(5.12.2020)
Олеся сама вызвала Веронику на встречу. Какое-то кафе, в которое забежала рыжеволосая, стряхивая снег, что мгновенно растаял на осенней куртке. Теплее ничего не нашлось, кроме толстого свитера бежевого оттенка и осенней куртки, с шарфом и шапкой. В такси было тепло, она быстро добежала и уселась, наконец, за столик, за которым уже сидела подруга, что испуганно-сочувствующе смотрела на девушку. — Никто же не умер? — Вероника даже замерла. Интересное приветствие. Леся отрицательно покачала головой и рыжей стало легче. — А чего смотришь так?! Пугаешь! — фыркнула Вероника и уткнулась сразу в меню — Что будем брать? — В меню нет такого же похуизма, что приобрела ты? — она шлепнула буклетом по столу и с вызовом посмотрела на подругу. — В каком это магазине продается? — Если ты пришла меня обосрать с ног до головы, то давай –я сразу пойду домой. У меня дел выше крыши. — Например, ходить в клуб и вызывать в Ксюхе ревность? — Например, работать! — и она встала со своего места. — И избивать девушек — не ревность, это ярость. Ужас! — Ладно, стой, погоди! — она потянулась к рыжей, что убрала руки от подруги, что умоляюще смотрела на нее. — Прости. Больше не буду так выражаться. Вероника, сжав челюсти, уселась на свое место только после повторного «прости». Обмен скромными «как ты» «как работа» «как самочувствие» ушли на второй план быстро. Всё-таки, рыжую интересует это. Пришло время поговорить о важном. — Как это случилось? Как она нас заметила? — выговорила Вероника, стыдясь этого. Она натворила дел, а теперь — сидит в кафе и интересуется этим так, будто подружка той самой шлюхи, что сосалась с девушкой, которую избили. — Всё случилось быстро… — Олеся трогала, нервно, свое лицо, чесала щеки и лоб, а глаза орехового оттенка застыли, как янтарь, в котором похоронен не красивый мохнатый паучок, а ужас. — Мы сами не поняли даже, я тебе клянусь! — оправдалась она. Время было два часа ночи, когда Женя заявила, что они едут, всей гурьбой в клуб, веселиться. Олесе ничего не оставалось делать, как поехать с ними, хоть и хотелось спать. Очередная боксерша, из их компании, пошла с ними (имя которой, Олеся, даже не запомнила). «Углядела же, чтоб ее!» — проронила Олеся и продолжила. Девочки расселись по своим местам, было душно сидеть всемером за одним столом. Эта незнакомая боксерша предложила сама сходить за напитками и купить всё за свой счет. Все передали ей свои пожелания в плане алкоголя, и она ушла. Минут десять ее не было, а когда она вернулась и притащила алкоголь за стол, при всех она спросила: — Ксюх, а там не твоя сосётся с бабой какой-то? — Где? — Ксюша отреагировала сразу, и добрая улыбка сошла с губ резко. — У барной стойки, там. — она кивнула в ту сторону. — Показать? — Давай. — Ксюш! — Леся среагировала сразу, хоть и не верила своим ушам. «Вероника. С чужой бабой. В клубе! Невозможно!» — уверенна была Олеся. Она хотела было пойти с ними, но Женя до боли сжала руку, процедив сквозь зубы приказ: «сидеть». Все по странному затихли, их столик провалился в тишину, затонул в музыке. Будто каждая из боксерш понимала, что будет дальше, если там, и правда, Вероника у барной стойки, с другой. Настала могильная тишина, от которой стало жутко Олесе, и она со страхом в глазах глянула на свою девушку, что внимательно вглядывалась вдаль, а потом сорвалась: — Ради здоровья Вероники, только ради нее! Беги и спасай ее! Вытащи ее из клуба! — и Женя вытолкнула Лесю из-за столика. — Беги! Леся чуть не упала на пол, а потом взяла себя в руки и скрылась в толпе. Ксюша шла медленно, пропускала всех тех, кто бежал мимо нее. Она вальяжной походкой шла обратно, задумчиво почесала затылок и плюхнулась напротив своих подруг. — Это она, да. — и она выдала это с сухой ухмылкой клоуна, что осознал, что у него рак, опухоль — рыжая красотка, что наслаждается теперь губами другой. Она посмотрела прямо на Женю, ожидая чего-то от нее. «Вот такая вот у твоей девушки подружка» — звучал голос в голове у Жени или же: «Ты знаешь, что сейчас будет и не смей меня останавливать». — Ты уверена? — решилась задать вопрос Симка. — Иди глянь, это она, да. — ее лицо помрачнело, она откинулась на спинку темно-красного дивана и опустила глаза вниз. — Что она там делает? — похрабрев, спросила Женя. — Чуть не трахаются там. — с усмешкой бросила незнакомка-боксерша и села рядом с Женей. — Понятно, — нейтрально заключила сероглазая. — Слушай, Ксюх, мы все прекрасно всё понимаем, и мы все-е не будем трогать девчонку. Правильно? Все закивали, поддакивая. — Это ее жизнь, вы расстались. Верно-о? — ласково говорила Сима. — Верно. — ответила четко Ксюха и подняла взгляд на Женю. Голубые глаза стали синим буйным морем за секунду. Море уже топило корабли и затягивало их на самое дно. Женя, под столиком, даже поджала ноги. — И трогать ее мы не будем. — по слогам, спокойно повторила Сима. — Да-а? Ксюша внимательно оглядела всех своих подруг, пока Сима требовала снова ответа. Шатенка усмехнулась, улыбка умирающего клоуна возникла на губах. — Будем! — и она сорвалась с места. Она откидывала всех подряд в сторону. Те падали на пол или на диваны в руки других людей, как тряпичные куклы плюхались на столики незнакомцев, роняя посуду из стекла. Всё задребезжало, звук разбитого стекла, как вода, нарастала, приближаясь к туалету. Женя взглядом подняла Симку и они рванули по осколкам за подругой, что в гневе, оставила после себя маски ужаса и удивления на лицах людей. «Она всегда такая. Она такой была и будет» — скажет Женя, уже будучи в постели с Лесей, после произошедшего. — «Ее не поменять, Веронике остается поддаться или исчезнуть. В покое она ее не оставит». Олеся, не рассчитав силу, кидает Веронику по всему туалету, кричит, умоляет ее уходить, но пьяная рыжая совсем не соображает. Черноглазая красотка, без испуга в глазах, только недовольно произнесет: «Че?» — когда ворвется Ксюша, вынесет дверь туалета и этим самым снесет Веронику, приложив лицом к кафельной стене. Олеся кидалась на спину Ксюше, орала в ухо: «Перестань! Прекрати! Ты убьешь ее!» — но та была в ярости. Лесе казалось, что вокруг них уже все горит адским пламенем и они уже попали в ад за содеянное, за кровь на пожелтевшем кафеле, за пустые черные глаза, что залились кровью и черные волосы, что слиплись и грязным комком прикрывали весь ужас на лице. Четко поставленные удары будут наноситься до тех пор, пока незнакомка-боксерша и Женя, что исчезала на пару минут, сама не оттащит Ксюху от тела лежащей черноволосой незнакомки. — Мразь, блять, мразь! — нечеловеческим голосом хрипит Ксюша, пока ее держат две боксерши. — Вызывай реанимацию! — приказывает Женя Олесе и та, спотыкаясь, вылетает из туалета. — Тут есть врачи? Есть?! Вызовите скорую, реанимацию! Прошу вас! — она падает на колени, ее подхватывают девушки, успокаивают. В туалет летит несколько человек. Они врачи или любопытные? Плевать! Кто-то набирает номер, кто-то лезет снимать весь ужас на камеру. В клубе поднимается шум и нарастает. Всех гонят вон из клуба. Олесю в этой панике поднимают наверх, на свежий воздух. Симка оказывается рядом и везет ее на такси домой. — Стой, а как же Женя? — очнется Леся, только когда они будут подъезжать к дому. — Они разберутся сами. — отвечает сероглазая. — Сейчас просто ложись спать, поняла? — Ты издеваешься что ль?! — Всё будет в порядке, не волнуйся. Через четыре часа на пороге окажется Женя. Уставшая, вымотанная. Лесе не спалось, и она встречает ее объятиями, от которых Женя отказывается, срывает девушку с себя, как ненужную вещь, будто бросает ее на пол, шепча: «Отвали, прошу». Она беззвучно ступает в ванную и закрывается в ней минут на тридцать. Леся не лезет, покорно ждет на диване, пытается бороться с дрожью и слезами, которыми она захлебывается уже несколько часов. Что значат эти несколько минут в душе по сравнению с четырьмя часами в пустой комнате, которую уже съедает ужас, он хрустит и проглатывает стены, пока темноглазая сидит прижав колени к груди и наблюдает… Боксерша заходит в зал и садится рядом. — Солнцев всё уладил. — слова означают приказ «расслабиться». — А эта девушка? — Жива. — она отмахивается от этого так, будто Леся переживала за бабочку с порванным крылышком. — Что с ней? Где она? Что с Ксюшей не так?! — Всё так, чё не так-то? — Жень, ты ебанулась? Я одна, что ли, видела — Ксюша, как сумасшедшая, пиздила де… — Умолкни, Олеся! Умолкни! Разберись со своей ебаной подружкой лучше! — выкрикнула Женя и прикрыв подушкой голову, замолкла, замерла. Лесю будто оставили одну, снова. Снова показалось, что ужас за спиной перемалывает чужие кости и вот-вот — оближет ее языком. Жене на нее — плевать. Она будет защищать, всегда, Ксюшу. «Да вы обе — ебанутые… Обе!» — приходит осознание к Олесе. — «Ты оставила меня одну. И оставляешь снова, защищаешь свою подружку. Я должна — разбираться со своей подружкой? А ты со своей-то разобралась, а?!» Стало так гадко. Она встала, оглядела боксершу, что прикрывала голову подушкой, до сих пор, и вышла. Какая разница уже, она одна, несмотря на наличие Жени в квартиры. Одна, посреди квартиры со своими переживаниями, одна — останавливающая Ксюшу, одна– пытающаяся убрать кожу Ксюши, из-под ногтей. Пока шатенка, в ярости, избивала человека, Леся карябала ее как кошка в истерическом припадке, пыталась остановить, но та, как титан — ни сдвинуть, ни отвлечь. Теперь ее оставили одну даже тогда, когда их в комнате двое. В спальне она легла и тихо заплакала, пытаясь не привлекать внимание раздраженной Жени. Хотя, боксерша больше всех нуждается в хотя бы одном истерическом припадке. Вот бы Женя сейчас зарыдала, упала на колени перед Олесей и призналась, как она испугалась, когда увидела свою подругу в таком гневе, призналась, как ее заебало вытаскивать Ксюшу из подобных ситуаций. Судя по переглядываниям подруг — они в курсе неадекватных реакций шатенки. «Вот бы она сама пришла ко мне, вот бы мы вдвоем заплакали, вместе, в обнимку. Стало бы легче!» И тут… Позади нее оказались руки, что крепко прижали к себе. — Прости, Лесь, прости. — прошептала Женя. — Я на нервах. Там была скорая, менты, нас ебали, как могли. Я думала, больше не увижу тебя, если б не Солнцев. Там, все вокруг стали говорить, что я избивала девчонку тоже, заодно с Ксюхой. — Ты пыталась спасти ее! — давясь слезами, пропищала Олеська. — Не верили. Солнцев только зыркнул на нас так, будто пообещал нас подвесить, как свинину вниз бошкой, за ноги. — Зол, да? — Леся обернулась, глянула на девушку. — Он заплатил деньги или что? — Там и деньги, и связи помогли. — Он вас прибьет, да? — Возможно-о-о… — задумчиво протянула Женька и замолкла, обратив свой взгляд в потолок. — Жень, а эта девушка, что с ней? — Жива, сказала же. Пару пластических операций и будет краше, чем была. Солнцев позаботился уже об этом. Спрашивать у Жени «неужели тебе не страшно, что у тебя такая подруга» — как-то было глупо. Исходя из фырканья, про парочку пластических операций, всё было ясно как день — Женя понимает и поощряет такое неадекватное поведение подруги. Хочет ли об этом поговорить Олеся прямо сейчас? Нет. И снова, черные глаза не выдавили из себя ни слезинки. «Когда же ты уже сдашься и признаешь Ксюшу ебанутой? Когда признаешь, что она управляет тобой? Когда признаешь, что устала от этой зависимости, щенячьей преданности?» «Когда?» — эхом бы раздалось в комнате, но Олеся так и не позволила себе произнести это вслух. Они проснулись после обеда, Женя принялась пить чай, отвечала на смс-ки своим подругам. — Тебе нужно поговорить с Вероникой. — выдала Женя, искромсав остатки хорошего спокойного дня. Леся, как раз и ждала ответа от подруги, которая последний раз была в сети рано утром. О чем поговорить? Зачем? Почему это рекомендует сделать Женя — неизвестно! «Просто, Олесь, просто ей явно нужна сейчас — ты» — ответила Женька и — продолжила наслаждаться горячим чаем с мятой. — Такие вот дела. — наконец закончила этот рассказ Олеся. — Мне так надоело это… Всё это на-до-ело. Она потянулась к своему кофе, который уже остыл. Перемешала палочкой, вздохнула, когда остатки нежной пенки совсем растворились от лишних движений и оставила стакан нетронутым. Олеся, которая признается в таком — удивительно. — Что мне делать? — только и смогла вымолвить рыжая. «Ты сама выбрала жить к Женей, так сама и терпи, а не ной!» — хотела ответить Вероника, но проглотила эти слова вместе с лимонадом, что неприятно зашипел в горле. — Зачем ты вообще– поперлась в этот клуб? Зачем сосалась с ней? — темноволосая резко потянулась, чуть не легла на столик, — Вы — что, — прошептала она, — собирались трахаться прямо в туалете? Я тебя не узнаю! Вероника только отодвинулась назад, подальше, от слишком грубых вопросов. Сделала вид, что не слышала их. Олеся, какое-то время, дала пережевать вопросы и выплюнуть осторожные ответы, но этого было мало подруге. Вероника призналась во всём: хотелось забыться, утонуть в чужих объятиях, лишь не вспоминать голубые глаза, на дне которых, оказывается, кроется гнев и ярость нечеловеческих масштабов. Призналась, как будучи в глупом парике, искала взглядом Ксюшу, но не нашла, расстроилась и решила уйти в отрыв. Рассказала. Она всё ей рассказала. Ближе к концу этого диалога Олеся, уже сочувствующе, гладила подругу по волосам и обещала, что всё будет хорошо. — Она как сама, зла на меня? Что-то говорила, не знаешь? — решилась спросить Вероника, когда настала тишина. И подруга поняла — кого она имеет ввиду, без упоминания даже ее имени. Страшно было — снова, в диалоге, упоминать ее. Казалось — повтори три раза ее имя, и она, как Пиковая Дама, вылезет откуда-то. — Поехали к Солнцеву, говорила же. — она отмахнулась, покачала головой. — Мы же с ней не разговаривали больше. Женька приедет, тогда я напишу тебе, как там обстоят дела. — Хорошо. — Волнуешься? — она, с хитрой улыбкой и прищуром, посмотрела на подругу. — Я боюсь ее. — ответила безэмоционально Вероника. — Боюсь. — повторила она, будто умоляя Лесю защитить ее. — Но думаешь о ней, ведь ты хотела забыться в другой. — Теперь я хочу только одного — покоя. — Этому не бывать. — ореховые глаза задержались, будто намекали на серьезность слов. — Неспроста– все говорили, что Ксюха ебанутая, теперь я понимаю. И любит она не как нормальный человек, а по-зверски. — Разве это вообще — любовь? — Верно! — она направила указательный палец на зеленоглазую. — Это собственничество. И от него, Вероника, хуй убежишь. — Предлагаешь мне смириться и ждать, когда мне разобьют ебало, как разбили Диане? — Возможно, ты этого заслужила. Ты должна была подумать о опасности, но решила, что будет лучше, если тебе в трусы залезет другая. — и она, зачем-то, подула на остывший кофе и отпила. Глянула на рыжую, что, в растерянности, смотрела в ответ. — Ты виновна в этом также, как и Ксюша. «Должна. Я должна была. Я — виновна» — повторила девушка про себя. Она не нашла слов для подруги. Нескольких минут в тишине хватило, чтобы понять — девушкам пора разъезжаться. Толком не поели, не расслабились. Что тут терять время, зарываясь в песок с головой, от страха? Признаться подруге, что Диана оказалась лучше Ксюши в сексуальных делах, до которых даже не дошло — стыдно. Признаться, что Вероника теперь не желает общаться ни с кем из тех, кто знаком с Ксюшей — страшно. Олеся, точно, начнет требовать не бросать ее. Признаться, что Вероника была бы рада, если б Солнцев выгнал боксерш с работы — неудобно. Леся, точно — другого мнения. Сказать, что Леся дура, что терпит Женю — жаль подругу. Колкую правду она не любит. Лучше подумать, обо всем этом, дома и если что, написать что-то дерзкое там, вдали от подруги.***
Ореховые глаза разглядывали подругу, прежде чем приехало такси. Леся видела, как Вероника старательно скрывает адрес в адресной строчке приложения. Было больно и обидно. Подруга будто и не твоя, а чужая девушка, с который вы были когда-то знакомы из-за, какого-то там, рабочего проекта. Обменялись взглядами, улыбками и не более. Рыжую — хер разбери, ведет себя отстраненно, но сама интересуется же Ксюшей! Скрывает свои истинные эмоции. Интересуется и сразу бежит от этой темы назад. Такси подъехало, Вероника развернулась к подруге, приобняла ее, шепнув на ухо: «До встречи». — Расскажи мне потом, как она…– сказала Вероника и исправилась: — они. «Ага!» — хотелось выкрикнуть Лесе. — «Ты, все еще, думаешь о ней! Волнуешься, переживаешь! Ничего ты не боишься ее — даже после случившегося!» — Расскажу, зай. Давай, пока. — она выпустила ее из объятий и побрела в другую сторону, даже не проводив взглядом девушку. «По-любому, она начнет волноваться, что слежу за ней, высчитываю ее маршрут» — с этой мыслью, она четко шла вперед, не оборачиваясь. Негласное правило, которое нужно соблюдать, чтоб не потерять рыжую навсегда.Олеся: «Домой иду. Ты там как, малыш?»
Женя: «О, вы уже всё? Мы у Солнцева, он говорит с Ксюхой, а я жду за дверью.
И чё, как там Вероника?»
Олеся: «Боится Ксюшу, чувствует вину за произошедшее, но все равно интересуется, как там она и что с ней будет)»
Женя: «Так и знала. Передам Ксюхе, как освободится»
Олеся: «А у вас — как там? Ну, он орет там на вас или что?»
Женя: «Тут шумоизоляция, так что, может и орёт, а может — говорит про новую работу»
Олеся: «Кабинет с шумоизоляцией для серьезных разговоров? Мы что, в каком-то фильме?»
Женя: «Тебе покажется глупостью, но да, это прям как ты и описала. Не знаю, где мы, но мне становится не по себе, в этой всей ситуации»
Олеся: «Ты моя бедненькая)»
Женя: «Я точно уйду отсюда. В следующем году, точно. Доработаю, заслужу доверие Солнцева, заработаю бабла и уйду. Сбежим в другой город, а может даже, не мы вдвоем, может Ксюха одумается после такого отношения Солнцева к нам»
Олеся: «Не держись за Ксюху, ты все можешь сама»
Женя: «Знаю, но хочется с ней»
Олеся: «Ты — как ребенок за нее ухватилась»
Женя: «Так, всё, тормози. Говорили уже об этом»
Олеся недовольно цокнула, сунула телефон в карман и продолжила свой путь.
***
Вероника поглядывала на телефон, что мирно лежал на краю дивана. Всё было готово для сна, но Вероника не ложилась. Только и гипнотизировала экран, что не собирался оповещать ее о новых сообщениях от подруги. Одна Лерка, как назойливая муха, написывала какую-то чепуху, вытягивала информацию о ночи в клубе. Рассказала, что Юля — ее же клубная копия за стойкой рядом, рассказала, что Диана находится в больнице. Всё-таки они подружки, что трахают ночами в клубе девчонок и делятся этим или же в свободных отношениях. Рыжую едва ли не вывернуло наизнанку от мысли, что Диана потом будет лежать с Юлей и рассказывать, как стонала под ней Вероника. А там быстро информация распространится по городу: «Вероника — полевая ромашка Ксюши, стала шлюхой, о, ужас!» И в любом случае, Ксюша бы выведала, узнала правду, и случилось бы то же самое… «Может, так должно было случится?» — философствовала рыжая, лежа под одеялом. — «Может, она должна была понять, что я не ее вещь, а я осознать, что она монстр, как и говорил Иван?» Так странно… Странно ощущать вину за то, чего не делала. Избивала Ксюша, а вина будто на Веронике. Она уже легла на нее, как кошка, на грудь, придавила своим весом и растет с каждой минутой. Вот-вот и девушка задохнется. А Олеся только и гладит эту огромную кошку, что мурчит и приговаривает: «ты виновна». А Леся с улыбочкой лепит маркировку на лоб: «в и н о в н а» и «д о л ж н а». «Если бы я отказала Диане — она была бы в порядке» «Я должна была понимать, что может нагрянуть Ксюша» «Я должна была понять, что это не выход» «Я должна была…» «Я должна!» Во сне появился папа, что наказывает ей: «Ты должна, Вероника! Должна!» указывает на Ксюшу, направляет на нее пистолет из пальцев. Тень отбрасывается прямо на Ксюшу. Шатенка смотрела на искусственное дуло пистолета и улыбается. А рыжая не может сказать и слова. Не может даже выкрикнуть, когда рот Ксюши раскрывается настолько широко, что проглатывает Веронику, что безмолвно стоит, скривившись в ужасе. «Я должна бежать, но я кое-как плетусь, пап…»