Украденная драгоценность

      Он нехотя накинул на себя капюшон, скрывая уставшее лицо от полуденного яркого солнца. Прятаться среди других ему не прельщало, однако привлекать внимание людей и того хуже. Сами же горожане притягивали его внимание с самого въезда в Дейл: потоки людей обволакивали его, неслись с такой скоростью и возбуждением, что не последовать за ними было невозможно. Как оказалось, любопытство привело гнома на главную площадь.       Он остановился у самого края, взобравшись на отвесной выступ старой ратуши, откуда ему открывался вид на взбудораженное полчище. Посреди плотного скопления виднелось полупустое кольцо, в центре которого какой-то мужчина с силой швырнул что-то грязное и бесформенное, а затем наклонился за топором.       И тогда она посмотрела на него. Девочка, которую строгие законы привели на каменную площадь, всеми силами пыталась скрыть свой страх, однако в её глазах то и дело мелькала паника и явное отвращение, но направлено оно было не на самого гнома, а на тех, кто с нарастающим возбуждением призывал отрубить воровке руку.       Фили знал, что нравы Дейла пошатнулись, что люди искали выход собственной злобы и гнева любыми способами, ведь отголоски войны слишком сильно затуманили их рассудок.       Грязное лицо напыжилось, черные брови поползли к крошечной переносице, а чистые, до странности и отупления чистые глаза девчонки вновь метнулись к нему.       — Стойте! — взмах его руки сопровождался переливом золотого отблеска, и теперь люди с легким раздражением смотрели на увешанную золотыми кольцами руку.       Однако признав в той руке хозяина Горы, жители города тут же сменили былую возбужденность на смирение и приклонили головы: перечить Королю не хотел никто. Гном молча прошел к палачу, двигаясь нарочито шумно, отдавая каждый свой шаг тяжелым звоном оружия. Из-за страха ли перед суровым нравом жителей Эребора, либо же попросту суровый вид Короля напугал простолюдинов, но те разошлись перед ним беспрекословно и так же стали ожидать слова, что помешало правосудию.       — Она воровка, Ваше Величество, — раздалось откуда-то сбоку, а суровое лицо палача участливо закивало.       — И что же она украла? — Фили вновь посмотрел на ребенка.       Острые колени упирались в брусчатку, ровно как и босые черные стопы. Крошечное тело было напряжено до предела и скорее представляло собой густой клубок разгоряченных нервов и истощенных мышц. Девочка лишь крепче сжала тонкие губы, но не возразила ни слова. Ноздри ее раздувались как у загнанного зверя, а испуганные глаза теперь косились на заточенное лезвие с какой-то неизбежностью.       — Драгоценные камни, Ваше Величество, — полный мужчина в тяжелом халате, украшенном золотой нитью и самоцветами, в подтверждение указал ладонью на свой прилавок. — Один сапфир, тринадцать алмазов.       — Пропажа нашлась? — гном вновь прошелся взглядом по острой фигурке. — Обыскали?       — Да, Ваше Величество, но камней при ней нет, — торговец замялся, почесывая широкую потную шею, а затем, словно нехотя добавил: — Она их, вероятно, спрятала где, чтобы забрать.       — То есть Вы не нашли пропажу, девочка чиста, но руку отрубить всё же решились? — Фили поморщился, когда вместо ответа по площади раздался возмущенный гул с призывами довести начатое.       — Она крутилась около лавки!       — Не местная!       — У нее всё на лице написано!       Что именно должно было быть написано на чумазом лице, гном так и не понял. Он видел лишь перепуганного ребенка, попавшего в нелепую, страшную ситуацию. Но тем не менее девочка продолжала молчать, лишь изредка дергалась, словно проверяя, так же сильна хватка палача или все же есть шанс улизнуть.       — Хватит! — громкий суровый возглас Короля вновь утихомирил бушующую толпу. Фили знал, что его слово здесь не столь весомо, как в Горе, однако весомее приказов был мешочек с золотом, что болтался на его поясе. Его гном и швырнул к ногам торговца. — Здесь достаточно, чтобы вы не калечили ребенка. Дождитесь суда.       Торговец замешкался на секунду, переводя взгляд на палача, затем прищуро взглянул на воровку и кивнул, подбирая увесистый выкуп.       — Отведите её в… — начал торговец, но договорить так и не успел.       Девчонка, улучив момент, выкрутилась из смягчившихся рук и юркнула в толпу, которая своей массивностью и бесполезностью никак не помогла поймать беглянку. Маленькая черная фигурка прыгала и скрывалась так быстро, что, в конце концов, и вовсе исчезла в витиеватых улицах города. Однако Дейла она не знала, и потому встретила тупик с разочарованным ворчанием, которое тут же смолкло: рука гнома держала ребенка за потрепанную одежду, чуть вздернув в воздух. На улицах слышались крики о погоне и немедленном суде. Точнее, самосуде, ведь если девочка невиновна, то зачем той сбегать?       Именно этот вопрос озвучил Король, провернув фигурку и, наконец, опустив ту на землю. Но девочка молчала и, кажется, лишь сильнее стиснула зубы. Глаза ее настороженно разглядывали гнома, заостряя внимание на озабоченном лице.       — Как тебя зовут? — Фили чуть прищурился, разглядывая те самые синие огоньки, которые почему-то не давали ему покоя. Именно из-за них он и помчался за ребенком, надеясь подоспеть раньше людей. — Маленькая лгунья.       Огоньки в ответ блеснули, а сама девчонка попыталась ринуться в сторону, что было необдуманно и закончилось провалом в огромных ручищах гнома. Одной из них он сжал грязные щеки, словно хотел выдавить таким образом хотя бы слово. А в том, что девчонка не немая, он был уверен ровно так же, как кое в чем ещё. Именно поэтому вторая его ладонь зависла лодочкой под трясущимся подбородком — беглянка всё ещё сопротивлялась настойчивому давлению.       — Имя, — строго повторил Фили, взглядом указывая на собственную ладонь.       Девочка нахмурилась и тяжело вздохнула. Затем выплюнула изо рта несколько камней, которые теперь покоились небольшой горкой в ладони гнома.       — Я считать умею, — всё так же не сводя глаз с детского лица повторил гном.       Девчонка выплюнула оставшиеся камни и дернулась назад, упираясь затылком в стену. Она смотрела на спасителя затравленным взглядом, видимо, не понимая, что тот собирается с ней сделать. И потому заговорить всё же рискнула.       — Тамина, — она шмыгнула носом и проследила за тем, как камни скрываются где-то во внутренних карманах мужчины. — И я не лгунья.       Фили так и замер, не успев высыпать драгоценности. Легкая улыбка проявилась на серьезном лице, приподнимая светлую бороду. Он ещё раз взглянул в напуганные глаза и мягко кивнул. Ведь действительно, девчонка и словом не обмолвилась о невиновности, какую он ей самолично приписал.       — Верно, Тамина, — согласился Фили, высыпая остатки украденного, а затем коснулся рукою острого плеча, хозяйка которого уже приметила путь к бегству. — Но ты украла.       Девочка молча кивнула. Ручки ее сжались в маленькие кулачки, от которых гному стало не по себе. По нависшим черным бровям он понял, что отпусти он ребенка сейчас, она не раздумывая сделает то же самое. И, вероятно, горожане не станут ждать его или чьего бы то ни было вмешательства.       — Пойдешь со мной, — Фили крепче сжал руку на крохотном плече и присел, чтобы следующие его слова коснулись небольшого уха: — Нужно дождаться суда, который, я думаю, ничего доказать не сможет. Но люди не умеют ждать.       Девочка повернула к нему измазанное лицо и вперила свои огромные глазища. Она бродила ими по спокойному лицу, словно искала в словах незнакомца подвох, и лишь когда зацепилась за едва заметную улыбку, слабо кивнула.       Фили и сам не знал, почему вид замарашки отзывался внутри чем-то теплым и непонятным. Он знал, что не должен брать ее с собой, но и оставить на растерзание не мог. Потому он снял с себя плащ и накинул его на девочку, накидывая капюшон на голову — та утонула в нем моментально, показывая лишь черный чумазый носик.       Не знал Король и того, почему девочка держала его руку, обхватив несколько пальцев, и не задавала вопросов. Она лишь пугливо жалась к нему, когда слышала мужской смех, доносившийся из постоялых дворов. Осмелилась она лишь тогда, когда оказалась верхом на королевском пони, в седле которого держалась, на удивление, уверенно. Спина ее была прямая и ровная, так что спустя несколько шагов Фили вернул свою руку на место, не пытаясь удерживать ребенка в случае падения.       — Вы гномий король? — макушка развернулась, стоило им выйти за пределы города.       — Верно, Тамина, — ответил Фили, разглядывая спутанные волосы с засохшими кусками грязи, которой было так много, что угадать цвет волос становилось невозможным. — Можешь звать меня Фили.       Девочка поджала губы и развернулась и весь дальнейший путь не издавала ни звука. Молчал и Король, размышляя над тем, откуда пришло человеческое дитя, и почему ей не место среди своих сородичей, от которых она, судя по всему, бежала ни один день.       По приезде Фили лично провел девчонку до комнаты, располагавшейся в крыле прислуги, предварительно приказав позвать Ингру — немолодую гномку, знакомую ему ещё с детства. А также распорядился подготовить бани и никого туда не пускать. Затем он оставил Тамину, объяснив, что о ней обязательно позаботятся, а после они поговорят и тогда он решит, что с ней делать.       Что именно — Фили и сам не знал. Девочка, а тем более забота о ней, не входила ни в какие планы. Но что-то твердило ему, что отпускать дело на самотек нельзя. По крайней мере, пока он не узнает, что же случилось с маленькой воровкой.       Раздумья его прервал громкий стук в покои. Затем он услышал женскую брань и приказал открыть двери, разглядывая взмыленную и рассерженную Ингру. Гномка была вся красная, растрепанная, порванный фартук походил больше на ненужное тряпье, собственно, как и остальная одежда взмокшей няни.       — Неужели ты не справляешься с человеческим ребенком, Ингра? — Фили едва сдержал ухмылку, памятуя, что лишь эта гномка могла найти на них с братом управу в далеком детстве.       — Ваше Величество, простите меня, конечно, но… — стражники прервали её, однако Фили лишь помахал им рукой, предоставляя гномке завершить начатое. — Это не ребенок. Это дитя Мелькора, ни больше ни меньше.       — Что же случилось? — Фили, явно заинтересованный таким поворотом, приблизился к гномке.       — Носится по всей бане, прикоснуться к себе не дает. Сама грязная, как из подземелья, а на все мои усилия… — тут Инесс громко фыркнула и задрала рукав платья, на котором отчетливо виднелся след от укуса. — Ни за что не пойду обратно, Ваше Величество, хоть что делайте, но слишком уж я стара для такого.       Гномка поклонилась и тут же поспешила ретироваться, приняв ошарашенное молчание Короля за согласие. Фили действительно не знал, как реагировать, и потому громкий басистый смех привел в удивление не только стражу, но и появившегося принца, который с хитрым неверящим взглядом остановился у Королевских покоев.       — Во имя Махала, ты смеешься, брат, — гном для достоверности хлопнул трясущееся плечо, словно пытался понять, не призрак ли перед ним. — И чего это Ингра бежала, словно только что вырвалась из лап дракона?       — Ты близок к правде, Кили, — хохотнул Король и покачал головой, приближаясь к лицу брата. — Уж не дракона, но кое-кого я привез.       Затем двое гномов отправились в сторону бань, по дороге к которым Фили и рассказал о прыткой человеческой девчонке, которая определенно бы сгинула, оставь он ее на улице.       — Это, конечно, ужасно и весьма печально, но она человек, — не понимал Кили, хмурясь теперь на брата из-под густых черных бровей.       Фили остановился и потер ладонью лоб. Затем взглянул на ожидавшего брата так, что тот пожалел о своем замечании.       — У нее глаза матери, Кили, — скорбь, хранившаяся в его сердце, отразилась теперь на лице. Казалось, что смерти дяди было мало, и потому Махал забрал в чертоги и их мать, оставляя братьев полными теперь сиротами. — Если бы только видел.       — Видел что?       Звонкий и одновременно мягкий голос заставил гномов встрепенуться. И если Фили вновь принял вид собранный, хоть и весьма встревоженный, то вот лицо Кили озарила ясная и широкая улыбка — так было всякий раз, когда его глаза касались Тауриэль.       — Я слышала, в замке завелся дикий зверь, — эльфийка ласково коснулась ладони принца, а затем развернулась к хмыкнувшему Королью. — Фили, неужели это твоих рук дело?       — Боюсь, что да, — Фили устало потер пальцами переносицу, думая теперь, на что способна воришка, если уж вывела из себя гранитную стойкость королевской няни.       Со стороны бань тут же раздался вопль. Затем послышалась ругань — видимо, Ингра решила позвать вместо себя более компетентных в укрощении диких зверей гномок — и звон медной посуды. Следом раздались крики и визги, а после в коридоре показались запыхавшиеся красные лица.       — Ваше Величество, Ваше Высочество, — поочередно поклонившись, гномки замерли с раскрытыми ртами, не зная как комментировать ситуацию, да и стоит ли вообще.       — Я думаю, что могу помочь, — Тауриэль не спрашивала, а утверждала.       И потому, стоило эльфийке исчезнуть в глубинах горячего пара, как двое братьев вновь оказались наедине. На этот раз из бань не доносилось никаких возгласов. Лишь размеренный звук льющейся воды и шипящего пара говорили о том, что девчонка или испугалась и позволила себя раздеть, либо же — к этому Фили склонялся больше — возлюбленная брата каким-то образом нашла подход к прыткому зверьку.       — Я думаю, — спустя некоторое молчание прошептал Кили, хмурясь при этом сильнее прежнего, — Раз она готова была распрощаться с рукой, то должна была быть какая-то причина.       Фили в ответ медленно кивнул. Он и сам думал об этом, но никак не мог найти подходящего ответа. Что могло сподвигнуть ребенка так категорично расстаться с частью тела, при этом полностью осознавая всю боль, которую принес бы сам процесс?       Ответ на этот вопрос принесла Тауриэль, держа на руках спящую девочку, в которой Фили никогда бы не признал бывшую заморашку. Если бы он не был уверен в эльфийке, то и вовсе бы подумал, что ребенка подменили. На руках Тауриэль лежала слабая малышка, обвив тонкими бледными руками шею эльфийки. Чистота коснулась не только рук, но и лица, которое теперь было розоватым и распаренным после жаркого купания. Но больше всего Короля поразило изменение, коснувшееся волос: вместо скомканных черных паклей по спине ребенка спадали легкие светлые кудри. Сама же девочка мирно посапывала, лишь изредка хмуря такие же светлые белесые брови.       Тауриэль же, видя вопросы на лицах гномов, подняла подол спальной рубашки, в которую была облачена спящая. Но сделала она это быстро, почти мимолетно, оголяя внутреннюю сторону детского бедра, потому как ответ граничил с нежным и достаточно интимным местом. Тем не менее, знак был довольно известным и презираемым.       — Работорговцы, — констатировал Фили, однако странности это не убавило, а даже наоборот: гном нервозно тряхнул головой, потирая светлую бородку. — Но ведь они клеймят лицо или руки…       — Некоторым женщинам ставят их, потому что…—по тихому вздоху Тауриэль и тому, как крепче она прижала к себе спящее тельце, Король все же понял: потерянная рука куда лучше того, что ждало бы сбежавшую девочку.       — Но она ребенок, — выдохнул Кили, а в его голосе уже не звучало былой предвзятости, оставляя место сожалению и неверию.       Девочка всхлипнула, ресницы ее задрожали, грозясь вот вот раскрыться. Однако Тауриэль коснулась губами мокрой макушки, беззвучно нашептывая какие-то слова. И когда вновь раздалось тихое сопение, Фили перевел суровый почерневший взгляд на брата, в глазах которого, ровно как и у него, пронеслись дни, когда разбойники осмелились напасть на караван из Синих Гор.       — А они люди, — вырвалось из сухих губ так, будто бы ребенок на руках Тауриэль человеком не был.

***

      По окончанию совета Король попросил задержаться двоих: Балина, чья борода помнила те времена, когда ещё не был рожден сам Фили, и его брата, Двалина, чья резкость и суровость были оплотом пусть не всегда компромиссного, но всё же имеющего весомое мнение, выражавшее волю большинства. Именно этим двоим нынешний Король и изложил суть произошедшей ситуации, конец которой был подвешен в неопределенности.       — Мне искренне жаль девочку, Фили, но по замку уже поползли слухи, — Балин сидел на стуле, глядя прямо перед собой и находясь в глубокой задумчивости — его пальцы то и дело трепали седую длинную бороду.       — Она человек, — согласно кивнул второй гном, — В памяти народа слишком свежа потеря. И так близость Дейла вызывает стычки.       Фили кивнул. Не было ни дня, в котором не произошла бы ссора или драка между человеком и гномом. И если сейчас удавалось сдерживать нарастающую неприязнь, то что будет после того, как он предложит кров ребенку — неизвестно. Конечно, гномы примут то, что ребенок — звено невинное и, в общем то, не причастное к злосчастной трагедии, произошедшей почти год назад, однако понять мотив Короля смогут не все.       — По крайней мере, — вновь оживился Балин, глядя теперь на задумчивого Короля, что сидел сплетя пальцы и ими же подпирая голову, — Вы можете отдать её в другие деревни или города. Торговые пути открыты и…       — Отослать её будет лучшим решением, — закивал Двалин, выпрямляя спину. — Мы не в праве выдавать её людям Дейла, но и держать у себя тоже не обязаны. Она не одна из нас.       Фили прикрыл глаза, стараясь прислушаться к самому себе. Принимать решения теперь входило в его повседневные обязанности, и не сказать, что это тяготило его, ведь совет всегда помогал в выборе, однако… Однако глаза покойной матери, так явно кричащие о чем-то, не давали ему покоя и тем самым утяжеляли ношу, которую гном нес почти год.       — Торин бы поступил именно так, — молвил Балин, касаясь напряженного плеча Короля и будто бы подталкивая того к правильному решению.       Стук в дверь прервал совещание, но то и вовсе подошло к концу, потому как Фили пробормотал что-то вроде «так оно и было бы» и тем самым поставил точку в отношении малолетней воровки. Отдавать её горожанам Дейла он не собирался, но вот чтобы направить её дальше, требовалось сделать совсем небольшое, как ему казалось, усилие.       — Ваше Величество, она проснулась, — пролепетала Ингра, и покрасневшее от устремленных на неё взглядов лицо тут же скрылось за дверьми.       — Ты всё делаешь правильно, — вздохнул Балин, хотя взгляд его будто бы выражал сомнения, и он вдруг приоткрыл рот, словно хотел что-то добавить, но в последний момент передумал и покинул зал вслед за своим братом.       Фили же шел медленно, высчитывая каждый свой шаг. А когда остановился у дверей в комнату девочки, то и вовсе замер в нерешительности. Правда, стоило ему услышать голос своего брата, доносившийся изнутри, то прокрутить ручку вдруг оказалось совершенно легко. И теперь перед ним раскрывалась довольно забавная картина.       — Приятного аппетита, Тамина, — Фили так и не сдержал улыбки, потому как в ответ на пожелания девочка слабо кивнула, сосредотачиваясь на еде, которой были забиты розовые щеки.       Ела она руками, спешно хватая еще горячие блюда. От того новая одежда быстро пачкалась жирными пятнами. Казалось, что девочка не ела целую вечность, а может и вовсе не умела пользоваться столовыми приборами, которые так и остались нетронутыми.       — Как прошло? — Тауриэль не обернулась, рассматривая нетерпеливое поедание и находя в нем какой-то личный интерес, но обратилась она именно к Фили.       — Дождемся оправдания городского суда, а затем отправим ее в другой город или деревню, — ответил тот, скрещивая руки на груди.       Жевание тотчас прекратилось и теперь на него смотрели два ярких глаза, наполненных непониманием и испугом. Тонкие руки отложили в сторону крошечного перепела и безвольно опустились вдоль туловища, мазнув по бокам платья.       — Не надо меня никуда отправлять, — детский голос вдруг стал ужасно тяжелым и хриплым, совершенно не подходящим светловолосой девочке. И, прежде чем Фили успел бы высказаться по поводу невозможности приюта внутри Горы, та добавила так же неестественно твердо: — Я сама справлюсь.       — Тамина, — осторожно начал Кили, в глазах которых теперь плескалось переживание, словно в подтверждение того, что Фили не показалось. Что синие озера пленили не его одного. — Дело в том, что…       В чем именно дело, было разобраться особенно сложно. Причина такого решения лежала в непростительной трагедии, и в ней же была её запутанность: Дис была убита рукой человека. Теперь же она словно отражалась и продолжала жить в человеческом ребенке. Видение это было до того иррационально, что со стороны могло показаться сумасшествием, ведь разбойники едва прониклись жалостью к детям гномов. Однако именно ею прониклись оба брата, словно не хотели отпускать единственную связующую нить с воспоминаниями.       — Мы могли бы взять её себе, — неловкое молчание прервала Тауриэль, — Я имею ввиду, когда закончится траур и мы поженимся.       С последними словами эльфийка сжала руку принца и подбадривающе улыбнулась девочке. Казалось, что она и вовсе общается с ребенком мысленно, потому как Тамина заметно расслабилась и даже потянулась к сладкому напитку.       Кили же смотрел на брата вопросительно. В глазах читалась неуверенность, однако Фили знал, что тот примет любое решение своей возлюбленной, и что сейчас итог зависит совсем не от него.       — Ты согласна? — вздохнул Король и крепче сжал руки, когда Тамина подняла на него строгое, совсем не детское лицо.       — Согласна, — ответила гостья и вернулась к прежнему занятию, явно предпочитая нервозному разговору вкусный ужин.       Фили же устало, но облегченно выдохнул. Теперь забота о ребенке действительно его не коснется, и он сможет вернуться к решению бесконечных проблем, приходивших в королевство с каждым новым днем. В конце концов, эта девочка, выловленная им с пыльной городской площади, совсем не вписывалась в жизнь гномьего королевства.

***

      Тем не менее все дни, оставшиеся до возвращения Кили и Тауриэль после торжественной церемонии, девчонку было не слышно и не видно. Фили изредка заходил к ней, но лишь для того, чтобы удостовериться, что с ней ничего не случилось или она не попыталась сбежать, ведь в случае последнего Тамина могла попросту потеряться или того хуже.       Однако тишина и человеческое дитя в итоге оказались понятиями совершенно разными, потому как в конце концов коридоры замка вновь наполнились руганью старой няни и её же причитаниями.       Впервые это произошло ближе к ночи, от чего на крики гномки готово было сбежаться всё королевство. Утихомирить взволнованных подданных удалось не сразу, но перечить Королю никто не смел, и вскоре все разошлись по своим местам.       — Ваше Величество, — Ингра быстро присела, стоило Фили войти в небольшую комнатку, в которой и жила Тамина. В соседнюю переселили и няню, чтобы та всё же приглядывала за девочкой и, в случае необходимости, помогала ей. — Я так и знала, что она что-нибудь утащит. Но сломать! Кровь дурная, Ваше Величество.       Фили посмотрел на сидящую в углу кровати девочку. Действительно, в руках её покоились золотые фигурки гномов, которые та, судя по всему, вырвала из вращающегося механизма, ранее представляемым мелодичную шкатулку.       — Я ничего не крала и не ломала, — глядя на свою сиделку обиженным взглядом проворчала девочка и недовольно вздохнула, понимая, что ее вид говорит сейчас об обратном. Затем она посмотрела на гнома и, не отрывая глаз от задумчивого лица, пояснила: — Я хотела узнать, как это работает. Потом вернула бы на место.       — Тебе же выходить запрещается, — вставила Ингра, косясь на Короля.       — Мне было скучно, — все же оправдалась девочка, но по вздернутому подбородку было ясно: о поступке своем та не жалеет и будто бы даже гордится. — К тому же, я всё время возвращала все на место в целости и сохранности. Никто и не заметил даже.       Ингра всё продолжала смотреть на короля, безмолвно спрашивая, почему тот молчит и не отчитывает ребенка. Ну, или хотя бы делает вид, что злится и принимает её, гномки, сторону.       Фили же теперь раздирал самый настоящий интерес: мало того, что девочка смогла выйти незамеченной, так еще и ровно таким же способом пробралась в хранилище и вернулась обратно, прихватив с собой своеобразный трофей. И делала это, судя по ее словам, не один раз.       — Я прикажу принести всё, что могло занять тебя. Напишешь список, а утром Ингра отнесет его мне, — наконец ответил гном, не переставая разглядывать девочку: светлые брови взлетели вверх, а рот широко раскрылся. — Но ты должна помнить, что воровство здесь карается не лучше, чем в Дейле, а может быть даже и хуже.       Тамина вдруг поддалась вперед, краснея и прикусывая нижнюю губу. Она вся пыжилась и хмурилась, косясь на Короля, но всё никак не решалась сказать и слова. В голове Фили уже пронеслись мысли о том, что украсть девчонка всё же успела и теперь попросту боится, что ее раскусят. И ответ гостьи всё же удивил его, хоть и принес облегчение.       — Я не умею писать, — пробормотала Тамина, кусая щеку изнутри.       Ингра, стоящая все это время с хмурым лицом, вдруг хохотнула, от чего девочка полурыкнула и вновь отползла в угол — обиженная и оскорбленная.       — Ингра, можешь быть свободна, — тихо сказал Фили и, дождавшись, пока гномка скроется за дверью, присел на небольшой стул, разглядывая неизвестно каким образом занесенную в его жизнь девочку.       Тамина делала вид, что не обращает на него внимания, продолжая разбирать зубчатые механизмы и проверяя двигательные особенности каждого из них. Но детское любопытство все же проскальзывало, и синие глаза так или иначе натыкались на ровно такой же интерес голубых и уставших.       — Пойдем за мной, — гном хлопнул себя по коленям и, наконец, встал, замерев в дверном проеме: девочка, хоть и отложила своё занятие, но не сдвинулась ни на дюйм. — Пойдем, Тамина. Я не собираюсь тебя наказывать.       Угловатые плечи тотчас расслабились и опустились, а широкие мужские невольно напряглись. Выходит, что там, откуда она сбежала, вместо уроков грамоте предпочитали куда более суровые объяснения.       Девочка шла за ним легко, несмотря на то, что каждый шаг мужчины давался ей в два или три собственных, но за всю дорогу она ни разу не пожаловалась. Остановились они у входа в дворцовое хранилище, которое охранялось двумя стражами.       — Ваше Величество, — отчеканили те, разглядывая при этом вовсе не Короля.       Фили и сам смотрел лишь на Тамину, а точнее — на спокойное лицо, разглядывавшее вход с какой-то скукой.       — Ну показывай, — гном кивнул в сторону замка, который был заперт и, более того, охранялся.       — Я не взломщик, — тут девочка задрала голову и посмотрела на него с большим сомнением.       — Хочешь сказать, двери всегда были открыты и ты просто брала, что хочешь? — Фили провел пальцами по подбородку, задевая плетеные усы.       — Нет, — девочка мотнула головой и хихикнула, увидев, как занервничала стража.       Гном тоже заметил нервозность подчиненных, однако наказывать их за нерасторопность не собирался. По крайней мере — пока что. До тех пор, пока он не поймет, каким образом человеческий ребенок обошел гномьих охранников. Девочка тем временем дернула Фили за рукав и потащила в сторону. Точнее она пыталась это сделать, потому как Король не сразу обратил внимание на настойчивые движения.       — Вот, — Тамина остановилась и указала пальчиком вверх, на небольшое отверстие в стене, которое находилось слишком высоко, да и было слишком маленьким, чтобы кто-нибудь смог туда пролезть.       — А ну покажи, — заинтересованный теперь более чем Король одобрительно кивнул, уверив, что ни в коем случае не будет сердиться.       И тогда белокурая девчушка вновь превратилась в оборванку, умело хватающуюся за выступы и поднимая себя всё выше и выше, пока наконец не достигла отверстия и не юркнула внутрь. Затем оттуда высунулась светлая макушка и на детском лице проявилась слабая улыбка.       Фили, как и обещал, не стал ругать Тамину за такой проступок — ведь благодаря ему была залатана та самая дыра — и сам помог донести до комнаты несколько интересующих ее вещиц.       С тех пор незначительные визиты приобрели более устаканенный характер: Ингра сообщала ему о просьбе девочки, и тогда он приходил к ней, составляя компанию и роль своеобразного носильщика. Роль эта его не смущала несмотря на неоднозначные взгляды подданных, а лишь дарила странное чувство успокоения, стоило ему коснуться взглядом озорных искрящихся глаз. К тому же, назвать своеобразные игрушки ношей у него не поворачивался язык.       Выбор предметов был странным, потому как совершенно было неясно, что могло заинтересовать ребенка в механических и сложных конструкциях, сделанными местными мастерами. Более того, смотреть на них в привычном понимании Тамина не собиралась. Вместо этого она выкручивала всё до последней детали и так же собирала обратно. Занятие, которое совершенно не интересовало детей такого возраста.       Правда, какого именно возраста, Фили не знал. Решился спросить лишь в тот день, когда собирался отвезти Тамину к брату и Тауриэль — те ожидали на границе, решив обосноваться не так далеко, хоть и отдельно от Эребора и Дейла, в своем небольшом доме.       — Сколько тебе лет, Тамина? — пришпорив пони спросил он, отмечая, что спина девочки не тянется тугой тетивой, а расслабленно качается в такт шагу животного.       — Десять, — плечи, скрываемые тяжелым плащом, развернулись, а из под капюшона вынырнуло округлявшееся лицо. — Наверное.       Затем лицо так же быстро исчезло, оставляя Фили теряться в догадках: расстраивает Тамину этот факт или нисколько не беспокоит.       — Наверное? — всё же уточнил он, потому как для десятилетнего ребенка Тамина была чересчур смышленой и ловкой. Качества эти, конечно, были очень похвальными, но уж больно шли в разрез с миловидным лицом.       Фили, однако, помнил, что то было таким лишь с виду, скрывая самый настоящий ураган, который он и увидел в первый день их встречи. Ему даже казалось, что тот вид потрепанной беглянки подходил Тамине куда больше, так как не вводил в заблуждение своим обманчиво невинным видом.       — Я так думаю, — пояснила Тамина, выкручиваясь обратно и вновь задирая голову. Какое-то время она следила за покачивающимися подвесками на косах гнома, а затем несмело спросила: — А вам сколько лет?       Услышав ответ, девочка нахмурилась, а на лбу проявились неглубокие морщинки, словно внутри светлой головки шел тяжелый вычислительный процесс. Затем она кивнула своим мыслям, оставив Фили краткое, но многозначительное:       — Старый.       Гном вдруг ярко рассмеялся, задрав голову чуть выше, к закатному солнцу, от чего приближающийся брат и невестка стали ему незаметны, ровно как и их удивленные лица. Зато заметила Тамина, от чего-то заерзавшая в седле и прижавшаяся вдруг к нему спиной.       — Брат, рад видеть тебя таким! — яркая улыбка Кили говорила сама за себя, ровно как и мягкая и осторожная — Тауриэль.       — Как и я тебя, — Фили перекинул ногу, слезая с пони, и направился к прибывшему брату, поклонившись его новоиспеченной жене.       Эльфийка смотрела на спрыгнувшего Короля долю секунды, а затем, словно спрашивая разрешения, коснулась рукою напрягшиеся плечики, оставшиеся без защиты. И только после краткого кивка, Тамина оказалась спущенной с пони, но так и не решалась пойти вслед за новым приютом.       Всё то время, пока гномы вели краткую беседу, малышка щурилась и часто моргала, сбивая то, что заметил лишь внимательный женский взгляд.       — Мы позаботимся о тебе, — Тауриэль слегка направила спину, укрытую походным плащом, и маленькая девочка неспешно шагнула в противоположную от Эребора сторону.       Фили же смотрел на уходящие фигуры молча, списывая странное трепещущее чувство усталостью. Правда объяснить что-то тянущее и вязкое, заворошившееся где-то внутри, не мог.       Он уже развернулся и собирался было запрыгнуть на скакуна, как в спину впечаталось что-то острое и рукастое. Последнее было особенно удивительно и неожиданно, потому как Фили не знал, что детские руки могут обнимать с такой силой, ведь едва ли они выбили из него дух. Однако еще долгое время после того, как Тамина так же молча вернулась к Кили с Тауриэль, тепло от щеки, прижатой к пояснице, напоминало ему об огромных синих глазах, дико смотрящих на него с городской площади.