странник сделал осторожный шаг ему навстречу, тоже всматриваясь в луну, встающую над холмами и далёкими равнинами. Плечи его были теперь чуть сгорблены от тяжести горя, что пришлось ему перенести, но ничем больше не сказывалась печаль в этом мужественном человеке. Торин поражался его выдержке, не зная, как много бессонных ночей провёл Арагорн в слезах и печали. Лишь луне и небу дано было узнать о его горечи и немыслимой, нестерпимой боли, но никому больше. Всё-таки он был следопытом. - Я скоро вернусь туда, - тускло сообщил молодой король, снова поворачиваясь к тёмному воздуху долины Эсгарота. Там во мраке горели огни Дейла, где теперь отстраивался новый город, долженствующий стать ещё красивее и прекраснее, чем когда-либо. Теперь и эти маленькие люди, погрязшие в бедности и пороках, имели часть великих богатств королевства Эребор. Странник грустно усмехнулся его словам, но Торин не услышал этого, поглощённый своими мыслями. Облокотившись на парапет, Арагорн глубоко вдохнул ночной воздух, с горечью вспоминая о том, как любила всё это Мэй, когда жила в Ривинделле. Жаль, что ей никогда... никогда больше не почувствовать этой прелестной прохлады, это нежное дыхание ночного ветра. - Ты не сказал ни слова, с тех пор как... - вдруг произнёс молодой король как-то странно неуверенно и сумрачно и недоговорил, боясь сказать об этом и прекрасно зная, что Странник его поймёт. Арагорн едва заметно вздрогнул от этой недосказанности, но ничем не выдал своего глубокого волнения. - Почему пришёл теперь? - Я ухожу на Север, - пожал плечами мужчина и повернулся лицом к Торину, подставляя своё мужественное лицо свету факелов. - Но как же пир? - сумрачно спросил молодой король, тоже взглядывая на него. - Думаешь, сейчас подходящее для него время? - сурово и даже немного жёстко ответил Арагорн, всего на какое-то мимолётное мгновение невольно поддаваясь своим чувствам, но в ту же секунду успокаиваясь. - Я рад, что ты наконец надел корону и стал полноправным королём этого величественного королевства. Но не могут быть песни и танцы, после того как умерла та, благодаря которой ты сейчас стоишь передо мной, Торин, сын Траина. Его слова больно резанули сердце молодого короля, но тот лишь опустил голову, соглашаясь со всеми словами мудрого следопыта. - Традиции моих предков не могут быть нарушены, - лишь произнёс он, не надеясь оправдываться. Он знал, что этому не могло быть прощение, и, к счастью, Арагорн не корил его за это. Мэй бы не хотела, чтобы из-за неё не было коронации. Между ними возникло молчание, прерываемое лишь шуршащим дыханием ветра, и каждый задумался о том, как много, оказывается, у них общего, как они похожи. Оба были влюблены в эту ничем не примечательную девушку с волосами цвета звёзд, оба сейчас стояли здесь только потому, что шли за нею всё это время. Казалось, они готовы были пройти ещё пять сотен миль и того больше только бы увидеть её. Только бы ещё раз коснуться её руки и почувствовать на себе мягкий взор её добрых глаз. Разве им так много нужно?... - Это я виноват в её смерти, - внезапно прервал молчание Торин, и Странник вздрогнул от его неожиданных слов, пусть они на самом деле и не удивили его столь сильно. Он знал, что молодой король скажет это. - Не говори так, она бы не хотела, чтобы ты винил себя в чём-либо, - Арагорн качнул головой, пытаясь выровнять встревоженное дыхание и унять эту странную дрожь в голосе. - Она умерла, потому что так надо было, понимаешь? Она защищала тебя и поступить по-другому не могла. - Лучше бы умер я, - прервал его Торин сухим, почти безжизненным голосом. - Нам бы всем хотелось изменить прошлое, но этого, увы, нам не дано, - заговорил Странник очень серьёзно, и в его пасмурных глазах блеснул лунный свет. - Я бы тоже отдал всё на свете только бы оказаться на её месте... и почувствовать в своей груди кинжал. Снова возникло между ними молчание, словно каждый из них проживал по-своему тот ужасный момент, когда остановились их сердца. Арагорн помнил всё до мельчайших подробностей - помнил, как скрутилось всё в его груди, сжимаясь в плотный комок страха и боли, когда он увидел в груди Мэй кинжал и увидел, как почернели её добрые глаза; помнил, как залил все горы свет Северной звезды, поющей свою последнюю песню; помнил, как не осталось ничего на этом холодном леднике и навсегда исчезла Мэй. Если бы только можно было бы забыть всё это раз и навсегда, чтобы утихла эта нестерпимая боль, сжигающая всё живое в его уставшем сердце. Так жестоко с ним никогда не поступала судьба, и он почувствовавл вдруг, что душа его рвётся, изнывает, кричит от немыслимой боли, но легче не становится. Как будто всё заглохло в его сердце, как будто устали жить его пасмурные серьёзные глаза. - Знаешь, однажды когда мы были маленькими, Мэй пришла ко мне глубокой ночью, вся в слезах, дрожащая от страха, - неожиданно заговорил Арагорн, улыбаясь потусторонней, какой-то ласковой и до боли печальной улыбкой. - Она попросила меня, чтобы я ничего не спрашивал и только позволил остаться с собой. Она свернулась калачиком у меня на груди, и мы просидели так всю ночь, до самого рассвета, - Торин едва дышал, какой-то странной болью отдавалось каждое слово Странника в его груди. - Утром я спросил её, может ли она рассказать мне, отчего она так испугалась, и она поведала мне одну историю, в которую верит весь Север и которую передаёт из поколения в поколение сквозь века. Он замолк, словно собираясь с мыслями, но вдруг нахмурились его брови, блеснули слезами его отважные глаза, и он всё молчал, не решаясь продолжить свой рассказ. Торин смотрел на него в терпеливом ожидании, и всё в нём сжалось от боли, будто он сам успокаивал эту крохотную девочку, которой приснился кошмар. - Так что же за история? - наконец не стерпел молодой король, чуть касаясь плеча молодого нуменорца, чтобы тот вернулся в реальность. Когда тот обернулся к Торину, по щеке его скатилась одинокая слеза, и гном вздрогнул, не веря своим глазам. - Есть такая легенда, - наконец заговорил Арагорн серьёзным, потусторонним голосом, - о птице... что поёт лишь один раз за всю свою жизнь, но прекраснее всех на свете. Однажды она покидает родимый дом в поисках счастья и шагает в пустоту, где запевает свою последнюю мелодию, бросаясь грудью на девять острых клинков. Кровь течёт по её крыльям, боль сковывает тело, но она поёт так, как бы не пели ни жаворонок, ни соловей. Единственная, несравненная песнь... и достаётся она ценою жизни... Всё замолкло вокруг, словно вся природа в этот момент прислушивался к этой старинной легенде, не было ни дуновения, только бешено колотились два мужских сердца. Сказав последнее слово, Арагорн мгновенно отвернулся от своего собеседника, чтобы не видеть слёзы, сверкнувшие в глазах молодого короля. - Это легенда была посвящена Мэй ещё задолго до её рождения, - голос больше не дрожал, но ком в горле сильно мешал говорить; Арагорн как будто задыхался. - Она знала, на что идёт, с самого начала. Знала, что умрёт здесь, в долине Эсгарота, и что никто никогда не найдёт её тело. Странник, чувствуя, что больше говорить не может и что невольные слёзы комом встают поперёк горла, отвернулся от Торина и пристально посмотрел на пламя факела, что раздувал едва слышимый ветер. - Помни её, Торин, - сумрачно сказал Арагорн, готовый уходить, как вдруг остановился на полушаге, снова оборачиваясь к молодому королю. - И отдай мне то, что ты держишь в руках. Молодой король почти в ужасе посмотрел на него, и его руки крепче сжали лунный медальон Мэриэл, ибо он не готов был его никому отдавать. - Это единственная память о ней, - сурово отрезал Торин, не желая даже думать о том, что он может расстаться с этой крохотной, но так сильно любимой им вещицей. - Это неправда, - мягко возразил Странник, подходя на шаг ближе. - Её присутствие ощущается повсюду, потому что она везде. Она заполняет весь этот мир. А этот медальон... - он ненадолго замолк, всматриваясь в лунный кругляш в руках Торина, едва заметно блиставший в ночном свете, - я хочу отвезти его к ней на родину, на северные пустоши, где лежит её сердце. Я положу его на холодную землю меж белых цветов. Я положу его там, откуда будет видно небо и звёзды, окуда она сможет созерцать рассвет... Отдай мне его, пожалуйста, - Арагорн протянул руку, и Торин, кажется, дрогнул, чувствуя, что не может отказаться. Отдав Страннику согревшийся в его руках лунный медальон Мэй, молодой король явственно осознал, что потерял нечто очень важное, неповторимое... то, что никогда-никогда ему не вернуть. Опустив глаза, он молчал, не зная, что сказать Страннику на прощание. Арагорн только вежливо склонил голову, крепко прижав руку к груди, и удалился, спрятав на груди своей медальон своей сестры. Торин ещё долго смотрел ему вслед, понимая, что и вместе с Мэй, и вместе со Странником уходит вся его жизнь, всё его счастье. Он потерял всех, кого любил, потому что не сумел защитить - обоих наследников, которых у него больше никогда не будет, девушку, которую любил больше жизни, и человека, что разделял с ним все страдания, что знал о его горе без всяких слов. Он не сумел быть сильным ради них... Как после этого можно быть королём, если ты не можешь защитить даже самых близких тебе людей?... А ведь он так и не успел сказать Мэй, что любит её... Спускаясь по ступенькам со стены, Арагорн думал о том, как одиноко вдруг стало на всей этой земле, но пряча чувства глубоко-глубоко, на самое дно истерзанного сердца, он заставлял себя идти дальше, не позволяя останавливаться и оглядываться назад. Что толку печалиться о прошлом, если оно уже давно сгорело в неистовом пламени... Осталось лишь помнить - единственный его удел, единственное, что оставила ему жестокая судьба. - Так кто же ты наконец, таинственный странник? - вдруг услышал он голос за своей спиной и, остановившись, не сразу решился обернуться, но вскоре встретился с глазами своего друга. Леголас пристально оглядел его, подмечая произошедшую в Страннике невыразимую перемену. - Зачем тебе это знать? - спросил Арагорн, опуская взор и хмурясь от усталости. - Тебя называют Эстель, но это не твоё настоящее имя, - проговорил Леголас, не отвечая на его вопрос, а только подходя ближе и пристально всматриваясь в его глаза. - Отчего эльфы назвали тебя надеждой? - Я Арагорн, сын Араторна, - поклявшись никому не говорить своего настоящего имени до поры до времени, Странник не мог не сказать правды эльфийскому принцу, чувствуя, что тому можно доверять без оглядки, - и я возвращаюсь домой на север, к своему народу, потому что пока я жив, я должен защищать его. Пока кипит во мне жизнь, я вечно буду стоять на страже этого угасающего мира. Не знаю, надежда ли я или нет, но... люди верят в меня, как в легенду, поразившую их сознание, и я докажу им, что они верят не напрасно. Леголас посмотрел на него, вмиг всё осознавая и расставляя всё по своим местам. Теперь в глазах Странника засверкал такой огонь, какого он не видел никогда, и эльфийский принц невольно улыбнулся, дружески кладя руку ему на плечо. Арагорн ответил ему той же улыбкой, и они вместе ушли на запад, не оглядываясь назад. Оба они потеряли то, что было важно для них, но они продолжали жить, зная, что есть на земле те, кому требуется их помощь. Так зародилась дружба на долгие-долгие годы. Так на востоке зажглась надежда и навсегда погасла звезда, шагнувшая в пустоту...