Поздний цвет

Мадам Юй находит Вэй Усяня в пять утра на одном из дальних пирсов — этот невысокий, построенный больше для того, чтобы на него было легко выбираться из воды еще тогда, когда детям было лет по десять. Ребенку, который наискось лежит на нем, опустив одну босую ногу в воду, много больше десяти, но ребенком он быть не перестает. — Как давно тебе становится плохо по утрам, мальчишка? — садится рядом с Вэй Усянем мадам Юй, потом думает, снимает туфли и опускает ноги в воду. Вэй Усянь поворачивает в ее сторону голову, но глаза не открывает, говорит тихо: — Почему вы снова сидите рядом? Мадам Юй вздыхает, говорит: — Потому что ты снова лежишь здесь? Мальчишка открывает глаза, смотрит на нее загнанно и устало, отворачивается. Такой взгляд мадам Юй у него видела в последний раз в тринадцать. Она тогда так же сидела рядом с ним и не говорила ничего хорошего. — Вы тогда меня ругали, — говорит Вэй Усянь, — но выходило, что хвалили. Вы всегда так. Почему? — Почему ты так дерзок и упрям? — спрашивает мадам Юй. — Это твоя натура. Сколько тебя не воспитывай, а всё одно останешься диким приблудным котом. Может, и найдется твердая рука, чтобы тебя к порядку привести, но… Она замолкает, а мальчишка открывает глаза и смотрит на нее тревожно. И молчит, что страшнее всего. — Пока ты наш дикий кот, воспитанный в Пристани и не боящийся воды, — вздыхает мадам Юй. — И управой на тебя — только псы дворовые. Вэй Усянь фыркает, говорит со смешком: — Вот уж точно. Кот приблудный!.. Мадам Юй кивает и спрашивает: — И когда ты сказать собирался, отчего по утрам блевать бегаешь? Вэй Усянь снова закрывает глаза, мотает головой, говорит: — Я… не хочу верить. Он поворачивает неловко голову, случайно утыкается лбом в бедро мадам Юй и застывает, готовясь шарахнуться в сторону. Он не ждёт, что ему на волосы ляжет не по-женски тяжёлая рука. — Я говорила, — напоминает мадам Юй. — Твоя мать была омегой позднего цветения. — И когда она расцвела, она украла отца из Пристани Лотоса, — согласно бурчит Вэй Усянь, уткнувшись в чужую ногу лбом. — Но… Я был бетой. Лекари говорили, что я бета. Мне нравилось быть бетой. — Ты просто поздно расцвел, — вздыхает мадам Юй и гладит непокорную голову. Цветут омеги в первый раз в тринадцать, а то и раньше иногда. Когда в прошлый раз Вэй Усянь лежал так на пирсе, она думала, что он заметил изменения в себе, что осознал свою новую роль в мире, но нет. Тогда он был просто ребенком, который запутался в жизни. Сейчас он запутался ещё сильней, раз так подставляется под руку и льнет почти открыто. — Скажи, — говорит мадам Юй, — тот, кто сделал это с тобой, мертв, или мне нужно найти его и забить до смерти? Она говорит это спокойно, почти лениво, ни капли не сомневаясь ни в своем праве карать того, кто покусился на первый цвет ее звереныша, ни в своем желании убить, если это было насилием. Вэй Усянь чуть поворачивает голову и смотрит на нее снизу вверх так, будто нашел что-то важное для себя, какой-то ответ, которого ему не хватало, истину, способную ему помочь. — Это не было насилием, — говорит Вэй Усянь хрипло. — С его стороны. Я его связал. Я оседлал. Не понимал разумом, что творю, а он просто пытался удержать меня, но я был злым и жестоким. Жадным. Я взял то, что мне было нужно, как будто от этого зависела моя жизнь, хотя он только-только вырвал ее из пасти той твари. Мадам Юй вздыхает. Первым, о ком спросил Вэй Усянь, был Лань Ванцзи. Тот самый альфа, что подпустил к Вэй Усяню только Цзян Чэна, а до того держал шесть часов тетиву лука, чтобы спасти Вэй Усяня из пасти Черепахи-Губительницы. И который сейчас уехал, чтобы разбирать руины Облачных Глубин. Но отвечает она другое: — Поздние омеги расцветают буйно. С хорошим лекарем и нужными травами ты бы остался в разуме и сам бы решил, что тебе нужно. А так… да еще на грани жизни и смерти… это было логично. Вэй Усянь что-то невнятно бормочет, но сильней подставляется под руку мадам Юй, потом вздыхает и говорит: — Травы. Они могут не только… они могут… Мадам Юй щиплет его за ухо и говорит: — Ради кого ты это говоришь? — Не знаю, — сердито отвечает Вэй Усянь, садясь и ухо потирая. — У нас война на носу, а вам обуза не нужна. — Печати ты и брюхатым накладывать можешь, — невозмутимо напоминает мадам Юй. — Вытравить еще успеешь. Или… так сбросишь. Я после Яньли трижды сбрасывала. Ты этого ребенка хочешь?.. Вэй Усянь смотрит на нее с понятной теперь тревогой. Они оба сидят, но он уже выше, и еще вырастет. Мадам Юй головой качает, признается: — Ты — звереныш мелкий, пока себе кого по сердцу не найдешь, мне от тебя не избавиться, я это давно поняла… но с твоим дурным характером да с Вэнями, которые тебя ненавидят, я ждала, что может случиться… что-то. — И вы готовы оставить меня в Пристани Лотоса с ребенком? — спрашивает Вэй Усянь. И она слышит по его голосу, что родится эта новая жизнь. Мадам Юй даже не удивляется, потому что мальчишка уже месяц подрывается блевать, а всё никак к лекарю сходить не мог. Видимо, чтобы не вытравили силой. — Будет ребенок, тебе будет причина, чтобы защищать это место еще сильней, — хмыкает мадам Юй. — Да и не выгоню я тебя за порог в любом случае, дурной ты кошак. Вэй Усянь головой качает, словно она ему что-то теплое сказала, просит: — Дадите ему первое имя?.. Мадам Юй… теряется. Она смотрит на Вэй Усяня, а тот неловко пожимает плечами, вздыхает и соскальзывает с пирса в воду без брызг, с головой уходит, выныривает, смотрит на нее, высунув только нос из воды — мокрый и глупо-счастливый. — Лань Ванцзи скажешь? — уточняет мадам Юй. — О своем Юане? — Скажу, когда встречу, — улыбается ей Вэй Усянь. — А для девочки имя будет?.. — Родишь девочку, подберу имя, — качает головой мадам Юй. — Иди досыпать. То, что у тебя ребенок — пташка ранняя в отца, еще не значит, что и тебе таким быть. Вэй Усянь кивает, ныряет под воду и выныривает в десятке чжаней, плывет в сторону своего дома. Мадам Юй только вздыхает. Знала она, что проблемным будет этот ребенок — звереныш, кошак дикий. Но воспитали же потихоньку, приучили, что домой нужно возвращаться, потому что тут заботятся, кормят и ждут, да и собак они от него отгонят. А вот теперь у подросшего кошака еще и котенок появится. Но ничего, ничего, и с этим они справятся. Главное, чтобы у них было время, чтобы справляться. Мадам Юй смотрит на кроваво-красный рассвет, и предчувствия у нее совсем не радостные.