***
В ходе последних новостей, Роберт ничего не придумал, как поселить девушку у себя дома, вместе с женой, двухгодовалым сыном и подрастающей дочерью. Он понадеялся, что Китти, его жена, отнесется к девушке менее враждебно. — Китти, — Роберт вошел в дом вместе с Барбарой. Она держала в руках свою шляпу и осматривалась в помещении: всё было в точности наоборот, как в её домике мечты: пессимистичные цвета обоев, широкий круглый стол из темного дерева и шерстяной коричневый ковер, что был по своей текстуре очень жестким, строгим. — Роб? — миссис Оппенгеймер вышла к мужу, в руках у неё была одежда для прачки, — Кто это? — Долгая история, — мужчина откашлялся, — В общем-то, взрыв прошел успешно, только вот на месте взрыва появилась… Барбара. Его жена в недоумении подошла к попаданке и словно ребенок осмотрела её. — Шпионка? — спросила Китти. — Никак нет, — ответил Роберт. Барби молчала, не зная что и сказать. В её мире не было ни брака, ни детей. Не было понятия: муж, жена. Даже романтических отношений между Барби и Кенами не было, хотя Кены постоянно намекали Барби, но те отшивали их. — Я не мог её оставить в Лос-Аламосе. Лесли уезжает к семье, на смену к нему этот Кеннет Николс, что как сторожевая собака сразу начнет лаять Штраусу… Китти помнит о конфликтах между Льюисом и её мужем, поэтому отпустила лишь короткий выдох, говоря о принятии и безысходности решения оставить Барбару в их доме. Оппенгеймер понимал и знал, что его жена не доверяет ему и будет ревновать, однако ничего с этим он не мог поделать. Теперь жизнь Барбары на его плечах и он постарается сделать всё, чтобы последняя вернулась в свой родной край. Однако, не знал какими именно способами и является её появление в Лос-Аламосе магией, волшебством? Китти дала Барбаре другую одежду: летнее желтое платье, а её розовые вещи спрятала далеко в шкафу. Барби обрадовалась обновке, поскольку этот костюм был очень неудобен и в моментах даже сковывал движения ног девушки. Барбара также познакомилась с маленькими детьми пары и даже немного привязалась к Питеру и Кэтрин Оппенгеймер.***
— Роберт, а что такое ядерная бомба? — спросила Барбара, когда семья сидела за ужином. Точнее, только Роберт и Барби, ибо Китти ушла откладывать детей на ночной сон. Оппенгеймер промолчал, хлебая картофельный суп, что приготовила Китти. Он любил еду своей жены не меньше, чем её саму, но в последние годы отношения между супругами были напряженными. Сам он не понимал из-за чего, но кажется именно из-за Манхэттенского проекта. Роберт просто забрал Китти из её городской жизни в самую глушь. — Знаешь что такое взрыв? — мужчина всё же ответил на вопрос Барбары спустя жалких тридцать секунд. — Да. но не совсем, — опечаленно ответила девушка, пытаясь попробовать на вкус горячее блюдо, — Ай! — она обожглась. — Осторожней, — мужчина улыбнулся, — Ты впервые ешь супы? — Я впервые ем, — Барбара не отрицала того факта, что с попаданием в этот мир она начала чувствовать голод и ей казалось, что в её теле что-то меняется, — На удивление, еда оказалась вкуснее, чем я думала. — Как же ты жила раньше? — физик понимал, что ответа на этот вопрос не последует, ведь понятно, что девушка не жила, а лишь существовала в своем идеальном мирке без проблем. — Так ты не ответил, — Барбара перевела тему. — Большой взрыв. Большой поток энергии, — Роберт задумался. Ведь этим «простым взрывом» можно убить тысячи, сотни тысяч людей и все эти люди не будут знать, что созданием сего творения был именно он. Может их семьи узнают потом, возненавидят его, но сам президент ему говорил, что: «Вы лишь создаете, а как воспользоваться решаю я». Только придурок может не понять, что его оружие создавалось с одной целью — целью массового поражения. Вот почему Роберт был аккуратен, вот почему он конфликтовал со Штраусом и вот почему он не был рад удачному запуску, хотя всё равно немного, где-то там, в душе, был счастлив своему творению, ибо не зря потратил столько времени и средств. — И этот взрыв способен уничтожить тысячи людей, — добавил Оппенгеймер, — Я рад, что ты не знала о таком. — То есть, они умрут? И всё? — девушка опешила. Не знала ли она до этих самых пор, что жизнь человека может закончиться так быстро, словно по щелчку пальца. — Да. — Их история закончится? Они не смогут потом улыбнуться, надеть новую одежду, порадоваться за близких? — Да. — Они не смогут открыть утром глаза, быть счастливыми от нового дня? Засыпать ночью под блеском сотни звезд и смотреть на каждую, словно в первый раз? — её руки дрожали. — Да, — с тем же холодом отвечал Оппенгеймер. — Тогда, их весь путь до момента смерти стирается? Словно их не существовало до этого? — Человек будет жить вечно, пока о нём помнят, Барбара, — Роберт закончил с супом. Аккурат взял тарелку, встал со стола и положил в наполненную от посуды раковину, — В этом и суть человечества. Я тоже рано или поздно умру. — А ты задумывался о смерти? — спросила девушка, последовав примеру Оппенгеймера и на мгновенье, они снова встретились взглядами. Их руки случайно соприкоснулись в момент подачи посуды в раковину. Снова этот ток. — Да, когда проектировал бомбу, — Оппенгеймер убрал руку, — Этот ток… ты тоже его чувствуешь? — Каждый раз, когда прикасаюсь к твоим рукам, — Барби засмущалась. Она не знала, что слова, только что произнесенные из её уст, будут столь романтичны, столь особенными для Роберта. В его голове выросла новая идея. — Если ты говоришь правду, то ток может быть связан как-то с твоим перемещением из другого мира. Что если, пока ты находишься здесь и я контактирую с тобой, то мы делаем только хуже для наших миров? Барби выдохнула, поскольку Роберт не понял романтического подтекста в её словах, в их прикосновениях. Может это и к лучшему, ибо они знакомы только день. Она не знает его, он не знает её, но что-то в этом мужчине со странной шляпой и в необычном прикиде было особенное. Пока она не понимала что именно и была слишком наивна, чтобы понять, но она это ощущала. А Роберт всё прекрасно понимал. Может, эта девушка была чуть по красивее всех тех, что он встречал до этого. Может, она была особенной, не другой, с чужого мира. Может, всё что она делает это не из-за потери памяти, чей причиной был столь огромный взрыв, а её попаданчество в его мир? Она не знала что такое война, бомба, не понимала причудливый стиль одежды его и генерала Гровса, не знала что такое суп и впервые видела маленьких детей, и наверно именно это отличало её от остальных людей. Мужчина не отрицал, что ему нравится времяпровождение с Барбарой, поскольку он никогда прежде не встречал тот наивный и ребяческий взгляд, что был присущ только ей, ведь даже дети от пяти лет понимали всю суть и реальность этого бескорыстного мира. А ведь Барби радовалась по детски, пугалась по детски, спрашивала нелепые вопросы и одновременно с этим думала порой о совсем тех вещах, что думают люди во время войны — о смерти. Но и её мысли были настолько другими, что хотелось слушать и слушать откровенности Барби, что хотелось дальше открывать мир доверчивой девушке. И Роберту это нравилось. Может, он и готов был разочароваться в девушке, но и этого ему не хотелось — разочаровываться. Он знал людей, читал их, но прочитать эту незнакомку, что изначально явилась перед ним в идиотских розовых сапогах, ковбойской белой шляпе и розовом костюме кантри, он не мог.