It’s hard to forgive. It’s hard to fix.

I set hire to the rain Watched it pour as I touched your face Well, it burned while I cried 'Cause I heard it screamin' out your name Your name fin (Рекомендуется к прочтению: Adele — Set Fire to the Rain) Дата: 221.11.28 Время: 9.23 Ей дали новое имя — Гвендолин. У судьбы определённо есть чувство юмора. Сказать честно, она не против избавится от старого. Оно до сих пор вызывает в ней бурю плохих эмоций. Даже жаль, что они не могут забрать у Эл воспоминания. Все. Нет, кроме тех, в которых есть Дрю. Как он там? С тех пор, как Эллисон, или теперь Гвендолин, поселили в абсолютно белую комнату, состоящую, разве что из кровати и письменного стола с лампой и тремя книгами по квантовой физике, которые её заставляли читать, Гвен видела разве что только людей в белых халатах, которые приходили, чтобы взять кровь, как они говорили: «Для того, чтобы посмотреть каких витаминов вам не хватает», вкалывали так называемые «витамины» и приносили переодически еду, она больше никого не видела. Но слышала, да, Гвен слышала других детей. Детей? Я не одна… Дышать стало легче. Я здесь не одна, есть и другие, Дрю жив. Да, жив. Гвендолин. Гвендолин. Гвендолин. Гвен. Это имя, оно единственное, что ей оставили, единственное, за что можно цепляться, как за спасательный круг. Были ещё воспоминания, которые так и всплывали у Гвен в голове, она не хотела о них думать, но кроме чем думать, ей не чем было заняться. Гвендолин чувствовала изменения. Они происходили внутри неё, её тело менялось. Ночью, она просыпалась от невыносимой боли. Всё её тело разрывало, а на лбу выступал холодный пот. Страх. Страх — это то, что может разъедать тебя изнутри, причинять невыносимое количество боли и уничтожать до тех про, пока ты не умрёшь. Страх — это единственное, что чувствовала Гвен кроме боли после того дня. Ноль эмоций. Только страх и боль. *** За неделю до этого*** Гвен разбудили двое людей в белых халатах, сказали, что на завтрак у неё есть десять минут и вышли за дверь, вечно закрытую дверь. Они шли по длинному белому коридору, пока в конце Гвен не увидела дверь. Как будто в каком то медицинском учреждении, хотя всё здесь таким было. Войдя внутрь, те двое велели Гвен сесть на стул, стоящий по середине кабинета, ждать и скрылись за дверью. Через несколько минут в комнату вошла женщина, на вид лет двадцати — тридцати, в белом халате и с завязанными в тугой пучок, светлыми волосами. Сев на стул, стоящий напротив моего, она выразительно посмотрела на Гвен. Что-то во взгляде её карих глаз ей не понравилось. Она вообще не внушала ей доверия. — Здравствуй, Гвендолин. Меня зовут доктор Ава Пейдж, как ты себя чувствуешь? — спросила доктор Пейдж всё так же пристально глядя на Гвен. — Хорошо, — Гвен старалась как можно меньше разговаривать с ней — скажите, доктор, последние слово она специально выделила, почему, я каждый день слышу голоса других детей, но живу одна, в какой то слишком белой комнате? Почему я не могу быть с ними? — задала она вопрос, беспокоящий её уже давно. — За этим я здесь, — спокойным голосом ответила доктор совершенно не обратив внимания на издевательский тон Гвендолин, — чтобы ты сдала кое какие тесты, и присоединилась к другим ребятам, уже сдавшим их. — произнесла она и начала перебирать какие то листы бумаги. — Хорошо, давайте побыстрее закончим с этим проговорила Гвен. Ничего не сказав, Пейдж протянула ей один из листков. — Что это? — спросила она увидев на листе кучу каких то фигур и вопросов. — Обычный тест на IQ, он нужен для того, чтобы определить твои умственные способности, не беспокойся, такие все проходят, — ответила Ава — Прошу, приступайте. Все вопросы на этом листе показались ей слишком лёгкими. Гвен легко находила закономерности в фигурах и считала сложные примеры, которые были ей не по возрасту. Закончив через пару минут, она отдала листок Пейдж. — Неужели всё? — немного удивленно посмотрела на Гвен доктор. — Да, я закончила. — Хм, сейчас мы посмотрим результаты и вы можете быть свободны — проговорила Ава, кладя листок на металлический сканер. Гвен безучастно смотрела, как мигают лампочки разных цветов, а потом перевела взгляд на доктора Пейдж. Она стояла с напряжённой спиной и скрещенных на груди руках. Весь её вид показывал, что она очень напряжена и задумалась о чём то, что мне не дано узнать. Скучно. Скучно. Скучно. Вдруг, на мониторе загорелась зелёная кнопка, сигнализирующая о завершении операции. Опять переведя свой безэмоциональный взгляд на Пейдж, вынимающую листок из-под сканера, Гвен увидела бурю эмоций на её лице. — Я, э, не может быть… 280… Выше, чем до ныне зафиксированный мировой рекорд Мерлин Вос Савант… Это… Фантастика! — её глаза расширились от восхищения. — Вам осталось задать еще пару тестов и вы можете переходить в отсек два, прошу вас. — она проводила Гвен до двери, где её уже ждали двое в белых халатах. — Идёмте за нами — сказал один из них. И опять цепочка длинных белых коридоров. Один за другим, один за другим. Гвен не покидали слова Пейдж. Фантастика! 280! И что с того? Разве здесь не куча таких же умных детей? Иначе почему они торчат в огромном, абсолютно белом комплексе? Скучно. Всё таки, она всегда знала о своей уникальности. Постоянно слышав слова окружения: «Молодец! Как же у тебя это получается? Просто фантастика!». Скучно. Она всегда видела всю картину целиком и легко запоминала. Память Гвен и способность воспринимать окружающий мир были феноменальными. Как и многое другое. А если она лучше чем все остальные, значит она может этим пользоваться, значит, она может крутить людьми, как попало и в конечном итоге выбрасывать словно какой то не нужный мусор. Она ведь лучше. Она ведь умнее. Поэтому она и была слишком жестокой. Человек, такой как она, рано или поздно понимает своё превосходство над другими людьми и начинает этим пользоваться. Сначала затуманивает чужой мозг своими гнилыми словами, а потом лопают, как все дети шарики на дне рождении друзей. Она лучше их всех. И она это знала. По мере взросления девочки, в ней раскрывались удивительные таланты. Впервые странности за своим ребёнком заметила мама. Она обратила внимание, что, заходя в какую либо комнату, совсем еще маленькая, трёхлетняя девочка бросала всего несколько взглядов на обстановку, чтобы обхватить всю комнату взглядом, и легко запоминала, что и где находится. После этого, её начали водить по разным психологам, чтобы понять в чем дело и не больна ли их дочь. Так было установлено, что Гвен, по всей видимости, обладатель особого вида памяти, основанной на зрительных впечатлениях, что позволяло ей удерживать и воспроизводить в голове ранее увиденное в мельчайших подробностях. Правда, в самом начале это не распространялось на сенсорные образы, если проще, то на слуховые, тактильные, двигательные, обонятельные и вкусовые. Но то, что у девочки синдром Эйдетизма, было очевидно. Не спросив отца, мама принялась усердно развивать в своей дочери этот талант, полагая, что это может очень помочь ей в будущем. И то правда. Но оно того не стоило. Когда отец узнал, он был в гневе. Именно поэтому каждый месяц, каждый грёбанный день он избивал Гвен до смерти. И нанося удар за ударом повторял: « Ты — не исключительная, ты — не лучшая, ты — смерть, и ты пришла, чтобы убить нас всех.». Гвен знала эту фразу уже наизусть. Более того, она уже сама начала в неё верить. Круго. За то она умела драться с трёх лет. Отец всегда говорил, что выделяться — это плохо, выделяться на фоне других рано или поздно приведет тебя к смерти. Он всегда говорил, что она сама захлебнется в своей уникальности, а пока она будет гнить изнутри, найдётся «добрый человек» который её пристрелит. « — Спасибо за добрые слова, папа! Но кое в чём ты оказался не прав. Я уже прогнила изнутри только потому, что я твоя дочь. — » И опять одна железная дверь в конце коридора. Мужчина в белом халате постучал, и после короткого «войдите», отворил дверь, пропуская меня внутрь. Перед ней открылся вид на обсолютно белый кабинет с большим шкафом, в котором стояли маленькие колбы с разными жидкостями, стол с бумагами и больничная койка с ширмой. За столом сидела молодая женщина. — Здравствуй, Гвендолин, прошу, присаживайся на койку, — сказала она мило улыбнувшись, и после того, как Гвен села продолжила — нам осталось сделать ещё один анализ и тест. Женщина подошла к ней со шприцом в руке и пересела на корточки. — Возможно, будет немного больно, потерпи. Что там синяки и царапины. Внутри взметнулась боль неведомой силы, неописуемая, непостижимая. Она проникала в вены, разрывала нервы. На глаза наворачивались слёзы, а губы двигались в безмолвном крике. Гвен посмотрела на руку. Вены вздулись и почернели. Ей стало страшно. Она не могла пошевелиться. Глаза доктора расширились от страха, а руки затряслись. Кое как подбежав к рации, лежавшей на столе, она крикнула: — Скорее! Доктора Пейдж сюда! Быстро! Вскоре в комнату вбежала доктор Пейдж. Гвен потихоньку начала терять сознание или же сходить с ума от невыносимой боли? Она сама уже не видела отличия. Всё стало слишком одинаковым. Белым. Скучно. Скучно. Скучно. — Что это?! Такого быть не должно! — прокричала Пейдж. — Я знаю! Я сделала всё как надо: продезинфицировала, вколола, но Вены начали темнеть! Как от вспышки! Доктор, как такое возможно?! Она же имун! — заикаясь ответила ей женщина. — Не может быть. неужели вторая волна Вспышки? Не может быть. Получается, мы создали второй вирус, который находится в теле маленькой девочки… она не выдержит… Он поглотит её, а вместе с ней и всех находящихся тут. — медленно проговорила Пейдж. — А если не всё ещё потерянно? Если он станется в ней? Мы ведь не знаем, как он распространяется и распространяется ли вообще? — сказала доктор. — Будем наблюдать. — ответила Ава. — пока она уснула, прошу, вставьте чип, и отнесите её в её комнату. — Сделаю. А, доктор! А как же перевод в отсек два? Что с ним? — остановила женщина Пейдж. — Переведите её на спецподготовку, там посмотрим на действия вируса, и если что, переведём её в отсек А-2. — ответила Ава. — Хорошо. Это всё, что она запомнила. Она — не лучшая. Она — исключительная настолько, что может приносить смерть. Как же круго. Оказывается, призрак слов отца даже после его смерти следуют за ней попятам. Но я перед тобой не склонюсь, папа. Я выдержу. И я — не ни исключительная, я не ни лучшая, я — самое прекрасное, что случилось со всеми вами, и я, убью вас всех.