Never enough

Воскресенье началось с дождя, такого же холодного, как и ледянящая пустота постели. Хао просыпается один, звёздочкой лёжа на всей поверхности двуспалки Ханбина, окружённый его запахом и мнимым присутствием рядом. Голова болит настолько, что омега не может даже глаза повернуть, пялясь в потолок и ловя губами собственные вздохи. Нет сил пошевелиться, и он тонет в синеве перед взглядом, что начинает облачаться в разные образы, подыгрывая больному воображению парня. На корне языка кислота желчи, проблеваться хочется слишком сильно, однако Хао не может пошевелить хотя бы пальцем, не то что встать. За дверью спальни слышатся разные звуки, в том числе и закрытие кодового замка. После этого шаги, и Ханбин появляется перед взором, слишком уставший для утра выходного дня. Хао заставляет себя сесть у изголовья. Он в который раз убеждается, что думать для него — медленное самоубийство. Омега не замечает собственную жажду, не замечает боль в каждой клеточке тела — только руки Ханбина на голове заставляют ластиться на уровне инстинктов, пока альфа прикладывает тёплую ладонь ко лбу своего парня. Чжан снова ждёт в свою сторону ругань; слова о том, каким глупым он был вчера, однако Сон молчит, садясь рядом и утягивая в объятия. Хао хочется умереть даже больше, чем обычно. — Больше ты пить не будешь, — Ханбин тяжело вздыхает, чувствуя чужое дыхание на своём плече. — Давно проснулся? — Не знаю, — Хао отодвигается, пустым взглядом смотря на тёмные отметины на шее Ханбина. Омега не помнит близости между ними, однако даже не сомневается, что это его собственные следы. Хотя внутренние демоны и пытаются внушить, что это не так. — Ты напился от счастья за друга, или что-то ещё случилось? Если это из-за той ссоры, Хао, не стоило так… — Прости, я не хотел доставлять столько проблем, прости… — Хао смотрит куда-то через Ханбина, растворяется в нём окончательно. Ханбин не отвечает, морщится от негодования. Сону не нравится, что его омега постоянно извиняется перед ним; не нравится, что Хао считает себя несовершенным. Не нравится, что Чжан с каждым днём умудряется находить в себе всё больше минусов, собирая из них свою неуверенность в любви Сона. Альфа не понимает, как ему вбить в голову омеги все те мысли, что посещают его сознание, когда он просто смотрит на Хао. В его душе распускаются цветы, которые Чжан каждый раз сжигает до тла своими слезами. Ханбин скоро и сам расплачется от того, как тяжело приходится человеку, в котором он нашёл родное тепло. Хао не понимает, за что Ханбину достался настолько проблемный омега; Ханбин не понимает, за что Хао достались такие страдания. Когда альфа впервые встретил Чжана среди иностранных студентов, он увидел уверенного в себе омегу-недотрогу, за которым нужно бегать по пятам, пытаясь привлечь к себе хотя бы капельку внимания. Сейчас же он смотрит в пустые глаза напротив, в которых нет не то, что уверенности — нет ничего, в том числе и желания жить. Душа рвётся на куски, болит, раскрываясь кровавыми ранами. Ханбин обязан сделать Хао счастливым, но даже представить не может, как. Любовь не излечит больное сознание, которому даже медикаменты слабо помогают. Ханбин чувствует себя бесполезным, однако он не имеет права просто смириться и смотреть, как его любимый человек медленно гниёт. Ханбин подхватывает омегу на руки и несёт на кухню, как принцессу. Практически насильно впихивает в него лекарства и ставит перед чужим лицом стакан с минералкой. Хао сдерживает себя от того, чтобы упасть лицом на столешницу. Хочется что-то сказать, но голова пуста. Сон смотрит на него самым преданным в мире взглядом, пока лицо Чжана синеет. Затяжка кажется сейчас жизненно необходимой, но нет сил даже спросить, куда Ханбин убрал его сигареты. Нет сил ни на что. Хао смутно вспоминает вчерашний день, ища в голове причину настолько угнетенного состояния. Теперь слова психотерапевта о том, что ему нельзя пить, кажутся не шуткой или попыткой запугать, а аксиомой, которую Хао зачем-то решился вчера доказать. Ханбин вновь гладит по спине, плечам и рукам, пытаясь вызвать у омеги хотя бы какую-то реакцию. Однако ничего. — Останешься у меня сегодня? — спрашивает Ханбин, вновь таща Хао куда-то. Парень кивает, мёртвым грузом вися на чужих руках. Ханбин оставляет его одного в ванной, всучив в руки новую зубную щётку. У Чжана в мыслях проскальзывает идея впечататься лицом в зеркало, разбить его и вскрыть сонную артерию. Однако план в исполнение он приводить не решается, всё-таки заставляя себя почистить зубы и умыться. Краем взгляда он замечает на стиральной машине свои вещи, среди которых находит и полностью заряженный телефон, что Ханбин так любезно решил тут оставить. На экране время — девять утра. Чжан думал, что уже глубокий вечер, однако нет. От выпитых лекарств голова перестаёт трещать по швам, и Хао берет лежащие рядом с телефоном сигареты и зажигалку. Смотрит на себя в зеркало с несколько мгновений, садится на пол и закуривает, прижимаясь спиной к холодной кафельной стене. Проходит ещё какое-то количество времени перед тем, как Чжан тушит о запястье десятый окурок, а Ханбин начинает настойчиво стучать в дверь и спрашивать, всё ли у него нормально. Нужно ответить, но Хао не может, просто заходится кашлем, когда Сон не выдерживает и открывает дверь. Глаза альфы бегают по обмякшему телу парня. Хао не чувствует боли ожогов, но чувствует боль в чужих глазах, что медленно начинают наполняться неподдельным ужасом. Ханбин падает перед ним на колени и вновь прижимает к себе. Хао затягивается в последний раз, чувствуя как голова кружится от передозировки никотином. И снова молчит, не обращая внимания на слова своего парня, что пытается вытащить из него хотя бы одно предложение. Хао чувствует стыд за самого себя, когда Сон молча мажет каждый ожог на его руке мазью, после чего трепетно целует пальцы. Хао стыдно за собственную беспомощность; стыдно за то, какой он сейчас перед ним; стыдно за то, что он не может взять себя в руки и быть сильным, каким он притворяется каждый день своей жизни. С ним возятся, словно с ничего не понимающим ребёнком, хотя ему уже двадцать три. Из горла вырываются тихие хрипы, что тут же привлекают внимание парня напротив. — Мой ангел, что ж ты делаешь с собой, — Ханбин прижимается губами ко лбу омеги, затем к щекам и кончику носа. Хао вздрагивает от каждого прикосновения, пытаясь собрать себя по крупинкам ради Сона. Ради того, чтобы любимый человек не страдал, глядя на него. — Всё нормально, завтра я буду в норме, правда, — давит Чжан, кладя ладонь на чужую щёку, после чего мажет по губам альфы своими. Родное тепло успокаивает нервы. Парни вновь в кровати, Хао неподвижно слушает дыхание Ханбина, пока альфа пересчитывает его позвонки. На руках куча пластырей с сердечками, потому что у Ханбина дома оказались только такие. Хао прикрывает глаза, тут же проваливаясь в сон. Альфа слышит чужое сопение и не может сдержать слёз. В сердце тысяча ножевых, что сочатся кровью и заливают всё вокруг бордово-красным. Душа за омегу болит безбожно; Ханбин думает, что он самый никчёмный на свете, раз не может никак помочь. Только обнимает крепче, укладывая парня на своей груди. Хао больше не будет пить. Никогда.

***

Чат «I'm_crying, I'm_in_ahuy».

I'm_crying: 17:12 Ну Я в ахуе Ну ты прям Вот хочешь да С ним на свиданку I'm_in_ahuy: 17:12 Да… I'm_crying: 17:13 Пизда ну вы тогда это Давайте только Предохраняйтесь там Все дела Я свечку держать не планирую I'm_in_ahuy: 17:13 ТЫ ДУРАК I'm_crying: 17:13 ДА С ХУЯ ЛИ ДУРАК МАЛО ЛИ ЧТО ЭТОМУ ТЮБИКУ НАДО ВДРУГ ТВОЕ МОЛОДОЕ ТЕЛО I'm_in_ahuy: 17:14 ФУ БЛЯТЬ ТЯНЬЮЭ ИДИ НАХУЙ I'm_crying: 17:14 ДА Я ТО ЗА ЧТО ЛУЧШЕ БЫ ТЫ ЕГО ПОСЛАЛ Честное слово Мне скоро понадобится психологическая помощь С этой вашей хуйнёй всей Я уже на 0,5 хп держусь И на Божьем слове I'm_in_ahuy: 17:14 Я так-то тоже I'm_crying: 17:15 Аминь

***

Юджин смотрит на Гювина непозволительно милыми глазами, пока пропасть между ними растёт в геометрической прогрессии. Всё, что происходит между ними, кажется Хану самой большой ошибкой в его жизни. И как бы парень не пытался подавить гнетущее чувство внутри, у него ничего не выходит. Гювин не отпускает его ладонь, пристально смотря на экран в кинотеатре. Бета с самого начала показа рекламы даже не пытается следить за тем, что происходит. Сюжет какого-то сопливого фильма не увлекает совершенно, да и младший даже не пытается стараться как-то следить за развитием событий. Зрачки медленно расширяются то ли от темноты зала, то ли от красоты Кима. Юджин влюблён слишком сильно. Свидание с Гювином. То, о чём бета мечтал непозволительно давно, наконец-то случается, но радости это не приносит. Только ещё больше непонимания. На лице нет улыбки, однако мягкий взгляд выдаёт всё, что внутри. Юджин благодарен всем Богам за то, что старший на него не смотрит, хотя Хан очень откровенно пялится, даже не пытаясь скрыть это действие. Брови старшего периодически сводятся к переносице, а дыхание спокойное настолько, что Юджину иногда кажется, что это всё сон, и скоро он проснётся в слезах. В прочем, ничего нового. Два часа проходят очень уж быстро, на экране титры; неяркий свет заставляет резко отвернуться от объекта обожания. Пальцы затекли от крепкой хватки альфы, но Хан не позволяет себе попытку вырваться. Не хочется, чтобы это заканчивалось в ближайшую жизнь. Хотя есть вероятность, что именно в следующей вселенной судьба даст Юджину возможность любить Гювина так, как он этого хочет. Возможно, что после смерти Хан переродится омегой, созданной для того, чтобы быть любимой Кимом. Юджин не говорит ни слова, когда они выходят из зала. Свидание банально: посмотрели киношку, можно пойти поесть. Гювин пытается выпытать из Хана хотя бы что-то, однако всё, что он получает — это «я не знаю». Поэтому парни идут в ближайшие к кинотеатру ТРЦ роллы. Рядом с Кимом даже еда, которую Хан не брал в рот уже несколько недель, не лезет из него наружу, как это бывает дома. Любовная магия, не иначе. Но почему-то даже она не может заставить Юджина начать упиваться исполнением собственной мечты. Время пролетело слишком быстро. Ощущение, что та вечеринка была не месяц назад, а вчера, не испараяется из головы. Вчера Гювин сидел на свадьбе любви всей жизни, а уже сегодня он с нежностью смотрит на Юджина, что под его взглядом может только сжиматься, мнимо пытаясь спрятаться хотя бы куда-то. Будто падает в пустоту неизвестности, что заполняется новыми недоговорённостями между ним и старшим. Юджин пытается, но не может верить Гювину. И не факт, что вообще когда-то поверит. Мысли продолжают сжирать душу, раздирая её на куски, а Хан только и может, что смотреть на лицо напротив. Гювин улыбается, но не той дежурной улыбкой, которой он всегда скрывает свои проблемы. Слишком нежно, слишком смазливо, слишком неправильно. Неправильно, неправильно, неправильно. Юджин готов завыть от всего происходящего, но не издаёт ни звука, сдерживая внутреннюю истерику где-то глубоко в глотке. Они говорят о паршивой погоде; Ким рассказывает впечатления о фильме, и бета ему поддакивает, так как он не помнит из него ничего. Гювин говорит, что Юджин напоминает ему главною героиню, потому что она такая же милая. Хан пытается на это улыбнуться. Сладкая ложь Гювина льётся в уши водопадом, Юджин старательно слушает и делает вид, что всё это — правда. И опять не верит ничему. Однако сердце и мозг сегодня решают существовать в организме парня отдельно, поэтому от каждой фразы стук в груди учащается. Глаза Юджина блестят под искусственным светом, губы трепещут в поиске чужих ласк, и он сам лезет к старшему через стол, практически падая на еду. Гювин как всегда вовремя подхватывает его талию и целует первым. Юджин хочет умереть прямо сейчас, но отвечает, кусая нижнюю губу Кима и открывая рот, давая старшему полную свободу действия. Лицо горит несчадно; младший физически ощущает, как оно наливается пунцово-красным, и тысячу раз задыхается. Пальцы путаются в волосах на затылке старшего, ноги дрожат от каждого прикосновения альфы. Юджин перед ним слишком слабый, настолько непозволительно хрупкий, что готов разлететься на осколки, утопая во внутренней боли и любви. Сколько бы раз Гювин ни разбивал его сердце, Юджин всегда готов на коленях клясться в любви к нему, готов возвращаться в его объятия и умирать столько раз, сколько понадобится, чтобы полностью отдать свою душу в чужие руки. Гювин отстраняется первым, коротко выдыхает в горящее лицо, обжигая ещё больше. Юджину кажется, что его губы пульсируют, когда он видит, насколько затуманен взгляд старшего. Глаза никогда не могут врать, в отличие от слов, и Юджин готов поверить в неестественную пожирающую темноту этого тёмно-коричневого оттенка, что так и зовёт младшего отдаться полностью. Юджин тонет окончательно в тепле и нежности, что словно аура окружает его Гювина, его самого любимого и красивого старшего. Его первую настоящую любовь, что горечью оседает на языке и заставляет внутренне надеяться на лучшее. Гювин оплачивает счёт, берёт Юджина за руку и переплетает свои пальцы с чужими. Хан впервые за вечер улыбается искренне, чувствуя в животе бабочки. Во второй руке букет нежно-розовых тюльпанов, запах которых наполняет лёгкие мимолётной радостью. Гювин вновь парит, пока они ждут такси. На улице весь день ливень, что неприятно бьёт об асфальт. Юджин следит за тем, как капли разбиваются вместе со всеми мечтами о нормальных отношениях, и внезапно даже для самого себя смиряется. Даже если между ними ложь и попытки залечить душевные раны, Хан согласен на это. Пока Гювин его, пока Гювин рядом с ним и крепко держит его за руку, он не против даже попасть под машину. Бета не представляет свою жизнь без Кима, не хочет учиться жить без него. Всё равно не выйдет. По крайней мере, сейчас. Запах апельсинового пара приятно перебивает аромат цветов, и парни садятся в машину. Юджин жмётся ближе, пытаясь отпечатать жар тела альфы на себе, чтобы никогда не забыть, кому именно принадлежит его душа. Гювин крепко сжимает пальцы свободной руки Юджина и облизывает пересохшие губы. Он врал многим, в том числе и себе, но Юджину — никогда. Старший бы не простил себе такое, ни в этой, ни в следующих жизнях. Даже если сейчас Юджин не верит ему, он сделает всё, чтобы в будущем вновь завоевать его доверие. Всё, что угодно, чтобы заглушить боль Хана, которую сам оставил в его сердце. Альфа провожает Юджина до самого подъезда, на последок целуя в щёку. Юджин поднимается на свой этаж, заходит в квартиру, попутно крича родителям, что он вернулся. Заходит к себе в комнату, запирает дверь, кладёт букет на стол и падает на пол рядом с ним, плача навзрыд.

***

Чат «да».

strawberries_are_not_berries: 15:14 Пиздец На нас соседи из другого блока докладную написали Помогите И петицию собрали Что бухаем постоянно not_gay: 15:14 ВХАХХАХА ПИЗДЕЦ I'm_crying: 15:15 Давно пора было I'm_in_ahuy: 15:15 И чё вам сказали strawberries_are_not_berries: 15:15 Да нихуя До нас об этом сплетня дошла, мы сразу всю алкашку спрятали Пришел староста этажа Чё-то понудил И всё на этом Но как факт нахуй Я живу в обществе каких-то ебаных крыс Пиздец вообще not_gay: 15:16 Бедни Гонук А я говорил пора кодироваться strawberries_are_not_berries: 15:16 Сука ты ебаная хён not_gay: 15:16 :) I'm_crying: 15:17 Хэппи фемели контент Ура

***

Чат «dr.kim, t_in_mbti».

t_in_mbti: 01:02 Пиздец блять ты можешь хотя бы сказать что случилось Я нихуя не понимаю Нахуя мне ехать блять в час ночи dr.kim: 01:02 Блять Тэрэ я на роды еду просто побудь до утра с Мэтью Умоляю нахуй t_in_mbti: 01:03 Сука блять Хоть научился бы объяснять нормально что случилось dr.kim: 01:03 Спасибо за понимание t_in_mbti: 01:03 Да не за что Сейчас приеду Заодно икону захвачу блять а то вдруг там похороны Или ещё какая-то херня dr.kim: 01:04 Спасибо t_in_mbti: 01:04 Тьфу Вздох Дайте мне сил и терпения Умоляю dr.kim: 01:04 )))

***

Тэрэ прогоняет в своей голове тысячу и один ужасный сценарий развития событий, однако ничего не кажется правдоподобным. Если Джиун сам попросил его побыть с Мэтью рядом — значит случилось что-то серьёзное. В голове крутятся самые разные мысли, в том числе и о разводе брата с другом, однако Ким старательно пытается их прогнать. Мэтью открывает перед ним дверь; его глаза красные, Тэрэ искренне надеется, что от сна, а не от слёз; оверсайз рубашка Джиуна не до конца застёгнута, а пижамные штаны только дополняют этот печальный образ. Тэрэ вздыхает. — Ну, рассказывай, какого хера я тут в полвторого ночи, — Тэрэ разувается, передавая звинящие пакеты в руки второй омеги. Мэтью кажется озадаченным, взглядом провожая друга на кухню. Тихо идёт за ним, тут же доставая две бутылки игристого вина, что Ким так заботливо захватил из дома. — Я не буду пить… — Ты все-таки… Да? — Тэрэ неосознанно морщится, доставая из холодильника ледяную воду. Прихватывает два бокала и себе всё-таки наливает алкоголь. — Уже нет, — лицо мрачнеет. — Уже? — Ну. — Пиздец, нихуя не понимаю. Садись и говори нормально. И Мэтью садится рядом, наливает в бокал воду и вздыхает, собирая мысли в кучу. Тэрэ молчит, выжидая. Стекло крутится в руках, жидкость несколько раз норовит пролиться на стол. Так или иначе, ни один альфа, даже любимый муж, не сможет понять мысли омеги так, как другой омега. Сок говорит долго, без красок и преувеличений. Всё, что на душе: вся неуверенность и все затаившиеся надежды, что до сих пор на уровне подсознания заставляют омегу верить, что всё будет нормально. Глаза Тэрэ расширяются, но он не перебивает до самого конца, внимая каждое пророненное слово вперемешку с хрипами отчаяния. Сок затихает, опуская голову, пока младший кладёт руку на его плечо. — Хён же сказал, что тебя можно вылечить. Чем больше ты переживаешь, тем хуже делаешь своему организму. Сам же понимаешь, нервы играют огромную роль. — Конечно, понимаю. Но иначе не выходит, — глаза краснеют, наливаясь слезами. Мэтью думал, что за последние дни выплакал на плече Джиуна всё, что мог, но нет. Тэрэ тут же подтягивается ближе. — Я не могу сказать Джиуну всё, о чем думаю. Я так боюсь, что он оставит меня, если лечение не поможет. Если даже он бросит меня, то я не смогу жить с мыслями о том, что я бракованный. Как так вообще могло получиться? Я же молод, всегда был здоров. Почему?.. — Он любит тебя, как он может тебя оставить, что ты несёшь? — Тэрэ гладит друга по голове, пока футболка пропитывается солью. — У нас вся семья — врачи, тебя даже с того света достанут, если будет необходимость. А ты тут из-за обычной болезни уже себя бракованным называешь. Всё будет нормально. Ты станешь самым лучшим папой, ещё родишь Джиуну столько детей, сколько ваша душа пожелает. Просто нужно подождать, хорошо? Успокойся, — он прижимается ближе к дрожащему телу и утыкается носом в чужие обесцвеченные волосы. — Ты в семье лучших врачей Сеула, Мэтью. Последнее, о чем ты должен думать в такой ситуации, что тебя оставят одного. Мы все с тобой. Всё хорошо. Если ты не веришь хёну, то верь мне. Я за тебя любому голову откручу и в очко засуну потом. Мэтью всхлипывает вновь и вновь; Ким ещё несколько раз открывает и закрывает рот, думая, что ещё следует сказать. Даже если всё хуже некуда, можно будет сделать ЭКО. Страдания Мэтью не могут быть напрасны, он слишком светлый человек, чтобы вселенная решила над ним настолько поиздеваться. Мэтью хочется биться головой о стену. Он уже и сам устал от такого количества негатива в мыслях. Нужно смириться и ждать. Столько, сколько потребуется.

***

На часах полвосьмого утра. Приятная музыка на фоне расслабляет, но спать не хочется совершенно. Тэрэ за ночь всё-таки уговаривает обе бутылки, пока Мэтью пьёт воду и кофе литрами. Криминальные истории с ютуба надоели ещё час назад, весёлые шоу с айдолами — тоже. Поэтому Ким решает радовать друга пустыми разговорами ни о чем и обо всем однавременно. — Этот микробиолог меня уже достал, честно. Зачем вообще давать первашам практику в лабораториях больниц. Они там только и делают, что пробирки моют. — Иногда ещё сперму окрашивают, вообще-то. — Вот, да. Это если повезёт. У меня, блять, аллергия на цветы, а он мне три букета притащил уже. Я скоро сдохну там или от аллергии, или от передоза цетрином. — От передоз цетрином? — Мэтью хихикает. — Маловероятно. Да и, признайся, тебе нравится внимание этого… Как там его?.. Микробиолога, короче. — Кым Джунхёк его зовут, — Ким закатывает глаза. — Ну, может и нравится, конечно, но это явно не моё… Не люблю я, когда за мной бегают. Он этим на Ханбина похож. Такое только тебе нравиться может. — Прошло дохера ебаных лет, хватит уже вспоминать этот кринж… — Ну отношения у вас же были, в любом случае, — он пихает друга кулаком в плечо. — Скорее недоотношения, — Мэтью вздрагивает, вспоминая свои любовные похождения в юности. Радует, что Джиун в этом не лучше, чем он сам. Звук открывающегося кодового звонка нарушает идиллию. Альфа заходит в зал, где столь комфортно расположились омеги, и светит своим уставшим лицом, оглядывая сначала мужа, затем брата. — О не-е-ет, хён, ты вечно портишь нам атмосферу, — Тэрэ картинно возмущается, пытаясь пнуть старшего Кима в колено, пока тот наклоняется над Мэтью и целует в лоб. — Фу, ещё и друга слюнявит… — Всё, всё, сидите, я пойду спать, — Джиун взъерошивает волосы на голове Тэрэ и обнимает его за плечи. — Спасибо, — тихо, практически на ухо, но достаточно, чтобы брат услышал. Омега кивает, вновь шуточно пиная Джиуна, после чего альфа уходит. Мэтью улыбается. Искренне.