Крылья ласточки

      С началом августа в Лондон пришли дожди. Прибивая скопившуюся на улицах пыль, они приносили с собой запах свежести и первых желтеющих листьев. Над Темзой подолгу висел туман, который время от времени пронизывали, пытаясь разогнать мелкие капли, острые лучи солнца, изредка мелькавшего в прорехах между туч.       Очередное серое утро встретило Эстеллу стуком капель по оконному стеклу и тянущимся сквозь рассохшиеся рамы прохладным влажным воздухом. Девушка лежала поперек кровати, раскинув руки и глядя в потолок. Минувшей весной парни заткнули образовавшиеся в крыше дыры, по примеру ласточек законопатив щели изнутри. Оставалось надеяться, что идущие который день дожди не размоют их заново: однажды Эстелла уже просыпалась аккурат в середке противной холодной лужи — вдобавок в луже плавала мелкая древесная стружка, которую потом пришлось гребнем вычесывать из двухцветных волос, — и повторения подобного опыта совершенно точно не жаждала.       Под самой крышей стук дождя отдавался по барабанным перепонкам особенно ощутимо, точно на жестяные листы кто-то непрестанно сыпал сухой горох. Ласточкам, очевидно, шум тоже был совсем не по душе, потому что они возились в своем гнезде на редкость активно. На миг Эстелле даже показалось, что они вот-вот проскребут дырку в стене и окажутся прямо в ее импровизированной комнатке. Она бы, пожалуй, даже не стала их выгонять: кому захочется куковать на улице в такую погоду?       Последняя мысль заставила ее хмыкнуть. Других звуков, помимо шума дождя и возни за окном, заполнивших ее ленивое утро, в доме не наблюдалось, а значит, парни, оставив сестру отсыпаться и забрав с собой обоих псов, отправились в очередной рейд. Как минимум, за коробкой хлопьев в ближайший супермаркет, коих за последние годы наросло точно грибов после дождя, как максимум — за сокровищами короны Британской империи в музей Тауэра. Последний вариант Эстелла отмела почти сразу: в этом случае братья бы ее наверняка разбудили. Не факт, что она пожелала бы присоединиться, но попытаться определенно стоило — хотя бы из вежливости.       Потянувшись, девушка перевернулась на живот и уткнулась лицом в скомканное одеяло. Черно-белые волосы, взлохмаченные со сна, веером рассыпались вокруг головы. Под пышной копной, несмотря на некоторую флегматичность картины в целом, шел бурный мыслительный процесс.       В центре общей комнаты, на рабочем столе, Эстеллу дожидался внушительный отрез прекрасного кожзама: черная кожа, в отличие от сапфиров, ей очень даже шла, чем она не преминула воспользоваться, приобретя материала с запасом, и тут, справедливости ради, все же стоило отметить, что косвенно сапфиры сыграли здесь далеко не последнюю роль. Теперь этот самый отрез маячил в голове, бередя душу дизайнера и призывая поскорее приняться за любимую работу, благо подходящий эскиз костюма ждал своего часа уже месяца три.       С другой стороны, мерный стук капель в окно и нагретое гнездо из одеяла в центре кровати манили предаться утренней лености еще хотя бы на полчасика и как следует насладиться благословенной тишиной, о которой в присутствии братьев и питомцев оставалось только печально вздыхать.       Пока девушка раздумывала, ероша пальцами волосы и разрываясь между этими совершенно противоположными, но в равной степени привлекательными вариантами, дилемма разрешилась сама собой весьма прозаичным образом: привлекая к себе внимание, призывно заурчал пустой живот.       Через двадцать минут Эстелла с яблоком в зубах и сколотыми на макушке влажными после душа волосами раскачивалась на стуле, усевшись боком к рабочему столу, негласно делившему жилище на мужскую и женскую половины. Стол когда-то был обеденным — до того, как одним ясным прохладным утром Джаспер и Хорас, промышляя у фонтана в Риджентс-парке в компании совсем маленького Мигуна, неожиданно обрели сестру с довеском в виде рыжего дворового щенка. Теперь стол венчала довольно старая швейная машинка, которую мальчишки подарили ей на шестнадцатый день рождения, честно приобретя ее в комиссионном магазине на не вполне честно заработанные фунты.       Яблоко вместе с сэндвичем Эстелла нашла на тарелке под бумажной салфеткой. Не считая пары отпечатавшихся на ней пятнышек от кетчупа, салфетка была девственно чистой. Они никогда не оставляли ей записок, если уходили из дома с утра пораньше. Но всегда оставляли завтрак. Маленькая Эстелла, плакавшая ночами в старую расплющенную подушку, по утрам всякий раз находила в уголке, именуемом громким словом «столовая», вот такую же тарелку, накрытую салфеткой. Чаще всего ее ждали кривовато нарезанные сэндвичи, реже — баночка йогурта. А однажды мальчики где-то стащили для нее единственный персик, памятуя о том, что она особенно любила их в той, другой жизни, где ей не приходилось спать на продавленном диване, а дома всегда была мама.       Отправив в рот остатки сэндвича, девушка развернула стул задом наперед и уселась на него верхом, сложив руки на деревянной спинке и опустив на них подбородок. Шумно выдохнула, обведя взглядом место, которое вот уже десять лет называла домом.       Говоря Джасперу, что благодарна, она не лукавила. Разве что наоборот — слегка преуменьшила, чтоб не слишком задавался.       Они с самого начала, как могли, отогревали ее, точно вымокшего под дождем котенка, в одночасье лишившегося и семьи, и теплой корзинки, и выброшенного грубой рукой на улицу. За котенком, к тому же, неслись собаки — огромные белые собаки с черными кляксами на боках и капающей с клыков слюной. Котенок ершился и показывал зубы, а мальчишки терпеливо сносили все царапины и клеили тонкие бумажные обои в углу у окна.       А потом на столе вдруг появилась симпатичная скатерть с оборками, поначалу выглядевшая весьма чужеродно в серой комнатке под крышей. Хорас сперва даже взялся откидывать ее со своей стороны во время обеда, боясь ненароком заляпать. Появились занавески на круглых окошках. На поношенной одежде исчезли прорехи, слишком большие штаны теперь сидели впору, а разномастные пуговицы на рубашках, местами болтавшиеся на честном слове, были пришиты заново — крепко и аккуратно. А когда выяснилось, что Эстелле под силу изготовить практически любой реквизит — было бы из чего, — дела и вовсе пошли на лад.       Время от времени они позволяли себе приобрести отрез-другой качественной ткани: там, куда чумазым оборванцам вход был заказан, перед прилично одетыми молодыми людьми двери распахивались чуть ли не настежь, так что расходы окупались довольно быстро. Закончив с основой, Эстелла подключала братьев и собственную фонтанирующую идеями черно-белую голову. Костюм обрастал всевозможной бутафорской фурнитурой и обретал весьма эффектный законченный вид.       Вспоминая работу над последним образом для Джаспера, который тот так удачно выгулял на Хаттон-Гарден, Эстелла хмыкнула себе под нос, сдерживая смешок. Несколькими днями ранее парень очень кстати свистнул у не слишком внимательного джентльмена трость и перчатки, но...       — Как будто чего-то не хватает, — авторитетно заметил Хорас, почесывая подбородок и придирчиво разглядывая названого брата. — А ты что думаешь, Мигун?       Пес согласно тявкнул. Джаспер, облаченный в новенький костюм и домашние щлепанцы, стоял посреди комнаты.       — Жаль, что ты не вытащил у него часы, — пробормотала Эстелла, повязывая брату на шею собственный шелковый платок на манер галстука.       — Может, мне еще и носки с него надо было снять? — сварливо отозвался он, с тревогой наблюдая за сестрой: платок никак не хотел ложиться так, как нужно, и Эстелла явно собиралась воспользоваться английской булавкой, которую держала в зубах.       Бадди копошился в коробке со всякой мелочевкой, позвякивая пуговицами и запонками.       — Что ты там нашел, приятель? — Хорас потрепал пса между ушей. — Ну-ка, посмотрим...       Застывший без движения Джаспер заметил в пальцах у брата тонкую серебристую цепочку — кажется, Эстелла отпорола ее от какого-то старого жакета, — и его неожиданно осенило. Забыв о булавке, он дернулся к Хорасу.       — Дай-ка сюда!       — Черт бы тебя... Джас! — Эстелла поскорее сунула уколотый большой палец в рот, шипя точно кошка, которую окатили водой из ведра.       Джаспер, примеряясь, так и эдак прикладывал цепочку к жилету.       — Может, пришить вот так? Не думаю, что кто-то полезет ко мне в карман проверять, есть там часы или нет.       — Да-а... — протянула Эстелла, машинально куснув кончик ногтя. Гримаса обиды на ее лице сменилась воодушевлением. — Лазать по карманам — это больше по твоей части...       Джаспер хотел было возмутиться, но девушка уже не слушала. Взяв цепочку из рук брата, она прижала один конец к пуговичной петле, а другой заправила в карман, оставив достаточный запас по длине. Цепочка провисла дугой, создавая практически безупречную иллюзию, на которую впоследствии так удачно купились недотепы из ювелирного.       А еще братья никогда не задавали вопросов о том, что именно произошло в ту ночь, когда Эстелла и Бадди оказались в Лондоне совсем одни, и за это она тоже была им благодарна.       Свой самый страшный скелет она запихнула в старый комод — в темный и пыльный нижний ящик, которым почти не пользовалась. Девушка знала, что не сможет всю жизни делать вид, что его там нет. Вечно бегать от иссохших мертвых костей, тихо и зловеще простирающих к ней подобие рук в особенно ненастные ночи. Лет до пятнадцати ее регулярно мучили кошмары, заставлявшие с криком подскакивать в постели и судорожно прижимать к себе теплое тельце Бадди, что неизменно спал у нее в ногах. Через пару минут кто-нибудь из братьев уже совал в ее трясущиеся руки чашку с молоком, а если молока в доме не оказывалось, то к ней к комнатушку подтягивалось все их разношерстное семейство. Мигун укладывался на худые девчоночьи колени рядом с Бадди, а мальчишки, устроившись с уголков кровати, принимались рассказывать ей всевозможные занятные истории, пока она не начинала снова клевать носом.       — Черт!       Очнувшись, Эстелла заметила, как сильно побелели пальцы, вцепившиеся в спинку стула мертвой хваткой. Шипя себе под нос, она вскочила на ноги. Дождь по-прежнему барабанил по крыше.       — Мать твою, Эстелла, столько лет прошло! — девушка судорожно потерла глаза, в уголках которых противно щипало, основаниями ладоней. — Какого хрена...       Быстро оглядевшись вокруг, она снова натолкнулась взглядом на проклятый стул. Несколько секунд тупо смотрела на него, борясь с ощущением, что он ее преследует. Стул стоял вполборота к столу. Так, стол...       Вот оно! Попутно смахнув на пол пару модных журналов, Эстелла схватила аккуратно сложенный отрез кожзама и с секунду прижимала его к груди. Вот и спасение от ненужных мыслей.       Бросив ткань обратно на стол, девушка метнулась в свою клетушку, откуда минутой позже вылетела с охапкой выкроек в руках, едва не сорвав с петель штору. Испуганные шумом за стеной ласточки притихли в своем гнезде.       Когда через час из скрипучего лифта один за другим вышли Хорас, Джаспер, Бадди и Мигун, их взорам предстала растрепанная Эстелла, вдохновенно орудующая громадными портновскими ножницами: процесс раскроя шел полным ходом.       — Привет, — бросила она, не глядя на них и ни на секунду не прерывая своего занятия. — Полагаю, вас не смыло, и это не может не радовать.       За ухом у нее торчал белый карандаш, а на запястье угрожающе щетинилась игольница.       Не дождавшись ответа, девушка все же отложила ножницы и подняла голову, поправив на носу очки. На нее загадочно таращились три пары глаз и еще один непарный – золотисто-карий. Она вопросительно приподняла брови, гадая, не удалось ли им, вопреки ее догадкам, обнести Лондонский Тауэр: уж больно довольные были у них физиономии.       — У нас для тебя кое-что есть, — торжественно объявил Джаспер. Его курчавые волосы, казалось, закрутились от влаги еще сильнее.       Эстелла моргнула. По добродушному круглому лицу Хораса было видно, что его прямо-таки распирает от желания поскорее вручить ей это таинственное «кое-что». Девушка на миг даже усомнилась, не прозевала ли она в череде так похожих друг на друга дождливых дней собственное двадцатитрехлетие.       — Дадно, не гадай. Все равно не догадаешься, а волосы уже дымятся, — смилостивился Джаспер и протянул ей плотный конверт, который до этого держал за пазухой.       Хорас искренне порадовался, что гигантские ножницы остались на столе: вид у Эстеллы, открывшей конверт, был такой, точно она держала в руках ядовитую змею, а не...       — Пригласительный на презентацию новой коллекции Баронессы в «Либерти»?! — девушка не была уверена, что ограбление Тауэра произвело бы на нее большее впечатление. На этот раз голос у нее охрип по-настоящему. — Быть того не может!       — Не считая шишек из бомонда, вход только для прессы, — многозначительно кивнул Хорас, расстегивая пальто. — И только по пригласительным.       Она вскинула глаза. Если бы братья не знали ее так хорошо, полыхнувшая в них яркая зелень, пожалуй, могла бы их испугать. В тот момент Эстелла, признаться, слегка смахивала на одержимую: ставшие практически изумрудными радужки сверкали на бледном лице, придавая ей странное сходство с некрупным оборотнем — пусть и весьма миловидным — накануне полнолуния.       — Как?       Джаспер отставил в сторонку ботинки, с которых на серые доски уже натекла целая лужа, и нарочито набережным шагом направился к холодильнику.       — В основном, нечеловеческое обаяние и ловкость рук, — в следующую секунду парень уже жевал кусок сыра. — И зубов, — поспешно добавил он, потому что Мигун укоризненно сощурил на него единственный глаз.       У Эстеллы вырвался нервный смешок.       — Без обид, Джас, сегодня ты выглядишь далеко не так эффектно. О каком обаянии ты заливаешь?       — Ну, бедняга-курьер выруливал на скутере с парковки, а наш общий знакомый очень обаятельно ухнул точнехонько ему под колеса, — ухмыльнулся Хорас, присоединяясь к Джасперу. — А я, как ты понимаешь, обаятельно прогуливался с Мигуном неподалеку и сразу поспешил на помощь.       Эстелла, отмерев, просеменила через всю комнату к ним, по-прежнему сжимая в пальцах заветный конверт. Она изо всех сил пыталась сдержать идиотскую улыбку, норовившую растянуться от уха до уха, отчего у нее заломило в скулах.       — И пока вы с курьером обаятельно помогали нашему потерпевшему..?       — Мигун своими обаятельными зубами обаятельно свистнул один из конвертов, — подтвердил Джаспер, захлопывая дверцу холодильника. — А мне достался приятный бонус в виде компенсации за наезд. Или платы за обещание не заявлять в полицию — я так и не понял, — с этими словами он вытащил из заднего кармана штанов пару двадцатифунтовых купюр.       Эстелла вдруг рассмеялась, борясь с желанием усесться на пол прямо там, где стояла: ей на миг показалось, что сердце у нее вот-вот не выдержит и взорвется. Увидеть вживую саму Баронессу фон Хеллман! После такого, случись что, и умереть не обидно будет.       — Поверить не могу, что этот трюк до сих работает, — пробормотала она, гладя по носу Бадди, ткнувшегося мордой ей в ноги. — А где же был ты, дружок?       Джаспер присел на корточки рядом с псом, шерсть у которого от дождя слиплась темными иглами и топорщилась в разные стороны. Эстелла только теперь заметила, что коленки у парня все выпачканы в грязи — благо штаны старые.       — Наш Бадди обеспечивал Джасу прикрытие, — пробубнил где-то позади Хорас, грызя здоровенное недоспелое яблоко. — Погляди на этого кабана, здоровьем так и пышет, смотреть противно. Кто ж ему такому поверит? Ну и мы...       — Ну и мы, — поднявшись, Джаспер вынул из кармана очки с круглыми черными стеклами и нацепил их на нос, — решили слегонца подпортить мне здоровье. Исключительно для пользы дела.       Бадди тут же прижался к его ноге, расправив уши и изображая послушного поводыря. Картина получилась на загляденье.       — Боже, какие жертвы, — фыркнула Эстелла, улыбаясь уже в открытую и чувствуя, как щемит где-то внутри. — Боюсь спрашивать, откуда вы вообще узнали про эту презентацию.       Подошедший Хорас насмешливо посмотрел на нее и кивнул куда-то вниз. Пятясь задом и задрав хвост, Мигун волочил по полу глянцевый журнал — один из тех, что Эстелла смахнула с рабочего стола, суетясь с выкройками. Подтащив его к ногам девушки, пес развернулся к ней и красноречиво поскреб крошечной лапкой шершавые доски. Роскошно одетая женщина, белозубо улыбавшаяся с обложки, казалось, умудрялась даже из такого весьма сомнительного положения смотреть на присутствующих сверху вниз.       Бережно подняв журнал с пола и стряхнув с него пару налипших собачьих волосков, Эстелла с мгновение рассматривала красивое надменное лицо Баронессы фон Хеллман. О, это было лицо женщины, прекрасно понимающей, что равных ей нет, и кощунственной казалась даже мысль о том, чтобы попробовать ей возразить.       И совсем скоро она — девчонка с улицы, безликая воришка, модельер-самоучка с чердака, — увидит эту женщину, под чьим каблуком вот уже много лет покорно лежит весь мир британской моды.       Чувствуя, как предательски щиплет где-то между носом и горлом, Эстелла бросила журнал вместе с заветным конвертом на кухонный стол и молча шагнула к братьям, раскинув руки в стороны, чтобы в следующую секунду оказаться в их медвежьих объятиях.       * * *       Тщательно умытый дождями Лондон купался в свете прохладного августовского солнца. Мокрый асфальт все еще блестел глянцевой чернотой и кое-где пестрел желтыми пятнышками первой опавшей листвы. Со стороны Темзы тянулся смешанный с остатками тумана ветерок, незримо рыская по улицам и норовя забраться под ворот жакета.       В воздухе пахло неизбежно поступающей осенью и еще чем-то, чего Эстелла никак не могла определить. Ей на ум пришло пафосное слово «перемены», но она только поморщилась от такой сентиментальщины, что ощущалась как налипшая на зубах приторная тягучая ириска, и ускорила шаг, огибая лужи и едва успевая отпрыгивать подальше от проезжей части и автомобилей, из-под колес которых взлетали вверх тучи мелких брызг.       Выскочив на Арджилл-стрит, Эстелла невольно замедлилась, стискивая в пальцах ремень перекинутой через плечо сумки: ей показалось, что высокие ботинки на шнуровке вдруг стали вдвое тяжелее. Для верности она немного потопталась на месте, прежде чем решиться перейти дорогу.       Белые штукатуренные стены «Либерти», ровно расчерченные темными балками в лучших традициях тюдоровского стиля, заслоняли солнце, бросая на улицу и соседние здания обширную послеполуденную тень. У входа, прямо под заветными буквами на фасаде, стоял, приняв весьма пафосную позу, охранник в черном костюме. Эстелле, замершей рядом со светофором, захотелось фыркнуть: изображая из себя Бонда, тот выглядел довольно нелепо.       Пригладив пальцами темно-рыжую челку и поправив берет, она вдохнула поглубже и непринужденно прошествовала к нему.       — У нас закрытое мероприятие, мисс, — безэмоционально пробасил секьюрити заученную фразу, которую за день успел произнести, видимо, раз триста. — Прошу извинить.       Она лукаво сверкнула глазами из-под стекол очков и жестом фокусника извлекла из сумочки пригласительный, изящно держа его между указательным и средним пальцами.       — Пресса? — мужчина с подозрением взглянул на нее, беря листок из рук девушки.       Хмыкнув, Эстелла снова полезла в сумочку. Сначала из ее недр показался небольшой фотоаппарат — его ей с гордостью вручил Хорас, напомнив, как она заявила когда-то, что толку от него чуть, — который девушка бесцеремонно сунула в руки охраннику. От неожиданности он даже не возразил.       — Будьте так любезны. Спасибо, — она широко улыбнулась.       Порывшись в сумке еще немного, девушка вытащила болтавшуюся на длинном шнурке пресс-карту и надела ее себе на шею. С карты на охранника смотрело уже знакомое лицо в обрамлении темно-рыжих волос.       — Заходите, мисс Мартин, — мужчина будто бы нехотя посторонился, попутно возвращая Эстелле фотоаппарат и пригласительный.       — Благодарю, — она обворожительно улыбнулась и скользнула внутрь, тихо шелестя юбкой.       С той стороны двери ее встретил еще один охранник. Стараясь не слишком отвлекаться на внутреннее убранство роскошного магазина раньше времени, новоявленная Эмма Мартин, стажер небольшого лондонского издания, предъявила ему пригласительный и сумочку для проверки — исключительно безопасности ради.       Имя, разумеется, придумал Джаспер. Маленькое и нелепое, оно успело навязнуть у нее на зубах, пока дома она раз за разом повторяла его вслух, чтобы в критический момент не представиться ненароком как-нибудь не так: имен за десять лет увлекательной воровской жизни она сносила несметное количество.       Получив у охранника свои вещи и повесив на шею фотоаппарат, Эстелла наконец шагнула в роскошный торговый зал, чувствуя себя Золушкой, которой по счастливой случайности вместо не совсем привлекательной и местами подпорченной тыквы достались вдруг и туфельки, и экскурсия во дворец на аудиенцию к королеве.       Самой королевы в зале пока не наблюдалось. В разных направлениях — от витрины к витрине, от манекена к манекену — степенно курсировали фрейлины, покачивая перьями на шляпках. У одной из дам покачивались не только перья, но и дородный подбородок, когда она с решимостью крейсера проплыла мимо приросшей к полу Эстеллы, ощутимо толкнув ту в спину, но, кажется, даже ее не заметив. В одной руке дама-крейсер сжимала тонкую ножку бокала с шампанским, в другой — длинный мундштук с незажженной сигаретой.       «И это здесь считается бомондом? — зыркнула ей вслед Эстелла, сердито поправляя очки, от столкновения едва не свалившиеся с носа. — Чтобы в такой одежде выглядеть настолько кошмарно, нужно иметь особый талант».       Вспомнив о собственных ботинках, в которых не так давно удрала из магазина, не заплатив и вдобавок прихватив по дороге еще и сумочку, девушка поумерила свой пыл и постаралась выкинуть даму из головы.       Сделать это, впрочем, ей удалось без особого труда: с манекенов струились шелк и атлас, роскошный бархат так и манил к себе прикоснуться, а при одном взгляде на твид у Эстеллы болезненно затрепетало сердце.       Просеменив к ближайшему манекену, девушка замерла в благоговейном ужасе, точно асимметричная атласная пелерина с шитьем спадала с плеч не безликой пластиковой фигуры, а самой Баронессы. То, что смелость форм и дерзкая геометрия могут принадлежать перу лишь одного человека в Британии, она определила бы за секунду, даже не зная, чьей коллекции посвящен вечер.       Пожалев, что висевший у нее на шее фотоаппарат ничем не отличался от бесполезной детской игрушки, Эстелла пошуршала в сумочке, извлекая блокнот и огрызок карандаша: не запечатлеть на память хотя бы несколько моделей, впервые появившихся в продаже после показа — только здесь, в «Либерти», раньше, чем где-либо еще! — было бы сущим кощунством.       Умело заполняя листок в клеточку уверенными размашистыми штрихами, Эстелла едва не подпрыгнула, когда позади вдруг раздался приятный женский голос:       — Привет!       Резко обернувшись и лихорадочно гадая, не делала ли она чего-нибудь противозаконного — именно здесь ей вдруг отчаянно захотелось быть законопослушной гражданкой, — Эстелла натолкнулась на мягкий взгляд карих глаз.       — Анита Дарлинг, — миловидная темнокожая девушка с копной восхитительных кудрей приветливо протягивала ей руку. — Приятно встретить коллегу среди этого, — она заговорщически понизила голос, — великолепия, — и легонько кивнула в сторону проходившей мимо очередной матроны, чья фигура прямо-таки утопала в складках шелка.       Отодрав мгновенно присохший к нёбу язык, Эстелла машинально пожала узкую ладонь Аниты.       — Э... Эмма, — девушка едва успела ухватить за хвост предательски ускользающее из головы простое имя. — Мартин. А эти? — она мотнула головой, указывая на компанию, вооруженную камерами на треногах. — Ты их не знаешь?       Анита с секунду разглядывала группу журналистов.       — Эти с телевидения, — она улыбнулась, но улыбка, как показалось Эстелле, вышла довольно грустной. — Мне до них далеко. А вон те, — Дарлинг махнула в другую сторону, — из журналов. Настоящие акулы. Только и ждут каких-нибудь эксцессов, чтобы заголовки погромче получились.       — А ты?       Эстелла украдкой разглядывала стоявшую перед ней девушку. На робкую Аниту из средней школы, что носила на голове два курчавых хвостика, та походила мало, но это, вне всякого сомнения, была она. Вот уж правду говорят — мир тесен!       — А я из газеты, — собеседница указала взглядом на свою пресс-карту с названием издания. — Светским событиям у нас выделена только одна колонка, и та не постоянная. Так что хватаюсь за любую возможность, вот как сегодня. Приглашают, правда, не всегда.       — Я впервые в таком месте, — призналась Эстелла, радуясь, что не приходится врать единственной школьной подруге. — Была очень удивлена, когда... получила пригласительный, — здесь она тоже ни капли не слукавила.       — У вас маленькое издание? Честно говоря, не помню, чтобы слышала такое название, — Анита улыбнулась чуть виновато, и Эстелле стало как-то паршиво.       — Очень маленькое, — она заставила себя приподнять уголки губ. — И молодое.       «Мы открылись сегодня и сегодня же, вероятно, закроемся. А в штате у нас только я», — мысленно добавила девушка, встряхивая челкой.       Дарлинг неожиданно кивнула на блокнот в ее напряженных пальцах.       — Тебе, кажется, все это очень интересно? — она неопределенно повела рукой, обозначая то ли торговый зал «Либерти», то ли только сошедшие с подиума наряды от Баронессы, то ли моду в целом. — Я видела, как ты рисовала.       Эстелла мысленно усмехнулась: что бы ни имела в виду Анита, она не ошиблась бы в любом случае. В школе скромная Дарлинг тоже отличалась прозорливостью.       А еще Аните нравилась бойкая Круэлла, которая частенько давала о себе знать, доставляя Эстелле массу проблем с учителями и сверстниками, и которую так стремилась искоренить в ней мама. А как иначе? Ведь именно Круэлла, помнится, знатно отметелила за школой обидчиков Дарлинг, положив начало их неожиданной дружбе и заслужив новую порцию чумазых клякс в табеле успеваемости.       Самой Эстелле Круэлла тоже нравилась до дрожи в кончиках пальцев.       О, Круэлла любила шокировать замшелых провинциальных зануд, рывком выворачивая наизнанку скучный школьный пиджак и цепляя на лацканы множество значков, которые носила гордо, точно ордена. Смелые, нестандартные эскизы множились прямо на страницах дневника, доводя и без того дерганого директора до состояния, близкого к эпилептическому припадку. Куклы, которых покупала мама для любимой дочери и которых та бралась обшивать сама, своими нарядами заставили бы не одного дизайнера удавиться от зависти, спалив, вероятно, напоследок собственные унылые творения.       А еще Круэлла плевать хотела на правила. Правила стиля, правила этикета, глупые правила из разряда «Девочки не должны драться». Правило «Дети должны слушаться родителей» тоже частенько сбоило, то появляясь в ее личном кодексе поведения, то исчезая из него. Ослушаться маму, как бы она ее ни любила, было для Круэллы в порядке вещей.       Невинные шалости всякий раз сходили ей с рук, поэтому Эстелла охотно позволяла Круэлле править балом, веселясь и хохоча вместе с ней.       Пока однажды шалость не обернулась катастрофой...       — Эмма?       Эстелла часто заморгала, не сразу поняв, что обращаются к ней. Встревоженные карие глаза Аниты Дарлинг смотрели в остекленевшие зеленые ее.       — Да, — она заставила себя улыбнуться. Пересохшее горло больно обожгло. — Очень интересно.       Анита заметно расслабилась, но ее пальцы с аккуратными коротко остриженными ногтями нервно теребили пресс-карту.       — Извини, что я так влезла, — она смущенно поджала губы и посмотрела на блокнот в руках собеседницы. — Продолжай, пожалуйста.       — Нет, без проблем, — неожиданно даже для самой себя оборвала ее Эстелла, дернув краешком губ. — Принесешь нам шампанского?       Когда Анита, кивнув, отошла к одному из разбросанных по залу маленьких столиков, девушка сердито потерла щеки и, раскрыв блокнот, принялась яростно черкать огрызком карандаша. Она ни за что не позволит мелкой невидимой твари, елозящей под ребрами, испортить день, способный претендовать на звание лучшего в ее жизни!       Незримый демон, словно испугавшись ее воинственного настроя, в последний раз царапнул ледяным коготком грудную клетку изнутри и снова затих, клокоча от бессильной злости.       Больше Анита не пыталась вывести ее на разговор. Молча щелкая затвором, время от времени она с благодарностью делала пометки в записной книжке: снова настроившись на благодушный лад, ее собеседница могла весьма профессионально прокомментировать очередной наряд — по мнению самой Аниты, довольно экстравагантный, но для Эммы Мартин, судя по лихорадочному блеску в зеленых глазах, — воплощение идеала.       Озвучивать свои мысли Дарлинг не стала, однако чем больше она смотрела на совершенно неопытную юную журналистку, ни разу за весь вечер не воспользовавшуюся фотоаппаратом, но прекрасно разбирающуюся в моде, тем больше та напоминала ей совсем другого человека. Ту, что много лет назад так бесила учителей и одноклассников своими невозможными нарядами — и не менее невозможными двухцветными волосами, — лупила мальчишек за неосторожно брошенное «Скунс!», рисовала эскизы прямо в тетрадках и иногда называла себя Круэллой.       О мыслях, роившихся в кудрявой голове проницательной Дарлинг, Эстелла не догадывалась. Куда больше ее волновали не слишком многочисленные, но раз за разом привлекающие к себе ее внимание охранники: как бы рыжеволосую Золушку не раскрыли в разгар бала и не сопроводили с почестями на улицу — а то и в участок, — до того, как она успеет взглянуть на королеву, то бишь Баронессу, хотя бы одним глазком.       Моля последнюю появиться поскорее, она настолько погрузилась в собственные тревожные мысли, оплетающие перегруженный мозг, что едва не проморгала столь ожидаемое ею знаменательное событие.       Эстелла даже не успела понять, как Баронесса оказалась в зале. Ей подумалось, что леди фон Хеллман могла попросту соткаться из воздуха — в своем великолепном юбочном костюме, с зажатой в изящных пальцах ножкой бокала, с замысловатой прической и холодным взглядом женщины, прекрасно знающей, что у ее ног вмиг будет что угодно, стоит ей только пожелать.       Вместе с королевой неизвестно откуда появилась и свита. Высокий дерганый парень лет тридцати, стоявший по правую руку от нее и непрестанно поправлявший очки в черной пластиковой оправе, очевидно, как раз был призван следить за тем, чтобы к ногам Баронессы своевременно и желательно в алфавитном порядке складывались необходимые блага.       — Идем скорее, — Анита дернула застывшую с распахнутым ртом Эстеллу за рукав жакета. — Сейчас к ней будет не протолкнуться!       Интуитивно доверившись профессиональным навыкам Дарлинг и решив не оказывать сопротивления, Эстелла позволила тащить себя через море шелка и бархата. Она едва не наелась перьев от чьего-то боа, но стоило отдать Аните должное: через несколько секунд они обе оказались в весьма удачном месте довольно близко от Баронессы. Машинально цапнув бокал со столика, что так кстати оказался рядом, Эстелла привстала на цыпочки и выглянула из-за плеча довольно приземистого — к счастью — оператора, вооруженного здоровенной камерой.       — Добрый вечер, — виновница торжества дернула уголками красивых губ, и все как один притихли. — Я очень рада всех вас видеть, — улыбка ее стала чуть шире, но глаза не потеплели ни на грамм.       Покачиваясь на цыпочках и с трудом веря в происходящее, Эстелла едва удержалась, чтобы не отпить из бокала прямо сейчас. Где-то справа Анита щелкнула кнопкой диктофона.       — Сегодняшний вечер, — по лицу Баронессы пробежала темная вуаль печали, — я хочу посвятить памяти своего драгоценного супруга, безвременно ушедшего двадцать три года назад.       Среди присутствующих пронесся эхом не слишком стройный сочувственный гул голосов. Эстелла, не имевшая ни малейшего понятия о наличии у Баронессы мужа, пусть и в прошлом, не удержавшись на цыпочках, приземлилась на пятки.       — Ему я обязана... — леди фон Хеллман изящно повела в воздухе рукой с бокалом, — не всем, конечно, — она сделала паузу, поджав губы, — но очень многим.       Дерганый лакей в очках скорбно опустил напомаженную голову.       — За Барона, — женщина подняла бокал. Ногти у нее были длинные и темно-красные, в цвет помады.       — За Барона, — пробормотала Эстелла вместе со всеми, гадая, кем же был этот таинственный человек, возможность существования которого она бы, пожалуй, даже в теории допустить не решилась: Баронесса не создавала впечатления простой смертной женщины, обзаводящейся мужем или тем паче детьми.       Когда толпа приглашенных вновь расстредоточилась по залу — Баронесса давала интервью телевизионщикам, временно предоставив остальных самим себе, — Эстелла наклонилась к стоявшей рядом Аните и прошелестела:       — Ты знала, что она была замужем?       — Слышала, — проронила та, вертя в пальцах выключенный диктофон. — Знаешь, — карие глаза встретились с зелеными, — не похоже, что она слишком скорбит по нему.       Эстелла тихо фыркнула в бокал.       — Двадцать лет прошло, сколько можно скорбеть? У нее других дел по горло.       — Все равно, — говорившая вполголоса Анита была непреклонна. — Спеси ей не занимать. Хорошо бы у нее появился какой-нибудь достойный конкурент. Это пошло бы ей на пользу.       Эстелла поперхнулась.       — Конкурент? — она выразительно посмотрела на окруженную камерами Баронессу, после чего снова перевела глаза на Дарлинг. — Шутишь? Ее не превзойти!       Собеседница пожала плечами:       — Может, никто не пытался?       Эстелла, открывшая было рот, чтобы возразить, снова его захлопнула: на это ей нечего было сказать. Пока она раздумывала над словами Дарлинг, та успела сделать еще несколько общих снимков.       — Идем, — Анита тронула ее за рукав. — Скоро она освободится. Надо позарез добыть у нее пару эксклюзивных комментариев, — и помахала диктофоном.       Остатки шампанского попали не в то горло, и Эстелла отчаянно закашлялась. Подойти к... к ней? Говорить с ней? Светить пресс-картой с названием несуществующего издания? Да она ее вмиг расколет! Нет, собственного падения в глазах своего идеала Эстелла не потерпит.       Волшебная карета начала стремительно превращаться в подгнившую старую тыкву, и девушка принялась лихорадочно соображать.       — Ты иди, — кивнула она Аните. — Я зайду на минутку в... — спасительное слово едва не вылетело из головы, — в уборную. Нервничаю страшно, — ну хоть здесь врать не пришлось.       Смущенная улыбка получилась, видимо, на редкость правдоподобной, потому что Анита понимающе похлопала ее по плечу.       — Я в первый раз тоже чуть с ума от страха не сошла. Потом привыкаешь.       Проводив взглядом удаляющуюся спину Дарлинг, Эстелла быстро осмотрелась. Охранники, которых она сумела вычленить из разношерстной толпы благодаря одинаковым черным костюмам, рассредоточились по той части зала, где находилась Баронесса. У дверей никого не было. Вероятно, косящий под Бонда несчастный все еще одиноко куковал снаружи, но от него она отделается в два счета — слава Богу, не впервой.       Отделившись от толпы гостей, Эстелла неторопливо сделала небольшой крюк, остановилась для виду у пары манекенов, после чего не спеша двинулась к выходу, намереваясь тихо выскользнуть на улицу. Заготовив для охранника снаружи непринужденную улыбку, она толкнула тяжелую дверь плечом.       Та не поддалась.       Не успев испугаться, девушка толкнула сильнее, полагая, что в первый раз ей просто не хватило сил, но иного результата ей добиться не удалось.       Девушка принялась дергать за ручку, уже, впрочем, понимая, что это бесполезно, и чувствуя, как подступает к горлу противное чувство, подозрительно похожее на панику.       «Западня!» — промелькнула в голове первая мысль. «У нас закрытое мероприятие, мисс», — пробасила вторая голосом охранника. «Мы в полной...» — начали они хором, но их перебил третий голос.       И звучал он, совершенно точно, не у Эстеллы в голове.       — Я могу вам чем-нибудь помочь, мисс?       Кто-то стоял прямо за ее спиной. В нос проникал ненавязчивый аромат дорогого одеколона, который она в других обстоятельствах, пожалуй, сочла бы весьма приятным.       Мысленно выругавшись, девушка придала своему лицу виновато-смущенное выражение.       — О да. Могли бы. Видите ли, мне срочно нужно... — начала она елейным голоском, медленно оборачиваясь и пребывая в полной уверенности, что позади окажется один из безликих охранников, которого она каким-то образом упустила из виду.       И осеклась, чувствуя, как прирастают к полу вмиг ставшие ватными ноги, а в грудной клетке, ничем более не сдерживаемый, разворачивает затекшие кожистые крылья ее незримый демон.