***
— Рон! Рон, ты слышишь меня?! — звучит громкий крик будто из под толщи воды. — Проснись, Рон! Рон почувствовал, как чьи-то руки ощутимо трясут его за плечи и распахнул глаза. — Мама? — прохрипел он, сквозь пелену слез смотря на склонившуюся над ним мать, не понимая, куда делась ванная комната. Сознание нарисовало лицо Блейза, скривившееся от явной неприязни и даже отвращения, и Рон заплакал навзрыд. — Он забыл… — произнёс он сквозь плач, рвано хапнув воздуха, вцепляясь дрожащими руками в халат матери. Всё тело горело, грудная клетка болела, а горло будто шкрябло наждачкой изнутри. — Забыл меня… Он забыл… — повторял Рон, всё ещё не разделяя сон и реальность. Картина смотрящего на него с презрением Блейза никак не хотела исчезать из головы. — Успокойся, дорогой, дыши глубже, — мягко произнесла Молли, гладя сына по плечам. — Тебе просто приснился кошмар. Но впавший в истерику Рон её даже не слышал. Дрожа всем телом, он сквозь слезы продолжал повторять: — Забыл… Блейз больше меня не любит… Не помнит… Не любит… Он забыл… — Рон, смотри на меня, родной, — четко произнесла Молли, снова слегка встряхивая сына, чтобы вывести из истерики. — Это был сон. Слышишь, просто сон. У тебя лихорадка. — Я… так люблю его… — продолжал причитать сквозь всхлипы Рон, вообще не понимая, где он находится. Должно быть, он всё-таки умер, и теперь видит ангела в образе своей матери. — Я стер ему память… Теперь все кончено… Он забыл… Ложка отвратительно горького на вкус зелья попала Рону в рот, сработал рвотный рефлекс, но мама молниеносно закрыла ему рот ладонью, второй рукой держа челюсть сжатой. Она, смотря в блестящие от высокой температуры и слез потерянные глаза, произнесла: — Глотай, это жаропонижающее. Рон, чувствуя, что его ужасно тошнит, глубоко втянул носом воздух, снова всхлипнул, но всё же проглотил зелье, а затем резко сел и сильно закашлялся, морщась от послевкусия во рту и тянущей боли в груди. Всё тело будто ломило, и он вдруг ощутил сильный жар, который не замечал до этого. — Запей, дорогой. Сидящая рядом мама протянула ему стакан воды, и Рон, вцепившись в него дрожащими руками, осушил стакан до дна, смачивая пересохшее горло, а затем вернул его матери и растерянно заозирался по сторонам. Благодаря физическому дискомфорту истерика наконец слегка отпустила, и он обнаружил, что сидит в своей постели, в своей спальне, а не в спальне Блейза, где, как ему казалось, он был до этого. Увидев растерянность сына, Молли мягко взяла его за подбородок и заставила взглянуть на себя. — Сынок, это был просто сон, — повторила она, смотря в синие глаза, нежно стирая с горячих покрасневших щек дорожки слез. — У тебя высокая температура и тебе приснился лихорадочный кошмар. С Блейзом всё в порядке, он был здесь, пока ты спал. — Сон? — сипло переспросил Рон, шмыгая носом и сглатывая стоящий в горле ком. — Да, сон, родной, — уверила мама. «Нет, это не могло быть сном, сны не бывают настолько четкими, настолько яркими», — проскочила мысль в голове. Опустив взгляд, Рон зачем-то уставился на свои руки, будто видел их впервые. Этими руками он отнял память у любимого, убил любовь Блейза. Когтистая лапа ужаса от содеянного сжала грудную клетку в тиски. Истерика снова начала накатывать волной, Рон всхлипнул, стараясь сдержать плач, и до крови закусил губу. Рука матери мягко легла ему на плечо, а в голове возникла новая догадка. Быть может, он сейчас спит и мама ему просто снится? Может он, упал ударился головой о кафель в ванной Забини-мэнора, или Авада сработала неправильно и он впал в кому, а не умер как хотел? Так, стоп, а такое вообще возможно? От Авады нельзя впасть в кому. Или можно? Гарри, вон, вообще выжил, причем дважды. «Для сна всё было слишком реально», — подумал Рон, глотая слезы и сжимая руки в кулаки, а затем снова разжимая, будто пытаясь понять, его это руки или нет, ведь там, в спальне Блейза, рука будто не слушалась его, когда он хотел опустить палочку и прервать заклинание. — «Я даже чувствовал аромат его парфюма…» — Ты чувствовал аромат парфюма Блейза, потому что он уснул вместе с тобой на кровати, и ты во сне уткнулся носом в его шею, — произнесла мама, слегка краснея от неловкости. Рон вскинул голову вверх и уставился на маму, запоздало осознав, что произнес последнюю фразу вслух. — Лихорадочные сны отличаются от обычных, — продолжила объяснять она, — эти сны всегда очень яркие, будто на яву, и люди осознают, что это был сон, только когда просыпаются, но это был всего лишь дурной сон, сынок. — Она нежно погладила щеку сына. Рон моргнул и, чтобы проверить и поверить, до крови закусил внутреннюю сторону щеки. Больно, хотя во сне он тоже ощущал боль, по крайней мере, дикую душевную боль. Отрывки сна стали всплывать в сознании, и Рон стал собирать их вместе как кусочки пазла в общую картину. Ему снилось, что он был в спальне Блейза, в его объятиях, они целовались и Рон всё время боялся, что кто-то войдет, а затем он стер ему память с помощью Обливейта. Стоило вспомнить злой, полный неприязни взгляд карих глаз, то, как грубо Блейз разговаривал, и сердце болезненно сжалось в груди, а на глаза снова навернулись слезы. Он повертел головой по сторонам, а затем перевел взгляд на маму. — Это был сон? — всё ещё недоверчиво спросил Рон, в его голосе слышалась такая надежда, будто мама должна была озвучить его приговор к смерти или помилованию. — Сон, дорогой, просто дурной сон, — подтвердила мама. «Это был сон», — мысленно произнёс Рон, делая глубокий вдох и стараясь не дать истерике снова захватить его. — «Просто сон». — То есть когда ему казалось, что всё тело будто пылает от страсти, на самом деле он горел от высокой температуры, а когда Блейз казался ему таким красивым, что аж болели глаза, это потому что они действительно у него болели, как это бывает при высокой температуре. Значит ничего этого на самом деле не было? Рон потер лицо руками. «Сон показался таким реальным, потому что после полученного Патронуса я действительно решил стереть Блейзу память», — понял он. — «Чтобы не разбивать ему сердце, чтобы ему не было больно, я хотел стереть воспоминания о себе, как только вернусь в школу, заранее обговорив все с Гарри, Гермионой и остальными, чтобы те не проговорились». — Рон невольно вздрогнул, осознав, что хотел совершить огромную ошибку. — «Это был сон», — напомнил себе он, делая еще один глубокий вдох. — «Моё решение, подсознательный страх, невроз и стресс просто вылились в очень реалистичный кошмар из-за ослабленного организма, лихорадки и измотанной психики. Я не стирал Блейзу память, сидя в его спальне на кровати, той самой кровати, на которой мы занимались любовью», — мысленно проговаривал Рон, чтобы окончательно сбросить с себя оцепенение и ужас, вызванный кошмаром. — «И Блейз не забыл, что любит меня, он не угрожал превратить меня в слизняка, потому что подумал, что я пробрался к нему в мэнор. Ничего этого не было! Блейз всё еще меня помнит и любит». Нереальное счастье опустилось на плечи Рона, и глаза снова заблестели от слез, но на этот раз это были слезы облегчения. Блейз всё ещё любит его и даже приходил навестить, пока он спал. Стоп! Мама сказала, что Блейз приходил сюда и спал рядом с ним? То есть она видела, как они лежали вместе на кровати в обнимку?! Рон, широко распахнув глаза, уставился на сидящую напротив мать. Из-за всё еще не до конца спавшей температуры мозг работал плохо и до Рона только сейчас дошла вся суть сказанных ею слов. Внезапно он вспомнил ещё кое-что: как, проснувшись в истерике, причитал, что любит Блейза и что Блейз теперь разлюбил его. Сердце пропустило удар в груди, а затем рухнуло куда-то в пятки. — Блейз был здесь, пока я спал? — сглотнув ком в горле, спросил Рон, чувствуя, что дико нервничает. — Да, он приходил навестить тебя вместе с директором Макгонагалл, но ты так крепко спал, что он не смог разбудить тебя. Рон кивнул и взволнованно облизал губы, а сидящая напротив мама молча смотрела него искрящимися глазами, будто чего-то ожидая. То, что она поняла, что они с Блейзом не просто приятели, было и дураку ясно, однако оставалось загадкой то, как она это восприняла. Сейчас перед Роном стоял выбор продолжить скрывать свою ориентацию, сделать вид, что мама всё не так поняла, убедить её, что это глупое недоразумение, идиотское стечение обстоятельств, что Рон гетеросексуален до кончиков волос, а с Блейзом они просто хорошие друзья, сказать, что он сам не понимал, что несет, когда проснулся после кошмара, что слова о любви к Блейзу – это был бред вызванный лихорадкой, можно было придумать что угодно. Или был другой путь. Признать свою ориентацию. И Рон внезапно осознал, что хочет открыться. Хотя ему и очень страшно, он хочет знать, как мама к этому относится. Ему слишком надоело жить будто под прицелом, в постоянном страхе осуждения, самобичевании, волнении и не принятии себя. Пытаться соответствовать каким-то нормам и скрываться, словно прокаженный. К тому же, недавний сон, воспоминания о котором были всё еще очень свежи, помог Рону четко понять, что он не сможет стереть Блейзу память или порвать с ним, разбив ему сердце. Потому что сам подохнет после этого, просто не сможет жить без своего медвежонка. Сердце билось в груди как ненормальное, и Рон набрал побольше воздуха, словно готовясь нырнуть в пропасть. — Мам… — Да, дорогой? Язык стал весить тонну, и Рон, смотря в карие глаза матери, сглотнул стоящий в горле ком. — Я гей и мы с Блейзом пара, — почти скороговоркой выпалил он с бешено стучащим в груди сердцем, ожидая её дальнейшей реакции. Губ Молли коснулась мягкая улыбка. — Я знаю, сынок, — произнесла она, а затем склонилась вперед и обняла сына. Рон тут же крепко обнял в ответ, будто боялся, что мама сейчас передумает и оттолкнет его. Уткнувшись лицом в плечо матери, он виновато прошептал: — Прости меня… Мамочка. — За что, родной? — Молли слегка отстранилась, взяла в ладони лицо сына и взглянула в синие, припухшие от слез глаза. Рон не ответил на вопрос, лишь виновато поджал губы. — Послушай меня внимательно, сынок. Ты не должен извиняться за то, какой ты. Никогда и ни перед кем. Кого и как любить – решать только тебе, для меня главное, чтобы ты был счастлив. А человек счастлив не тогда, когда делает то, что от него требует или ожидают, не тогда, когда он пытается соответствовать и подстраивается, а тогда, когда живет так, как ему хочется, — произнесла Молли. Рон почувствовал, как глаза снова жжет от слез, и на этот раз это были слезы облегчения. До этого момента он сам и не понимал, насколько сильно боялся, что мама осудит его, не поймет, оттолкнет и будет стыдиться, он не понимал этого, пока этот страх не исчез, и удавка опасения не слетела с горла. — Я люблю тебя таким, какой ты есть, люблю и всегда буду любить, — продолжала говорить она. — Тебя, Джинни и Гарри. Со всеми вашими предпочтениями. И я закрою рот каждому, кто посмеет сказать что-то в сторону моих детей. Горячие слезы побежали по щекам Рона, но это было такое облегчение – чувствовать поддержку и защиту со стороны родителей, пусть пока только одного родителя, но всё же. Молли потянула сына на себя и снова обняла. Она гладила его по спине, невольно вспоминая, как несколько часов назад они с Джинни стояли у лестницы ведущей на третий этаж и слушали как Гарри и Рон кричат друг на друга, громко выясняя отношения, точнее кричал в основном Рон о том, что обязан им с Артуром всем и не станет позорить свою семью, раскрыв свою ориентацию, что готов даже расстаться с парнем, которого так сильно любит, лишь бы от родителей не отвернулись в обществе. Сердце Молли, как любой любящей матери, крошилось в груди от этих откровений, и она даже порывалась войти в комнату и заявить, что ей плевать на мнение посторонних людей и абсолютно не важно, какой ориентации Рон, что она любит и примет его любым, но её намерения перебила Джинни. — Мам, — позвала она, когда Молли уже поднялась на несколько ступеней. Молли остановилась и обернулась. — Я лесбиянка и уже два месяца встречаюсь с девушкой, — спокойно произнесла Джинни, смотря матери в глаза, и только слегка поджатые губы выдавали, что на самом деле она очень нервничает. Молли на мгновенье замерла, а затем спустилась обратно и крепко обняла дочь, после чего сказала всё то, что недавно говорила Рону. Материнская любовь самая сильная любовь в мире, безусловная любовь, необъятная и непоколебимая. Она не становится меньше, даже если твой ребенок совершит убийство или даже сотню убийств, и уж тем более она не исчезнет из-за сексуальных предпочтений ребенка в выборе своего партнера. Наверное, только став матерью, можно до конца понять смысл этих слов, но если вы не верите Молли Уизли, спросите любую, которая девять месяцев вынашивала в себе, а затем привела в этот мир ребенка. Хотя, конечно, мать матери рознь, к сожалению, бывают и такие матери, которым сложно принять не ту, по их мнению, сексуальную ориентацию своего сына или дочери, принять ребенка таким, какой он есть. Но это не потому, что они не любят своих детей – скорее потому, что не знают, как нужно правильно реагировать на такие признания. Слишком зашоренные и зависимые от мнения общества, боящиеся осуждения и обсуждения родственников и соседей, из-за собственного страха, готовые положить счастье своего ребенка на жертвенный алтарь, лишь бы не выделяться из толпы и не слушать шепотки за спиной. Таким матерям стоит понимать, что дело не в детях, дело в них самих, это они боятся осуждения, это их комплексы и страхи, к ребенку это никак не относится. Есть и другие матери, которые пытаются сделать сына или дочь “нормальным”, говорят, что хотят внуков и обманывают сами себя, убеждая, что это такой период, и сын или дочь скоро выбросит это из головы, а затем найдет себе гетеросексуальную пару. На самом же деле, такие мамы просто боятся за жизнь и безопасность своего ребенка, ведь в нашем мире, к сожалению, еще достаточно людей, смотрящих на всё однобоко, привыкших всех, кто не вписывается в рамки их личной правильности, унижать и оскорблять. Людей, считающих нетрадиционную сексуальную ориентацию болезнью, отклонением или, ещё абсурднее, веянием моды. Будто в гомофобной стране кто-то добровольно выбрал бы быть нетрадиционной сексуальной ориентации, чтобы следовать моде и параллельно терпеть постоянную агрессию в свою сторону, быть вынужденным каждый день надевать маску той самой “нормальности”, чтобы не рисковать собственным здоровьем и жизнью. Как говорится, жизнь сложная штука и мы все сложные. Все матери разные, но каждая, даже, казалось бы, самая плохая мать пусть и глубоко в душе, но любит своего ребенка. К счастью, Молли Уизли относилась к той первой категории довольно понимающих и безгранично любящих матерей. Поэтому несмотря на присутствующее в груди беспокойство за безопасность своей дочери, она обняла Джинни и сказала, что любит и принимает её такой, какая она есть. Она и с Роном хотела поговорить сразу, но понимая, что сын болеет и снова начнет волноваться, решила всё же подождать до завтра, предварительно побеседовав с мужем. И нет, Молли не опасалась, что Артур может не понять или не принять своих детей, её больше волновала жертвенность Рона во всей этой ситуации. Однако душераздирающие вопли, доносящиеся из спальни сына в половине двенадцатого ночи, похоже, решили всё за неё. — Ты слышала, как мы с Гарри ссорились? — спросил Рон, шмыгнув носом и крепче прижимаясь к маме. Хотя это скорее был не вопрос, а констатация факта. — Слышала, — ответила Молли. — И ты не должен рвать отношения со своим парнем из-за того, что боишься, что мы с твоим отцом столкнемся с каким-то там осуждением. Осуждать такое прекрасное чувство как любовь могут только злые или зашоренные люди. — Повернув голову, Молли поцеловала сына в влажную от слез щеку и, смотря в синие глаза, продолжила: — И мы с твоим папой взрослые, мы можем постоять и за себя, и за вас всех вместе взятых, Рон. Ты наш сын, а мы твои родители, а не наоборот, поэтому не нужно пытаться нас спасать ценой собственного счастья. Тем более, что ни меня, ни твоего папу никогда не волновало мнение общества. Будь это так, мы бы попросту не поженились. — Рон, услышав это, всхлипнул, чувствуя, как с плеч спадает огромная ноша и становится так легко на душе, что почти вырастают крылья. Впервые за последние три с половиной года. Он, слегка отстранившись, благодарно поцеловал маму в щеку, после чего лег и положил голову ей на колени. Молли начала заботливо гладить волосы сына. — Блейз очень переживал за тебя сегодня, когда пришел с Минервой, — произнесла она и её губ коснулась легкая улыбка, стоило вспомнить, как, войдя в спальню, чтобы позвать Блейза, она наблюдала следующую картину: Рон спал глубоким сном, посапывая, закинув на Блейза руку и ногу и уткнувшись лицом ему в шею. Блейз же смирно лежал на самом краю кровати, вытянувшись в ровную линию и осторожно обнимая Рона одной рукой, будто тот был хрустальным и мог рассыпаться в любую секунду. Складывалось такое впечатление, что Блейз вот-вот соскользнет с покрывала и упадёт на пол, его голова была повернута на подушке, и он тихонько дремал, уткнувшись носом Рону в макушку. — Он отличный парень. И очень тебя любит. Даже не вздумай обижать его. — Это он тебе сказал? — удивленно спросил Рон, утирая слезы. Он наконец успокоился, при чем успокоился не только внешне, но и внутренне. После полного принятия себя, после того, как его приняла мама, все страхи куда-то улетучились. Сейчас Рональд чувствовал в себе силу и некий стержень, которого не было до этого. — Мне хватило полсекунды, чтобы это заметить. Взгляд, которым он смотрит на тебя, выдает этого парня с головой, — ответила Молли. Рон счастливо улыбнулся, смотря на неё снизу вверх. — Я тоже люблю его, мама, — хрипло произнес он. — Я так сильно его люблю, что иногда мне кажется, будто я не могу без него дышать… — Если так сильно любишь, тогда наплюй на то, кто что подумает и скажет, и будь с ним несмотря ни на что, — ободряюще произнесла мама.— Вопреки злым языкам, борись за ваше счастье против всех и не позволяй никому разрушить его никаким осуждающим, скверным людям. — Я так и сделаю, мамочка, — уверенно ответил Рон, твердо решив, что больше не будет убегать и прятаться от этой ебнутой семейки Гибсонов, впредь он будет бороться за их с Блейзом счастье, брать на себя ответственность и решать конфликт. Судиться годами с Викторией Гибсон, если нужно, отстаивая себя и их с Блейзом отношения. Рональд взял руку матери и поцеловал тыльную сторону ладони, а затем прижал ладонью к своей щеке. Впервые за столько лет он буквально жаждал снова увидеть Глеба и его семейку.***
— Уверяю вас, этот парфюм будет лучшим подарком к дню Святого Валентина и точно понравится вашей второй половинке. Аромат настолько стойкий, что продержится на одежде не меньше недели. — Торговец парфюмерной лавки облокотился на витрину и пододвинул к Блейзу флакончик с весьма редким и, пожалуй, самым дорогим в этом магазине парфюмом. — И что он действительно будет пахнуть тем, что нравится моей второй половинке? — переведя взгляд с парфюма на мужчину, уточнил Блейз. — Конечно. — Продавец порылся под прилавком и выудил оттуда несколько блоттеров, а также флакончик с надписью “Тестер”. Брызнул парфюм на блоттер, а затем любезно протянул Блейзу. — Вот, понюхайте. Блейз поднес прямоугольную бумажную полоску к носу и сделал глубокий вдох. Парфюм действительно пах потрясающе, Блейз уловил запах апельсина, кедра, морского бриза и, самое главное, он четко чувствовал аромат кожи Рона, от которого тут же побежали мурашки по телу. — В его составе амортенция? — спросил Блейз, продолжая принюхиваться. — Не совсем, — усмехнулся мужчина. — Позвольте мне, как парфюмеру, не раскрывать собственные тайны. Но уверяю вас, ваш возлюбленный оценит подарок по достоинству, потому что ему будет казаться, что он пахнет вами. А что может быть прекраснее, чем утопать в запахе любимого, не так ли? Это сближает, заставляет человека, который использует парфюм, невольно снова и снова вспоминать свою вторую половинку. По-моему, идеальный подарок ко дню всех влюбленных. — Я возьму его, — кивнул Блейз. Парфюмер радостно улыбнулся. — Отлично, с вас всего сто галлеонов. — Только упакуйте, пожалуйста, в подарочную бумагу, — попросил Блейз. — Разумеется, — кивнул продавец и принялся упаковывать подарок. А Блейз, оставив на прилавке сто галлеонов, бросил взгляд на настенные часы, которые показывали пятнадцать минут восьмого. Конечно, он рассчитывал оказаться у Рона хотя бы часов в шесть вечера. Но профессор Макгонагалл согласилась отпустить его “помочь отцу” только после того, как Блейз закончит с назначенной отработкой. В итоге, в начале седьмого Блейз только вышел из кабинета Трансфигурации. Он даже не стал ужинать, лишь заскочил в спальню, чтобы переодеться в свежую рубашку и взять пальто. В общей гостиной полным ходом шла подготовка к вечеринке в честь дня Святого Валентина, которая должна была начаться сразу после ужина. Драко с Тео в два голоса убалтывали его остаться, что было немного странно, учитывая, что они знали, как Блейз переживал за Рона и как хотел увидеться с ним. В итоге, пожелав друзьям хорошо провести время, Блейз отправился в Косой переулок, чтобы купить любимому подарок. Вчера вечером, когда Блейз пришел вместе с профессором Макгонагалл, дай ей Мерлин здоровья, к Рону, он так и не смог пообщаться со своим Солнышком, поскольку Рон спал без задних ног. Любезно отказавшись от чая, предложенного миссис Уизли, Блейз с разрешения хозяйки дома с гулко стучащим от предвкушения сердцем поднялся в спальню к Рону и застал следующую картину: краснощекий и взлохмаченный Рон в пижамных штанах и безрукавке спал прямо на одеяле, негромко посапывая. Рядом на постели лежала волшебная палочка, правая рука Рона, была перемотана бинтами. Даже во сне он выглядел очень уставшим и будто бы замученным. Сердце Блейза сжалось в груди от увиденного. Прикрыв за собой дверь, он прошел вглубь комнаты, а затем присел на край кровати. — Солнышко. — Осторожно коснувшись скулы любимого, Блейз погладил щеку костяшками пальцев, невольно подмечая, что Рон довольно горячий – у него явно была температура. — Солнышко, проснись. Рон не пошевелился, лишь продолжал размеренно и глубоко дышать, пребывая в объятиях Морфея. — Любимый, — позвал Блейз. Запустив пальцы в огненные волосы, он убрал с лица спящего Рона упавшую прядь. На лбу любимого выступила испарина. Достав палочку, Блейз наложил на него охлаждающие чары, от чего Рон блаженно вздохнул сквозь сон и закинул руку Блейзу на колени. — Рон, ты слышишь меня? — снова нежно позвал Блейз, легонько тряся Рона за руку. — Просыпайся, родной. Но Рон продолжал крепко спать. Блейз ярко улыбнулся – даже во сне Солнышко был таким домашним, таким милым, что хотелось зацеловать каждую его черточку. Поддавшись искушению, Блейз быстро скинул ботинки, а затем лег рядом на одеяло и стал любоваться красивым лицом напротив. Пухлые губы Рона были чуть приоткрыты, а веки слегка трепетали – ему явно что-то снилось. Слегка приподняв с подушки голову, Блейз нежно чмокнул любимого в лоб и тут же снова нахмурился. Рон всё ещё был горячим, даже охлаждающие чары особо не помогли. Блейз перевернулся на спину и, осторожно притянув к себе любимого, обнял его за плечи так, чтобы не давить на раненную руку. Рон что-то невнятно промямлил сквозь сон, по-хозяйски закинул на Блейза руку и уткнулся носом ему в шею, а затем сделал глубокий вдох. Блейз снова ярко улыбнулся, четко почувствовав, как Рон расслабляется в его объятиях. Повернув голову, он глубоко втянул в себя любимый до дрожи запах огненных волос. Раньше Блейз и предположить не мог, что такое бывает, что в человеке можно любить абсолютно всё, но с Роном было именно так. Даже пот Солнышка пах потрясающе. Текли минуты; Блейз, держа в объятиях любимого, лениво разглядывал небольшую спальню, освещенную приглушенным светом ночника. Окно со светлыми занавесками, за которым стояла кромешная тьма, видавшая лучшие времена мебель, светильник в виде снитча на письменном столе и плакаты игроков команды “Пушки Педдл”, висящие на противоположной стене. Пусть эта спальня и не была дорого обставлена, но Блейз всё равно чувствовал себя очень уютно, будто дома, поскольку каждая вещь в этой комнате была так или иначе связана с Роном. Весь стресс пережитого дня наконец отпустил его, на плечи навалилась вселенская усталость, и Блейз, слушая убаюкивающее сопение спящего под боком Рона, сам не заметил как задремал. Проснулся он от того, что кто-то легонько трясет его за плечо. Блейз распахнул веки и встретился сонным взглядом с миссис Уизли. — Тебе пора возвращаться в Хогвартс, дорогой, — полушепотом произнесла она. — Минерва ждет тебя внизу. — Я… — Блейз слегка почистил першащее горло, сонно моргнул и бросил быстрый взгляд на всё так же спящего и прижимающегося к нему Рона, который, ко всему прочему, закинул на него не только руку, а теперь еще и ногу, буквально обвив Блейза собой. Осознав, что мать Рона застала их в таком виде, Блейз мысленно чертыхнулся и перевел на миссис Уизли смущенный взгляд. — Простите, я случайно уснул. — Ничего страшного, — мягко уверила Молли с легкой улыбкой на губах. — Я бы тебя не будила, но Минерва… — Да, я понимаю. — Блейз, осторожно выпутавшись из объятий любимого, сел и стал быстро натягивать ботинки. Рон за его спиной что-то недовольно простонал сквозь сон. — Миссис Уизли, — полушепотом обратился к женщине Блейз, поднявшись на ноги. — Рон очень горячий, у него явно температура, я пытался его разбудить, но он спит очень крепко. — Да, врачи сказали, что в течении ночи температура может подниматься, но лекарство нужно давать не чаще, чем раз в четыре часа и то при крайней необходимости – организм должен сам бороться. — А его рука? — К утру полностью заживет, — ответила миссис Уизли, смотря на Блейза снизу вверх, а затем слегка погладила его по плечу и добавила: — Не волнуйся так, завтра Рон уже будет абсолютно здоров. — Хорошо, тогда я пойду, — кивнул Блейз, а затем, не выдержав, снова бросил взгляд на спящего Рона. Ему абсолютно не хотелось уходить и оставлять своё Солнышко, когда тот болеет. — Блейз, — с легкой улыбкой на губах обратилась к нему миссис Уизли. Блейз перевел на неё взгляд. — Ты можешь приходить к нам, когда захочешь, хорошо? Тебе всегда рады в этом доме. Блейз кивнул и, не зная, что сказать, поддавшись порыву, быстро обнял миссис Уизли. Она тут же по-матерински обняла его в ответ. — Спасибо вам, — повторил он. — Передадите Рону, что я приходил, когда он проснется? — Конечно, передам. — ответила Молли, после чего Блейз попрощавшись вышел за дверь.***
Забрав подарок для Рона, Блейз, уменьшив его заклинанием, сложил в карман и, поблагодарив продавца, вышел из парфюмерной лавки. Сунув руки в карманы пальто, он направился вниз по улице, в кондитерскую Шугарплама, чтобы прикупить для миссис Уизли коробочку лучших пирожных с глазурью, а затем уже аппарировать к Рону в гости. Блейз хотел сделать любимому сюрприз, поэтому утром, когда они обменялись парочкой Патронусов, даже и словом не обмолвился ни о дне Святого Валентина, о котором Рон явно забыл, ни о том, что заглянет вечером в гости, но голос у Солнышка был бодрый и даже жизнерадостный, а еще Рон сказал, что очень соскучился, и Блейз после этого простого признания почти порхал на крыльях целый день, с нетерпением ожидая вечера. Снег валил пушистыми хлопьями, заметая оживленную Косою Аллею, но никого не смущал снегопад – влюбленные парочки, держась за руки и целуясь украдкой, порхали от магазинчика к магазинчику и толпами заваливались в кафетерии и рестораны. Все витрины в Косой Аллеи были красиво украшены зачарованными валентинками, шарами и цветочными композициями, создавая атмосферу праздника. Вот, к примеру, витрина кафе мороженого Фортескью была украшена розовыми бумажными сердцами, которые каждые пару минут складывались в надпись “Только у нас можно купить самое вкусное мороженое для своей второй половинки, которое долго не тает”. У входа в кафе стояли два огромных ярко-розовых рожка, размером с человеческий рост, которые каждому проходящему предлагали откусить от себя кусочек. Ярко-красная блестящая вывеска на магазинчике зелий мадам Пимпернель гласила, что только сегодня можно купить амортенцию по тридцати процентной скидке. Лавка братьев Рона вообще пестрила и светилась так, что аж резало глаза, и, кажется, была забита до отказа покупателями. Оттуда то и дело почти вываливались стайки хихикающих девчонок. Впрочем, магазинчику приколов Уизли практически не уступал ресторан “La Padella”, за большими витражными окнами которого творилось настоящее безумие. Людей в ресторане было столько, что невозможно было протолкнуться, официанты в розовых рубашках то и дело порхали от столика к столику, принимая заказы и подавая гостям блюда. Но внимание прохожих с улицы привлекали не они, а сотни алых шаров в виде сердец, которые парили над гостями, укрывая потолок сплошным алым ковром. Блейз даже остановился, невольно любуясь этой красотой. Ему тут же вспомнилось их с Роном свидание в Выручай-комнате. «Может удастся уболтать Рона и мы выберемся сюда вместе поужинать», — с легкой улыбкой подумал Блейз, блуждая взглядом по переполненному залу. Вдруг взгляд будто сам собой зацепился за огненную шевелюру по ту сторону стекла и улыбка тут же исчезла с его губ. Блейзу показалось, что весь воздух из легких резко вышибло. За одним из столиков недалеко от окна сидел Рон и мило о чем-то беседовал с тем самым одетым с иголочки ублюдком, который вчера вечером приходил в Хогвартс. “Я возлюбленный Рона”, — всплыли в памяти вчерашние слова этой гниды. — “Я никак не обижал его, даже наоборот, пригласил на свидание. Мы встречались раньше и будем встречаться снова”. Блейз моргнул, а затем еще раз, стараясь убедить себя, что ему это лишь кажется, что его Рон не находится сейчас на ебаном свидании с другим парнем. Влюбленное сердце стучало в груди как ненормальное, отказываясь верить глазам и доводам разума, но факты говорили сами за себя. Рон не отлеживался сейчас дома, как говорил в Патронусе, присланном с утра. Он в черной рубашке и с модно уложенными волосами сидел за столиком ресторана, болтая о чем-то со смотрящим на него осоловелым влюбленным взглядом придурком. У его ног стояла огромная ваза, полная красивых алых роз, и Блейз бы хотел подумать, что это очередное украшение ресторана в честь праздника, вот только далеко не у всех столиков стояли вазы с цветами, а только у тех, кому их определенно подарили, поскольку все букеты были разными и ни у кого кроме Рона больше не было такого шикарного огромного букета. На столе стояла открытая бутылка шампанского, которое было разлито по бокалам, и тарелка с фруктами. Блейз так и замер у огромного витражного окна, абсолютно забыв, куда он шел и зачем. Сейчас он не то что не мог пошевелиться – он даже дышать нормально не мог. Уши заложило, и он словно завороженный наблюдал за сидящей в зале ресторана парочкой. Вот этот светловолосый придурок что-то говорит Рону, а затем поправляет воротник своей накрахмаленной рубашки, тянется к карману пиджака и достает оттуда небольшую прямоугольную красную бархатную коробочку, после чего с легкой улыбкой на губах пододвигает ее к Рону. Рон удивленно смотрит на шкатулку и что-то спрашивает. «Сейчас он отодвинет от себя подарок, сейчас встанет и уйдет», — мысленно уверяет себя Блейз, чувствуя, как сердце в груди болезненно ноет, потому что Рон, вопреки всем внутренним мольбам Блейза, не отказывается от подарка и не уходит, он открывает шкатулку и ярко счастливо улыбается, увидев содержимое подарка. Судя по размеру коробочки там драгоценный кулон или, к примеру, браслет. Сидящий напротив ублюдок, заметив радость Рона, улыбается вместе с ним, а затем Рон вообще начинает заливисто смеяться, запрокинув голову вверх. Так красиво, что у Блейза все внутренности скручиваются в узел, а сердце кровоточит в груди. Продолжая улыбаться, явно счастливый до умопомрачения Рон захлопывает бархатную коробочку и прячет её в карман брюк, а затем берет в руку свой бокал шампанского, улыбающийся во все тридцать два зуба. Белобрысый придурок тоже хватается за свой бокал и чокается им с Роном, после чего они пьют шампанское, пока наблюдающему за всем с улицы Блейзу кажется, что он сгорает изнутри, буквально, блядь, умирает, задыхается от боли такого предательства. Слезы пеленой застилают глаза, заставляя всё вокруг плыть. Кто-то резко цепляет его плечом, и Блейз, пошатнувшись, переводит растерянный взгляд на какого-то старика. — Эй, парень, чего встал посреди дороги? — недовольно бурчит он, ковыляя мимо Блейза. — Все что, должны тебя обходить? Блейз ничего не отвечает, лишь, быстро смахнув слезы, снова переводит взгляд на сидящего в ресторане Рона и до хруста сжимает кулаки, чувствуя, как в груди поднимается волна чистой ярости, поскольку теперь этот блондинистый ублюдок держит руку Рона в своих и нежно целует тыльную сторону его ладони, и Рон не одергивает руку, лишь с улыбкой на губах что-то говорит. Он позволяет целовать себе руки, позволяет сидеть в гребаном ресторане с другим, наврав Блейзу, что будет отсиживаться до завтра дома, позволяет пить с этим уродом шампанское и принимает от этого мудака цветы и подарки – явно не дешевые, судя по шкатулке. Блейз, рвано хапнув воздуха, будто от удара под дых, резко отворачивается, понимая, что должен немедленно отсюда уйти, иначе сейчас точно сорвется и, запустив в витражные стекла Бомбарду, ворвется в ресторан, а затем прикончит к херам этих блядских голубков и сядет в Азкабан за двойное зверское убийство, совершенное с огромным удовольствием. Не разбирая дороги, Блейз бросается прочь, чувствуя, как соленые слезы всё же бегут по щекам, как бы он не пытался их сдержать. Сегодня за завтраком, когда Блейз рассказал друзьям о вчерашнем инциденте в кабинете трансфигурации и спросил у Джинни, знает ли она что-нибудь о неком Глебе, который настолько оборзел, что представился возлюбленным Рона, Уизли ответила, что этот блондинистый мудак просто их сосед, что хер пойми сколько лет назад они с Роном неплохо дружили одно лето, а затем он уебал в свою Россию и ничего большего. Остальные друзья сидели молча, но Блейз не мог не заметить, как Гарри и Гермиона то и дело переглядывались, будто мысленно что-то обсуждая, а Джинни, широко распахнув глаза, резко покраснела, когда услышала, что этот мудила заявил, что они с Роном раньше встречались и будут снова встречаться. Получается, этот ублюдок вчера говорил правду? По крайней мере, слова о свидании точно были правдивы, и Рон, очевидно, принял приглашение, раз сейчас наслаждается компанией этого урода, сидя в ресторане. Значит с Блейзом он соглашается лишь на тайные отношения и даже друзьям признаться не может, что они пара, прячется по углам, то и дело сбегает, и даже не поздравил с днем Святого Валентина, а со всякими уебками ходить на свидания, принимать дорогие подарки и держаться за ручки в переполненном ресторане всегда пожалуйста? “А вот мне Рон говорил, что любит, и не раз. Хочешь, могу воспоминания показать, чтобы ты убедился?” — всплывает в памяти еще одна вчерашняя фраза этого иностранного ублюдка. Он говорил это так уверенно, кривя свои губы самодовольством и даже предлагал показать воспоминания. Стал бы он предлагать такое, не будь ему, что показать. Не будь это правдой… Быть может, это были не дешевые понты и ложь, чтобы увидеть Рона, как посчитал наивный и до одури влюбленный Блейз, а просто констатация факта? «Получается, что они с Роном действительно когда-то встречались», — возникло понимание в голове. — «И, очевидно, встречаются снова…» Тихий внутренний голос напомнил, что сам Блейз так и не услышал от Рона нормального полноценного признания в любви, только несколько брошенных “Любимый” на пике оргазма и не более, всего пару обращений, которые, похоже, для Уизли ничего не значат, раз он позволяет себе шароебиться в день Святого Валентина по ресторанам с другими, принимает подарки и дает лабзать себе руки. Израненное сердце крошится в груди в мелкую крошку, так больно что хочется умереть… «Сука, почему так больно?! За что?!» — бьются полные боли мысли в голове, пока Блейз несется по Косой Аллее, периодически врезаясь в людей и слыша в свой адрес возмущенные комментарии. — «Я же всё для него делал! Всё! Готов был положить к его ногам весь мир! Зацеловывал, обожал, практически боготворил, блядь! Но стоило на горизонте появиться этому иностранному уебку, как он тут же выбрал его… Сбежал от меня прямо из ресторана…» Блейз всхлипывает, чувствуя, что впадает в истерику, боль в груди такая сильная, что хочется выплюнуть в снег своё разбитое вдребезги сердце, напиться так, чтобы отключиться и не чувствовать эту адскую боль зверского предательства, чтобы вообще больше никогда ничего не чувствовать. Остановившись посреди улицы, Блейз загнанно дышит, глотая слезы, а затем сосредотачивается и молясь, чтобы его не расщепило, аппарирует в Хогвартс. В конце концов, где еще можно напиться и забыться как не на отвязной студенческой вечеринке в честь праздника, который Блейз теперь до конца своих дней будет ненавидеть всем сердцем, так же как и этого предателя и изменника Уизли.