Дела дней давно минувших

На полу залитой солнечным светом комнаты в собственной крови лежал Василий Степанович, кожа его была нездорового синеватого оттенка. Лицо застыло в мёртвенном ужасе, а глаза полнились неверием, из рта выглядывали ровные белые зубы.  Кожа на голове - цвета спелой клубники, вперемешку со светлыми локонами. У лужи крови, что продолжала капать из раны на пол, думно расхаживал Малюта. Плохо дело, убили не абы кого, а отца самой будущей Царицы... Нынче видного боярина и важного, ибо с самим Царём родиться. Иван Васильевич уже знал о произошедшем и церемонию следовало бы отложить, но государь решил по иному.  Безутешная Марфа рыдала в своих покоях, стража во дворце уже закрыла ворота и принялась за обыски. Что странно, никто ничего не слышал и не видел, караул, что должен был сменить ушедших, нашли спящими. Растормошив людей их долго пытали, всё без результата, следов практически не осталось. Работать было не с чем, кроме трупа ничего найдено не было, вещей в комнате тоже нет. Василий приехал позже своих своей дочери и племянницы и не успел обжиться так сказать, с кем же он мог встретиться? Убийца очень хитер, аки лис, путающий, заметающий свои собственные следы. Убит боярин был не так давно о чём свидетельствовал неимоверно яркий цвет крови, а сама рана нанесена острым, тяжёлым предметом. Предмет как сказано выше не был обнаружен, у них нет абсолютно ничего... Как искать, а главное кого? Удар пришёлся сзади, значит Вася знал этого человека лично и доверял ему. Искать начали среди близких друзей да приближенных. И всё же что-то Скуратов упускал... Недалеко пыхтел Афанасий, он стоял возле стола и держался за голову. Слишком уж резко подняли Князя, даже похмелиться после бурной ночки не дали. Помогай, мол, иди. Однако своим присутствием Вяземский только действовал на нервы и в очередной раз чуть не упав наполнил чашу терпения до краёв.  - Да сядь ты уже!  Чуть присев Князь поднял руки в примирительном жесте и покачнувшись упал на скамью, да токмо промахнулся маленько. С грохотом он завалился назад, видно хорошо стукнувшись головой о каменный пол. Григорий скривился и отвернулся чтобы не видеть опухшей боярской рожи. За спиной послышалось недовольное кряхтение и шебуршание.  - Ик, от это да...  Заслышав в пьяном развязанном голосе его серьёзные нотки Малюта все же обернулся и моментально застыл. По руке Афанасия сочилась тонкая струйка крови обильно смачивая тёмную одежу, причиной ей стала маленькая и простенькая женская серьга. Сама она напоминала серебряный лист посреди которого крепился оранжевый мутный камушек. Такие могла позволить только боярыня, значит убийца - женщина?  Вытащив её из руки опричник принялся рассматривать, вспоминая где её видел и кому она может принадлежать. Долго хмурясь метался опричник по комнате, сопровождаемый размытым взором.  В миг лицо его засияло, сам Малюта довольно потирая руки направился к Государю, показать находку и высказать свои подозрения. Вяземского же похвалив, велел стражникам подсобить ему встать, да отправить спать.  *** Во тьме стояла одинокая свеча, дрожа она тускло освещала большую комнату с плотными наглухо закрытыми ставнями. Воск плавно стекал с самой верхушки к низу, растекаясь и застывая лужицей на серебряной подставке. Тени скользили по стенам, скрываясь от малейшего света, мелькали на святых ликах скручивая их в чёртовы гримасы, шептали различные гадости, пытаясь, задеть сердце Правителя. Оскверненные святые безутешно выли взывая к Государю, среди них иногда проскальзывали до боли знакомые лица. В большинстве своём это предатели и мёртвые, самыми частыми гостями являлись: Филлип несущий святые писания, одетый в черно-белую рясу, Андрюша Курбский с цветными нарядами по яркости и роскоши почти не уступающими Фёдору, Осип Гвоздь в своем колпаке с ослиными ушами и серебряными бубенцами. Скор был Царь на гнев и столь же быстр на прощение, много раз жалел он о содеянном да ничего поделать уже не мог. Каждый раз клялся себе что в иной поступится иначе, не сдерживая этого единого немого обещания. В те моменты гнев застилая взор кровавой пеленой, дурманил мысли. И делал это не хуже пахучих Османских масел, когда же Царь приходил в себя было слишком поздно.  Сейчас же Иван сидел совершенно спокойно, словно не слышал соблазнительных речей, не видел ни образов пугающих. Взгляд сосредоточен, устремлен в стену, пальцы правой руки мягко поглаживали непонятно откуда взявшегося рыжего кота, левой держал перо коим ранее старательно выводил буквы. Закусив губы Царь вздохнул, тяжко ему без Феденьки, некому приголубить и залюбить. Призраки проклятущие не дают покоя во сне и даже на яву. Раньше он вскочил бы и молился, молился до исступления превозмогая боль и голод. Пока не почувствовал что на грани тонкой, а сейчас что толку то? Демоны даже в святых вселились, Господь глух к его молитвам уже очень давно. Единственный свет остался в жизни Ивана, надежда и любовь. Будь он здесь, что бы сделал? Подошёл наверное со спины, его руки оглаживая спинку перешли бы на плечи, где стал он мягко растирать их при том нежно воркуя о всяких глупостях. Разговоры сие бессмысленные и простые не должны вызвать никакого интереса у начитанного Государя, да вот токмо в них он и находил желанный покой. В этих нежных руках, доверчивых и чистых очах. Именно в такие моменты Иван готов был отдать душу хоть Богу, хоть нечистому бесу, и Фёдор знал это, пользуясь по полной. Казначеи потом диву даются, мол, куда казна делась? Зато кафтанчиков да прикрас у драгоценного Федюши уж прибавилось. Остановившись он отложил письмо в сторону, придвигая другое и зацепил рукавом излюбленную золотую чашу. Она пошатнувшись, пролила насыщенный фиолетовый напиток прямо на бумаги, расползаясь по ним витиеватыми узорами. Хорошо было бы разозлиться, да сил не было ни на что, в тени предательски промелькнул гибкий силуэт. Знают черти об чем думал. Кот взволновано встрепенулся и встал, однако увидев, что ничего страшного не произошло зевнул, нагло устраиваясь на царских коленях. Никогда не жаловал он животных в тереме. Мама же его всё тащила и тащила с улицы в дом маленьких, несчастных зверушек. Ещё будучи дитятей возненавидел хваленых собак и котов, единственное, что готов был терпеть так это певчих птиц и коней благородных. Царь продолжил гладить шерстяной урчащий комочек, удивительно, но это казалось даже, успокаивало. На звук прибежала перепуганная Онуфриевна, следом за ней прошествовал не менее взволнованный, довольный Малюта. Уже чаго разнюхал небось... Подойдя к столу последний поклонился, много удивившись животинке лежащей на чужих ногах, но виду тому не подал.  - Царь батюшка, позволь.  Иван слегка повёл головой, сил на большее попросту не было.  - Есть находка в деле.  Потянувшись за пояс он достал маленькую серёжку, что в свете тусклом была еле видна.  - Государь, помилуй, на смотринах углядел девушку с такими украсами. Смотрел не с похотью, а целью благой. Батюшка, не гневись. Да молю тя, дай дозволение обыскать виновницу.  Тяжко вздохнув Иван с издевкой молвил.  - Молю тя, Малюта... Не виновница она, коли ещё не доказана вина.  Скуратов нарочито сильно хлопнул себя по лбу прошептав.  - Дурень я, совсем башка не варит.  Рядом стоящая Онуфриевна убрав чашу со стола и протерев проворчала.  - Ишь что творится то.  Государь откинувшись на спинку, стукнул кулаком по столу и шуточно грымнул.  - Молчи, старуха, не твоё бабье дело.  Бросив что-то невнятное она поспешила к двери. Только в спальне воцарилась тишина, так раздался голос. - Дозволяю, обыщи немедля, да всё доложи как есть! Утаишь чего...  Пригрозив ему для верности пальцем в перстах, Царь вновь опустил взгляд в уцелевшие бумаги. Григорий видя что разговаривать Царь боле не желает, мелкими шажками, беззвучно засеменил к выходу. Стоило Ивану остаться одному как замершие тени вновь принялись бесноваться.  *** Сопровождаемый стражниками Малюта словно окрыленный ворвался в светлицу, ястребиным взглядом ища Царицу. Та безмолвно, совершенно невинно лежала на белой простыне, будучи столь же бледной, исключением являлись красные следы от слёз на щеках. Рядом с кроватью сидела Ярослава удивлённо хлопая большими оленьими глазами, голос её мелко дрожал.  - Что... что происходит...  Не обращая никакого внимания на неё Скуратов нагнулся над Марфой и проверил дыхание. Развернув платок мужчина противно ухмыльнулся кивая головой, на ней была всего одна серьга, охрана молча встала по обе стороны от двери. Развернувшись к перепуганной Собакине Малюта кратко пояснил.  - Марфа Васильевна та, кто учинил расправу над Василием Степановичем. Дозволение Царя получено.  На последних словах он развернул бумагу с царской печатью, Ярослава тупо уставилась в лист. Побледнев она покачнулась и схватившись за служанку горько зарыдала. На самом деле мужчина уже знал кто истинный убийца, а оттого столь забавно было глядеть на развернувшейся спектакль. А не велика ли сцена для неё одной? Не мог старый пёс отказать себе слишком уж охоч был до таких зрелищ. Да и противника лучше изучишь, авось поймёшь чаго интересного. А девица рядом видимо только начала входить во вкус.  - Григорий Лукьянович, родной, не виновна она. Разлад с дядей давно ужо, вот как тетушка почила, так и всё. Бил её окаянный, а она боялась сказать. Как пить, есть боялась...  Притворно задумавшись Скуратов поглаживал густую рыжую бороду, стражники безмолвно следили за Царицей. Их длинные орудия властно возвышались над головами, поблескивая острыми железными концами и внушая благоговейный ужас. Вздохнув опричник пообещал позаботиться о Марфе и подняв её вынес из светлицы. Передав девушку доверенным прислужницам кратко свистнул. Из тени высунулась тощая рука, что протянула свернутое письмо, за ней виднелась низенькая фигура в чёрном плаще. Разворачивая его Малюта прошептал.  - За Ярославой приглядывай, ежели пойдёт куда-то ты за ней. Чуть прознаешь кто, сразу ко мне.  Дослушав опричника, рука натянула капюшон посильнее и скрылась во тьме.