Крылья ласточки

      Бадди, первым выскочивший из лифта, навострил промокшие рыжеватые уши. Дождь снова барабанил по крыше, стекал ручьями по стеклам, шуршал поредевшей листвой старой липы.       — В чем дело, приятель? — Джаспер потряс головой. В уши с кудрявых волос натекла вода. — Снова крысу почуял?       — А я тебе говорю, что это была не крыса!       Отставив мокрые ботинки в сторону, Хорас снял потемневшую от влаги кепи и отер лицо ладонью. Джаспер, скорчив рожу, уставился на него.       — Да, да, той ночью я видел не крысу, а нашего Мигуна, который решил прогуляться во сне, я помню, — сарказм в его голосе плескался через край. — Продолжай заливать. Что я, по-твоему, крысу от собаки не отличу?       Мигун, ставший предметом столь бурной дискуссии, направился вглубь чердачного помещения, тихо цокая коготками по шершавым доскам и демонстрируя полнейшее безразличие к беседе молодых людей. Косточка, оставленная им за завтраком про запас, заслуживала внимания куда больше.       — Если бы ты не поленился встать и проверить, убедился бы, что я прав, — хмыкнул Хорас, следуя за питомцем, взявшим курс на обеденный уголок.       — Хоть бы свет включил, умник, — проворчал Джаспер. — Не ставь пакет на скатерть! — завопил он, самостоятельно щелкнув выключателем и узрев брата рядом со столом. Хорас, спохватившись, опустил мокрую авоську с продуктами на оказавшуюся рядом скрипучую табуретку. — Одной большой стирки мне хватило за глаза. А сегодня до прихода Эстеллы мы бы точно не управились.       Хорас вытащил из пакета крендель в прозрачной шуршащей слюде.       — Это точно, — ухмыльнулся он, вскрывая упаковку и отхватывая сразу половину сдобы. — А уж если она еще и про крыс узнает, так вообще кранты всему, — голос его стал невнятным: Хорас сосредоточенно жевал, насмешливо глядя на брата.       Мигун хрустел косточкой на постеленной в углу старой газете.       — Придурок, — разозлился Джаспер, кидая в кресло вымокшую фетровую шляпу. — Это я не тебе, Мигун! — пояснил он, закатив глаза, когда пес поднял на него укоризненный взгляд.       Хорас отряхнул с рук крошки, кинул обертку в мусорное ведро и картинно упер кулаки в бока.       — А меня обзывать, значит, можно? Сам же сказал — может, вообще приснилось. Вот я и говорю: не до конца проснулся, увидел в темноте Мигуна, а потом снова вырубился.       — Я же тебе объясняю, — Джаспер опустился на стул, потирая переносицу, — я сначала так и подумал.       Хорас закивал, выразительно подняв брови.       — А потом вспомнил, что слышал, как рычал Бадди, да. Но дело в том, что наш Бадди постоянно рычит. Особенно во сне. Охраняет Эстеллу от кошмаров.       Джаспер, устав спорить, сжал пальцами виски и вздохнул.       — К счастью, кошмары ей, похоже, больше не снятся, — он решил не продолжать бессмысленную дискуссию о крысах.       — Ну так, — довольно хмыкнул Хорас. — Я же говорю, Бадди их... — он вдруг огляделся, а потом, снова посмотрев на брата, рукой очертил в воздухе контур, в котором лишь при наличии воображения можно было распознать собаку. — А где Бадди-то, собственно?       В комнате под крышей повисла тишина, в которой секунду спустя кто-то вдруг едва слышно заскулил. Парни как по команде посмотрели вниз. Молчавший Мигун удивленно моргнул единственным глазом. Шелест дождя за окном сливался в сплошной белый шум. Джаспер и Хорас вновь посмотрели друг на друга.       А потом кинулись в огороженный шторой уголок Эстеллы. Мигун побежал следом. Маленькие коготки царапали серые доски.       — Если там крыса, она нас убьет, когда вернется... — Джаспер, первым нырнувший за штору, резко остановился от неожиданности и тут же почувствовал, как сзади на него налетел Хорас.       — Да ты достал со своими... — начал он, но Джаспер коротко шикнул, предупредительно вскинув руку вверх и едва не заехав брату по лицу. Хорас не успел понять, в чем дело, но, тем не менее, послушно понизил голос до громкого шепота: — Ты достал со своими крысами!       Проскочив между двух пар ног, Мигун вспрыгнул на кровать. Потеснив Джаспера, Хорас с несвойственной ему осторожностью шагнул в комнатку.       Уголок Эстеллы, куда сквозь плотную ткань шторы не проникал свет электрической лампочки, тонул в вечернем сумраке. На широкой кровати, не сняв парика и ботинок, свернулась калачиком девушка, увидеть которую дома в столь ранний по меркам торжественных вечеров час братья никак не ожидали. Эстелла спала.       Бадди, время от времени жалобно поскуливая, пытался ткнуться носом ей в ладонь, но безуспешно: пальцы прижатых к груди рук были стиснуты в кулаки. Эстелла лежала спиной к окну, подтянув к себе колени, и Джаспер почувствовал, как неприятно сосет под ложечкой. Так она спала в первые несколько недель после того, как они с Хорасом нашли ее, осиротевшую, у фонтана в Риджентс-парке.       Едва слышное прерывистое дыхание девушки на несколько секунд заглушил шорох: пробравшись через ворох складок разметавшегося по покрывалу длинного черного подола, Мигун молча уселся рядом с Бадди. Единственный глаз тревожно поблескивал в густых августовских сумерках.       — Что это с ней? — пробормотал Хорас, шагнув вглубь комнаты, и тут же выругался, с грохотом споткнувшись обо что-то в полутьме.       Гулко постукивая о доски, предмет покатился по полу. Нагнувшись, Хорас поднял его на свет.       — Там же на самом донышке было, — озадаченно посмотрел он на Джаспера, держа за горлышко пустую бутылку темного стекла. — Чтобы нашу Эстеллу так срубил несчастный глоток выдохшегося вина?       Все больше хмурясь, Джаспер отобрал бутылку у брата.       — Не мели чепухи, — он снова быстро взглянул на скорчившуюся на покрывале девушку. — Она не пьяна. Она спит. Вот только спит как-то странно...       — Заболела, что ли?       Хорас с тревогой переводил взгляд с Джаспера на Эстеллу и обратно. Три собачьих глаза безмолвно смотрели на обоих братьев из темноты.       Выросшие на улице парни болели редко и о банальной необходимости иметь в своем жилище даже самый простой набор лекарств до встречи с названой сестрой особенно не задумывались. Когда маленькая Эстелла, не привыкшая к продувающим рассохшимся окнам и текущей из крана холодной воде, впервые слегла с лихорадкой, они не на шутку перепугались. Когда встрепанный Джаспер среди ночи притащил добытую правдами и неправдами драгоценную пластинку аспирина, обычно беззаботный Хорас, менявший смоченные в холодной воде лоскутки ткани на лбу сестры, готов был впасть в истерику. С тех пор в их доме поселилась методично заполненная аптечка, которой им, по счастью, приходилось пользоваться все реже: спустя годы Эстелла могла похвастаться здоровьем не менее железобетонным, чем у братьев.       — Она целую вечность не болела, — пробормотал Джаспер и, сунув бутылку обратно в руки Хораса, поспешно обошел кровать и присел на покрывало.       Псы как по команде обернулись на него и тихонько отползли в сторону. Мигун, пошелестев, устроился на подоле черной юбки. Хорас, сжимая в объятиях бутылку, темным силуэтом маячил у окна. Джаспер вгляделся в лицо сестры. В сумраке оно казалось почти белым. Челюсти девушки были плотно стиснуты: подрагивавший уголок рта выдавал напряжение. Рядом на подушке валялись небрежно брошенные очки.       Тряхнув головой и заглушив неприятное сосущее ощущение под ребрами, Джаспер осторожно приложил ладонь к бледному лбу под рыжей челкой. В сознании успела проскочить мысль о том, что жара у нее нет. Как вдруг...       — Не трогай меня!       — Да твою ж мать!       Мигун, из-под которого так внезапно выдернули подол юбки, заставив по инерции перекувырнуться на покрывале, возмущенно взвизгнул. Бадди залаял. А Хорас, вздрогнув от неожиданности, выронил злосчастную бутылку, и звон бьющегося стекла финальным аккордом повис в воздухе.       Вжимаясь спиной в изголовье кровати, Эстелла непослушными ногами собирала покрывало в складки в попытке отползти еще дальше. Остатки сна таяли перед глазами. На то, чтобы осознать, что перед ней не высокий широкоплечий мужчина с нечитаемым лицом, а вусмерть перепуганный Джаспер, у нее ушло несколько секунд.       Парень пришел в себя первым. По-прежнему прижимая к груди руку, под которой бешено стучало сердце, он ошалело уставился на девушку. Полоска света, что пробивалась в комнатушку из-за неплотно задернутой шторы, расчертила ее лицо надвое. Не будь на ней этого рыжего парика, мельком подумал Джаспер, картина получилась бы на редкость сюрреалистичная. Да еще эти глаза — таких глаз он не видел у нее, пожалуй, никогда. На секунду полоса света коснулась правой радужки. Та полыхнула неистовой ледяной зеленью, заставив парня еще раз выругаться — на сей раз мысленно.       — Ну ты, блин... — Джаспер на всякий случай отодвинулся подальше. — До инфаркта доведешь, сестрица.       Прикинувшийся ветошью Хорас носком поношенного тапка незаметно сгребал осколки в кучку. Бадди привычно боднул девушку головой в бок, но та, вопреки обыкновению, не принялась ласково почесывать между больших ушей — только вздрогнула и плотнее прижалась спиной к деревянному изголовью. Джаспер покачал головой и, привстав со своего места, щелкнул выключателем. Над кроватью вспыхнул желтоватым светом настенный светильник. Эстелла подслеповато заморгала — свет неприятно резанул по глазам — и едва слышно зашипела себе под нос, шаря рукой по подушке в поисках очков. Джаспер непроизвольно взглянул ей в лицо и с облегчением отметил, что радужки у нее снова привычного травянистого оттенка. Ядовито-зеленые отблески исчезли, и парень уже не был уверен, что жутковатые метаморфозы не почудились ему в полумраке.       — Ну и что это было? — тихо спросил он, смутно подозревая, каким будет ответ: когда маленькой Эстелле снились кошмары, она тоже вела себя как затравленный волчонок.       Девушка посмотрела на брата исподлобья и обхватила руками колени.       — Не думала, что это вы, — нехотя пробубнила она, переводя взгляд на Хораса, который тут же перестал позвякивать осколками. — Вы что вообще тут забыли?       Джаспер потер лицо ладонями.       — Ну мы-то понятно. А вот что ты здесь делаешь? Почему ты не в «Либерти»? Что случилось?       — Да, — решив наконец вставить слово, Хорас перешагнул через то, что недавно было бутылкой, и остановился в изножье кровати. — Мы думали, ты там допоздна проторчишь.       Эстелла плотнее стиснула руки, прижимая колени к груди.       — Ну не проторчала, как видите. Такой ответ вас устроит? — девушка поморщилась, осознав, что эту фразу сегодня уже слышала. — Или, может, мне стоило попасться на мошенничестве ради лишних пары часов?       — И ты из-за этого так расстроилась, что прикончила остатки вина и завалилась спать? — Джаспер на мгновение поджал губы, сверля ее взглядом. — Брось, Эстелла, мы тебя не первый день знаем.       Она вдруг хрипло хохотнула, скривив губы.       — Да что вы вообще знаете?!       Хорас поежился — такого смеха он от нее прежде не слышал, — а Джаспер понял, что все куда серьезнее, чем кажется: дерзить Эстелла начинала только когда дело дрянь.       — Так расскажи, — попросил он, на секунду обернувшись к брату за поддержкой. Тот энергично закивал. — В конце концов, это мы отправили тебя туда. Хотели порадовать, и мне, признаться, показалось, что нам это удалось. А теперь мы приходим и видим тебя такой. Каково нам, думаешь?       Девушка вновь засмеялась жутковатым грудным смехом. Глаза ее остались холодны.       — Удалось, Джас. Все было прекрасно.       — Тогда...       — Да что ж ты..! Ты не отвяжешься, похоже? Черт с тобой! Я встретила там... — Эстелла спрятала лицо в ладонях и раздраженно заскулила, — встретила...       — Полицейских, что ли? — вырвалось у Хораса.       Джаспер мысленно закатил глаза и, выразительно подняв брови, посмотрел на него. Хорас в ответ пожал плечами.       — Это был человек из... — Эстелла уронила голову на грудь, уткнувшись лбом в колени, — моего прошлого, — закончила она чуть слышно, сдаваясь.       Оживший скелет рвался из темного ящика комода так яростно, что упихивать бренчащие кости обратно у нее уже не было сил.       — Он что-то тебе сделал?! — мгновенно взъярился Хорас, раздувая ноздри, и даже Мигун с Бадди уставились на него.       Джаспер промолчал, но весь напрягся, а грудную клетку изнутри ожгло чувство, похожее на гнев. С братом парень был солидарен.       — Ничего он мне не сделал, — процедила Эстелла.       — В чем же тогда...       — Он знает, что сделала я, Джаспер!       На несколько мгновений в комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь рваным дыханием девушки да возней ласточек за стеной.       — Из-за этого тебе снятся кошмары, — едва заметно кивнув самому себе, пробормотал Джаспер. — Из-за того, что ты... сделала. Снились тогда, в детстве. И сегодня.       Эстелла громко втянула носом воздух и замерла.       — Я уже говорила, что твоя чертова проницательность невероятно бесит? — она почти не разжимала челюстей: зубы начинали постукивать.       Братья переглянулись. Хорас едва заметно кивнул, и Джаспер решился.       — Может, расскажешь? Столько лет прошло. Если прошлое тебя все еще мучает, зачем держать все в себе?       Эстелла молчала, откинувшись затылком на изголовье кровати. Взобравшийся на подушку Бадди касался носом ее плеча.       — Мы постараемся помочь, Эстелла, ты же знаешь.       Она холодно усмехнулась, от души надеясь, что братья не заметят, как она время от времени жмурит глаза: под веками начинало предательски щипать.       — С чего ты взял, что вы захотите мне помогать, когда все узнаете?       Джаспер посмотрел на нее так, точно перед ним сидел маленький ребенок, не понимающий очевидных вещей.       — Эстелла, мы семья. Неужели ты думаешь, что может быть как-то иначе? — при этих его словах Хорас согласно хмыкнул. — Не представляю, что ты должна сказать, чтобы что-то изменилось.       Девушка медленно оторвала затылок от деревянной поверхности и посмотрела на него пустыми глазами. Взгляда Джаспер не отвел, но внутренне невольно поежился. Где-то позади Хорас нервно шмыгнул носом.       — Что я должна сказать, говоришь? — сухие губы изогнулись в похожей на судорогу улыбке. — Как насчет того, что я убила собственную мать?       * * *       Она не помнила, как добежала до дома. Кажется, пару раз проскочила дорогу на красный: в голове смутно звучали отголоски противного воя клаксонов, сливаясь с металлическим скрежетом старого лифта. Стоявшая в комнате под крышей тишина резко придавила ее, точно гранитная плита, и девушка на мгновение замерла, решив, что внезапно оглохла. В следующую секунду до нее дошло, что кроме нее в доме никого не было. Что ж, тем лучше.       Эстелла не была уверена, но, кажется, в такой ситуации по всем правилам полагалось напиться вдрабадан. Бросив сумку в угол и не разувшись, она устремилась на импровизированную кухню. Старые доски поскрипывали под толстыми подошвами тяжелых ботинок. Рванув облупившиеся дверцы буфета в стороны, девушка принялась лихорадочно шарить по полкам. Наконец она извлекла из недр шкафчика бутылку и скептически рассмотрела ее на свет. На самом донышке плескались жалкие остатки, отложенные «на особый случай». Вино в их убогом жилище водилось нечасто.       Полминуты спустя Эстелла сидела на краю кровати, уперев локти в колени и уронив гудящую голову вниз. Тонкие пальцы сжимали горлышко бутылки. Свисавшие по бокам рыжие пряди почти полностью закрывали обзор, безжалостно оставляя Эстеллу один на один с беснующимися мыслями и воспоминаниями, которые, почуяв свою власть над ней, обрушились на девушку лавиной, будто и не было всех этих лет.       — Дизайнеру одежды нечего делать в сельской местности, — внимательно следя за дорогой, мама лишь на мгновение встречается взглядом с Эстеллой и улыбается. — Даже хорошо, что все так обернулось.       Эстелла гладит совсем еще маленького Бадди, сидящего у нее на коленях, между шелковистых ушей. Они едут в Лондон. Боже, они едут в Лондон! Прочь из замшелого городишки, прочь от придурков-одноклассников, зеленого от злости директора и ненавистных клякс в табеле!       Она яростно выдернула зубами пробку и опрокинула в себя несчастные полтора глотка недорогого кисловатого вина, которое тут же попало не в то горло. Эстелла закашлялась. На глазах выступили слезы.       — Сходим в Риджентс-парк? — она смотрит на маму снизу вверх, едва не подпрыгивая в своем кресле.       — В первый же день, — уверяет мама, и Эстелле кажется, что она вряд ли когда-нибудь была счастливее, чем сейчас.       Швырнув пустую бутылку на пол, девушка уселась на кровати с ногами, обхватив руками колени. От подошв ботинок на покрывале тут же остались неопрятные пятна, но она не обратила на них никакого внимания.       В Риджентс-парке Эстелла была один-единственный раз — когда встретила Хораса с Джаспером. И когда впервые в жизни ей пришлось улепетывать от полицейских. Вернуться туда снова она за десять лет так и не решилась.       — По пути заедем к одному другу, — говорит вдруг мама, и Эстелла вскидывает на нее удивленные глаза.       — Зачем это?       Мама пожимает плечами.       — Нам с тобой нужны деньги. Ты будешь учиться, да и вообще жизнь в Лондоне обходится недешево. Попробую одолжить немного на первое время, пока не найду работу.       Эстелла невидящим взглядом уставилась на кривую ветку старой липы за окном. Ветка не шевелилась. Природа замерла — снова собирался дождь. Сквозь мутноватое оконное стекло в комнатушку плыли густеющие сумерки.       Что это за таинственный друг такой, что живет в особняке, больше похожем на дворец? Почему мама о нем никогда прежде не рассказывала? И зачем она снимает свой кулон, который так нравится Эстелле?       — Постережешь его для меня? — мама вдруг с улыбкой набрасывает золотую цепочку ей на шею, и Эстелла завороженно вертит в пальцах крупный рубин. — И надень это. Я скоро вернусь.       Девочка послушно нахлобучивает на голову панаму, прикрывая черно-белые пряди.       — Люблю тебя, — щеки́ касаются теплые мамины губы.       — Я тебя сильнее!       Мама хлопает дверцей машины и вскоре растворяется в сумерках. Эстелла с Бадди остаются ждать внутри.       Левую руку пронзило тупой болью: девушка неосознанно прикусила зубами кожу повыше костяшки указательного пальца. В лицо будто швырнули пригоршню песка, который набился под веки, вызывая нестерпимое жжение и желание тереть глаза кулаками до цветных вспышек. Громко выругавшись, Эстелла с силой бросилась всем телом на матрац, точно желая удариться побольнее. Бесполезно — матрац у нее был пусть и не новый, но, спасибо братьям, весьма добротный и до омерзения мягкий. Свернувшись калачиком, девушка до боли зажмурила глаза.       В машине скучно. Просто неприлично скучно. Наблюдение за все прибывающими нарядно одетыми гостями через стекло напоминает ей подглядывание в замочную скважину: почти ничего не рассмотреть, да еще и чувствуешь себя по-дурацки. Эстелла приклеивается носом к окну, провожая взглядом очередную роскошно одетую женщину. Что это? Мех и шифон? Прямо вот так — вместе? Черт! Сколько всего — во всех смыслах — проходит мимо нее, пока она тухнет со скуки в старенькой маминой машине! Эстелла на миг прикусывает губу, понимая, впрочем, что эту борьбу уже проиграла. Ничего же не случится, если она одним глазком заглянет в этот сияющий дворец?..       Она не заметила, как провалилась в болезненное забытье, назвать которое сном можно было лишь при наличии воображения или специфического чувства юмора. Проклятые воспоминания не только не оставили ее, но и расцвели, казалось, пуще прежнего. Девушка неосознанно заломила руки и подтянула колени еще ближе к груди, сжимаясь в напряженный комок. Глаза подергивались под плотно сомкнутыми веками.       Растрепанный рыжий хвост мелькает где-то впереди, то на мгновение появляясь, то снова исчезая в море шелковых подолов. Уворачиваясь от бесчисленных ног, обутых в бесчисленные бархатные туфли, Бадди скользит лапами по начищенному паркету парадной залы.       Высокая фигура в черном камзоле вырастает на ее пути словно из ниоткуда. Избежать столкновения не удается, и в следующую секунду Эстелла уже чувствует чужую руку на своем плече — сильные пальцы держат крепко.       — Надевай, пока никто не увидел! — подхватив слетевшую от столкновения панаму, он быстро нахлобучивает ее обратно на встрепанную черно-белую шевелюру.       Она смотрит на него снизу вверх. Это же он — тот мужчина, с которым у бокового входа в особняк беседовала мама, пока Эстелла крадучись пробиралась к парадному. Сейчас мамы рядом не наблюдалось, но девочка и без того уже поняла, что он не мамин таинственный друг. Скорее, кто-то вроде охранника. Охранника в пышном белом жабо.       Эстелла резко дергается, вырываясь из цепкой схватки длинных пальцев. Яростный лай трех собак преследует ее. Угораздило же на них напороться!       — Бадди! — она снова устремляется в самую гущу толпы. Непроницаемый взгляд темно-ореховых глаз, смотрящих из-под сведенных к переносице густых бровей, все еще вспыхивает на сетчатке.       Лай за спиной становится громче.       Эстелла не шевелилась. Тело совершенно одеревенело, готовясь к тому, что неизбежно должно было произойти. Однажды это уже происходило, и сон несся по закоулкам памяти, безошибочно определяя дорогу к неотвратимому финалу последнего акта.       Две пары глаз тревожно наблюдали за ней, а в руку тыкался шершавый собачий нос, но девушка, оплетенная липкими путами кошмара, об этом даже не подозревала.       Трава мокрая от вечерней росы, холодная и скользкая, почти черная в темноте. Едва успев выкрикнуть «Мама!», Эстелла на бегу перемахивает через низенькую живую изгородь и тут же, споткнувшись, больно приземляется на спину, прижимая к себе Бадди. Воздух, ударом выбитый из легких, застревает в горле, когда три пятнистых пса пролетают над ней, не замедлившись ни на йоту. Куда они так несутся?! Там же мама! Мама стоит у каменного парапета, беседуя с женщиной в напудренном белом парике, убранном в высокую замысловатую прическу. Они бегут прямо на нее! Они же... они...       Мамин крик прорезает темноту и спустя секунду — Эстелле кажется, будто проходит вечность, — тонет в шуме прибоя: за парапетом, где-то внизу, под клубящимся туманом, воет ледяное море.       Женщина что-то кричит, обширная открытая терраса начинает заполняться разодетыми гостями. Среди них наверняка есть и он — единственный, кто видел девочку с двухцветными волосами, а не безликого подростка в панаме, мелькнувшего в толпе. Борясь с головокружением и темнотой в глазах, Эстелла сквозь пелену слез смотрит туда, где только что стояла мама. Мама, которую она...       Не помня себя и одеревеневшими руками прижимая к груди перепуганного Бадди, Эстелла кидается прочь, в темноту. После себя она оставляет только рубиновый кулон на тонкой золотой цепочке, пропажу которого обнаружит уже будучи далеко отсюда.       Эстелла ничего не знала о молчаливых переглядках братьев, стоявших в эту минуту совсем рядом с ней. Не знала, что Джаспер присел на краешек кровати и, намереваясь убедиться в отсутствии у сестры лихорадки, протянул руку, чтобы коснуться ее покрывшегося холодной испариной лба.       Эстелла спала, и во сне перед ней стоял совсем другой человек. Тот, что смотрел тихо и внимательно, и ей казалось, что его взгляд просвечивает ее всю насквозь — никакой парик не спасет. Строгое лицо походило на маску, и только в глазах, в самой их глубине, плескалось что-то живое, беспокойное. Что-то, что она уже видела — тогда, в детстве.       Неожиданно он протянул к ней руку, явно с намерением коснуться ее — нет, не ее! — огненных волос. Его не обмануть. Его не обманул светлый парик, так с чего она решила, что обманет рыжий? Чувствуя, как от ужаса холодеют ноги, она резко дернулась и... проснулась.       И обнаружила, что кто-то действительно прикасается к ее челке, прикладывая руку ко лбу. Кошмар, перетекший вдруг в реальность, заставил ее с воплем подскочить на кровати и инстинктивно метнуться подальше от него. Рванувшись назад, Эстелла пребольно ударилась спиной о деревянное изголовье кровати.       А в следующую секунду увидела перед собой Джаспера.       Джаспера, который, как и Хорас, теперь знал все.       Закончив свою исповедь сиплым шепотом, Эстелла окинула пространство перед собой невидящим взором. Взгляд ее уцепился за пуговицу. Пуговица поблескивала на рукаве шерстяного жакета. Жакет принадлежал все тому же Джасперу, но она не могла заставить себя посмотреть в его лицо. Или в лицо Хораса.       Эстелла бездумно ковыряла ногтем тонкую кожу запястья, не обращая внимания на саднящую боль. Хорас вдруг сделал шаг в сторону от кровати, а потом быстро вышел из комнатушки, не сказав ни слова. Девушка смотрела, как колышется штора. Грызущая боль под ребрами становилась нестерпимой.       Она горько усмехнулась про себя, ожидая, что Джаспер сейчас последует примеру брата, и ей, собственно, не в чем будет его упрекнуть. Но он этого не сделал.       — Знаешь, Эстелла, — парень тяжело вздохнул и развернулся к ней всем корпусом, опершись рукой о матрац, — иногда ты ведешь себя как законченная идиотка.       Глаза невольно метнулись к его лицу, но она подавила свой внезапный порыв и уткнулась взглядом в замысловатые узоры на покрывале.       — А ты почему остался? — процедила Эстелла. Получилось жестче, чем она планировала.       — Потому что Хорас вполне справится сам, — Эстелла с удивлением услышала в голосе брата улыбку.       — Что?..       В следующую секунду штора снова всколыхнулась, и появился Хорас с большой кружкой в руках. Эстелла перевела ошалевший взгляд с Хораса на кружку. А потом на Джаспера.       — Будем надеяться, что молоко и наши дурацкие истории действуют на тебя так же, как в детстве, — хмыкнул он.       — Если молоко не прокатит, мы с Джасом сгоняем за чем покрепче, — пообещал Хорас.       Бадди и Мигун, сидя рядышком на покрывале, смотрели на девушку блестящими янтарными глазами.       Эстелла ощутила, как невольно растягиваются в улыбке пересохшие губы и как невыносимо щиплет в носу. Четыре фигуры — две человеческие и две собачьи — неумолимо расплывались перед ее взором.       А в следующую секунду она вдруг судорожно прижала ладонь ко рту и расплакалась в голос — впервые за долгое, долгое время.       В ту ночь они снова забавляли ее своими байками, в подлинности которых сомневаться, разумеется, не приходилось. Сжимая в одной руке большую теплую кружку с молоком, другой Эстелла попеременно почесывала за ушами то Мигуна, то Бадди. Горло все еще драло от слез, и она пила молоко мелкими частыми глотками. Хорас, оказывается, добавил туда меда, безжалостно вскрыв отложенную про запас крошечную баночку. Она шмыгала заложенным носом, глядя на всех четверых, и чувствовала, как медленно, словно нехотя, ослабевает тугой узел в грудной клетке.       А несколько дней спустя Эстелла не вышла утром к завтраку. Хорас, заглянувший к ней в комнатку, с удивлением обнаружил аккуратно застеленную чистым покрывалом кровать. Эстеллы дома не было, как не было рыжего парика и черной куртки Джаспера. Последний к пропаже предмета собственного гардероба отнесся философски — раз взяла, значит, надо было.       — Она с мамой поговорить пошла, — стоя у древней газовой плиты, парень спокойно помешивал ложечкой свежезаваренный чай. В правильности собственной догадки он практически не сомневался.       — Это куда же? — удивился Хорас.       — В Риджентс-парк, братан. В Риджентс-парк.