Видеть и слышать

Тобирама умеет абстрагироваться, в конце концов, он с пеленок тренируется, и без этого навыка не смог бы достичь того уровня контроля, что имеет. Но иероглифы все равно начинают плыть вниз. Тока, видимо, именно этого и добивалась. С момента, как зашла в кабинет, она не промолвила ни слова, но то, как она целеустремленно буравит взглядом то спину, то висок, то лоб, — становится действительно неудобным. В отличие от демонстративных вздохов Токи, Тобирама беззвучно набирает побольше воздуха в легкие, пытаясь успокоиться, но громкое молчание, заполнившее кабинет до краев, будто звенит в пространстве. Тобирама игнорирует мельтешащие руки, что попеременно то скрещиваются на груди, то упираются в бока. Упрямо и ухом не ведет, когда фигура кузины заходит ему за спину и склоняется, смотря на свиток из-за его плеча. Тока не останавливается, будто секунда спокойствия грозит концом света. Она продолжает просто ходить по кабинету взад-вперед, продолжает смотреть своим пронизывающим взглядом, полным осуждения и беспокойства, пытаясь заглянуть в душу, и до морщин хмурит брови и кусает губы. Но все также молчит. — Хватит, — сдаваясь, лишь бы прекратить эти назойливые взгляды, Тобирама откладывает кисть и поднимает взгляд на кузину. — Чего ты хочешь? Не смотреть в сторону окна. — Жду, пока ты соизволишь ответить, в чем проблема, — заполучив все внимание жертвы, Тока не разменивается на красивые обороты или прелюдии. Она подходит к столу с противоположной от Тобирамы стороны и упирается в деревянную поверхность руками, нависнув грозовой тучей. — У меня нет проблем. — Нет, есть. Но ты стараешься делать вид, что все в порядке, — зло фыркнув, Тока блуждает взглядом по усталому лицу, но ответов на нем не находит. — Потому что у меня все в порядке, — совершенно не впечатлившись попыткой давления, отмахивается Тобирама и скрещивает на груди руки. Только из-за этого раздутого переживания она мешает ему работать? Не смотреть направо. — Ты не ходишь в свою лабораторию. Уже сколько? Две недели? Три? — и не думая отступать, продолжает Тока, доставая из кармана весомый аргумент. — У меня нет на нее времени. — Конечно, нету, — зло кивает она, и Тобирама чувствует, как струится ее взбунтовавшаяся чакра, словно еще мгновение и кузина перейдет от слов к кулакам. — Ты же внезапно решил взвалить на свои плечи вообще буквально все. Я даже начала думать, что ты отказался не только от своих экспериментов, но и от сна. — Я сплю. — Ага. Я знаю, что спишь. Я следила за тобой несколько дней, — что тоже говорит о многом, ведь ты этого даже не заметил. Ты спишь не больше двух часов в сутки, Тобирама. Это уже не-нор-маль-но! — перейдя почти на крик, по складам произносит она. От звука ее звенящего негодованием голоса Тобирама морщится. — У меня нет никаких проблем. Все в порядке. — Нет. Это ложь. Ты это знаешь, и я это знаю. Если не хочешь говорить со мной — ладно. Но либо ты найдешь, с кем это обсудить, либо разберись с этим. Нам не нужна твоя тень, нам нужен ты — в здравии, прежний. Мне ты нужен прежний. Еще несколько минут Тока смиренно ждет ответа, но неизбежно разочаровывается. Зная кузена, сдается — нет во всем мире человека более упрямого, чем Тобирама. Она тяжело вздыхает, — Тобирама надеется, что в последний раз на сегодня слышит этот звук, — и разворачивается, чтобы уйти. Когда дверь за Токой почти закрывается, она замирает, слыша тихое: — У меня все в порядке. Но она уверена, что слова обращены не к ней. Тобирама повторил это самому себе. Тока уходит, больше ничего не сказав.

***

— Хочешь выпить? — Нет. — Я знал, что ты так ответишь, — совершенно не расстроившись отказу, Хаширама, вопреки ожиданиям Тобирамы, входит и закрывает за собой дверь. Причина его хорошего настроения становится понятна почти сразу — он, чувствуя себя как дома, садится на неудобный стул возле стола Тобирамы и достает бутылку. — Пей, — ловко разлив саке по отеку, пододвигает одну брату, а вторую ловко опустошает залпом, не моргнув и глазом. — Итак… — Итак? — повторяет Тобирама, и не думая помогать брату начать явно неудобный разговор. Он смотрит на отеку, наполненное до краев, и мимолетно кривит рот — прикасаться к выпивке определенно не стоит. Замутненное алкоголем сознание лишь сложнее контролировать, а это последнее, что ему нужно. Понять мотивы Хаширамы проще простого, особенно после утреннего паломничества кузины. Тока не могла сдаться просто так. И либо она уже успела нажаловаться, либо Хаширама изначально и просил ее первой прощупать почву. Тобирама был готов к этому. Чужая забота не удивляет, но вызывает неудобства и раздражение. У него все в порядке, и уделять столько внимания из-за легкого изменения графика совсем не обязательно. — Не хочешь поговорить? — старается зайти издалека Хаширама и, чтобы занять чем-то руки, чем-то отвлечься от давящей атмосферы, вновь наливает себе. — Не особо. У меня много работы, — отказывается Тобирама, хоть и знает, что проще покончить с этим быстрее, а не прятаться за стандартными отговорками. Но ни физических, ни моральных сил вынести еще один допрос от мнительных родственников не осталось. — У тебя всегда много работы. — Значит, ты можешь сделать вывод… — не тонко намекает Тобирама, но определенно перегибает палку. — Брат! — наверное, вспомнив, что он старше, что вообще-то глава клана и Хокаге, Хаширама не идет на попятную, — на что рассчитывал Тобирама, — не обижается и не дает больше личного пространства. Повысив голос, демонстрируя всю серьезность, с которой подходит к вопросу, он заглядывает строгим взглядом в алые глаза. Но Тобирама вместо строгости видит лишь усталое беспокойство. — Что не так? — Все в порядке. — Ты выполнил за последние месяцы более десяти миссий не ниже А-ранга. Ты будто пытаешься загнать себя, — наконец, перейдя к конкретике, не отступает глава Сенджу. — Ничего подобного, — почти расслабляясь, качает головой Тобирама. С Токой было сложнее. — Деревня получает задания, и кто-то должен их выполнять. Все просто. — В деревне не один шиноби, не один ты. Неужели тебе показалось, что на все эти миссии не подойдет больше никто, кроме тебя? Никто, кроме правой руки Хокаге? — поддавшись вперед, почти с мольбой заглядывая в лицо, Хаширама вызывает лишь глухую злость. Зачем он пытается влезть в это? Зачем мелочам придает больше значения, чем следует? Почему он не может поступить так же, как делает сам Тобирама — почему не может просто игнорировать? Ведь ничего не изменилось. — Хаширама, у меня все хорошо. Если у тебя нет жалоб на выполненные миссии и устраивает моя работа, значит, нет никаких проблем, — зная, что на чистом упрямстве не победить брата в споре, и ходить вокруг да около можно до самого утра, Тобирама принимает самое простое и действенное решение. Если не можешь победить — убегай. Он, не спеша, будто в спину не колет нервозность, поднимается и выходит из-за стола под растерянным взглядом Хаширамы. — Если ты хочешь поговорить — сходи к Токе. У вас определенно найдутся общие темы. Хаширама ничего не отвечает, позволяя Тобираме покинуть кабинет, а после и саму Резиденцию Хокаге в тишине. Возвращаться в пустой дом так рано, когда еще не все звезды зажглись на небе, кажется ошибкой, но Тобирама не чувствует в себе силы встретиться еще хоть с одним человеком, тем более остается шанс, что могут найтись еще беспокоящиеся. Не смотреть никуда, кроме дороги под ногами. Дорога оказывается разочаровывающе короткой, но темнота с тишиной, поглотившие дом, моментально, словно бальзамом, обволакивают уставшую голову. Здесь его никто не побеспокоит… — Так в чем же твоя проблема? Тобирама сжимает зубы, но не успевает остановить дрожь, что пробегает вдоль его спины. И это мимолетное движение мышц — ошибка, что не остается незамеченной. — Значит, можешь меня слышать. И ты точно можешь меня видеть. Сенджу.