Крылья ласточки

      Джеффри, чья затянутая в черное спина была такой прямой, что невольно создавалось впечатление, будто он сунул под пиджак кочергу, лишь на долю секунды замер перед тяжелыми двухстворчатыми дверями светлого дерева, прежде чем распахнуть их перед едва успевшей финишировать девушкой.       На ходу поправив съехавшую с плеча лямку кожаного рюкзачка, она по инерции шагнула за порог вслед за Джеффри и… остановилась, точно подошвы ботинок вдруг намертво приклеились к устланному блестящей плиткой полу.       В первую секунду ей показалось, что на нее обрушился горный поток. Звуки хлынули за шиворот, побежали вдоль позвоночника, заставляя невольно передернуть плечами, полились в уши, заполоняя голову и вытесняя царапнувшую изнанку сознания одинокую мысль о качественной звукоизоляции — на лестнице густую тишину разбивал лишь топот ее собственных подошв по ступенькам, оседающий эхом к ногам оставшегося внизу мужчины. По эту сторону двери остро лязгали ножницы, прорезая мерный стрекот швейных машин, бесчисленные мужские и женские голоса сливались с топотом не менее бесчисленных туфель и ботинок по светлой плитке, ровно гудели под высоченным потолком лампы дневного света.       Эстелла обвела пространство немигающим взором — глаза у нее, должно быть, слегка остекленели. Зал, поначалу показавшийся ей не слишком большим, явно простирался куда дальше, просачиваясь вместе со звуками в многочисленные арки, расползаясь вширь в обе стороны, и лишь где-то там, вдалеке, окончательно упираясь в глухие стены и запертые двери. Эстелла подняла глаза. Дымчато-серый сводчатый потолок разрезáли на прямоугольники ровные черные линии. Она моргнула — потолок странно рябил, отчего ей невольно захотелось протереть очки — и прищурилась.       Это был не потолок. Это была крыша. Стеклянная крыша, за которой клубились, неохотно бледнея, предрассветные лондонские сумерки.       — Мартин, да не стой же ты столбом! — резковатый оклик Джеффри, о котором она успела благополучно забыть, практически осязаемо подтолкнул ее в спину, заставляя развернуться на каблуках. — Сюда, — он махнул рукой куда-то вправо и, не оборачиваясь на девушку, торопливой деревянной походкой устремился в указанном направлении. Ей показалось, что при ходьбе он даже не сгибает колени.       — Мартин!       Решив оставить потолок на десерт, Эстелла рванула за ним, вцепившись пальцами в лямку рюкзака. Джеффри выглядел так, словно его вот-вот подкосит припадок. Впрочем, вполне могло статься, что это было его обычное состояние.       Перед глазами мельтешили одинаковые белые халаты — на шее у их обладательниц болтались кожаные мешочки с ножницами и прочими портновскими принадлежностями. Лавируя между ними, Эстелла едва не снесла с ног светловолосую девушку неопределенного возраста, спешившую к своему столу с отрезом бархата в руках. Она, одна из немногих, тоже была «в гражданском». На ходу пробормотав извинения и проигнорировав прилетевшее в спину «Смотри, куда прешь!», Эстелла настигла Джеффри через стол от блондинки и резко затормозила, скрипнув по полу подошвами ботинок. Джеффри барабанил длинными пальцами по белой столешнице, с которой его лицо за массивными очками практически сравнялось по цвету.       — Вот твое рабочее место, — он почти не делал пауз между словами. Карие глаза лихорадочно поблескивали за минусовыми линзами. — Отомри уже — манекенов здесь и без тебя хватает. Баронессе нужны идеи, так что принимайся за дело.       Эстелла обогнула похожую на изваяние долговязую фигуру и бросила рюкзак на высокий стул, чувствуя, как острый взгляд парня неотрывно следует за ней. Искоса глянув на него, девушка с напускной невозмутимостью провела подушечками пальцев по блестящей полированной столешнице, щелкнула ногтем по металлическому кронштейну настольной лампы. Удержаться не получилось — Джеффри презанятно бесился, изо всех сил стараясь сохранить на бледном лице бесстрастное выражение, которое норовило вот-вот сползти с высоких скул и стечь за туго застегнутый воротничок рубашки.       — Полагаю, мне здесь понравится, — невинно хлопнув ресницами, Эстелла посмотрела ему прямо в глаза и сложила руки на груди.       Джеффри еще больше подобрался, но взгляд не отвел. Вместо этого он как-то странно сощурился — карие радужки блеснули за стеклами очков — и напряженно дернул самым краешком рта в слабом подобии улыбки.       — Для начала продержись хотя бы до завтра.       На секунду Эстелле показалось, что в его ровном, будто отшлифованном голосе проскользнула неясная тень, подозрительно смахивающая на… сочувствие. Ее брови мгновенно взлетели вверх, скрываясь за густой рыжей челкой.       — Эй! Между прочим… — она осеклась, поняв, что выкрикнула это в его спину — прямую, как доска, и стремительно удаляющуюся от нее. Проведя свой короткий инструктаж и бросив ей в лицо сомнительное напутствие, Джеффри умчался прочь, черной тенью взрезая море белых халатов.       Она рыкнула себе под нос, провожая взглядом несуразно высокую фигуру. Взбегая по лестнице, которую Эстелла поначалу не приметила, Джеффри смахивал на застегнутого в костюм двухметрового кузнечика. Он торопился сильнее прежнего, и его широкие черные брючины с тщательно отглаженными стрелками трепетали, точно знамя на ветру. Лестница с коваными перилами вела к подобию балкона — тот вливался в застекленное сверху донизу таинственное пространство, вторым уровнем нависающее над залом. Эстелла моргнула: темная макушка Джеффри мелькнула за стеклом и быстро скрылась из глаз.       Торопливо стягивая с плеч пальто, Эстелла мельком подумала, не там ли находится кабинет Баронессы — учитывая, что именно туда так спешно убежал Джеффри. Поразмышлять о сомнительной привлекательности похожего на аквариум помещения, впрочем, ей не удалось: неподалеку раздался отчетливый смешок. Скрипнув зубами, Эстелла повесила пальто на спинку стула и развернулась к его предполагаемому источнику. Она не ошиблась. Блондинка в гражданском, ухмыляясь, смотрела на нее. С манекена у ее стола струился складками перепоясанный на талии темно-синий бархат, который она недавно несла в руках. «Баронессе нужны идеи», — сказал Джеффри. Блондинка, судя по всему, относившаяся к категории успешно «продержавшихся до завтра», корпела над одной из них — не самой удачной, с мрачным удовлетворением подумала Эстелла, — методично втыкая булавки.       — Мартин, значит? — блондинка выразительно изогнула бровь, оторвавшись наконец от манекена. Эстелла в ответ растянула губы в приветливой улыбке голодного крокодила. — Эй, Мак! — окликнула вдруг незнакомка, и к ним обернулась пробегавшая мимо девушка в белом халате. — В твоем полку прибыло. Тут у нас еще одна жертва родителей, которые хотели мальчика.       Эстелла откинула волосы за спину и смерила блондинку нечитаемым взглядом, склонив голову к плечу.       — Отчаливай, красотка, — наконец проронила она. — Не ты одна умеешь пользоваться булавками.       Резко развернувшись к своему столу, Эстелла едва не налетела на девушку, откликнувшуюся на имя «Мак». Пронзительно-синие глаза на совсем юном лице весьма успешно компенсировали невзрачный короткий хвостик русых волос, гладко зачесанных за уши. На шее у девушки болтался кожаный мешочек с портновскими инструментами.       — Не обращай внимания, — невозмутимо сказала она и с улыбкой протянула Эстелле узкую ладонь. — Я Маккензи.       — И в мыслях не было, — пожала плечами Эстелла, отвечая на рукопожатие. — Можешь звать меня Эммой. Покажешь, где у вас что? У меня тут, — она посмотрела на свой манекен, — барышня немного не одета.       — Идем, — закивала Маккензи — похоже, она сама собиралась предложить помощь — и махнула рукой в сторону одной из арок. На хрупком запястье блеснули маленькие часики. — Баронесса, — от Эстеллы не укрылось, как девушка едва заметно поежилась, — скоро будет здесь. Тебе стоит поторопиться.       Где-то позади громко фыркнула блондинка. Эстелла картинно закатила глаза, почти беззвучно произнеся одно из тех словечек, которым ее, совсем еще зеленую и до неприличия воспитанную, в свое время научили братья. Маккензи прыснула в кулак. Пальцы у нее были все в мелких царапинах от булавок — совсем как у Эстеллы.       * * *       Баронесса принесла с собой тишину.       В цехе, отделенном от главного зала аркой, продолжали стрекотать машины, но и эти монотонные, шуршащие звуки, казалось, съежились и стали глуше, стоило острому каблуку хозяйки модного дома ступить на отполированную подошвами светлую плитку.       У Эстеллы как назло пересохло во рту — в четыре утра кусок в горло не шел категорически, и она опрометчиво ограничилась чашкой растворимого черного кофе сомнительного качества, не выпив при этом ни глотка воды. Во всяком случае, девушке хотелось верить, что все дело именно в этом, а не в том, что в противоположном конце зала возникла, точно из воздуха, Баронесса фон Хеллман с неизменной тенью в лице Джеффри за спиной.       Пытаясь не закашляться — издать лишний звук казалось равносильным самоубийству — и чувствуя, как потихоньку разрастается спазм в горле, Эстелла во все глаза смотрела на женщину, каждый неторопливый шаг которой эхом отдавался от стен. Небрежно постукивая по раскрытой ладони продолговатым предметом, странно смахивающим на складной нож, Баронесса двинулась сквозь строй манекенов, за спинами которых скромно сутулились и отводили глаза представители дизайнерского ремесла обоих полов. Не считая Эстеллы, блондинка с синим бархатом и нездоровой гиперфиксацией на мужских именах, выглядела моложе всех. Эстелла то и дело искоса поглядывала на нее из-под челки, не поворачивая головы и гадая, каков будет вердикт Баронессы — выражение красивого лица фон Хеллман по мере продвижения вперед делалось все кислее.       — Скучно, — скривив ярко-алые губы, она едва ли удостоила взглядом серебристое платье без рукавов. Худой мужчина с густой копной черных с проседью волос покорно склонил голову за своим манекеном и сделал шаг назад.       Эстелла ковыряла рукав пиджака ногтем большого пальца. Блондинка покачивалась взад-вперед, стиснув руки в замок перед собой.       — Пресно, — Баронесса сморщила точеный нос, брезгливо отвернувшись от творения следующего несчастного. Массивные золотые серьги качнулись в ее ушах, наполовину скрытых замысловатой высокой чалмой цвета милитари.       Вдоль стен зала толпились портные. Оторвав глаза от металлического предмета в пальцах Баронессы — тот постукивал по ладони все чаще, — Эстелла заметила мелькнувший неподалеку русый хвостик Маккензи. Поймав ее взгляд, та натянуто улыбнулась, быстро подняв большой палец вверх, и почти сразу спрятала руки обратно за спину. Эстелла в ответ дернула уголком рта, по-прежнему теребя край рукава.       — А ты уволен, — не повысив голос ни на йоту, фон Хеллман резко чиркнула по шее ребром ладони, и такой же худой, но чуть менее высокий, чем предыдущий, мужчина инстинктивно ухватился за горло, прежде чем скорбно отступить к своему — по всей видимости, уже бывшему, — рабочему столу.       По мере приближения Баронессы пустой желудок Эстеллы, против воли своей хозяйки, съеживался все сильнее и, казалось, норовил забраться под ребра, нагло тесня легкие. Бледный — бледнее прежнего — вид Джеффри, который при последних словах Баронессы дернулся, как от удара, совсем не помогал.       Эстелла видела, как сами собой ссутулились плечи блондинки, до того не выказывавшей особых признаков волнения. Не иначе как фон Хеллман обладала способностью гнуть позвоночники одним лишь взглядом, как гнут алюминиевые ложки низкосортные фокусники на дешевых провинциальных ярмарках. Последняя мысль заставила Эстеллу выпрямить спину и посильнее, до тупой боли в мышцах, расправить плечи.       Синее бархатное платье Баронесса оставила без комментариев — если не считать за комментарий слегка сползший вниз уголок губ и снисходительный излом темных бровей. На языке взыскательной хозяйки модного дома это, вероятно, должно было означать что-то вроде «приемлемо». Скользнувшая по лицу блондинки нервная улыбка так или иначе подтверждала эту догадку.       Эстелла подобралась и на корню задавила странное желание чуть отступить назад, скрывшись от взгляда Баронессы за золотисто-зеленым рукавом, шлейфом спадающим до пола. Мысль была идиотской по двум причинам. Во-первых, хоть Эстелла и оставалась, по словам Джаспера с Хорасом, по-прежнему похожей на щепку, те дни, когда она могла спокойно спрятаться за черенком от швабры, давно миновали. Во-вторых, она не была трусихой.       И все же девушка старалась не думать о том, что будет, если она не оправдает высоких ожиданий Баронессы.       Мозг предательски рисовал в голове разочарованные лица братьев.       И еще одного человека, который, по одному ему известной причине, и без того был не слишком-то рад ее присутствию в святая святых — модном доме Баронессы фон Хеллман.       Впрочем, конкретно его мнение как раз можно было спокойно послать в...       — Хм.       Эстелла дернулась, мгновенно выныривая из размышлений — липких и спутанных, как паутина, в которую непременно попадаешь лицом в самый неожиданный момент. Взгляд быстро сфокусировался на статной женской фигуре.       Баронесса не смотрела на нее. Баронесса смотрела на золотисто-зеленое платье, задумчиво постукивая по губам указательным пальцем. Алый, в цвет помады, лак ярко бликовал в свете многочисленных ламп. Два крупных золотых кольца тихо звякали друг об друга. За правым плечом начальницы покачивался с пяток на мыски и обратно более-менее взявший себя в руки Джеффри. Еще дальше, у стены, замерла Маккензи. Она сверлила спину фон Хеллман взглядом огромных синих глаз и кусала ноготь на большом пальце.       Эстелла крепче сцепила руки перед собой. Окружавшая ее тишина, нарушаемая лишь едва слышным шорохом подошв Джеффри по полу да позвякиванием колец на пальцах Баронессы, сгустилась так, что ее при желании можно было резать ножом.       Баронессе, похоже, пришла в голову та же мысль.       В воздухе дважды сверкнула сталь.       Отсеченные лезвием длинные рукава поблескивающей лужей растеклись по плитке. А еще через мгновение Эстелла осознала, что резанувший по ушам короткий вскрик принадлежал ей.       Предмет, который она поначалу приняла за складной нож, оказался опасной бритвой.       — Что? — дернула бровью Баронесса, впервые обратив на девушку острый взгляд льдисто-голубых глаз.       Эстелла инстинктивно одернула рукав. Внешняя сторона правого запястья горячо пульсировала болью.       — Вы... — она понизила голос, — меня порезали.       Искоса взглянув на Джеффри, Эстелла обнаружила, что его белое лицо пошло пятнами. Ее чуть не разобрал смех — оставалось надеяться, что это не подступающая истерика, — и она поскорее стиснула челюсти, довольно громко клацнув зубами. Запоздалая мысль о том, что Баронесса может неправильно истолковать выражение ее лица, испарилась, не успев как следует сформироваться.       Баронессе не было никакого дела до ее лица. Поддернув вверх рукав пиджака, она с интересом ученого, обнаружившего неизвестную науке диковинную букашку, с мгновение изучала сочившийся кровью свежий порез. После чего, цепко ухватив Эстеллу за запястье — пальцы у нее были жесткие и сильные, — вздернула ее руку кверху. Неловко вывернутый локоть не замедлил отозваться вспышкой тупой боли.       — Ткани! — море белых халатов пошло рябью, потревоженное властным голосом Баронессы. — Найдется такой красный? — выражение серо-голубых глаз говорило само за себя: это был не вопрос.       Несколько портных кинулись выполнять приказ. По морю побежали во все стороны круги, как от брошенного в воду камня. В зал резко вернулись звуки, точно кто-то прикрутил рычаг громкости. Сдавливающие запястье чужие пальцы исчезли — Баронесса быстрым шагом направилась прочь, больше не взглянув на Эстеллу. Провожая прямую спину в черной блузе слегка расфокусированным взглядом, девушка неожиданно встретилась глазами с Джеффри. Не отставая от начальницы, он быстро обернулся через плечо и едва заметно кивнул ей.       Похоже, как минимум «до завтра» она уже продержалась. А платье — платье, созданное ею, — будет цвета ее же…       Эстелла рассеянно посмотрела на порез, задрав рукав пиджака. Кровь сочилась все медленнее. Алое пятнышко застывало на воздухе, стягивая кожу. Зуд вокруг ранки отрезвлял.       Точно в замедленном режиме, до нее доходило, что только что произошло.       Улыбка, расползшаяся от уха до уха, на мгновение померкла. Интересно, подумалось вдруг ей, видел ли он? Даже Джеффри удостоил ее кивком, который, если отбросить нервозную резкость его движений, долженствовал означать молчаливое одобрение. Разумеется, мнение Джона ничего не значило. Однако посмотреть ему в глаза, небрежно приобняв за плечи манекен, ей бы, пожалуй, хотелось. Она невольно повертела головой. Джона нигде не было видно, и она подавила разочарованный вздох.       Если бы Эстелла догадалась посмотреть вверх, она бы успела заметить, как высокая мужская фигура разжала стиснутые на перилах балкона пальцы и, бросив на ее рыжую макушку последний взгляд, быстро скрылась в глубине застекленной комнаты.       * * *       Он смотрел, как она задумчиво потирает запястье, не касаясь пальцами пореза. Смотрел, как вспыхивает на бледном лице улыбка. Смотрел, как она внезапно начинает вертеть головой, словно выискивая кого-то в зале. Как от резких движений хлещут по щекам лисьи пряди.       Не желая быть разоблаченным, Джон с усилием разжал стиснутые на кованых перилах пальцы и отступил в тень только для того, чтобы сразу скрыться за дверью.       У дальней стены, в углу, мерцали черно-белым экраны системы видеонаблюдения. Кабинет Баронессы вдобавок ко всему был ее глазами — в прямом смысле. Не то чтобы того требовала безопасность, отнюдь. В распоряжении Джона был не один десяток человек охраны, а у тех были свои экраны — и табельное оружие. Дело было в другом. Хозяйка модного дома привыкла держать под личным контролем все.       И всех.       Джон позволил себе поморщиться, точно от зубной боли. Он знал: талантливая девчонка отныне будет под пристальным надзором его — их — начальницы.       Он вспомнил ее лицо — там, в коридоре «Либерти». Глаза Эммы Мартин сияли куда ярче, чем в тот день, когда он впервые увидел ее на залитой солнцем Хаттон-Гарден, а она так нелепо-трогательно стискивала в руках расползающиеся во все стороны эскизы, старательно делая вид, что помощь ей не требуется. И смотрела на него. Смотрела без страха. Смотрела своими проклятыми травянисто-зелеными глазами. Своими собственными — и одновременно чужими.       А потом он отдал ее в руки той, от кого предпочел бы держать ее как можно дальше — раз уж не уберег в свое время другую девочку, совсем ребенка, одновременно похожую и не похожую на рыжеволосую чертовку с колючим нравом.       Отдал сам, не сказав ни слова.       Во-первых, он понимал, что не имел никакого права ей препятствовать. Во-вторых, что было абсолютно очевидно, попытаться воспрепятствовать Эмме Мартин мог разве что тот, кто совершенно ее не знал. А в-третьих… в-третьих, ее глаза, оказывается могли сиять еще ярче — хотя ярче, казалось, некуда. В этом он убедился, когда она на мгновение обернулась к нему, прежде чем устремиться вверх по лестнице вслед за Джеффри.       Джон на секунду сжал переносицу пальцами.       Девчонка его погубит.       Подавив желание обернуться, мужчина направился к двери — к счастью, балкон с лестницей был не единственным выходом из кабинета. Он был почти уверен: там, внизу, Эмма Мартин уже вовсю болтает с новой знакомой, юной портнихой Маккензи Прайс. Джон видел, как последняя — крошечная, похожая на студентку-первокурсницу — грызет ногти, наблюдая за традиционным проходом Баронессы сквозь строй манекенов.       В лице скромной Прайс — думал он, испытывая некое подобие удовлетворения, — Эмма вполне могла заиметь если не приятельницу, то хотя бы союзницу. Чего не скажешь о девушке из дизайнерского отдела: с ней мисс Мартин, похоже, сразу что-то не поделила. Став случайным свидетелем их короткой перепалки — пусть и не имея возможности услышать их разговор, — Джон не мог не усмехнуться себе под нос. За непродолжительный период их странного знакомства он усвоил одну вещь: Эмме Мартин палец в рот не клади — отхватит по локоть. Он знал, что она, в случае чего, не постесняется показать зубы и уж точно не даст себя в обиду.       Никому.       Кроме, разве что...       Он замер, так и не нажав на ручку двери. В кабинете он больше не был один.       — Где ты ее нашел?       Джон почти не пошевелился — только слегка повернул голову. Стоя вплотную к стеклу и сложив руки на груди, Баронесса смотрела в зал.       — О ком вы? — бесстрастно поинтересовался он, чувствуя, как затягивается узел в районе солнечного сплетения.       Воспитание не позволяло и дальше стоять к начальнице спиной, и Джон все же развернулся к ней, привычно сложив руки перед собой в учтивом жесте. В правую ладонь впился браслет часов на левом запястье.       — Не притворяйся, что не понимаешь, — снисходительно усмехнулась Баронесса, обернувшись через плечо. Красные губы дрогнули в однобокой улыбке, которая не тронула глаза. — Девчонка Мартин сказала, что вы с ней знакомы.       Джон слегка пожал плечами.       — Сожалею, Баронесса, но я не так много могу о ней рассказать, — взгляд фон Хеллман пронизывал насквозь. Будь на месте Джона Джеффри, у того, вероятно, уже случился бы нервный срыв. Джон тем временем невозмутимо продолжал: — Она дочь одного давнего знакомого, которого я не видел уже лет двадцать. Приехала устраиваться на работу, — ему начинало казаться, что в эту легенду он скоро поверит и сам. — В «Либерти» мы с ней встретились впервые, — технически, здесь он даже не солгал. — Отец попросил слегка за ней присмотреть, пока девочка не освоится в Лондоне.       Баронесса явно думала о чем-то своем.       — Не густо, — проронила наконец она, не глядя на Джона.       — Сожалею, — повторил он, с усилием отводя взгляд от сложенной бритвы, которой фон Хеллман снова принялась постукивать о ладонь. Перед глазами встал образ девушки, рассеянно потирающей запястье.       — Есть в ней... — по-прежнему пребывая в собственных мыслях, Баронесса обращалась скорее к себе, чем к нему, — что-то... — она неопределенно повела бритвой в воздухе.       Джон молчал. Баронесса была права — в Эмме Мартин действительно было что-то. Ее безусловный талант. И ему страшно не хотелось, чтобы этот талант стал ее проклятием.       Мысли Джона прервал голос фон Хеллман, внезапно вспомнившей о его присутствии.       — Ты еще здесь?       Джон знал, что это не вопрос, а требование оставить ее одну. Молча кивнув, он уже собрался развернуться, чтобы покинуть кабинет.       — Стой.       Баронесса быстро подошла к столу и, бросив на него бритву — та громко ударилась о дубовую столешницу, — расстегнула на шее золотую цепочку.       — Отнеси в хранилище, — сделав несколько шагов в сторону Джона, она бросила ему кулон, не потрудившись подойти ближе. Его пальцы сомкнулись на крупном рубине. — Меня пару часов не будет. Встреча с Роджером. Их снова что-то не устраивает, — ее губы ядовито скривились. — Этих кретинов, называющих себя владельцами, — она показала в воздухе кавычки, — модных бутиков. Порой мне хочется пустить их на корм своим собакам.       «Порой», мысленно усмехнулся Джон, скопировав ее небрежную интонацию. В остальное время тебе наверняка кажется, что твои пятнистые монстры заслуживают лучшего.       Вслух он не сказал ничего — только коротко кивнул и вышел из кабинета.       Несколько минут спустя за его спиной вспыхнули красные лучи охранной системы, отрезая от лишних глаз и рук, помимо прочего, аккуратно уложенный в футляр рубиновый кулон и запертый на ключ небольшой резной сундучок темного дерева — его бронзовые ручки слабо поблескивали в холодном алом свете. Джон чуть поспешнее, чем это было необходимо, захлопнул тяжелую металлическую дверь и дождался негромкого щелчка автоматической блокировки замка.       После чего широким шагом направился прочь. Оставалось еще кое-что, что он намеревался сделать, и о чем Баронессе определенно не следовало знать.       Зал встретил его шумом голосов: внезапное отбытие леди фон Хеллман вместе с вездесущим ассистентом удачно совпало с обеденным перерывом, который, благодаря этому в высшей степени приятному стечению обстоятельств, в кои-то веки действительно мог стать таковым. Под пристальным взором холодных голубых глаз кусок в горло обычно не шел, лезвие в бледных пальцах нервировало до колик, а вариант выскочить на пятнадцать минут в ближайшую закусочную и вовсе казался вполне себе неизбитым способом покончить со своей бренной жизнью.       Впрочем, при появлении в зале Джона децибел сразу заметно поубавилось — привычная ситуация. В их представлении он был чем-то вроде обладающей собственным разумом тенью Баронессы, а значит, бояться его следовало не меньше. Самогó Джона это перестало волновать давно — если вообще волновало хоть когда-то, в чем он уже не был уверен.       Игнорируя раздававшиеся то тут, то там шепотки и изредка кивая в ответ на неуверенные приветствия тех, кто посмелее, он огляделся в поисках ярко-рыжей макушки.       Эммы Мартин в зале не было. Как и Маккензи Прайс.       Обе нашлись в швейном цехе, отделенном от зала аркой. Прислонившись плечом к стене и сложив руки на груди, Джон смотрел, как Эмма, сидящая на краешке столешницы рядом со швейной машиной, болтает в воздухе ногами. Время от времени невысокий каблук ботинка ударялся о металлическую ножку стола. Маккензи осталась сидеть на стуле, развернув его боком и облокотившись о столешницу. Вскрытый пакет круассанов из супермаркета лежал на столе между девушками, завершая картину.       Раздумывая, не стоит ли ему зайти чуть позже, Джон внезапно натолкнулся на взгляд расширившихся синих глаз. Заметив его, Маккензи чуть не уронила стул, поспешно вскочив на ноги.       — Сидите, мисс Прайс, — поняв, что разоблачен, он подошел ближе. Другие оставшиеся в цехе портные заметно притихли. — Все в порядке.       Та послушно плюхнулась обратно, правда, как-то слишком уж резко, словно у нее внезапно подломились колени.       Эмма Мартин, в отличие от новой знакомой, осталась сидеть на столе, по-прежнему болтая ногами, но почему-то забыв выдернуть из зубов круассан. Пристегнутая к поясу серебристая цепочка змейкой свернулась на ее бедре.       — Мисс Мартин, — он кивнул ей, словно они не виделись всего несколько часов назад. — Простите, что отвлекаю. Вы не могли бы уделить мне пару минут?       * * *       Она смотрела на него, как на привидение. Безукоризненно вежливое, мать его, элегантное привидение, которому от нее что-то было нужно. Его бесстрастный взгляд и деловой тон, от которых она, признаться, успела отвыкнуть, наждачкой прошлись по коже. Маккензи, судя по прямой, как доска, спине, и вовсе пребывала где-то в прострации. Эстелла вдруг вспомнила, что так и сидит с надкусанным круассаном во рту, и едва сдержалась, чтобы не выругаться вслух — учитывая, что челюсти у нее были заняты, вышло бы довольно феерично. Поспешно прожевав откушенный кусок, она с деланной небрежностью повела в воздухе рукой, в которой, зачем-то оттопырив мизинец словно чертова аристократка, держала пустой, без начинки, хвостик от круассана.       — Без проблем, Джон, — и спрыгнула со стола, свободной рукой оправляя полы перепоясанного пиджака.       Боковым зрением уловив слабое движение слева, она обернулась и тут же напоролась на взгляд круглых, как блюдца, синих глаз Маккензи. Та смотрела на нее так, будто Эстелла при всем честнóм народе сунула голову в пасть льву и для верности дернула его за кисточку на хвосте. В ответ на вопросительный взгляд Эстеллы девушка только едва заметно покачала головой.       Эстелла исподтишка глянула на Джона. Маска невозмутимости сидела на его лице до неприличия безупречно, словно ни у нее, ни у Маккензи не было крупным шрифтом написано на лбу, кто является предметом их молчаливого диалога. Странным образом этот его бесстрастный вид привел Эстеллу в чувство. Небрежно махнув Маккензи рукой и запихнув в рот остатки круассана, она шагнула к Джону, выражая готовность следовать за ним. Опомнившись, она пропустила мужчину чуть вперед и быстро отряхнула ладони от крошек, только после этого поравнявшись с ним.       В одном она убедилась наверняка: в последние двое суток чертовы коридоры ее преследовали. Единственное различие между коридором «Либерти» и коридором, по которому они шли теперь, состояло в том, что последний в конце концов уперся в кабинет Джона.       Он открыл перед девушкой дверь, позволяя ей войти первой. Она с любопытством заозиралась по сторонам, но почти тут же спохватилась и с деланным равнодушием сунула руки в карманы черных галифе, принимаясь украдкой рассматривать кабинет из-под спадающей на глаза рыжей челки.       Закрыв за ними дверь, Джон прошел к своему столу у противоположной стены. Стол у него был ничуть не хуже, чем у безымянной герцогини из «Либерти» — массивный, с по-мужски сдержанной резьбой, покрытый темным лаком. Перед столом, полубоком к нему, стояла пара кресел для посетителей.       Двинувшись было в сторону кресел, Эстелла на последних метрах неожиданно усмехнулась и взяла курс влево, вставая спиной к окну. Сев напротив его стола, она наверняка стала бы походить на школьницу в кабинете директора, а значит — с самого начала лишила бы себя любого преимущества. Не вынимая рук из карманов, она прислонилась поясницей к подоконнику.       Джон ее выходку явно оценил: Эстелла заметила, как по бледным губам пробежала едва заметная тень улыбки. Внутри у нее что-то екнуло. Такое выражение его лица — обращенного к ней — ей, оказывается, нравилось куда больше бесстрастной, без единой эмоции, маски, в которой он явился в швейных цех. Эстелле неожиданно захотелось похлопать себя по щекам.       — Зачем вы меня позвали? — поинтересовалась девушка, довольно быстро сумев смахнуть с себя паутину замешательства. К счастью, свет был у нее за спиной, и ее лицо оставалось в относительной тени. — Хотели спросить о моих успехах? — разумеется, вас ведь там даже не было.       Джон стоял, опершись бедром о край столешницы и привычно сложив руки на груди.       — Вы произвели впечатление, Эмма.       Ее брови взмыли вверх в немом вопросе.       — Я видел вас. И ваше платье. Баронесса кажется вами довольной.       Ей показалось, что по его лицу скользнула тень. Впрочем, она исчезла практически сразу, а может, ее не было и вовсе — Эстелла не была уверена. А еще она не была уверена в том, какие из его слов отозвались внутри бóльшим теплом — о том, что ею осталась довольна Баронесса, или о том, что он был тому свидетелем.       — Это она вам сказала? — она мысленно встряхнулась и улыбнулась одним уголком рта.       — Да.       Подоконник потихоньку начинал впиваться в поясницу. Игнорируя тупую боль там, где он встречался с ее спиной, Эстелла с интересом — почти не преувеличенным — принялась рассматривать книжные полки, тянувшиеся вдоль противоположной стены.       — Что вы ей сказали? Ну, — она пожала плечами, — про нас с вами, — и бросила на него короткий взгляд.       Джон приподнял бровь. Эстелле тут же захотелось откусить себе язык и выплюнуть его на ковер: осознание двусмысленности сказанного вспыхнуло в мозгу, задорно переливаясь цветными лампочками. Неутешительные прогнозы начинали сбываться: необъяснимое впадание в крайнюю степень кретинизма в его присутствии не слишком медленно и пугающе верно перерастало в тенденцию.       — То же, что и Элфорду, — Джон, если ее сконфуженный вид его и позабавил, был слишком вежлив, чтобы показать это.       — Я скоро сама в это поверю, — буркнула Эстелла, встряхивая волосами и поправляя берет. Потом, поразмыслив, добавила: — Мне жаль, что... ну, что с «Либерти» так вышло. Я вас, похоже, подставила, — на этот раз она живо заинтересовалась носками собственных ботинок.       Джон обошел стол и присел на его край, практически зеркаля ее позу. Теперь их разделял только угол одного из кресел.       — Скажите, Эмма, — она подняла глаза. Он внимательно смотрел на нее. — Вы бы жалели, если бы не приняли предложение Баронессы?       Удивленная такой постановкой вопроса Эстелла довольно громко — пожалуй, чуть громче, чем собиралась, — фыркнула. Он еще спрашивает?       — Разумеется!       — Тогда не думайте об остальном, — Джон с легкой улыбкой пожал плечами.       Мягкий взгляд серо-зеленых глаз мгновенно остудил ее пыл — Бог знает в который раз. Эстелла торопливо вытащила руки из карманов и стиснула их на груди, потерев ладонями плечи, точно от холода.       — Вы сказали, что видели мою работу, — брякнула она прежде, чем успела себя остановить. — Что думаете?       По мужскому лицу снова пробежала тень — на этот раз более отчетливая. Эстелла недоверчиво прищурила глаза. Тень, словно дразня ее, исчезла так же быстро, как и появилась. Только взгляд его остался нечитаемым.       — Я бы оставил все как было.       Девушка невольно вздрогнула. Джон посмотрел ей прямо в глаза, и ей захотелось выругаться. Под этим его взглядом у нее совершенно не выходило лгать — а она знала, о чем он спросит.       — Покажите вашу руку.       Решив не сдаваться без боя, Эстелла насмешливо выгнула бровь и расслабленно уронила руки, зацепившись большими пальцами за карманы брюк. Цепочка на поясе тихо звякнула. Джон смотрел не моргая — было в этом что-то жутковатое.       — О чем вы? — отвешенная самой себе мысленная пощечина помогла выдать почти искреннее удивление. — Что вы хотите там увидеть? — откровенная насмешка должна была закрепить эффект.       — Вы знаете, что.       Она услышала, как скрипнули ее зубы. От цепкого взгляда Джона явно не ускользнула проступившая на ее лице гримаса досады. Он вздохнул и уже мягче повторил:       — Дайте мне руку, Эмма. Пожалуйста.       — Черт с вами, — мрачно буркнула она, сдаваясь. — Смотрите, если вам так хочется.       Развернувшись к окну, Эстелла уставилась на затейливое переплетение кованой решетки, большим пальцем левой руки продолжая цепляться за карман галифе, а правую протянув в сторону.       Джон молча подошел к ней — в нос ударила прохлада знакомого мужского парфюма — и, осторожно придержав ее протянутую руку за основание кисти, поддернул вверх черный рукав пиджака. Она скосила глаза вправо, стараясь не поворачивать головы, и чертыхнулась про себя.       — Почему не обработали? — Джон смотрел на вновь открывшийся порез, оказавшийся, очевидно, глубже, чем она думала. — Неужели не чувствовали, что болит?       Пытаясь абстрагироваться от ощущения теплых сухих пальцев на своей коже, Эстелла снова уставилась в окно и небрежно повела плечами.       — Я выросла на улице, Джон, со всеми ее прелестями, — ей показалось, что пальцы на ее запястье на мгновение сжались чуть сильнее. — А еще я неплохо умею изображать обморок. Прямо так, знаете, плашмя хлопнуться могу. Ну и как думаете, сильно меня волнует боль?       — Уверен, что не сильно, — в его голосе сквозило ледяное спокойствие, точно они говорили о погоде.       В следующую секунду ощущение чужих пальцев на запястье пропало. От неожиданности Эстелла невольно обернулась — взгляд уперся в широкую мужскую спину.       Обогнув стол, Джон распахнул створки одного из стенных шкафчиков и извлек оттуда небольшую пластмассовую коробку.       — Подойдите, Эмма, будьте добры.       Насупившись, она смотрела, как он достает из коробки упаковку стерильных бинтов и бутылочку антисептика.       — Я вам уже сказала, Джон...       — Вас не волнует боль, — невозмутимо кивнул он, даже не взглянув на нее, и продолжил бесстрастным лекторским тоном: — Однако, полагаю, вы не станете отрицать, что представителям вашей профессии особенно следует беречь руки, — он наконец поднял глаза. — Разве нет?       Эстелла фыркнула, но к столу все же подошла — не спеша, небрежно поигрывая в пальцах пристегнутой к ремню цепью.       — Так у вас здесь перевязочная? Принимаете всех с производственными травмами? — встав к столу спиной, она оперлась о него ладонями и, подпрыгнув, уселась на край столешницы. Цепочка звякнула о дерево. — Кушетка вот только высоковата.       Упиваться собственной наглостью ей пришлось недолго. Во-первых, Джон самым возмутительным образом проигнорировал ее, как она надеялась, довольно дерзкие слова и действия, словно в них не было ничего из ряда вон выходящего. Во-вторых, выше она от этого не стала. Он по-прежнему смотрел на нее сверху вниз, а ее взгляд упирался в узел черного в стальную полоску галстука.       — Давайте сюда, — он протянул ей свободную от пропитанного антисептиком бинта руку, и она — в который раз — вложила в нее свою, одновременно дергая рукав кверху.       Порез выглядел отвратительно. Запекшаяся кровь смешивалась со свежей, потихоньку сочившейся из растревоженной трением о ткань ранки. К тому же, все это дело она умудрилась еще и размазать по коже, так что запястье вокруг пореза приобрело крайне уродливую тигриную раскраску красно-бурого цвета. Эстелла скривилась и принялась от нечего делать привычно болтать ногами в воздухе. К счастью, Джон стоял чуть в стороне. Иначе она рисковала бы зарядить носком тяжелого ботинка ему в колено и умереть от стыда в обществе нескольких папок с документами и подставки для перьевых ручек.       Наклонив голову так, чтобы челка падала на глаза, она смотрела на его руки поверх очков. Одной он снова держал ее за запястье, другой осторожно промакивал порез бинтом, убирая кровь. Из-под левого рукава поблескивал уже знакомый серебряный браслет.       В какой-то момент тишину кабинета, нарушаемую только едва слышными тиканьем его часов и шипением антисептика, начал теснить и сминать, постепенно становясь громче, нарастающий гул — похоже, над их частью Лондона пролетал на низкой высоте самолет. Эстелла успела подумать, что Хитроу, вроде бы, находится где-то совсем не здесь, прежде чем с содроганием осознала: это не самолет.       Это чертова кровь шумит, пульсируя, у нее в ушах.       Почти как тогда, при приближении Баронессы к ее манекену, только... сильнее. Да и сердце как-то странно зачастило, то и дело сбиваясь с ритма — точно нетрезвый барабанщик на военном параде. Эстелла зажмурилась.       А потом, приоткрыв один глаз, снова покосилась на мужские руки — теперь они аккуратно наклеивали на промытый порез широкую полоску пластыря, разглаживая концы большими пальцами, — гадая, что в них — или в их владельце — такого страшного. Помимо, разумеется, того, что она уже о нем знала.       — Ну вот и все, — Джон бросил упаковку от пластыря в корзину для бумаг. — Можете возвращаться к работе, мисс Мартин. Полагаю, теперь вашему здоровью ничего не угрожает — если, конечно, не надумаете продемонстрировать свое искусство падения в обморок. Плитка в цехах довольно твердая.       Она подняла голову и посмотрела на мужчину так, словно не ожидала его здесь увидеть. Словно не сидела, вяло покачивая ногой, на столе в его собственном кабинете, демонстрируя — как наверняка сказала бы Маккензи — крайнюю степень слабоумия и отваги.       Джон деловито собирал медикаменты в коробку. Однако, не дождавшись от притихшей Эстеллы привычного язвительного ответа, с беспокойством взглянул на нее, замерев с закрытой коробкой в руках.       — Эмма, с вами все в порядке?       — А? — девушка встрепенулась и едва не свалилась со своего насеста. — А... — последние минут пятнадцать интеллект из нее прямо-таки фонтанировал. Она досадливо поморщилась. — Да, все путем. Если ухну с лестницы, буду знать, куда ползти за первой помощью, — и бесшумно спрыгнула на толстый ковер, проехавшись поясницей по ребру столешницы.       Тихо усмехнувшись — похоже, такой ответ его вполне удовлетворил, — Джон развернулся к шкафчику, чтобы водворить коробку на место. Эстелла буравила его спину задумчивым взглядом, постукивая указательным пальцем по краю стола. В груди было муторно, словно она стояла на краю обрыва спиной к пустоте.       Теперь, когда он на нее не смотрел — и не касался ее руки, — к ней потихоньку начала возвращаться способность соображать. Наверняка всему виной была трусишка Маккензи. Как, впрочем, и все остальные. От Эстеллы не укрылось, как первая едва не своротила стул при его появлении, а последние вежливо расступались перед ним, роняя взгляды в пол. Прямо как перед Баронессой.       С кем поведешься, мрачно подумала Эстелла и осеклась, поняв, что смотрит Джону не в спину, а... в глаза.       Покончив с коробкой и закрыв шкафчик, он с интересом взирал на застывшую истуканом девушку. Судя по всему, стоял он так уже довольно давно.       — Ну, — она мгновенно пришла в себя, точно за шиворот ей опрокинули ведро воды, и криво улыбнулась, — спасибо, что подлатали. Теперь я, вероятно, не истеку кровью и не умру, и вам не придется отчитываться перед моим воображаемым отцом.       Джон хмыкнул и, похоже, о чем-то вспомнив, вскинул руку с часами.       — У вас еще полчаса законного перерыва на обед, Эмма. Берите-ка мисс Прайс и отправляйтесь в кофейню за углом. Всухомятку вы долго не протянете, — видимо, ее бледный вид он истолковал по-своему. — Круассаны, к слову, там пекут весьма недурно, — добавил он как бы между прочим.       Она удивленно приподняла брови, забыв на мгновение о тугом узле под ребрами и странном жаре в обычно ледяных ладонях.       — А как же?..       — Баронесса вернется самое меньшее через час.       — Уверена, Маккензи эта новость обрадует, — ухмыльнулась Эстелла, поправляя очки — те успели съехать на самый кончик носа. — Что ж... — двинувшись в сторону двери задним ходом, она чуть не врезалась в подлокотник кресла и в который раз мысленно наградила себя парой красочных эпитетов. — Увидимся, Джон.       И, развернувшись, затрусила к выходу из кабинета, стараясь не думать о том, что его взгляд, вероятно, провожает ее спину.       Уже взявшись за ручку двери, она кое о чем вспомнила.       — Джон?       Оглянувшись через плечо, она увидела, как он отложил на стол какую-то папку и вопросительно посмотрел на нее.       — По поводу того платья, — Эстелла поскребла ногтями металлическую ручку. — Вы сказали, что оставили бы все как было.       — Да.       — Вы сказали так только из-за?.. — она неосознанно потерла правое запястье.       — Нет. Ваш вариант мне действительно понравился больше.       Эстелла открыла рот. Потом закрыла. А потом молча выскользнула в едва приоткрытую дверь.       В груди по-прежнему было тесно и муторно.       И еще почему-то тепло.