Семейное гадство

Сквозь шум льющейся с потолка воды раздалось лязгающее щелканье обтягивающей шестеренки цепи, и из чернильных пучин ядовитого озера к поверхности поднялась лунная тропа. По ней бесшумной поступью проследовал подол малахитового ханьфу, чтобы остановиться прямо перед подвешенным, будто звериная шкура, силуэтом. На подносе в руках вошедшего был привычный набор: пресный чай и пустая рисовая каша… Только вот сегодня их дополняла пиала со сладким: ярко-красные финики, семена лотоса и арахис — по горсточке всего. — Сяоди, с тех пор как этот ничтожный подвесил твое тело на цепях и определил часы, чтобы лично заниматься твоим кормлением, ты стал более кроток нравом. Ссыпав сладости с блюдца в плошку с кашей, тюремщик с родительской заботой тщательно перемешал получившееся ложкой. Поднимающийся от плошки пар загустевал облачком в мерзлом воздухе темницы. — Если сердце сяоди нашло примирение, что может доставить этому ничтожному еще большую радость? Надеюсь, сяоди, ты тоже порадуешься за меня. Подув, Чжучжи-лан поднес к потрескавшимся губам Ло Бинхэ ложку с молочной кашицей, посреди которой пунцовел сочный плод. — Ведь совсем скоро твой учитель и я принесем друг другу клятвы.

***

Со дня объединения царств демонов и людей прошел, быть может, целый сезон. Акварельные краски весны должны были смениться душным дурманом лета, но Шэнь Цинцю по виду из своего окна едва ли мог ощутить это: со дня, когда пики Цанцюн были сровнены с землей, небосвод заволок вечный смог, будто в небе над Пекином. Дворец Хуаньхуа, который Шэнь Цинцю не покидал с первого дня добровольного заточения, пострадал куда меньше. Когда-то последний выживший заклинатель был принесен сюда в пасти змея, и с тех пор только ел, пил, спал да слонялся без дела, частенько разбавляя досуг подобного ему бездельника Тяньлан-цзюня за совместным чтением книг. В конце концов, он вернулся к тому, с чего начал: запершись в четырех стенах, Шэнь Цинцю проводил безрадостные дни, межуя удовлетворение базовых потребностей с чтением низкосортных брошюр. Найдя в лице Тяньлан-цзюня сравнимого с собой по уровню литературного критика, он и вовсе не стеснялся уподобляться себе из прошлого за бурным обсуждением какого-то дрянного романа, что читать прежнему горному лорду было бы просто немыслимо. Он в действительности вернулся к тому, с чего начал: лица погибших товарищей снова представлялись безжизненными картонками кем-то прописанных героев — так смириться с их смертью было куда проще. Шэнь Цинцю не раз размышлял, что весь этот мир — всего лишь вариация хренового романа паршивого автора и что подобных макрокосмов, быть может, бесчисленное множество. Вот только конкретно этот мир отличался особенной хреновостью, и здешние небеса покинул даже Бог, ведь окошко Системы больше не появлялось перед его глазами. Шэнь Цинцю недоумевал, зачем он все еще существует, забирая терабайты серверов высшего искусственного интеллекта. Его миссия была провалена. Прежде непобедимый протагонист, по заверениям Чжучжи-лана, теперь отдыхал в Водной тюрьме — нелепейшая насмешка над его прошлым величием. Весь первоначальный концепт Пути гордого и бессмертного был вывернут наизнанку, покрывшись, словно волдырями, метками о плохом финале, серой моралью и прочим ангстом, что загонит любой роман в бездны топа. Быть может, состояние Шэнь Цинцю можно было бы назвать депрессией, но стагнация, разочарование и скука были хорошо знакомы ему по прошлой жизни, потому держался он сравнительно неплохо. Не теряя аппетита и воли вставать с постели каждое утро, он ел еду, приготовленную Чжучжи-ланом по рецептам, что Тяньлан-цзюнь вычитал из кулинарных пособий. Заказывал новые книги и интересовался последними новостями в их никчемном сломанном мире. В последнем, кстати, было все совсем не плохо — для Тяньлан-цзюня и его племянника, конечно. Установленный Ло Бинхэ за пять лет порядок в Царстве демонов будто по наследству перешел в руки отца. А участь людей… ох, Шэнь Цинцю не любил портить ни себе, ни кому-либо еще аппетит за очередным обедом. Однако Тяньлан-цзюнь справлялся с подобной задачей на отлично: при должном настроении пощекотать нервы своему драгоценному гостю (а порой и племяннику) ему было только в радость. Сегодня, видимо, был именно такой день. — Должно быть, вы знаете, мастер Шэнь, что в прежние годы, когда я был достаточно молод и пылок нравом, земли демонических царств скреплялись под моим командованием реками крови. Я бы не назвал такой путь варварским… Просто в нашей культуре, если ты не используешь силу, нет иного способа донести до сведения противника свою волю. Шэнь Цинцю приходилось молчаливо внимать чужому монологу. Речь Тяньлан-цзюня была витиевата и неспешна, однако Шэнь Цинцю нередко пользовался этим, уходя ненадолго в себя, чтобы затем откликнуться лишь на конечную мысль, емко умещенную в адресованный заклинателю вопрос. — Но по мере пополнения моей библиотеки романами из-под человеческого пера я, кажется, начал все более проникаться вашим искусством управления государством законно и бескровно… В обществе демонов принято считать, что люди стремятся перекроить свою суть в угоду несбыточным идеалам. Но недавно я обнаружил одно из ярчайших опровержений этому: я думаю, что законное управление государством в мире людей воплощает одно из самых бессознательных и неудержимых желаний живой плоти… Это жажда любви. Я нахожу это весьма романтичным. Тяньлан-цзюнь сделал паузу, чтобы осушить пиалу с обжигающим губы чаем, и Шэнь Цинцю, вынырнув из внутренних размышлений, наконец прислушался к собеседнику: после такого Тяньлан-цзюнь всегда подводил итог своим рассуждениям. — Со времен объединения наших миров и упразднения заклинательской власти люди мало верят царствующим силам. Демоны, памятуя о прежних обидах, тоже не станут смягчаться по собственной воле, потому мы как правители нового времени должны на собственном примере показать, как достичь мирного сосуществования. Чжучжи-лан, мой племянник, с самой первой встречи питает к мастеру Шэню нежную признательность и с тех пор не раз жертвовал собственной жизнью, чтобы уберечь вас от перипетий судьбы. Так как вы смотрите, мастер Шэнь, на то… чтобы заключить с моим племянником династический брак? Право, я не могу усмотреть в этой затее хотя бы один недостаток. Бледное лицо Чжучжи-лана, обычно прислуживающего им за столом, залилось нежным румянцем, и он поспешно удалился, дабы принести орехи. Шэнь Цинцю, до сего момента занятый поеданием жирного супа со свининой, отстранился от своего занятия и взглянул на Тяньлан-цзюня. Его брови сдвинулись к переносице, а губы искривила улыбка, выдающая весь скепсис, с которым он воспринял данное предложение. — Этому мастеру кажется, что Тяньлан-цзюнь путает окружающую нас действительность с недавно прочитанным романом. При всем уважении… это фантастическое предложение я не могу принять всерьез. Этим Шэнь Цинцю посчитал, что ознаменовал конец неудавшегося разговора. Не успел он вновь погрузиться в поедание остывающих кушаний, как его слух прорезал хорошо знакомый писк, а перед глазами возникло окно уведомления, так сильно контрастирующее своим холодным цветом с теплом и уютом столовой. [Штраф за неверно принятое решение: -500. Текущий счет Пользователя: 115] [Текущая версия Системы 2.0 приветствует Пользователя! Миссия «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» Статус: начата] Шэнь Цинцю выронил из рук деревянную ложку. Жирные капли супа испачкали складки ханьфу на груди, но лицо заклинателя даже не дрогнуло от столь неприятной напасти: оно было бледно и неподвижно, будто только что Шэнь Цинцю увидел в своем супе призрака. Чжучжи-лан, принесший пиалы, полные орехов, так и застыл в дверях. Какого черта. Проглоченные ранее куски свинины и корень лотоса тяжелым грузом прибили его таз к стулу. — Я не хотел вызвать в душе мастера Шэня столь жаркое возмущение… и ужалить словами наподобие застрявшей в зубах кости, — по-видимому, так Тяньлан-цзюнь интерпретировал выражение на странно скованном лице Шэнь Цинцю. — Я понимаю, что игра на желании плоти, о котором я говорил ранее, при данном раскладе более направлена на наших подданных. Подобно зрителям в театре, они станут опосредованными свидетелями упомянутого таинства. Как правило, со стороны чувственный опыт всегда кажется ярче, что и побуждает зрителя сопереживать героям, а также жаждать воплощения в собственной жизни той же близости… Однако для актеров романтические сцены нередко бывают затруднительными. Я уверен, что, ежели вы пожелаете поразмыслить над моим предложением, вы непременно вспомните и об обходительности, и о красоте моего племянника… А также вспомните о долгих часах досуга, в которых Чжучжи-лан был вашим преданным слушателем и помощником. Прошу, мастер Шэнь, не поддавайтесь порыву и повремените с отказом… а завтра дайте мне свой окончательный ответ. — Прошу прощения… — Шэнь Цинцю поспешно встал, едва ли не опрокидывая под собой стул. — Мне нужно поразмыслить обо всем. — Мастер Шэнь… — Чжучжи-лан жалобно позвал заклинателя, все еще удерживая в руках пиалу с его любимой макадамией, но Шэнь Цинцю лишь небрежно отмахнулся. «Система, какого черта?!» Тихие шаги ног, обутых в тонкие шелковые туфли, едва ли выражали и пятой части гнева, закипающего внутри заклинателя. Шэнь Цинцю несся средь каменных стен дворца Хуаньхуа к своей спальне, будто бы надеясь найти там ответы. «Почему ты сначала снимаешь баллы неизвестно за что, а затем назначаешь задание?!» Он влетел в комнату, захлопнув дверь за собой. Сел на кровать, сдавил виски. [К сожалению, версия Системы 2.0 может работать нестабильно. Возможно получение уведомлений с опозданием или в неверном порядке. Благодарю пользователя за понимание] «Черт! В чем вообще заключается задание? Почему ты сняла с меня целых 500 баллов?!» [Пользователь должен выбирать верные решения, соответствующие выполнению миссии «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»] «Ты даже не объяснила в чем суть миссии!» Молчание. Шэнь Цинцю легонько постучал себя по лбу, то ли в отчаянии, то ли пытаясь вновь вызвать злосчастное окно. «В чем суть миссии «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» [Failed to connect to database] Новая версия принесла с собой лишь баги и проблемы. После нескольких безрезультатных попыток дозваться до Системы Шэнь Цинцю не оставалось ничего, кроме как в бессилии сложить руки на коленях. К своему стыду, он не читал пьесу Шекспира «Отелло», но прекрасно понимал смысл крылатого выражения, заключенного в названии порученного ему задания. Оно совершенно не вязалось с сюжетом Пути гордого и бессмертного, ведь каждая из бесчисленных жен Ло Бинхэ даже не думала ему изменять. Но ведь… и эта история далеко отошла от своего канона. Ладони вспотели, и Шэнь Цинцю нервно спрятал пальцы в собственных рукавах. Он подозревал, но пока что не был способен принять за истину собственные догадки. Наутро в его покои постучался Чжучжи-лан и, предупредив, что Тяньлан-цзюнь задерживается, предложил Шэнь Цинцю отведать им самим приготовленное угощение. Шэнь Цинцю пару фэней ожидал на веранде, когда Чжучжи-лан внес блюдо с миндальным печеньем. Затем воздух оплел поднявшийся от чайника пар. Возвращение к затронутой прошлым ужином теме было неизбежно. — Этот ничтожный хочет попросить прощения у мастера Шэня. Этот не думал, что его признательность и уважение к мастеру Шэню проявятся столь в высшей степени явно, что Цзюнь-шану удастся прочесть по ним утаенные думы этого ничтожного… Этому очень стыдно, что сие чувство доставило хлопоты мастеру Шэню. Шэнь Цинцю поспешил запить вставшее поперек горла печенье. Конечно, Чжучжи-лан и раньше не упускал случая вновь подчеркнуть свою благодарность Шэнь Цинцю и всячески искал способы отплатить сторицей заклинателю, однако в свете последних событий слова Чжучжи-лана зазвучали уж слишком пылко, уж слишком двусмысленно. То, что прежде лилось благозвучием, теперь прескверно фальшивило. И Шэнь Цинцю с сожалением пришел к выводу, что это Система вновь взялась за веревочки кукольника, вкладывая в уста персонажей лишенные смысла напыщенные реплики. Чжучжи-лан с долей беспокойства наблюдал, как Шэнь Цинцю, почти не пережевывая, проглатывал печенье одно за другим. Того тяготило не только искажение характера до сих пор сносного героя, но и необходимость в скором времени изъясняться с запропастившимся Императором демонов. Речи Чжучжи-лана оборвались, и Шэнь Цинцю, проследовав взглядом в сторону, куда тот оглянулся, увидел в проеме двери раскачивающийся в неясных знаках рукав ханьфу. По цвету и вышивке Шэнь Цинцю тут же признал вкус Тяньлан-цзюня, а благодаря пристыженно осунувшемуся лицу Чжучжи-лана — лишь убедился в своей догадке. — Мастер Шэнь, позвольте мне отлучиться. И, сказав это, Чжучжи-лан поднялся и вышел в коридор. До Шэнь Цинцю приглушенно доносился тембр демона-папаши, в то время как ответ Чжучжи-лана при усилии удалось разобрать: — Я сделал все, как вы велели, Цзюнь-шан. Но мастер Шэнь будто… — и тут голос Чжучжи-лан задохнулся в смущении. Тот же рукав появился, чтобы отдернуть полог, застилавший проем, а затем в комнату наконец вошел Тяньлан-цзюнь. Чжучжи-лан скользнул следом. — Отрадно видеть мастера Шэня в добром здравии… и с превосходным аппетитом. Тяньлан-цзюнь неспешно занял место подле Шэнь Цинцю. Лукавый взор, усмешка на припухлых губах. Со вчерашнего дня Шэнь Цинцю начал его… опасаться. Свергший протагониста вопреки накладываемым условностям жанра, Тяньлан-цзюнь взаправду выглядел как тот, кто сумел выйти за пределы «системы». Из-за него механический голос молчал долгие месяцы и из-за него же — внезапно заговорил. Ведь это же Тяньлан-цзюнь подкинул Системе идею, тем самым обозначив «новые рельсы» сюжета… Куда же теперь они заведут отчаявшегося заклинателя-попаданца? Шэнь Цинцю обязался быть предельно осторожным. — Как вам приготовленное моим племянником печенье? Терпимо в сравнении с талантом вашего ученика? Не слишком хрустит на зубах? — тяжело было понять, чего Тяньлан-цзюнь добивается. Памятуя о вчерашнем (в том числе о совершенно вопиющем штрафе), Шэнь Цинцю предпочел отмалчиваться столь долго, сколь это будет возможно. И хоть он помнил об обещании Тяньлан-цзюня вновь вернуться к прерванному разговору, сам проявлять инициативу он совершенно не намеревался, втайне надеясь на невозможное: что Император демонов самостоятельно осознает абсурдность собственных намерений. — Напротив, мне кажется, что оно тает на языке, хоть и сохраняет нужную текстуру. Быть может, он преувеличивал умения Чжучжи-лана, однако есть задарма, при этом не отдавая должных почестей хозяину, Шэнь Цинцю считал поступком неприличным. — Похвала умениям моего племянника, данная искушенным в гурманстве мастером Шэнем, чрезвычайно ценна. Особенно с учетом того, что Чжучжи-лан лишь с вашим появлением начал уделять личное внимание готовке. Знаете, в этом есть что-то поэтическое: руки, закаленные в битвах, смягчаются при работе с тестом, что должно стать угощением для избранника сердца… Шэнь Цинцю отгородился от настойчивого сватовства Тяньлан-цзюнь пиалой с чаем. Он и вправду бросил взгляд на руки стоявшего за спиной своего дяди Чжучжи-лана: тонкие в запястьях, робко пожимающие друг друга. Называть их «закаленными в битвах» было нескольким преувеличением, да и все они знали, что Чжучжи-лан орудует не мечом, а зубами. — Кажется, таким же вам виделся и мой сын? — внезапно уколол за живое Тяньлан-цзюнь. Он очень пристально вглядывался в непроницаемое лицо «собеседника». — Сила, что под вашим взором обращается в ласку. Отношения между вами были глубже и волнительнее, чем принято у наставников и учеников. Мой племянник столь же покладистый и способный. Кроме того, мы все походим друг на друга лицами. Впервые за все время их недолгого разговора Шэнь Цинцю взглянул на Тяньлан-цзюня. Чужие глаза блестели, словно две перезревшие маслины, а губы были вытянуты в столь бесстыжей улыбке, что заклинатель едва ли поборол желание схватить осоловевшего от безделья демона и крикнуть ему в лицо: «Своей никчемной проказой ты и себе, и мне мостишь дорогу в ад!» Однако он лишь вобрал в грудь побольше воздуха и как можно спокойнее ответил: — Этому смиренному мастеру кажется, что Тяньлан-цзюнь увлекся не тем жанром, раз путает привязанность ученика к учителю с иным чувством. Подозревать меня в подобном… в высшей степени неприлично. К тому же… — следующий аргумент он готовил целую ночь! — …кому как не вам знать, к каким горестным последствиям могут привести межвидовые отношения… [ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!! Текущее действие Пользователя зафиксировано как попытка отклониться от канвы сюжета. Повторное нарушение в течение сцены «Предательство Учителя. Договор о браке с двоюродным братом и отцом Главного Героя» повлечет штраф -300 к текущему счету Пользователя. Текущий счет Пользователя: 115] Лицо Тяньлан-цзюня померкло среди алых вспышек вскипевшей внутри Шэнь Цинцю ярости. Заклинатель, должно быть, позеленел от злости, раз в тот же миг Чжучжи-лан подскочил к нему, обеспокоенно заглядывая в лицо и придерживая за плечи. Сам же Шэнь Цинцю, осознав возможные последствия собственной несдержанности, всем видом попытался показать, что всего лишь подавился чаем. — Значит, мне не показалось, и мастер Шэнь действительно не слушал мои рассуждения прошедшим вечером, — уведя драматично взгляд, полуулыбнулся Тяньлан-цзюнь. Но его обида была наигранной: он и прежде замечал, как заклинатель ускользает в себя от навязчивых бесед. — Мастер Шэнь, ваш аргумент про межвидовые отношения не работает, поскольку целью предложенного мной союза изначально являлось укрепление нашего разросшегося государства. Моим первостепенным стремлением является не налаживание личной жизни милого племянника — пусть его участь меня чрезвычайно волнует, но я бы не стал унижать этим мастера Шэня, — а установление мира в собственных землях. Как любовный интерес моего племянника — не красней, Чжучжи, — и последний заклинатель из прославленной школы вы — лучший кандидат. Кроме того, если не мой племянник, разве у вас на примете есть другая душа, с которой вы бы захотели провести церемонию связывания волос? «Да ты просто-напросто устранил всех возможных конкурентов своему племяше!» Возмущение от всеобщего бесконтрольного сумасбродства вновь туманило взор. «Черт…» Запоздалое осознание смысла собственных мыслей чуть ли не заставило Шэнь Цинцю в тот же миг потратить последние 115 очков. «Я начинаю мыслить, как эти демонические извращенцы. Пора заканчивать со всем этим, пока я окончательно не сошел с ума в этом кошмарном мире». Вот только идей, как разрешить сложившуюся ситуацию, у Шэнь Цинцю не было. Голова была совершенно пуста, и лишь на донышке сознания маячило напоминание о возможном штрафе в 300 очков к актуальному счету в 115. Должно быть, сейчас он выглядел как покерный игрок, переживший состояние тильта и вдрызг проигравший партию. Тяньлан-цзюнь по-прежнему радушно улыбался ему, а Чжучжи-лан так и не отпустил его плеч, то ли успокаивая, то ли удерживая на месте. — Ладно… «Этот сюжет все равно не сильно пострадает от моей отвратительной актерской игры». — Забудьте обо всем, что этот мастер говорил прежде. Я согласен. Тяньлан-цзюнь успокоенно вздохнул, как будто избавившись от тяжкой ноши собственных витиеватых уговоров, и понимающе кивнул. Словно действительно понял. — А мы с Чжучжи все гадали, сколько еще вы будете нас дурачить. Как вам колечко? Подошло? — Какое еще кольцо? — раздраженно спросил Шэнь Цинцю. Единственное, чего он хотел, так это вновь запереться в своей спальне и, не дожидаясь обеда, завершить кошмарный день беспамятным сном. [ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!! Текущее действие Пользователя зафиксировано как проявление ООС. Старайтесь придерживаться характера персонажа Шэнь Цинцю согласно сюжету. Повторное нарушение повлечет штраф -30 к текущему счету Пользователя. Текущий счет Пользователя: 115] «Весь твой сюжет — это ООС!!! И вообще я отменил его еще в самом начале!..» Мысленную перебранку с Системой заглушил голос Тяньлан-цзюня: — Что мастер Шэнь припрятал, чтобы не отвечать благосклонностью на признание моего племянника, — Тяньлан-цзюнь звучал уверенно. Прикосновение пальцев Чжучжи-лана стало легче, он смущенно потупил взор. Увидев все то же замешательство в лице Шэнь Цинцю, Тяньлан-цзюнь оглушил заклинателя разгадкой: — То кольцо, что мой племянник по человеческой традиции запек внутри печенья. Чжучжи говорит, что никак не мог потерять его на кухне. Теперь Шэнь Цинцю схватился за горло совершенно непритворно. «На каких третьесортных массивах данных ты вообще обучалась, ИИ?! Какие еще обручальные кольца в сеттинге Древнего Китая?!» Но увы, по запомнившимся ощущениям, кольцо было проглочено с первым же печеньем. — Поздно, мастер Шэнь, — с мрачным весельем догадался Тяньлан-цзюнь. — Думаю, колечко уже проскочило много глубже. — Но я специально… памятуя о костях в зубах, о которых предупреждал Цзюнь-шан… добавил орехов… чтобы мастер Шэнь жевал внимательнее и не сломал зубы, — оправдывался совершенно поникший, будто растекшееся желе, Чжучжи-лан. — Все не так страшно, Чжучжи. Думаю, по человеческим меркам это только подтверждает, что мастер Шэнь принял твое предложение. — Да-да, принимаю! — поспешно подтвердил Шэнь Цинцю, поднимаясь из-за стола. — Этот мастер предполагает, что свадьба должна пройти по особому регламенту? Оставляю его на вас до согласования. — Мастер Шэнь даже не прочь сохранить часть со сватовством? — встрепенулся Тяньлан-цзюнь. — Хорошо, к моменту оглашения наших условий Чжучжи-лан подготовит приданое. А кольцо, преподнесенное мастеру Шэню этим утром, можно зачесть как подарок жениха. Все-таки оно было снято с пальца влиятельного князька, которого Чжучжи одолел в период возвращения западных земель под наше правление. Ощущение тяжести в животе стало еще сильнее. — Как вам будет угодно. Этот мастер был сильно взволнован неожиданным сплетением наших судеб, оттого серьезно утомился. Я отдохну в своей комнате. На обед, скорее всего, не приду. Шэнь Цинцю едва успел скрыться в личных покоях, когда голос Системы разлетелся в его голове, точно ухнувший над ухом колокол: [В силу того, что Пользователь отложил отыгрыш сцены «Договор о браке с двоюродным братом и отцом Главного Героя», на счет Пользователя были начислены промежуточные баллы в количестве: +75. Расходуйте баллы с умом, чтобы сгладить непоследовательность предыдущих реплик] — Отвали… — не сдержавшись, пробубнил Шэнь Цинцю вслух. Сев на край кровати, он традиционно сгорбился и сдавил виски тисками ладоней. — Мне надо подумать… Но режущий мозг сигнал уведомления вновь спутал все мысли. [Открыт новый индикатор «Бессильное отчаяние Главного Героя». Текущий счет: 100. Предел: 1000] «Это еще что такое?!» Система и раньше включала дополнительную разбалловку, скорее работающую как ачивки или очки для открытия определенного рута в сюжете. Но никогда не вводила лимиты! «Что будет по достижении тысячи баллов?» [Главный Герой получит статус «Восставший из пепла, воспрявший из праха»] Действительно. Он взаправду доберется до него. Сорвавшись с места, Шэнь Цинцю начал отмеривать комнату быстрыми шагами. Если раньше его опасения за свою жизнь основывались на событиях Пути гордого и бессмертного, то теперь Система буквально подводила его к мучительной смерти. Он не может поменять сюжет. Система больше не заинтересована в исправлениях этой несносной писанины, видимо, разочаровавшись в том, к чему по итогу они привели. Теперь роль Шэнь Цинцю официально заключена лишь в участи безвольного статиста и пушечного мяса под ногами Главного Героя. Бежать он не сможет: даже не из-за штрафов Системы, а из-за крови двух священных демонов, овладевших его телом. Шэнь Цинцю был уверен, что выследить его не составит особого труда в условиях демонической узурпации. Однако — шаг Шэнь Цинцю замедлился — будет ли нарушением правил, если он сам высвободит Ло Бинхэ, не дожидаясь его полноценного погружения в «бессильное отчаяние»? В принципе, история о предательстве может обернуться в русло… жертвенной попытки спасти доверенного ему ученика! Тяньлан-цзюнь (Шэнь Цинцю был уверен) не накажет его за самоуправство, но Ло Бинхэ явно оценит данный шаг, пусть даже со стопроцентной вероятностью их побег не увенчается успехом. В любом случае после такого поверить в его предательство полудемоненку будет сложно! Надежда была призрачной, однако Шэнь Цинцю, уже загоревшись, боялся медлить. Изъявив своим надсмотрщикам желание остаться наедине с самим собой, он получил про запас пару шичэней, в которые его не станут искать. Решившись, Шэнь Цинцю ринулся вниз, к двери, за которой скрывались лабиринты Водной тюрьмы. К своему стыду, он прекрасно знал дорогу. И до сего дня ни разу не подумал приоткрыть дверь, за которой уже который месяц был заключен его ученик. Но теперь он сжимал в пальцах стальное дверное кольцо в намерении выпустить на себя затхлость и тьму тюремного подземелья. Шэнь Цинцю медленно приоткрыл дверь и обнажил перед собой черный прямоугольный проем. Кровь столь сильно стучала в висках, что даже заглушила трель уведомления. [ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ!!! Текущее действие приведет к неминуемому обнулению счета Пользователя…] — Мастер Шэнь?.. Шэнь Цинцю обернулся. Позади него, поддерживая поднос с рисовой кашей и чаем, стоял Чжучжи-лан. Вострые иглы его зрачков смотрели на Шэнь Цинцю пристально, но застывшая на губах улыбка отдавала зловещей отстраненностью. Словно Система, испугавшись его бунта, выстроила перед Шэнь Цинцю сотню препятствий. Не дожидаясь развязки этой сцены, Шэнь Цинцю с силой захлопнул дверь. Тяжело вздохнул. И под участливый взгляд Чжучжи-лана прижался лбом к металлической поверхности. «Я так жалок». Задержав дыхание, Шэнь Цинцю с величайшей осторожностью ввел шпильку меж переплетенных прядей волос и только после того облегченно облокотился на туалетный столик, позволяя отдохнуть затекшим рукам. Признаться, со дня объединения царств было приятно расслабиться и перестать мучить волосы накрученными прическами с короной. Однако ныне это вылилось в потерю сноровки и зудящую от натяжения кожу головы. Правда, последнее все же было остаточным эффектом — уж слишком много попыток было потрачено, чтобы отцентровать конструкцию на голове. Лениво втирая в губы увлажняющие масла, Шэнь Цинцю сердился на красноватый пигмент (почти наверняка Тяньлан-цзюнь всыпал в баночку щепотку киновари) и пахучие благовония, что пропитали его комнату вплоть до постельного белья. Это — его часть брачного договора, заключенного со «священной» семейкой. Чтобы ничто не помешало им завершить без происшествий все запланированные обряды. То есть задача Шэнь Цинцю — хорошо выглядеть и вкусно пахнуть. А одежда, декорации, цветы и яства — на совести демонов. Шэнь Цинцю только потянулся за веером, чтобы развеять нестерпимую духоту, как в комнату постучались. — Мастер Шэнь, все готово. То был голос Чжучжи-лана, но Шэнь Цинцю знал, что пока не скоро его увидит. Из странной жеманности они не должны были видеть друг друга, пока оба не ступят в церемониальный зал. Шэнь Цинцю покинул свою спальню и направился в столовую — именно в нее из проходной вели разом две двери, потому, отделенный от рассеянного силуэта дымкой свешенного с потолка полотна, Шэнь Цинцю не мог видеть своего «избранника», однако прекрасно знал о его присутствии. — Чжучжи, ты готов? — также почти наверняка зная о чужом волнении, поинтересовался Шэнь Цинцю. — Да, мастер… — голос задохнулся. — Давайте увидимся по ту сторону. И Шэнь Цинцю открыл дверь. Занавесившие окна алые драпировки, что, поглощая отсветы свечей, пропитали комнату мистическим полумраком, изменили бывшую столовую почти до неузнаваемости — и, если бы Шэнь Цинцю спросили, он бы не сумел утаить похвалы. В воздухе ощущалось благоухание цветов персика, и ковры, ведущие к алтарю, были осыпаны нежнейшими пунцовыми лепестками — видимо, из-за их ощипывания церемония несколько задержалась. Шэнь Цинцю повернул голову, надеясь наконец-то встретиться взглядом с Чжучжи-ланом… Однако все, что он увидел — это вуаль, скрывающую очертания нежного лица. Стоп, вуаль? Во время обсуждения человеческих традиций Шэнь Цинцю решительно заявил, что не станет надевать женское платье. Тогда Тяньлан-цзюнь понимающе принял его требование. Но с какой целью Император демонов по итогу вырядил собственного племянника?! — Традиция не показывать в день до бракосочетания будущих молодоженов друг другу очаровательно сочетается с необходимостью освобождения невесты от вуали, — будто прочитав мысли заклинателя, подал голос Тяньлан-цзюнь. — После обсуждения условий с вами, мастер Шэнь, мы вновь обговорили этот момент с Чжучжи и решили, что вуаль следует оставить. Простите нам эту шалость. Тяньлан-цзюнь, исполнявший роли церемониймейстера и почивших родителей за раз, восседал перед алтарем в глубине залы. Только приблизившись к нему (синхронно с Чжучжи-ланом), Шэнь Цинцю рассмотрел, что перед алтарем был расположен столик с заранее приготовленными чашами и яствами, а под ним даже стоял тазик для обряда омовения рук, чтобы позднее никому из присутствующих не пришлось суетиться в перерывах между обрядами. Издали же Шэнь Цинцю не сумел приметить этот столик, потому как он был стеклянным. Внутри него, переплетаясь, подобно растворенным в воде каплям крови, парили два золотистых карпа. Шэнь Цинцю сочувственно отвел взгляд от этих двух бедолаг. Тяньлан-цзюнь со своим племянником отнеслись к организации церемонии и вправду со всей серьезностью, в то время как Шэнь Цинцю вовсе отказался принимать во всем этом участие. Чтобы не отхватить мелкий штраф за ООС и, быть может, даже заработать жалкие стимулирующие очки, Шэнь Цинцю предпочитал думать о происходящем как о фиктивном браке, единственной функцией которого было позлить Ло Бинхэ и сподвигнуть его на новый подвиг. Ничего необычного. Подобное практиковалось и в его время: геи и лесбиянки кланялись родителям только для того, чтобы в дальнейшем ни разу не пересечься в постели и обустраивать свою жизнь в тени официального брака. Вот только и тут Система отличилась в извращенности сюжетопостроения, ведь в этот брак вступали человек и змей, и оба — мужского пола. На случай если станет совсем невмоготу, у него было право на сюжетный каприз ценой в 300 баллов, ведь все эти дни он всецело следовал сюжетной канве и даже пытался качественно отыгрывать свою роль. По итогу он имел на счету жалкие 365 баллов и тревожную отметку 170 очков в Бессильном отчаянии Главного Героя. Насчет последнего благодаря болтовне Тяньлан-цзюня он смог узнать подробнее: оказывается, Бессильное отчаяние Ло Бинхэ повышается, если у Чжучжи-лана появляется повод хвастать перед ним. Глупый змей драконил двоюродного брата рассказами о своем «счастливом женихе» каждый день во время кормления и совершенно не думал о последствиях. Единственной просьбой Тяньлан-цзюня за все время подготовки было разрисовать веер символами, соответствующими дню бракосочетания, идиомами и пожеланиями своему супругу. Одним из вечеров, изнывая от скуки, Шэнь Цинцю выполнил свою работу, за что получил 50 очков на свой счет и 70 к Бессильному отчаянию Ло Бинхэ. По заверениям Тяньлан-цзюня, бывшему ученику крайне понравился свадебный подарок учителя, ведь Чжучжи-лан в тот же вечер потащил веер в тюрьму и, вестимо, размахивал им перед лицом двоюродного брата не меньше четверти шичэня! Вот и теперь злосчастный веер вновь попал Шэнь Цинцю на глаза, услужливо поднесенный Тяньлан-цзюнем на золотом блюде. — Прошу, мастер Шэнь, поднимите вуаль вашего избранника. Шэнь Цинцю нехотя принял протянутый веер. Он, как и было велено, подцепил им край вуали, и в момент, когда под ткань проник воздух, в залу вырвался взволнованный вздох. Кончики пальцев Шэнь Цинцю укололо смятение, и он уже хотел малодушно оставить эту тайну неразгаданной, однако взгляд Тяньлан-цзюня был настойчив. Примерившись, Шэнь Цинцю порывистым движением подбросил вуаль, и она багровым облаком плавно осела на ковре. В косицы Чжучжи-лана также были вплетены украшения: золотые кольца и рубиновые капли, — но выразительнее всего были инкрустированные перламутром каффы, выгодно подчеркивающие пикантную форму заостренных ушей. Поймав на себе пристальный взгляд Шэнь Цинцю, Чжучжи-лан потупился — и мелкие чешуйки обсыпали его шею и щеки, точно душный румянец. — Мастер Шэнь, у будущих молодоженов впереди еще целая ночь, чтобы насладиться красотой и любовью друг друга, — не скрывая удовольствия от происходящего, подтрунил над ними Тяньлан-цзюнь. — Сейчас же соизвольте уделить внимание этому скромному церемониймейстеру. Шэнь Цинцю все же немного задержался взглядом на лице Чжучжи-лана, однако поражен он был вовсе не его обликом. При согласовании порядка проведения свадебной церемонии Шэнь Цинцю категорически отказал демонам в брачной ночи, потому сразу после совершения поклонов намеревался уйти к себе. Неожиданное упоминание встревожило его подозрением об очередном обмане, однако срывать церемонию скандалом он так и не решился. Отвернувшись от Чжучжи-лана, Шэнь Цинцю смиренно обратил все свое внимание на Тяньлан-цзюня. Сначала шел обряд омовения рук, затем — обряд разделения трапезы, а на обряде единения брачных чаш заскучавший Тяньлан-цзюнь бесстыдно хрустнул орехом, оставленным на блюде Чжучжи-лана. Если посудить, эти обряды и символы были бессмысленны применительно к их ситуации: слишком самонадеянно было ворожить на «единение душ», а на плодородие — уж тем более. Когда их руки случайно соприкасались, Чжучжи-лан вздрагивал, точно Шэнь Цинцю прежде ни разу не бултыхался в его пахучей пасти, а заклинатель тем временем предпочитал смотреть вниз: в пол, как могло показаться со стороны, но на деле — на очаровательных карпов, что жадно размыкали рты, пытаясь дотянуться до свадебных яств. Как-то так получилось, что на поклонах Шэнь Цинцю аж два раза склонял голову перед Тяньлан-цзюнем — ведь тот находился прямо перед алтарем. На третьем поклоне — уже друг другу — Шэнь Цинцю, разгибаясь, почувствовал на своей руку Чжучжи-лана. Крепче перехватив, Чжучжи-лан в волнении постукивал подушечками пальцев по внутренней стороне ладони заклинателя, едва щекоча. — Мой племянник, позволь закончить церемонию, — неодобрительно прицокнул Тяньлан-цзюнь, и его лицо тут же разгладилось прежней благостью. — В завершение свяжите волосы. Мешочек с вашими волосами станет доказательством заключенного союза. Шэнь Цинцю взял с серебряного подноса ножницы и разомкнул их у самого уха. Отрезав прядь и отложив ее на поднос, он обратился к Чжучжи-лану. С его волосами он обошелся куда аккуратнее, срезав заднюю прядку, ведь все передние были сплетены в косицы. Расположив волосы на подносе, он приступил к связыванию их красной нитью, символизирующей совместный долгий путь новобрачных. Насчет последнего Шэнь Цинцю крайне сомневался. Когда последний узелок стянул их соединенные пряди, со стороны Чжучжи-лана раздался тихий, но вместе с тем взволнованный вздох. Шэнь Цинцю лишь поспешно запихнул волосы в мешочек. — Мастер Шэнь, если этот мешочек когда-либо понадобится вам, думаю, вы без труда сможете одолжить его у Чжучжи-лана. Ну а пока для сохранности лучше передайте его моему племяннику… Вернее, — тут же с притворной поспешностью одернул себя Тяньлан-цзюнь, — ныне — уже вашему мужу. Ведь на этом церемонию бракосочетания можно считать завершенной. [Сцена «Церемония бракосочетания» успешно пройдена. На счет Пользователя начислено 100 баллов. Текущий счет: 465] Сознание Шэнь Цинцю заслонили не отрегулированные по громкости фанфары. Выставив перед собой ладони, Тяньлан-цзюнь беззвучно похлопал подушечками пальцев им в такт. — Мне было приятно поучаствовать на вашем торжестве в качестве церемониймейстера и родителя. Спасибо за оказанную честь… Шэнь Цинцю лишь походя поклонился Тяньлан-цзюню от груди — словно отмахиваясь от его любезностей. Ему хотелось поскорее покинуть надушенную благовониями залу и, сев в прохладу вечера, освободить голову от тяжести короны и натяжения шпилек. — …как ваш проводник в счастливое супружество теперь я вынужден оставить молодоженов, — продолжил Тяньлан-цзюнь. — Но лишь затем, чтобы свой первый шаг в главе новой жизни вы совершили рука об руку — только вдвоем. Чжучжи! Кажется, мы на славу потрудились, целиком перекроив к свадьбе убранство дворца. Пока мастер Шэнь не потерялся совершенно, проводи милого супруга до брачной комнаты. — Постойте! Сигнал об опасности красным индикатором зажегся в сознании. Однако гнев почти что сразу сменился смирением: за все свое недолгое существование версия Системы 2.0 сделала из Шэнь Цинцю конченого детерминиста. Потому, пытаясь остановить неминуемое, он мог лишь выставить перед собой дрожащие руки. — Вы же обещали, что брачной ночи не будет! — Мастер Шэнь, я не из тех, кто любит правила или договоренности, — Шэнь Цинцю почувствовал натяжение в рукаве: это Чжучжи-лан ухватился за край его одежд, с беспокойством заглядывая в лицо. Эти гады (в значении «демоны», а не в оскорбительном смысле) словно сговорились выставить Шэнь Цинцю умалишенным. — Но раз вы решили вновь о них поговорить, прошу, напомните: что именно касаемо брачной комнаты (которая так взволновала вас) я пообещал? — Вы… — Шэнь Цинцю растерялся от подобной дерзости. — Вы согласовывали со мной все этапы церемонии! И брачной ночи в этом перечне не было! Точнее, я даже вслух обмолвился, чтобы она там не появилась!.. — Верно. На нашем собрании мы даже обсудили значение этой ночи в человеческой культуре. Брачной ночью, на исходе суетного дня празднеств, новобрачным наконец предоставляется шанс полностью отдаться любви к друг другу. Именно про эту традицию я вас спрашивал… — И я отказался! — Шэнь Цинцю выпутал рукав из чужих пальцев и возмущенно повел плечом, отгородившись от Чжучжи-лана. — Тоже верно, мастер Шэнь, — ответил Тяньлан-цзюнь улыбкой. — И я уважаю ваше решение, ведь вы все еще не осознали любовь к моему племяннику. Однако, — растянул Тяньлан-цзюнь, и сердце Шэнь Цинцю екнуло. Конечно. За многие месяцы безделья он совсем забыл, что у демонов всегда найдется «однако», — в демонической культуре после всех торжественных ритуалов должна произойти консумация брака, — Тяньлан-цзюнь с деланной непосредственностью раздвинул уголки губ еще шире. — Без нее он просто не считается действительным, понимаете? Какой тогда смысл в разыгранном нами представлении, если демоническая общественность не признает ваш брак? — Вы меня обманули… — сдавленным голосом проговорил Шэнь Цинцю, переставая сдерживать внутри себя затравленное отчаяние. — Вы сами не понимаете, что творите. Ло Бинхэ озвереет, если узнает. А я уверен, что ваш не слишком осмотрительный племянник, даже не обтеревшись, побежит к нему все… [ШТРАФ!!! Текущее действие пользователя расценено как…] Лица демонов смазало, будто Шэнь Цинцю, подобно карпу, теперь смотрел на них из-за запотевшего стекла аквариума. […-400 к текущему счету Пользователя. Текущий счет Пользователя: 65] Спустя пару безуспешных попыток договорить незаконченную фразу, Шэнь Цинцю окончательно запнулся и совершенно поник. Тяньлан-цзюнь выдержал паузу — ровно насколько посчитал нужным — и вытащил из-за алтаря кувшин с вином. Он подал рукой знак Чжучжи-лану, и тот, подползши на коленях к столу, перенял у Тяньлан-цзюня сосуд, а после разлил вино по чашам. Одну из них он передал своему дяде, а другую — оставил стоять перед Шэнь Цинцю. — Мастер Шэнь, я понимаю ваше желание оставить себе прежнюю размеренную жизнь. Но поставьте себя на место любого подданного нашего Объединенного Царства. Не стали бы вы испытывать… неудовлетворенность? Нетерпение? Злость? Как если бы вы читали книгу про время великих перемен, а действующий персонаж этой истории томился бы сытостью и скукой. Человеческая душа — надеюсь, вы не обидитесь, если я на время приравняю людей и демонов — по своей сути жаждет от жизни страстей. Ей нужны хлеб и зрелища, но главное — обещание счастливого финала… Всего этого не будет, если актер хорошенько не развлечет зрителя. Так подыграйте. Представление должно продолжаться. Подняв чашу, Тяньлан-цзюнь задержал ее в воздухе — тем самым направляя Шэнь Цинцю молчаливое приглашение. Но вместо ответно поднятой руки его встретило лишь подозрительное молчание, и немного позже — осторожный вопрос, сказанный так, будто мастер Шэнь пробовал коснуться тела Императора демонов ивовой ветвью: — Тяньлан-цзюнь. Перед тем, как этот мастер удалится со своим мужем исполнять супружеский долг, не соизволите ли вы ответить на один вопрос… — тихий вздох, полный внутреннего смирения и — ничтожной искорки любопытства. — Вас ни разу не посещало фосфоресцирующее окно, возникающее перед глазами с ужасным режущим уши звуком? Тяньлан-цзюнь ответил ему смешливым прищуром и вопросительно изогнутой бровью. — Если мастеру Шэню даже в трезвом уме являются столь причудливые видения… — Тяньлан-цзюнь кокетливо покачал головой, всем своим видом изображая недоумение, — в преддверии нынешнего вечера мастеру Шэню непременно следует облегчить рассудок чашей чудесного цветочного вина. [ШТРАФ!!! Текущее действие Пользователя зафиксировано как проявление ООС, повлекший -30 к счету Пользователя. Текущий счет Пользователя: 35] Тяньлан-цзюнь оказался прав: в распитии чаши вина на балконе горящего дома таилось особое очарование. Словоохотливый церемониймейстер остался одиноко допивать вино на свадебном алтаре, в то время как Чжучжи-лан, взяв Шэнь Цинцю за руку, увел заклинателя через дверь, в которую прежде вошел сам. Впереди их ждала заранее приготовленная комната. Когда Чжучжи-лан вызвался помочь Шэнь Цинцю расплести волосы, тот испытал облегчение. Пальцы Чжучжи-лана были легки и нежны. Когда короткие ноготки, массируя кожу головы, стекли от макушки к затылку, веки Шэнь Цинцю сами собой смежились — а затем Чжучжи-лан мягко потянул плечи верхнего ханьфу, и Шэнь Цинцю, очнувшись, спешно помог ему. Они отступили к середине комнаты. Шэнь Цинцю, пятясь на каждый шаг Чжучжи-лана, с нарастающей тревогой ожидал, когда задней стороны его голеней коснется угол жертвенного алтаря, и с тем прекрасно осознавал, что ведет себя подобно попавшей в силки перепелке. — Мастер Шэнь… Позвольте попросить вас… лечь на это брачное ложе. Чжучжи-лан смотрел на Шэнь Цинцю растерянно и сочувственно. — Да-да, конечно. Неловко оборачиваясь через плечо, Шэнь Цинцю преодолел последние шаги и наконец сел на самый край алого покрывала. Затем вполз на кровать с ногами, отодвигаясь спиной к изголовью. Перед глазами немедля показалось контрастно холодное теплу спальни окно Системы. Через него, будто сквозь пелену слез, Шэнь Цинцю смотрел, как нерешительно топчется Чжучжи-лан, освобождая себя от верхних одежд; как он медленно опускается на простыни и придвигается к его ногам. — Разрешите? — обе ладони ложатся на колени. [Провести с генералом Чжучжи-ланом первую брачную ночь? Принять: +70. Отказаться: -500] — Да. Шэнь Цинцю ложится, опуская голову в мягкость прохладных шелковых подушек. Чжучжи-лан вползает меж его коленей. Окно Системы исчезает. — Пожалуйста, если мастер Шэнь захочет остановить или направить этого ничтожного… он всегда может потянуть этого за волосы. Мастер Шэнь, я приложу все усилия, чтобы искры вашего удовольствия затмили звезды на сегодняшнем небе. Несмотря на всю интимность старательно воссозданной атмосферы, Шэнь Цинцю сильно сомневался, что любовный опыт Чжучжи-лана хоть сколь-нибудь отличался от его собственного. Обещания змея хоть и были милы, так как были сказаны со всей присущей ему ответственностью, но от прежде стеснительного демоненка Шэнь Цинцю многого не ожидал. — Ничего страшного, если мой муж будет не слишком старателен. По людским канонам прелесть любовной близости заключается в единении духовных сущностей, а уж потом — телесных оболочек. В присутствии Тяньлан-цзюня Шэнь Цинцю бы не пытался заговорить его племяннику зубы, но раз их оставили наедине… грех было не попытаться вытащить из змееныша всю его сентиментальность. Быть может, существовал шанс, что брачную ночь они проведут за душевными разговорами, а не любовными сражениями… На месте Ло Бинхэ Шэнь Цинцю было бы обидно как раз за это, а не за сомнительные половые акты со змеями! — Ох… мастер Шэнь. В самом деле: за чужой сентиментальностью далеко лезть не пришлось, и уже в следующий миг Чжучжи-лан (весь пунцовый от смущения) припал к его рту в жадном поцелуе. Как и полагалось послушной жертве на алтаре любви, Шэнь Цинцю предпочел отказаться от любого проявления инициативы и лишь приоткрыл рот, впуская в себя неожиданно длинный и подвижный язык Чжучжи-лана. Этого гостеприимного жеста оказалось достаточно, чтобы голос Чжучжи-лана завибрировал внутри него в продолжительном чувственном стоне. Распластанному на постели Шэнь Цинцю не оставалось ничего, кроме как терпеливо ожидать, когда его рот старательно изучат. С каждым мгновением дышать становилось все тяжелее, но Шэнь Цинцю не противился, так как не был уверен, что не отхватит штраф за отталкивание Чжучжи-лана, а полунамеков тот, кажется, не понимал. Глаза демона почти что полностью заслонила мигательная перепонка, должно быть, символизирующая крайнюю степень самозабвенного удовольствия и вожделения. Шэнь Цинцю также постепенно терял зрение и дышал реже и тише, потому не сразу заметил, что язык Чжучжи-лана внезапно утолщился и стал длиннее, одним юрким движением проникнув ему в глотку. Шэнь Цинцю почти что задохнулся от осознания неизвестных ранее физиологических особенностей демонов-змей. Должно быть, не слишком догадливый Чжучжи-лан перепутал подергивания его тела с любовным экстазом, а закатившиеся глаза — с близостью любовной кульминации, раз вместо того, чтобы остановиться, он с усиленным стремлением вошел в его глотку еще глубже. Это длилось так неприлично долго, что Шэнь Цинцю, чей мозг в данной критической ситуации вообще принялся обрабатывать информацию с удвоенной силой, успел осознать, что его смущает не столько давление на стенки глотки… сколько щекочущие прикосновения уже в самом пищеводе. Это осознание — а еще щекотка — вызвали во всем его теле усиленную дрожь. Чжучжи-лан отстранился — видимо, прищемил себе язык, — и Шэнь Цинцю, отвернув голову, сплюнул скопившуюся во рту слизь. Хотя он успел прежде, чем тошнота смогла бы поднять к горлу переваренный банкет, Шэнь Цинцю не был уверен, что то была только его собственная слюна. — Простите меня, мастер Шэнь! — склонившись к обессилевшему заклинателю, пролепетал Чжучжи-лан, и краем глаза Шэнь Цинцю успел заметить, как по нижней губе в рот демона вновь ускользнул тонкий кончик раздвоенного языка. — Кажется, единения наших духовных сущностей пока недостаточно, чтобы этот ничтожный смог бессловесно угадывать пределы вашего тела. Шэнь Цинцю почувствовал натяжение в талии — то Чжучжи-лан впился в пояс его нижнего ханьфу, расплетая узел. — Но не волнуйтесь! Цзюнь-шан предупреждал меня, что в любви проблему недостатка умений всегда можно решить практикой и прилежанием. — Чжучжи… — Шэнь Цинцю едва ли дышал после произошедшей эротической гастроскопии. — Этот мастер просит тебя применить к нему… более привычные человеческому телу ласки. [ШТРАФ!!! Текущее действие Пользователя расценено как проявление ООС, повлекшее -30 к счету Пользователя. Текущий счет Пользователя: 75] «Да какой к черту ООС?! Оригинальный Шэнь Цинцю давно бы ему язык откусил! Гори в аду, Система!» — Шэнь Цинцю мог позволить себе сорваться лишь на внутренние рыдания, хотя все его тело дрожало и тряслось, будто выброшенная на берег рыба. — Опыт этого ничтожного изрядно скуден на любовном поприще, потому этот смутно представляет, что более привычно человеку, а что — демону, — возразил все с той же мягкостью Чжучжи-лан, в то время как усилиями его шустрых пальцев Шэнь Цинцю уже лишился штанов. Шэнь Цинцю с досадой припомнил, что думал о чем-то подобном, пока Чжучжи-лан не пропихнул ему в глотку язык. Кажется, теперь Система корректировала реплики персонажей в соответствии с критическими замечаниями Шэнь Цинцю. Чтобы улучшить сценарий? Ха! Конечно же, ему в отместку. — Кажется, мастера Шэня не так просто… взволновать, — такой вывод сделал Чжучжи-лан, лишив Шэнь Цинцю исподнего. «Ну и высокого мнения ты о своей сквиковой технике!» Однако, когда Чжучжи-лан припал губами к низу его живота, прочерчивая поцелуями дорожку от пупка к паху, Шэнь Цинцю переменил положение головы так, чтобы меньше видеть происходящее. Косицы, соскользнув с плеча Чжучжи-лана, мазнули бедро Шэнь Цинцю прохладой вплетенных колец, и демон, вновь откинув их за спину, кокетливо поправил каффу на ухе. Когда Чжучжи-лан вновь наклонил голову, Шэнь Цинцю ощутил прикосновение пальцев — и настойчивый жар губ. Спускающиеся от живота поцелуи ощущались крыльями бабочки, однако вновь почувствовать их на мяклой плоти — было стыдно и жгуче. Шэнь Цинцю мог различать трещинки на губах Чжучжи-лана, а тот — разминать его складки в вязком жаре рта. Не касаясь зубами, да и вообще не вбирая — просто зажимая кожу меж губ, просто посасывая. Только когда, оттянув с головки крайнюю плоть, Чжучжи-лан сумел выдавить на пальцы первую каплю смазки, он отстранился, приподнял голову, будто чтобы лучше разглядеть. А затем с полувздохом вновь опустился меж ног Шэнь Цинцю. Пусть Шэнь Цинцю никогда такого прежде не испытывал, он как-то по одному прикосновению понял, что произошло. А когда Чжучжи-лан еще и шумно вздохнул, уткнувшись носом в его мошонку, Шэнь Цинцю дернул бедром и, отгородившись газовым рукавом, смущенно (смертельно смущенно) и гневно посмотрел Чжучжи-лану в глаза. Шэнь Цинцю и без того беспокоило затеплившееся в низу живота возбуждение, но неожиданная чувственность Чжучжи-лана заставила Шэнь Цинцю почувствовать себя растленным. — Простите, мастер Шэнь, этот ничтожный не хотел вас смущать! — поспешил загладить вину Чжучжи-лан. — Вы об этом говорили… чтобы ласки были более привычными? Но ваш запах… Этому неожиданно захотелось прочувствовать его глубже, и я… Мастер Шэнь, это ведь то персиковое масло? Этот не думал, что вы его используете, ведь вы думали, что будете участвовать лишь в торжественной церемонии, — вот и проговорился! — Но вы… пахнете им. Чжучжи-лан вновь поправил волосы. — Вы весь… совершенно неземной. «Ага… — с тоской подумал Шэнь Цинцю. — Скоро оба там будем». — Мастеру приятно слышать это, Чжучжи-лан. Сдавшись под давлением чужих смущающих слов и проникновенного взгляда, Шэнь Цинцю вновь упал на простыни. Однако не смотреть — не значит перестать думать, как бы Шэнь Цинцю этого ни хотелось. Он каждый миг, в который его тела касались — кожей либо вздохом, — гадал: что это было? И не мог пресечь подобные мысли. Это, перекатив палец с подушечки на коротко остриженный ноготь, Чжучжи-лан прослеживает путь выпуклой вены. Этот липкий призвук — мокрый поцелуй, смазавший набухшую каплю смазки. Поцелуев много: они зарываются в лобок, мнут меж губ мошонку, порхают над головкой невозможными вздохами. Вернее, вздохи не Чжучжи-лана, а его, Шэнь Цинцю, — только он их из всех сил давит, кусая пальцы. И когда Чжучжи-лан поднялся, перегнувшись через Шэнь Цинцю, чтобы дотянуться до пузырька с маслом у изголовья, Шэнь Цинцю обронил вздох облегчения — и спрятал в кулаке искусанную кожу рук. — Когда мастеру Шэню станет неприятно: мало масла, слишком туго, либо этот ничтожный случайно оцарапает вас, — перечислял Чжучжи-лан, согревая в ладонях масло, — тотчас предупредите. Вы слушаете, мастер Шэнь? Племянник перенял бесстыжие уловки своего дяди! — Конечно, — обронил Шэнь Цинцю, отводя взгляд от склонившегося над ним Чжучжи-лана. Одно лишь радовало: Бессильное отчаяние Главного Героя пока что не повысилось ни на балл. Быть может, Чжучжи-лан все-таки постесняется рассказать Ло Бинхэ, как именно демонические губы терзали невинную плоть прежде девственного даоса. Пусть ответ Шэнь Цинцю был односложен и нарочито безэмоционален (для этого он задержал дыхание, так что уплотнившийся низ живота неестественно застыл на пару мяо), Чжучжи-лан довольствовался этим и, не мучая больше Шэнь Цинцю вопросами, увел под его колено свое плечо, тем самым размыкая чужие бедра на ширину собственного туловища. Размашистым движением Чжучжи-лан втер масло, осевшее лужицей в ладони, в ложбинку меж ягодиц заклинателя. От его прохлады (особенно в сравнении с жаром распаленной возбуждением кожи) пальцы ног Шэнь Цинцю поджались. Затем, примериваясь (точно перебирая струны циня), Чжучжи-лан поочередно касался пальцами входа: потирал, надавливал, но наконец, вспугнутый сопротивлением, менял палец. Эта щекотная пытка кончилась, когда Чжучжи-лан, приставив к входу подушечку среднего пальца, наконец преодолел напряжение кольца мышц — и тут же проскочил по вторую фалангу. Неловкость и медлительность, с которой Чжучжи-лан протискивал внутрь палец, напомнили Шэнь Цинцю один из визажистских лайфхаков, подслушанных из комнаты его сестры: чтобы легкими движениями впечатать под веко консилер, удобнее использовать средний палец. Вернее, движения станут легче как раз потому, что управлять средним пальцем тяжелее. Шэнь Цинцю выдохнул и, видимо смирившись, постарался расслабить низ. Чжучжи-лан тоже старался помочь: закинув бедро Шэнь Цинцю на собственное плечо, он получил непосредственный доступ как к паху, так и к ягодицам своего избранника и теперь мог одновременно использовать обе руки: одну, чтобы подготавливать, а другую — чтобы ласкать. Кроме того, теперь Чжучжи-лан имел наилучший обзор, чтобы следить за качеством предоставляемого им «обслуживания». Или же это была «касса самообслуживания»? Так таз Шэнь Цинцю стал столом с яствами, а Чжучжи-лан, держа в одной руке ложку, а в другой — палочки, выбирал: отщипнуть закуску или же глотнуть бульона. — Мастер Шэнь, я вижу… то есть чувствую, как вы стараетесь, однако есть еще в вашем теле некоторая… напряженность. Хотя мастер Шэнь попросил меня впредь изливать свои чувства более «человечно», боюсь, этот вынужден отступиться… Так и не дождавшись ответа, Чжучжи-лан перестал донимать его разговорами, и сознание Шэнь Цинцю на время как будто бы вылетело из снедаемого похотью тела, покружилось у потолка и застыло на почтительной высоте от непотребного слияния двух тел. Ох, в этот момент Шэнь Цинцю неиронично желал поменяться телами с пауком, плетущим свои скромные сети где-то в углу этой спальни. Быть может, после того, как Синьмо отделит его голову от плеч, Система повременит с его отправкой в настоящее тело и отдаст ему роль пятисортного статиста? Мечты о будущем прервал сигнал со стороны тела. Шэнь Цинцю нехотя прислушался к нему, возвращаясь в плен похоти и стыда. Первым, что он обнаружил, было то, что за фэни забвения возбуждение в его члене заметно возросло. Даже это никуда не годилось (подумать только, из-за пальцев в его анусе!), однако вторым, что он почувствовал в своем прежде чистом даосском теле было… о боже, пальцы Чжучжи-лана не могли зайти так далеко! Шэнь Цинцю вскочил с постели — будто пробудившись от дурного сна. Однако в действительности он не избавился от кошмарного сновидения, ведь склонившееся меж его разведенных ягодиц лицо Чжучжи-лана заслонял… его собственный стоящий колом член. — Заканчивай!.. — на полустоне приказал он. Это было тяжело, но он вцепился в волосы Чжучжи-лана, что знаменовало ранее обговоренное предупреждение. Неосторожное движение его рук выдернуло каффу с острого уха Чжучжи-лана. [ШТРАФ!!! Текущее действие Пользователя…] «В жопу тебя! В жопу!» — проклинал Шэнь Цинцю беспощадную машину, наблюдая, как демоненок медленно вытаскивает из его ануса свой длинный язык. — Мастер Шэнь, этот все еще сомневается, что вашей подготовки будет достаточно, чтобы принять весь жар вашего ничтожного мужа, — промямлил Чжучжи-лан, чей язык, вероятно, потерял подвижность после борьбы с тесным нутром заклинателя. После Чжучжи-лан также уронил взгляд на значительное свидетельство нетерпения Шэнь Цинцю и, помолчав пару мяо, наконец заключил: — Хорошо, господин Шэнь. Давайте, этот разденется… и вы сами решите, достаточно ли вам. «Я уже сыт вашим демоническим семейством по горло», — простонал про себя Шэнь Цинцю, но наяву лишь подавленно кивнул. Первым делом Чжучжи-лан снял каффу, что усилиями Шэнь Цинцю висела на одном только хряще и кольцах косицы, за которые она зацепилась. Затем демон спустил стопы на пол и поднялся, становясь к Шэнь Цинцю спиной. Видеть Чжучжи-лана застенчиво замершим на миг перед тем, как ослабить узел на поясе нижнего ханьфу, было стыдно и нелепо: поздно делать приворотный стриптиз! Выдержка этого мастера уже на исходе! Наконец пальцы Чжучжи-лана торопливо стекли, распахивая полы ханьфу, и ткань, соскользнув с угловатых плеч, стекла вдоль алебастровой спины к ногам. С завязками на штанах Чжучжи-лан задержался. Пусть это было трудно, но демону удалось изящно спустить их с бедер, чтобы затем, когда они сползли к щиколоткам, переступить ком ткани на полу. — Господин Шэнь, ваш муж, — неожиданно сиплым голосом часто зашептал Чжучжи-лан, — впервые обнажается перед кем-то… таким. Этот ничтожный просит вас… будьте милосердны. Чжучжи-лан повернулся. Ладонь, прижатая к животу, оттягивала полумесяц пупка… а ниже, под указующим мизинцем, под растяжками-чешуйками, в воздухе покачивался набухший, маково-пунцовый антропоморфный отросток… а под ним — еще один. Дрожащие локти едва удержали его. Однако Шэнь Цинцю продолжал совершенно бесстыдно пялиться на главный из сюжетных твистов, что сегодня уготовила ему Система. Мысленно он уже видел перед собой хлесткие абзацы глав будущего романа, написанного искусственным интеллектом: «Даже отказ от Небесного Столпа не навлек мысли изменника на путь сомнения и раскаяния. Ведь у его нового избранника… их было целых два!» Шэнь Цинцю отчаянно затряс головой, пытаясь выкинуть из нее все конформистские суждения, что выработались у него, подобно жертве маньяка со стокгольмским синдромом, благодаря Системе версии 2.0. Кажется, глядя на столь неадекватное поведение своего мужа, Чжучжи-лан раскис еще больше. Руки его покрылись чешуйками, словно мурашками, а прежде неподвижные жуткие глаза заслонила такая человечная пелена слез. — Господин Шэнь… Мой муж… Этому ничтожному так жаль… Он ненавидит свое происхождение, принесшее ему столь явное уродство. Вспомнились слова Тяньлан-цзюня о внешнем сходстве всех троих в этом семейном гадстве. Однако теперь Шэнь Цинцю бы поспорил! Грустное выражение лица змея в памяти почти что слилось с мучимым страданием и тоской Ло Бинхэ. Жаль только, что, когда они встретятся, слез у Ло Бинхэ уже не останется! — Чжучжи, не ругай своих предков. Твои телесные… особенности… должны быть не редкостью в Демоническом Царстве. Шэнь Цинцю бы не старался так сильно вдохновить Чжучжи-лана на использование своих причиндалов, вот только системное уведомление об оставшихся 45 баллов на его счету выбора не оставляло. — И вообще, не называй меня господином. Как будто подобный брак мог возвысить его хоть в чьих-нибудь глазах! — Разве в любовных романах, коими Цзюнь-шан зачитывается вечерами в обществе мастера Шэня, жена не зовет своего мужа никак иначе, кроме как «господином своих помыслов»? Раз на церемонии бракосочетания мы использовали многие традиции, описанные на страницах книг, ваш муж счел нужным почтить и эту традицию. «Да никакая это не традиция! Самое что ни на есть мелодраматическое клише!» — Господин Шэнь, — спеша перевести тему, молвил Чжучжи-лан. — Этот ничтожный разделся совсем не затем, чтобы вымолить у своего господина сострадание… Но чтобы спросить, какое его естество господин Шэнь предпочтет более: «верхнее», что коротко, но столь толсто в обхвате, что одни только пальцы ничтожного вашего мужа едва ли способны подготовить к нему господина Шэня… или же «нижнее», что тоньше, но столь длинно, что, без остатка наполнив лоно господина, достигнет глубин, до которых кончик языка этого ничтожного едва ли может дотянуться. На последних словах, запыхавшись от столь длинной презентации собственных достоинств, Чжучжи-лан легонько коснулся основания тяжелых от болезненного возбуждения отростков — и с конца того, что был короче, в тот же миг сорвался обильный сгусток смазки… хотя точнее было назвать это желеобразной слизью, что после прикосновения пару мяо точно обильным потоком сочилась на бедра. Чжучжи-лан перевел дыхание: — Хотя, если бы этот сумел одновременно применить и пыльцы, и язык, господин Шэнь смог бы с равным удобством принять оба естества своего мужа… Шэнь Цинцю хотел прервать развратные рассуждения Чжучжи-лана гневным окриком: «Даже думать не смей!» Но благодаря почти что нулевому балансу на своем счету лишь промямлил: — Нет, в нашем случае лучше приспособить «нижнее»… Подумать только: и у подобного текстового порно будут свои почитатели. И Шэнь Цинцю был уверен, что именно пользовательницы женского пола после своих школьных уроков, университетских пар и офисных часов будут с увлечением читать отборную ксенофилию и голосовать в обсуждениях, что лучше выбрать даосу Шэню: отросток потолще или отросток потоньше, но зато подлиннее. Чжучжи-лан вполз коленями на кровать, деловито устраиваясь меж бедер Шэнь Цинцю. Молчание, с которым он пододвинул к себе таз заклинателя (притом бесцеремонно стащив его голову с подушки), а после, метя «нижним» отростком, придержал над ним мешающийся «верхний», — свидетельствовало о том, что высказанные Шэнь Цинцю предпочтения оказались исчерпывающими и теперь Чжучжи-лан был преисполнен решимости. Все же опасаясь пылкости молодого демона, Шэнь Цинцю на миг ощутил робость и волнение за свое одеревеневшее от безделья тело. Однако Чжучжи-лан, обильно измазав слизью ягодицы заклинателя в попытках протиснуться (на лобок с «верхнего» отростка тоже порядком накапало), отпустил чужое колено и, поразмыслив, совершенно отнял у Шэнь Цинцю подушку, чтобы тут же подложить ему под поясницу. — Господин Шэнь, этому ничтожному мужу плохо видно за своим толстым естеством, — бесстыже зашептал демон. — Не могли бы вы на время придержать его своею рукой, чтобы я мог наполнить вас другим? «Испокон веков люди как-то занимались сексом при выключенном свете, бесстыжий ты демон!» — с этими мыслями Шэнь Цинцю ощупал «короткий и толстый» и послушно прижал к своему собственному. Член Чжучжи-лана оказался вдвое толще и лишь немногим меньше в длине. Пальцы испачкались в стекавших выделениях, словно в густом алоэ-геле. Чжучжи-лан со счастливой поспешностью подхватил другой отросток, на этот раз безошибочно ткнув им в самую цель. Кончик легко проскочил в тщательно подготовленное нутро. Поневоле обхватывая «верхний» отросток (ну, придерживая, ибо уместить его в ладони вместе с собственным органом было практически невозможно), Шэнь Цинцю не мог не порадоваться, что вовремя сообразил и предпочел «нижний», ибо его толщина и текстура были… ну, вполне комфортными. Меж тем Чжучжи-лан продолжил свое погружение и делал это бережно, плавно. Шэнь Цинцю все ждал, ждал… Нервы уже защекотали некоторое волнение и легкий дискомфорт, в то время как бедра демона все подавались вперед… Однако демон так и не смог сдержать пыл юности, завершив все одним рывком. Кожа хлопнула о кожу; подогнув пальцы ног, Шэнь Цинцю вздыбил складками шелковую простынь. Дышать стало тяжко, будто нечто давило на диафрагму. — Простите, господин Шэнь, — шепнул Чжучжи-лан, упершись в простынь по плечи Шэнь Цинцю. Змеиные зрачки с радужкой, залившей весь белок глаз, вытягивали из Шэнь Цинцю провалившуюся в желудок душу. — Это естество… Ваш ничтожный муж боится, что с ним как с языком. [Сцена «Прелюдия к акту прелюбодеяния с двоюродным братом Главного Героя» успешно пройдена. На счет Пользователя начислено 100 баллов. Текущий счет: 145] [+100 к Бессильному отчаянию Главного Героя! Текущий счет: 270. Предел: 1000] Уведомления запиликали в такт глубоким толчкам вторгнувшегося в Шэнь Цинцю демонического члена. Заклинатель поспешно отпустил «толстого и короткого» и, размазав по животу слизь, скрыл ладонями местечко (чуть пониже пупка), куда по ощущениям каждый раз долбился наконечник Чжучжи-лана. Прикоснулся подушечками пальцев к собственной коже — и правда! А ранее он думал, что так бывает только в рисованном 3D-порно. Чжучжи-лан склонился ниже и лизнул уголок губ Шэнь Цинцю (горло последнего тревожно сжалось), но скользнул ниже и начал посасывать с готовностью предоставленную шею. «Нужно лишь немного потерпеть…» В действительности проникновение оказалось не таким уж страшным, как он себе представлял. Возможно, дело было в старательной подготовке Чжучжи-лана, но, по правде говоря, языка в пищеводе Шэнь Цинцю боялся больше. В любом случае даже повторный глубокий до невозможности поцелуй он хоть как-то переживет. Собственное возбуждение действовало подобно анестетику — мысли и чувства Шэнь Цинцю размазывало по алым простыням. Некоторые толчки были резче других, огревали ягодицы хлесткими шлепками, подбрасывали таз — будто и такого погружения было мало, и Чжучжи-лан, точно уж на сковородке, изворачивался всем телом, чтобы изменить угол погружения. Впору было бы подхватить под коленями ноги заклинателя, но Чжучжи-лан, склонившийся к груди Шэнь Цинцю, не желал ни на мгновение оторваться, точно жадный до горячей крови коршун. — Господин Шэнь… Когда, истерзав шею заклинателя засосами, Чжучжи-лан коснулся губами чужого уха, его голос был тих, надломлен и необычайно нежен. — Да… Стараться говорить спокойно, когда внутри тебя истекает и при каждом движении нескромно хлюпает один из двух отростков, было сложно и невозможно стыдно. Чжучжи-лан коснулся носом его щеки, потираясь о пах «верхним» членом. — Позволит ли господин Шэнь своему бесстыдному мужу попросить его… Господи, неужели нельзя быстрее. Слова Чжучжи-лана, как и собственные мысли, растворялись в ощущении скользящей плоти глубоко внутри. — …приласкать своей рукой и мою, и плоть господина Шэня. Вестимо, Чжучжи-лан хотел, чтобы он подрочил его второй член. Ох… почему нельзя просто лежать жертвенным агнцем на этом алтаре похоти и плоти! — Конечно, Чжучжи… этот муж обязан. [+50 к Бессильному отчаянию Главного Героя! Текущий счет: 320. Предел: 1000] «Он и это ему расскажет?!» Меж тем им обоим оставалось жить чуть более двух третей от терпения Ло Бинхэ. Стараясь не измениться в лице, Шэнь Цинцю придвинул ладонь к паху, вслепую обхватывая оба притиснутых друг к другу члена. Не сдержав восторженного вздоха, Чжучжи-лан дернулся навстречу, совершая несколько несдержанных поступательных движений и обливая густой слизью пальцы Шэнь Цинцю. Эта же монструозная смазка с каждым рывком крупными сгустками выходила из заднего прохода Шэнь Цинцю, пачкала ягодицы, пропитывала тяжелым мускусным запахом постель. — Господин Шэнь! — лицо, обрамленное тонкими косицами, пунцовело от нежности и восторга. — Этот ничтожный столь благодарен! Он смиренно просит вас продолжить!.. Шэнь Цинцю через силу кивнул, смыкая веки и начиная наощупь надрачивать чужой острый корешок. На самом деле, Чжучжи-лан, ритмично впечатывающийся тазом в плоть Шэнь Цинцю, мало способствовал самостоятельности своего избранника. Отбив все пальцы о напирающее на его ладонь «естество», Шэнь Цинцю в итоге свернул ладонь полумесяцем… позволяя Чжучжи-лану распаленно вбиваться в нее. — Ох, господин Шэнь! Шэнь Цинцю крепче зажмурил глаза, будто то, что должно было выплеснуться внутрь него, могло, разбрызгавшись, дотянуться до его лица. Но эякуляция этого хладнокровного гада оказалась не так уж страшна: семя всего лишь слилось с тем желеобразным образованием, что Чжучжи-лан устроил в его кишках. Надеясь, что это конец, Шэнь Цинцю не без облегчения раскрыл глаза и тут же обмер. За его разведенными коленями, за втиснутым меж них телом Чжучжи-лана, среди теплого света и спертого воздуха у кровати сидел тот… кому до погружения в кромешное отчаяние оставалось еще 680 очков. Шэнь Цинцю ощутил, как его тело пронизывает — ох, отнюдь не один из концов Чжучжи-лана! — острый меч, рассекающий плоть от горла до пупка. Как чужие жгучие слезы стекают в рану меж обнажившихся ребер. Как звериный стон вырывается из горла прежде невинного белого лотоса: «Учитель!» В предчувствии неизбежной смерти Шэнь Цинцю вновь — до боли в глазных яблоках — сомкнул веки. Но услышал лишь раздосадованное цоканье языком и сочувственное: — Ох, Чжучжи… ты все же не успел. — Цзюнь-шан… Вновь распахнув глаза, Шэнь Цинцю бессмысленно уставился на пристроившегося у изножья кровати Императора Объединенного Царства. Тяньлан-цзюнь улыбался и смотрел на два члена, по-прежнему скрещенных в ослабленной руке Шэнь Цинцю: человеческий и второй отросток Чжучжи-лан. К Шэнь Цинцю вернулись все телесные ощущения, и он сам через подушечки пальцев почувствовал, как тревожно пульсирует кровь в конусообразной головке плоти Чжучжи-лана — будто внутри него было заточено второе сердце гада. Сам же Чжучжи-лан скорбно сомкнул веки и, кажется, готов был увлажнить своей телесной жидкостью и собственное лицо тоже. — Господин Шэнь… умоляю, простите меня… Ваш ничтожный… не смог кончить никчемной плотью одновременно. Взгляд Шэнь Цинцю скользнул к притиснутому к его заду паху Чжучжи-лана, и хотя с его ракурса ничего не было видно, но по ощущениям во время фрикций он смог припомнить, что у его партнера была лишь одна пара яиц… Или эрекция не от этого зависит? Ох, биология не была его профильным предметом, а братец Самолет в своих талмудах не освещал тему межвидовых гомосексуальных сношений. — Ох… ничего страшного. Этот муж позаботится о твоем втором естестве, — как ни странно, Шэнь Цинцю быстро нашелся в подобной ситуации. [+25 очков к Бессильному отчаянию Главного Героя! Текущий счет: 345. Предел: 1000] Да боже! Чжучжи-лан с готовностью закивал, залившись румянцем до кончиков острых ушей. В предвкушении он прикусил бледную губу и склонил голову — словно отяжеленная утренней росой лилия. Наполнившись внутренней уверенностью, Шэнь Цинцю плотнее сжал пальцы, оглаживая самый кончик. Несдержанный вздох прерывал чужой укоризненный голос: — Мастер Шэнь столь добр к тебе. А ты готов закончить, не доводя любимого мужа до пика? Чужая плоть мгновенно выскользнула из ладони, оставив лишь длинные нити слизи. Отпрянувший назад Чжучжи-лан пристыженно закачал головой, часто заморгав. — Простите. — Ничего страшного! — в отчаянной попытке воротить все назад, Шэнь Цинцю привстал на локтях, однако тут же столкнулся со взглядом Тяньлан-цзюня. Да что он тут вообще делает?! — Господин Шэнь… Цзюнь-шан прав. Этот ничтожный был ослеплен удовольствием, доставляемым вами, и совершенно забыл о долге заботиться о собственном муже. От злости у Шэнь Цинцю начали скрипеть зубы, но Система предупредительно заслонила лица обоих демонов уведомлением: [За дальнейшее неповиновение — штраф -500 баллов] Сначала раздает за дрочку очки, затем за нее же отбирает! Шэнь Цинцю ощущал себя буквально в плену сошедшего с ума искусственного интеллекта. — Может ли этот муж… проникнуть в вас снова? — спросил Чжучжи-лан, хотя сам не вынул и свой первый отросток. — Мой муж не должен и спрашивать о подобном, — не боясь просочить в голос черную иронию, ответил Шэнь Цинцю, вновь роняя голову на простыни. Теперь вялый и влажный, словно слизень после дождя, отросток терся меж ягодиц Шэнь Цинцю, а его, напротив, бодрый и уверенный собратец толкался внутрь. Благодаря мокрости всего и вся и усердным фрикциям, коими Чжучжи-лан изласкал заклинателя, второй член вошел проще, чем мог первоначально. Толще, но и заметно короче первого — потому Шэнь Цинцю было даже легче смириться с его существованием внутри собственного тела. Во всяком случае он не расширялся в человеческом жаре по неизвестным термодинамическим законам. Споры и промедления сыграли явно не в пользу Шэнь Цинцю, ведь теперь вместо пары заключительных фрикций Чжучжи-лан был способен вновь разогнаться до прежнего темпа. К тому же, как показалось Шэнь Цинцю, он стал куда внимательнее следить за его возбуждением, вместе со своим дядей почти что неотрывно наблюдая то за лицом распластанного на постели заклинателя, то за его пахом. «Что этот старый демон вообще тут делает?!» — хотел бы спросить Шэнь Цинцю, но сам понимал, что его возмущение ни к чему хорошему не приведет. В какой-то момент Чжучжи-лан замедлился и вновь залился румянцем. Шэнь Цинцю вопросительно посмотрел на него, но затем и сам почувствовал: предыдущий отросток вновь упирался в его копчик. — Господин Шэнь… Хотелось взвыть от стыда и возмущения. — …чтобы повторно не доставлять неудобств… позволите ли вы довести другую плоть до подобного этой возбуждения? Шэнь Цинцю не выдержал и закрыл лицо ладонями. — Позволяю, — пробубнил он сквозь скрещенные у носа пальцы. Пунцовая головка с влажным звуком покинула его тело и заменилась членом, что в силу растянутости заднего прохода тут же вошел почти до основания. Надо было воспользоваться моментом и поработать руками, чтобы избежать повторения прежней ситуации, но Шэнь Цинцю уже не был способен проявить инициативу. Его душило возбуждение и стыд. Потому через некоторое время он вновь услышал чужой смущенной ропот: — Господин Шэнь… может ли этот ничтожный… вновь поменять… — Муж не должен спрашивать о подобном! Больше не спрашивай! Разрешаю! Змееныш смущенно хныкнул, опять вытащил и опять вошел. Теперь снова — короткий и толстый. Шэнь Цинцю прикусил собственный палец. — Господин Шэнь! Голос Чжучжи-лана был полон неподдельного отчаяния и ужасной похоти. Несмотря на все отличия в чем-то этот хитрец был подозрительно похож на своего двоюродного брата. — …снова… боюсь, что снова… будет большая разница… На щеках Шэнь Цинцю можно было жарить лепешки. — …может ли этот ничтожный войти в вас… обоими… — Я же просил не спрашивать! — в отчаянии повысил голос Шэнь Цинцю и тут же ужаснулся тому, что только что позволил. На этот раз, спустя несчетное число проникновений, внутри Шэнь Цинцю оказался «нижний» отросток. Чжучжи-лан подался бедрами назад, и Шэнь Цинцю, дрожа всем телом от избытка стимуляции, тонко засипел в закрывающие лицо ладони. Он так и не расцепил их, боясь показать не видящие, подернутые поволокой глаза; выпустить клекот переполненного слюной рта. Когда, так и не задев простату головкой, Чжучжи-лан остановился, приставив второй орган к едва раскрытому анусу, Шэнь Цинцю часто задышал животом, не сумев совладать с объявшим его душу ужасом. Крепко обхватив ладонью его бок, Чжучжи-лан поскреб изгиб большим пальцем, успокаивая. — Господин Шэнь, ваш муж… прежде не пробовал охватить ладонями оба естества разом… Этот опыт будет волнителен для меня в той же степени, что и для вас. И когда Чжучжи-лан подался вперед, напирая на бессильное тело всем своим весом, Шэнь Цинцю вскрикнул, задохнувшись в застлавшем глаза мареве. Будто легкое суденышко, его подняло волной и, лишив поддержки, швырнуло, прибив ко дну кромешной мглы. От попыток вдохнуть слипшиеся легкие натуженно сипели. Как сквозь толщу воды Шэнь Цинцю услышал: — Мастер Шэнь? — смена обращения, волнение в голосе… Казалось, что говоривший был напуган, однако: — Муж мой, вам хорошо? Шэнь Цинцю не просто тонул, бессильный пошевелить раздробленным давлением телом. Вкруг его шеи будто натянулся канат, привязав его ко дну. — Чжучжи, твоя физиология неплохо приспособлена, чтобы приносить удовольствие женщине, — раздался насмешливо-скрипучий голос Тяньлан-цзюня. — Однако в случае мастера Шэня, боюсь, ты оплошал с «боевым построением». Твое «верхнее естество» следовало бы направить к копчику твоего мужа: так тебе удастся на каждый «выпад» попадать по месту сокровенного блаженства, что есть у каждого мужчины. — Тогда… — запыхавшись, выдохнул Чжучжи-лан. — Мне следует перевернуть мастера Шэня… Его ладони уже обхватили талию Шэнь Цинцю, натягивая кожу так, что пекло в недрах живота обожгло багряной вспышкой затуманенное сознание. — Не надо! — всхлипнул Шэнь Цинцю, почувствовав, что обжегшая слизистые соль была не морской водой, а слезами, струящимися по его лицу. — Не надо… Даже под сумраком закрытых век перед глазами возникло окно, рябящее радужными переливами, точно сломанный телевизор. Ломая брови, Шэнь Цинцю прохныкал, ради собственной жизни затыкая свою гордость в гнилостный ил: — Я уже почти… [+75 очков к Бессильному отчаянию Главного Героя! Текущий счет: 420. Предел: 1000] — Если мастер Шэнь чувствует, что уже совсем скоро разобьется приливной волной, тебе действительно лучше не елозить, — рассудил Тяньлан-цзюнь. — В таком случае последуй примеру мастера Шэня, чтобы добиться кульминации для вас обоих: приласкай его рукой, а когда блаженный трепет станет совсем близко, сдержи его, чтобы закончить со своим избранником одновременно. — Д-да, Цзюнь-шан, — сиплым от волнения голосом отозвался Чжучжи-лан. Его ладонь жарко обхватила член Шэнь Цинцю. — Господин Шэнь, вся моя любовь… — толчок. Шэнь Цинцю уже не в силах удержать собственные руки, потому они разметались по простыням. В горле бурлят рыдания. — Цзюнь-шан говорит, что все наши действия продиктованы Небесами, но знайте: вся моя любовь к вам — она лишь моя. Никто не нашептал ее мне, — Чжучжи-лан прижался лбом к лбу Шэнь Цинцю, крадя воздух прямо из его губ. Прежде чем накрыть их, демон шепнул: — Прошу… примите ее всю. Шэнь Цинцю лежал на простынях — смятый и раздавленный, словно переспелая ягода — и бессмысленно пялился в потолок. Действительно, как и предполагал почтенный мастер, Чжучжи-лан, едва обтершись и накинув на голое тело лишь верхний халат, поспешил откланяться, чтобы в красках рассказать обо всем произошедшем своему сюнди. После того как дверь за ним захлопнулась, они с Тяньлан-цзюнем остались наедине. — Мастер Шэнь, — Тяньлан-цзюнь, сев на пол у изголовья кровати и подперев ладонью щеку, в томной расслабленности наблюдал за заклинателем. Он переместился еще в процессе и на расстоянии пары цуней любовался мукой, исказившей лицо Шэнь Цинцю в момент «прилива». — А вы неплохо справлялись. Не каждый человек способен с достоинством выдержать на себе подобное. Шэнь Цинцю даже не повернул головы на звук чужого голоса. Красное ухо, обращенное к губам Тяньлан-цзюня, все еще блестело от недавних поцелуев Чжучжи-лана. — Мы все умрем, — все же ответил заклинатель через некоторое время. — Насчет мастера Шэня я был бы не столь уверен в этом вопросе. Но, по существу, вы правы. Грядут великие перемены. Шэнь Цинцю страдальчески закатил глаза и сомкнул распухшие губы так, будто не желал пропустить через них и звука. — Мы легкие суденышки во власти рока, что, попавшись в водоворот судьбы, могут лишь собрать остаток сил и завершить незаконченное. Пока вся наша жизнь не канет в пучины небытия. Пододвинувшись на локтях, Тяньлан-цзюнь навис над Шэнь Цинцю. Глаза заклинателя были бесцветны, прозрачны, и на их дне, будто в зеркальной глади, четко и ясно ухмылялось отражение: в углах рта — холодное торжество, в провалах глаз — тление раскаленных углей. Играючи, Тяньлан-цзюнь подцепил подбородок заклинателя, повернув к себе его лицо. — Теперь, когда мастер Шэнь познал всю бурю чувств моего племянника Чжучжи… — черный коготь очертил напитанную кровью губу, жар дыхания приблизился, — ему понадобится не так много стараний, чтобы поладить со своим свекром.