Three years later…
Юджину кажется, что его зрение где-то минус тридцать. Олли отвечает, что это холодно. Окурки растаптываются под подошвами летних ярких кроссовок бет, которые в свои двадцать два всё ещё пытаются косить под типичных инди-кидов. Или как там это было принято называть во времена весны их юности?.. В прочем, не суть. Кусты кипариса загораживают обзор, из-за чего силуэт Гонука за ними кажется ещё более расплывчатым. Стоило взять с собой очки, ну или хотя бы не полениться надеть линзы с утра. Тяньюэ неудачно ставит ногу как раз на стопу Юджина, от чего второй морщит нос и матерится на французском. Олли закатывает глаза. «Грёбанные лингвисты». — То, что Гювин-хён научил тебя трём матерные словам на французском, не значит, что ты крут, — Олли пытается скрыть макушку в листве, однако белые локоны слишком очевидно отсвечивают на солнце. — Ой, иди ты. И не завидуй, — Юджин цокает, на мгновение закатывая глаза. Телефон неприятно гудит в заднем кармане джинсов, и Хан с ещё большим раздражением начинает шарить по всей своей жопе в поисках гаджета. Если бы не имя любимого старшего на экране, бета бы сбросил. — Зай, ты вот вообще не вовремя, — шепчет Юджин в трубку. Олли изображает рвотные позывы, однако пододвигается ближе, чтобы слышать слова старшего. — Свет мой, какого хуя Гонук пишет мне, что вы с Тяньюэ следите за ним из куста? — Что?.. Парни синхронно поворачиваются в ту сторону, где стоят Гонук и какая-то девушка, и видят, как Пак показывает им средний палец за спиной, продолжая любезно беседовать с незнакомкой. Хотя, опять же, возможно, им это только кажется с такого расстояния. — Гювин, он тебе это когда написал? — Минуты три назад. У вас ещё есть время убежать. Люблю тебя, пока! — и отключается. — Твою мать, — давит Тяньюэ, решая притвориться мёртвым и лечь на землю. — Ты ебанутый? — голова друга бьёт по колену, от чего Юджин с грохотом валится следом за Олли. Гонук, договорив со своей одногруппницей, тяжёлыми шагами идёт к злосчастному тёмному кусту и ныряет за него, чтобы за ворот футболки вытянуть сначала одного младшего, затем второго. — Вы чё делаете? — Гонук внутренне посмеивается, однако на лицо цепляет маску праведного недовольства. — Хён, мы просто хотели узнать, что это за девушка с тобой, — Юджин почёсывает затылок, опуская взгляд вниз. — А я думал, мы будем врать, что просто мимо проходили, — кидает Тяньюэ, оттряхивая грязь с одежды. Безрезультатно. — Это просто моя одногруппница. Альфа. — Да блин, — Хан цыкает, кидая раздраженный взгляд на бету рядом. — Я ж говорил, что никого у него нет. Ещё и на пару опоздали. — Да чё тебе бы там на этом языкозе умного рассказали? — Ничего, но это был бы плюс в карму на экзамене. У меня ни одного пропуска по этому говну. Гонук закатывает глаза и прикрывает лоб рукой. Белый халат, который и так за три с половиной года верной службы был изгажен реактивами, теперь пачкается ещё и в пыли от брыканий младших. Солнце неестественно припекает, даже несмотря на то, что сегодня обещали дождь. Над головой ни облачка, однако два пытающихся переспорить друг друга парня ощущаются, словно повисшие над ушами Гонука грозовые тучи. Как дети малые, серьёзно. — Если вы не замолчите, я вас в реку вместе с натрием кину, — голова начинает побаливать, и Пак трёт себя по вискам. — О нет, опять эти химические штучки, — Олли вытягивает губы ниточкой. — Искусство — это взрыв. Следовало смотреть Наруто в детстве. С этими словами Гонук уходит восвояси, оставляя младших смотреть в его широкую спину. Однако быстро белая ткань на ней сливается с яркими лучами солнца, от чего бетам остаётся только зажмуриться.***
Домой Юджин возвращается унылым и морально выпотрошенным. На пару языкознания он нехотя, но пошёл, и за опоздание его по головке не погладили. Мысли о том, что ему всё-таки нужно было не вестись на поводу своих юношеских гиперфиксаций и поступать куда угодно, кроме лингвистического, уже в который раз за прошедшие два с половиной года лезут в голову, однако надолго там не заседают. Парень скидывает с себя обувь вместе с носками, понимая, что Гювин с его обострённым альфьим обонянием в восторге не будет. Однако шуточно поругаться в ближайшем будушем звучит менее энергозатратно, чем ставить вещи на их законное место. Кондиционер в зале работает на полную, обдавая истомлённое июньской жарой тело приятной прохладой. Спокойная музыка вместе со шлейфом апельсиновых духов тянется из спальни, и Юджин шлёпает босыми ногами по коридору. Гювин спокойно клацает по клавишам ноутбука, переводя очередной текст с английского на французский. Ленивая поза старшего, тянущаяся практически по всей двуспальной кровати, кажется Юджину слишком родной и домашней. Ким выглядит достаточно сосредоточеным, чтобы не заметить приход младшего, поэтому бета спокойно прокрадывается ближе к кровати и мимоходом подбирает рядом с альфой электронку. Затягивается. — Фу, это что? — тянет младший, чувствуя неприятный молочный привкус на языке, от которого хочется проблеваться. Он садится рядом с Гювином, заставляя его отодвинуться от середины кровати ближе к краю. — Я зачем-то заказал жидкость со вкусом молочного чая. Мне тоже не понравилось, — Ким легко улыбается и тянется выше, чтобы поцеловать парня в щёку. — Кушать будешь? — Мы с Тяньюэ половину буфета вдвоём снесли, так что нет, — Юджин ложится, прижимаясь ближе к боку альфы. — Ебал я в рот эту учёбу. — Это ты ещё диплом у профессора Со не защищал, — он сохраняет документ и кидает его на почту, после закрывая ноутбук. — Вы зачем за Гонуком следили? — Думали, он наконец-то нашёл себе девушку. Нуна красивая, но, оказывается, тоже альфа… — У Гонука и так омега есть, — Гювин обхватывает талию беты и зарывается лицом в его плечо. У Юджина от данной информации глаза расширяются настолько, что норовят выпасть из орбит. — Чё? — Ну, говорю, есть у него пара. Давно уже. Месяца четыре точно. — Чего?.. Зай, — Юджин вновь принимает сидячее положение, после чего за ним повторяет и Гювин. — Какого хуя я не в курсе? — Понятия не имею, — Ким похрустывает спиной после долгого лежачего положения. — Он об этом рассказывал же, даже фотки есть. Свет мой, когда хёны говорят, надо внимательно слушать. Юджин тушуется, пытаясь вспомнить хотя бы один диалог с Гонуком, когда он мог рассказать ему настолько важную информацию. Возможно, это было во время одной из попоек в баре. Ничем другим провалы в памяти Юджин объяснить не может вообще. — Ладно, допустим… И кто это? — Препод по микробиологии его. Ли Хванхи. Ему, кстати, тридцатник. — Чего, нахуй? — Вообще, там забавно получилось. Он друг Джиун-хёна. Конечно, хитросплетения в их огромной компании не перестают поражать. Всё началось, когда пару лет назад Гювин перезнакомился со всеми, с кем только мог, включая гинеколога Рики, которым оказался лучший друг Ханбина. Естественно, Юджину тоже пришлось со всеми налаживать контакт. И со свалившимися на голову в огромном колличестве новыми старшими, и с Цюаньжуем, с которым он, хотя и был знаком, но по-нормальному никогда не общался, ну… По многим причинам. Теперь же Юджин ощущает себя не то, что частью большой компании, а, скорее, младшим любимым ребёнком в большой семье. По большей мере, конечно, из-за того, что Хао, при первой встрече с Ханом, сказал, что раз он вырастил для него Гювина, то и Юджину он почти второй папа. Иронично, что первого папы у него в целом нет… Гювин почти инстинктивно поглаживает бету по спине, второй рукой держа телефон и листая ленту галереи, чтобы найти там совместную фотографию Гонука и очевидно, того самого Хванхи. Рассказывает о том, что по началу Пак за ним бегал, однако уже через месяц старший согласился быть с ним парой. Это не удивляет, потому что Гонук — буквально альфа мечты. Ну, если закрыть глаза на бывалое в юности пристрастие к алкоголю, конечно. Однако кто не без греха? — Я в шоке, — Юджин вновь затягивается и морщится от ужасного вкуса. Тут же тянется к Гювину, чтобы уткнуться своими губами в чужие. Ким притягивает парня ближе, обвивая его талию руками. Молочный чай на вкус, как ссанина деда, однако сладкие губы Юджина скрашивают этот процесс совместного потребления никотина, который уже тоже вошёл в привычку. Гювин не хотел, чтобы Хан учился у него курить, однако, видимо, сам случайно и пристрастил его к этому. Однажды они точно бросят. Вместе. Так же, как когда-то планировали бросить любить. Юджин — Гювина, Гювин — Цюаньжуя. Только вот у Хана ничего так и не вышло. Каждый прожитый момент, складывающий их совместные воспоминания, навсегда остаётся в сердце. Даже став мудрее, Юджин не смог отбросить свою первую подростковую влюблённость в старшего. Гювин когда-то говорил, что влюблялся во многих, но любил лишь однажды. Теперь он с уверенностью может сказать, что дважды. Эта любовь не похожа на ту яркую и палящую тягу к Рики, которая с каждым днём всё больше убивала в нём любые эмоции. Это что-то тёплое, домашнее и родное, постепенно заполняющее нутро такой нужной нежностью. Возможно, Юджин действительно научил его любить так, как это делать правильно. Сломал весь его мир и построил заново, чтобы заблудшая душа Кима смогла обрести покой в объятиях Хана. Во всех мелких ссорах, в совместном быте, в общей для обоих парней любви. Гювин навсегда останется в долгу перед младшим и никогда не сможет в достаточной мере искупить все грехи, даже если Юджин уже миллиард раз его простил. Этого всегда будет мало. Младший для Гювина действительно свет, что помог ему не сбиться с пути окончательно. — Мне так лень идти в душ, — Юджин мычит, полностью расслабляясь, лёжа на груди Кима. — Давай посмотрим что-нибудь? — Умоляю, только не тот криповый фильм Братц про фей. Он мне в кошмарах снится до сих пор… Гювин легко посмеивается, целуя парня в макушку.***
— Почему мы говорим о родах? — внезапно говорит Хао, заставляя омег вокруг с удивлением покоситься на него. Нет, если быть серьёзным, то Хао это не то, что напрягает. Скорее, он действительно не понимает, как они от обсуждения ебанутости своих мужиков перешли именно на эту тему. Конечно, альфы с родами, безусловно, как-то связаны, но… — Наверное, потому что нам всем почти под тридцатник и мы все замужем. Ну, кроме тебя, — Тэрэ говорит, будто это самая очевидная вещь в мире. — Мне двадцать четыре, вообще-то, — подлавливает Цюаньжуй. — И только у тебя уже есть ребёнок. Хао запивает полученную информацию чаем с бергамотом и откидывается на спинку стула. Квартира Тэрэ и Джунхёна всё ещё кажется весьма уютной, однако почему их вечерние субботние посиделки сегодня проходят именно тут ясно не до конца. Изначально это было под предлогом того, что скоро у Ханбина день рождения, поэтому обсуждать, что с этим делать дома у Хао — было бы странно. У Рики маленький ребёнок, который сегодня был благополучно оставлен на попечении его папаши, а Мэтью просто хотелось посидеть где-то кроме больницы и дома. Но и идти куда-то тоже не хотелось. В общем, логики особой не прослеживается, да и Чжан не то, чтобы против. Тем более, раз муж Тэрэ будет сидеть в лаборатории почти до ночи. — На самом деле, меня не столько пугают сами роды, сколько беременность. И тот факт, что все болячки родителей могут достаться ребёнку, — решает поддержать общую тему Хао. — Вообще, если рожать естественным путём, то это пиздец, — Мэтью подливает масло в огонь. — Джиун каждый раз будто с того света приходит, когда у него на столе омега почти умирает. — Кесарево тоже пиздец, — Рики вздыхает. — После него просто встать с кровати кажется чем-то нереальным. Шрам — ладно, но эти впечатления… Медятина. Ну, Шень говорит из своего опыта, поэтому не поверить ему будет странно. Учитывая, какой белый он был на выписке из роддома, — тем более. Тхэра — прекрасная малышка, альфа, до безумия похожая лицом на своего отца. Но ещё на третьем триместре беременности Рики чуть не откинулся раза два, потому что ребёнок буквально выжимал из него все жизненные силы. Хао вспоминает эти моменты со сжимающимся в тиски сердцем. Джонхён в то время постоянно сидел на успокоительных и рассказах Джиуна о том, что это не настолько плохо, и такое, в общем-то, часто бывает, особенно у омег-мужчин. Сам в свои слова Ким не то, чтобы верил, скорее просто пытался как-то убедить молодого папашу в том, что никто не умрёт. По крайней мере, под его контролем. — Как так вышло, что даже Тэрэ-хён успел выскочить замуж, а ты всё ещё нет? — Рики вновь перебегает с одной насущной темы на другую. Ким и Сок рядом тут же оживляются. — Кстати, да. Чего Ханбин ждёт? Когда рак на горе свистнет? — Тэрэ активно жестикулирует и закатывает глаза, выдавая следующую фразу. — Он, вроде, ещё много лет назад говорил, что всё, люблю не могу, женюсь. И до сих пор нет. — Понятия не имею, он меня уже достал, — Хао вздыхает. — На работе нас все за женатую пару принимают уже давно. — Ещё бы. Сын генерального директора компании просто так бы не прохлаждался на постоянной основе с управляющим отдела маркетинга. — И не звал бы его к себе в кабинет потрахаться, — добавляет Сок. — Пиздец, почему вы знаете настолько много? — У Ханбина длинный язык, когда он пьёт с Джиуном. У Джиуна длинный язык, когда он разговаривает со мной, — Мэтью хихикает. — Не удивлён… — Чжан лишь измученно выдыхает, вновь прикладываясь к горячему напитку. На самом деле, вопрос о браке действительно тревожит. Возможно, из-за того, что вокруг все ровесники Хао уже замужем; возможно, потому что он хочет этого уже давно. Хочет, но напрямую не говорит. Это слишком долго являлось чем-то вроде стандартных шуток между ним и Ханбином с самого начала отношений. Тогда Хао было двадцать три, и он не был морально готов к чему-то столь серьёзному. Однако теперь ему двадцать шесть. Рики до его возраста ещё не дорос даже, но уже обзавёлся ребёнком. Что-то в жизни точно идёт не так. — Вообще, Ханбин весьма помешанный. Ну, ты и сам знаешь, — спокойно начинает Сок. — Ещё бы… — Я имею в виду, он помешан на всём памятном. Любит планировать; любит, когда всё, ну, красиво, — Мэтью перебирает в голове все возможные слова, которыми в данной ситуации можно лучше описать происходящее. — Знаешь, возможно, он просто не может придумать, как сделать это так, чтобы ты запомнил на всю жизнь. Он слишком любит тебя. — Надеюсь?.. — не особо уверенно. — Нет, это я точно говорю. Он постоянно заморачивается над всем, что касается тебя. — Ну, кстати, было бы романтично, если бы он тебе предложение сделал в том месте, где предложил встречаться, — Шень подпирает голову рукой и прикрывает глаза. — Вот почему тебе достался такой романтичный альфа? Зависть, это, конечно, плохо, но… Хао опять задумывается. Воспоминания о том самом месте, где Ханбин впервые назвал его «своим» отдаются приятным трепетом где-то под рёбрами. Несмотря на надоедливый песок в штанинах и общее непонимание красоты природы у Хао, омеге всё равно кажется, что лучше места Ханбин выбрать и не мог. Тем более, в дальнейшем он сам сказал ему, что с детства мечтал отвезти на такое свидание ту омегу, с которой он планирует провести остаток жизни. Так или иначе, думать Хао не хочется, однако он не умеет иначе. Доводы Мэтью кажутся до жути правдивыми, однако извечные сомнения не покидают голову Чжана никогда. Тем более, если это касается его альфы. Мысли о Ханбине всегда заставляют забыть обо всём, что происходит вокруг, будто окунают головой в реку и заставляют безнадёжно захлёбываться. Это уже что-то привычное, то, с чем Хао научился жить на постоянной основе. В любом случае, когда он в руках Ханбина, душа успокаивается. Время проходит незаметно. За окном догорают последние краски заката, и парни решают расходиться по домам. Изначальная тема, в виде скорого праздненства, остаётся так и не тронутой. Тэрэ лишь украдкой удивляется, почему именно в этом году любящий праздники и толпы людей Ханбин решает ничего не отмечать.***
Проклятое палящее солнце пробивается через жалюзи, попадая лучами прямо в лицо Джунхёна. Жарко и душно, настолько, что хочется с себя кожу содрать. — Почему нельзя стать бактерией и храниться в холодильнике для поддержания жизнеспособности? — задаёт риторический вопрос Гонук, протирая пробирки. — Сам этим же вопросом задаюсь, — Кым только ещё более жалобно скулит, разваливаясь на столе. — У лабораторий какое-то проклятье. Летом невыносимо жарко, зимой — холодно, — Хванхи лишь посмеивается над страданиями студентов, снимая с себя белый халат. Единственное, с чем парням точно повезло — это с научным руководителем дипломной работы. Не только потому что Хванхи — жених Гонука, но и потому что он в целом очень спокойный омега. Был бы на его месте любой другой препод с их кафедры — альф бы уже расчленили вместе с бактериями, которых пять минут назад резал Джунхён, чтобы достать ДНК. Вообще, вполне возможно, что Ли такой спокойный, потому что под своё руководство он согласился взять только двоих… И то, в обмен на уговор, что на всех культурно-массовых мероприятиях для первашей альфы будут его заменять. — Всё, ребятки, у меня лекция сейчас. Долг зовёт, — Хванхи встаёт с кресла и потягивается, словно кот. — Удачи, милый. — Пока, хён. — Профессор Ли, вообще-то, — поправляет старший и на последок приобнимает Гонука за шею. — Не скучайте, а то превратитесь в хламидомонаду и я вам ваши ундулиподии поотрезаю. Звучит страшно. Омега убегает из аудитории, оставляя Гонука с Джунхёном наедине. Пак падает на соседний с парнем стул и вытягивает ноги, многозначно смотря на расставленые перед носом чашки Петри. — Защита только в январе, на кой чёрт мы так паримся? — Сам не знаю. Минута молчания. — Знаешь, я бы хотел сказать, что если бы мне на первом курсе рассказали, какой хернёй я буду заниматься на четвёртом, то числанулся бы. Но благодаря этой специальности я познакомился со своим омегой. — Я такая же херня, не волнуйся, — Джунхён лениво приподнимается. В голове внезапно рождается тысяча и одна шутка, однако Кым их озвучивать пока не собирается. Насколько же ироничной спустя года кажется та встреча с Тэрэ в больнице, когда их всем потоком потащили на экскурсию в клинику. Толпа студентов, ведущих себя, будто дети в зоопарке, и Ким, выходящий вместе со своими одногруппниками из морга… Ну мечта любого романтика, не иначе. Жаль, что жмуры не начали оживать, как во сне Джунхёна в ночь после этого. Однако Тэрэ покорил его с первого взгляда. Как оказалось в будущем, это было взаимно. Однако омегу слишком смущали четыре года разницы, причём не в сторону альфы. К счастью, против любви не попрёшь, да и Мэтью изрядно помог вправить Тэрэ мозг и заставить смириться со своей участью.***
— Директор Чжан, что с вами? Серьёзный голос Ханбина вместе с формальным обращением тут же выбивает из мыслей. Буквы на принесенных альфой документах плывут перед глазами, танцуют и, кажется, даже подпрыгивают. Омега пару раз промаргивается, чтобы понять текст. — Что это? — тянет Хао, переводя взгляд на Сона. — Джонхён-хён просил, чтоб ты подписал. — А почему сам не пришёл ко мне? Или ты так соскучился за два часа в разлуке? — Это, конечно, тоже, — всё так же серьёзно продолжает Ханбин. — Но к нему там, кажется, Цюаньжуй пришёл. Секретарша из его кабинета вылетела пулей, и я первый, кто ей на глаза попался. Вот она мне и всучила бумаги. Так ты в порядке? — Тебя увидел, поэтому теперь да, — Хао улыбается, пробегаясь взглядом по документам. — А зачем Рики пришёл? — Понятия не имею, если честно. Чжан вскидывает брови, быстро черкая по бумагам ручкой. Встаёт со своего места, накидывает на плечи пиджак и подходит к старшему, пока он забирает со стола документы. Омега почти инстинктивно тянется ладонями к шее альфы и поправляет сползший галстук, после оставляя руки свисать с плеч Сона. Ханбин свободной рукой окольцовывает его талию и целует в щёку. — Пошли узнаем, что там случилось. Я заодно покурю на обратном пути. Кстати, тебе сегодня отчёт дописать нужно, чтоб я тебе в твой день рождения этим мозги не трахал. — Да, знаю, — он вздыхает. — Пошли. Прогуляемся.***
Однако дверь в кабинет финансового директора встречает пару громкими криками за ней и испуганной секретаршей рядом. Хао, конечно, всегда знал, что у Рики характер стал весьма взрывным после беременности, но до подобного ещё не доходило. — Рюджин, иди пока посиди у бухгалтеров, — Ханбин пытается выглядеть как обычно добродушно, но поток китайского приглушенного мата на фоне всё равно заставляет дежурную улыбку подрагивать. Бета молча кивает и убегает, цокая высокими каблуками. Хао кладёт ладонь на дверную ручку и тут же слышит что-то вроде «чтоб я ещё хоть раз тебе дал». Глаза округляются, а губы застывают в немом удивлении. Однако ручку он все-таки поворачивает. Ханбин заходит внутрь первым, и в него тут же летит маленькая чашка для эспрессо. Альфа на реакции её ловит, однако дальше по кабинету летят все возможные бумаги со стола Ли. Когда заканчиваются и они, Рики вновь ругается на своём родном. Джонхён всё это время молчит и ровно сидит в кресле, всем видом показывая отсутствие какого-либо удивления действиям своего мужа. — Цюаньжуй, еп твою мать, ты что делаешь?! — так же на китайском орёт Хао, наконец-то обращая внимание друга на себя. Рики притихает и старается отдышаться после внезапной истерики. Тишина тут же наполняет кабинет. Ханбин кладёт подписанные Хао бумаги на стол и осматривается. Да, жаль, конечно, Рюджин, которой потом все эти бумаги заново сортировать придётся. Уборщицу, кстати, тоже жаль… — Родной, так что случилось?.. — Ли пытается притянуть Цюаньжуя к себе, однако тот лишь отталкивает его руки, вновь наполняясь гневом. Хао прикрывает дверь за спиной. Ну, на всякий случай. — Беременный я, вот что, блять, случилось! — он царапает ногтями лаковую поверхность стола. Скрежет режет слух, и Хао кривится, прикладывая ладонь к лицу. Боже, блять, мой. — Ребят, а вы знали, что можно ебаться с защитой? — нервно говорит Чжан, на что ответа, конечно же, не следует. — Поздравляю. — Какой, блять, поздравляю?! Я в прошлый раз чуть не откинулся! — Ну, если я скажу «соболезную» это будет как-то не к месту. — Ну, первые роды же всегда сложнее, нет?.. — пытается как-то разбавить атмосферу Сон. — Пиздец, спасибо! А ты хули молчишь вообще? Я тебя, блять, кастрирую, — у Шеня дёргается глаз. Джонхён только вновь вздыхает, улыбаясь, и всё-таки успешно утягивает омегу к себе на колени. Рики с раздражением усаживается удобнее, закидывая ногу на ногу, и откидывается спиной на чужое плечо. — Спасибо, родной. Спасибо, — Джонхён зарывается пальцами в светлые волосы омеги и легко их оттягивает, заставляя Рики зажмуриться. — То, что ты знаешь мои слабые места, не значит, что если ты на них надавишь, я перестану злиться, Джонхён. Ли на это только легко посмеивается, пока Рики от незначительной ласки мурчит, словно кот. — Мда, треш, ребята, — всё, что приходит в голову Ханбина. От всего происходящего перед глазами Хао хочется покурить в два раза больше, чем до этого. Он берёт своего альфу за руку и уходит, оставляя семейку наедине. В кабинет тут же заглядывает Рюджин и со страхом в глазах осматривает весь беспорядок. Пролитый кофе залил некоторую часть документов, на что девушка лишь грустно вздыхает, начиная собирать не пострадавшие от гнева омеги бумаги. — И всё-таки, мне страшно, — тихо говорит Рики на китайском, опуская взгляд. — Я хочу второго ребёнка, да и Тхэра, я уверен, будет рада. Но готов ли мой организм к этому снова… Я не уверен. — Всё будет хорошо, — Джонхён, признаться честно, сам не до конца верит своим словам. Однако надеяться на это хочется. — В этот раз имя будет китайским. — Всё, что захочешь, родной.***
— Вы зачем мне детсад привели? Педиатрия это не ко мне, а к Мэтью, ребят, — Джиун хлопает глазами, осматривая толпу студентов за спинами Гонука и Джунхёна. Сами они тоже не особо рады своему присутствию. Однако уговор есть уговор. И какого чёрта вообще первокурсников микробиологов водят в больницу? Тэрэ, помнится, тоже когда-то задавался этим вопросом. Им типа показывают, в какой ад у них не получилось попасть из-за более низких баллов на вступительных? Очень жестоко… — Мы хотели сходить к Мэтью-хёну, но побоялись. Мало ли что эти чилдрены выдадут, а хён беременный же… — Гонук комкано улыбается. — Ладно, звучит убедительно, — соглашается Ким, вновь осматриваясь. — Может, в лабораторию тогда? Со мной вас туда пропустят. Или к Тэрэ сходите, он покажет, как суставы вправлять. Может даже прямо на студентах. Обычно это весьма зрелищно. — Не надо! Лучше лаборатория. — Окей. В прочем, с Мэтью, как и с Тэрэ, они всё равно сталкиваются. Омеги видят эту толпу, что пугает всех проходящих мимо пациентов, и ловят дикие флешбеки из своего студенчества. — Это что? — спрашивает Тэрэ у мужа, глубже кутаясь в халат. — Это дети, дорогой. К сожалению, — и уставший вздох. — Я заметил. Если тут тоже есть кто-то вроде тебя, то морг не здесь. — Очень смешно, спасибо. Даже под просьбу Джиуна, в лабораторию студентов пускают только на пару метров от двери и в халатах. Ну, не удивительно, всё же стерильным быть должно. Местный микробиолог что-то очень вдохновленно рассказывает, а Гонук рядом с ней зевает, осматривая разные стекляшки. В целом, зашибись, — это явно надолго. Джунхён под эти сказки о хламидиях начинает засыпать, лицом утыкаясь в плечо Тэрэ. В целом, хорошо, когда в больнице есть связи. Не нужно ни с кем заранее договариваться и пытаться убеждать неосведомленных сотрудников в том, что никто ничего не поломает. — Привезли деда, оказалось, что у него вывех бедра. На вопрос, что случилось, сказал, что хотел воды ночью попить, но его сбил кот, — Тэрэ закатывает глаза, пока Мэтью перед ним посмеивается. — Ну вот и зачем я в травмотологию пошел? — Чтоб семейную традицию продолжить, — отвечает Джиун. — Мд-а… Только вот семейная традиция заключалась в том, что все альфы в семье — травмотологи, а омеги — гинекологи. Однако на Джиуне что-то пошло не так. И до сих пор не ясно, чем старший брат руководствовался, выбирая именно этот профиль. Всю жизнь рассматривать чью-то матку — ну такое себе, если честно. Тэрэ печально смотрит на слегка округлившийся живот Мэтью и понимает, что этого ребёнка с вероятностью девяносто девять процентов тоже ждёт участь медработника. Возможно, что хотя бы его собственные дети смогут прожить счастливую молодость. Однако когда эти дети вообще появятся неизвестно. Да и страшно вообще думать о чём-то подобном. Хотя у него и нет таких проблем со здоровьем, как были у Сока пару лет назад, Тэрэ не может перестать думать о всех тех слезах друга, пролитых в попытках забеременеть от Джиуна. — Ладно, ребята, я побежал. У меня приём через пятнадцать минут, — Мэтью целует мужа в щёку. — Я провожу. А то навернёшься где-то опять. Сок тушуется и закатывает глаза, однако руки Джиуна поперёк талии не дают ему вырваться, и они уходят вместе. — Я ебал, блять, это нереально слушать, — Пак вылетает из лаборатории с дергаюшимся глазом. — Хуже лекций Хванхи-хёна? — смеётся Джунхён отлипая от плеча омеги. — Не думал, что когда-то скажу это, но да. После слов о сперматозоидах и содержимом ротовой полости я не выдержал… — Сперматозоиды — содержимое ротовой полости? Или это раздельно? — Тэрэ вскидывает бровь. — Не знаю. Надеюсь, что раздельно…***
— Почему оппа решил спать до вечера именно когда я пришла к вам в гости? — Арым ковыряет малиновое пирожное ложкой, пока Хао затягивается у окна. На часах время давно переваливает за три часа дня, а альфа практически полностью проспал свой же день рождения. Благо, это выходная суббота, а отчёт он все-таки доделал. Хао стряхивает пепел в окно и тушит сигарету о пепельницу на подоконнике. — Курить, кстати, плохо, — уже стандартно подмечает бета. Девушка уже столько лет считает своим неоспоримым долгом напоминать об этом Хао каждый раз, когда он курит при ней. — Не доросла ещё, чтобы меня уму учить. — Вообще-то, мне уже двадцать… — А мне двадцать шесть. Вот станешь старше меня, тогда и поговорим, — омега мелко улыбается и треплет Арым по голове. Девушка на это лишь обиженно пищит. Весьма громко, видимо, настолько, что из коридора слышатся шоркающие звуки шагов. — Явление Христа народу, — Ханарым тут же подскакивает, когда в дверном проёме появляется помятый заспаный Ханбин. Девушка виснет на шее брата, заставляя его обнять в ответ. — С днем рождения, Бинни-оппа! Я уже задолбалась тут с Хао-оппой чаёвничать, пока ты дрыхнешь. Подарок и от меня, и от родителей в зале, если что. — Спасибо, — он хлопает сестру по спине и улыбается. Арым отлипает и возвращается к поеданию десерта. Ханбин садится на соседний с Хао стул и зевает, чувствуя, как омега кусает его за плечо. — Сколько там времени? — Полчетвертого, — отзывается девушка, параллельно листая ленту тиктока. — Сколько, блять?.. — Не следовало вчера внедрять двойную дозу снотворного, — парирует омега, пока глаза Ханбина расширяются. — Тебе всё утро названивали, в итоге я просто твой телефон выключил. — Как здорово… — он вновь зевает. — Ещё бы. Матушка успела подумать, что Хао-оппа тебя всё-таки придушил, — она, наконец-то доедает, и хватает со спинки стула свою сумку. — Ладно, не буду вам мешать. Целуйтесь, обжимайтесь и прочее, — Арым встаёт и подмигивает, тут же отправляясь на выход. Хао закатывает глаза и цокает, однако девушку до двери провожает. Она кидает что-то вроде «только племянников мне не наделайте до свадьбы» и уходит. Омега возвращается на кухню и тут же воодушевленно прыгает на бедра Ханбина, чтобы начать расцеловывать всё его лицо. Сону от этого и приятно, и щекотно одновременно. Он кладёт ладони вдоль чужих бёдер и легко поглаживает. — С днём рождения, солнце, — Хао находит своими губами губы Ханбина и утягивает его в лёгкий короткий поцелуй. — Обожаю целоваться с пепельницей, котёнок, — альфа смеётся, обнимая своего парня крепче. — Спасибо. Собирайся, поедем отмечать. — Ты же не хотел, — Хао не понимает, но весёлый тихий тон альфы улавливает. — Задумал что-то, да? — То, что я не хочу отмечать с другими, не значит, что я не хочу отмечать с тобой. — Допустим, я поверил.***
Хао кажется, что у Рики явно талант предвидеть будущее. Или же он просто слишком умный… Однако морской бриз наполняет лёгкие, смешиваясь с вечно окутывающим омегу запахом мяты. Закат догорел, когда они с Ханбином сидели в ресторане, и сейчас луна отблёскивает на водной глади. То же самое место, что и три года назад. Тот же человек рядом — навечно самый родной и нужный, способный лишь своим присутствием заставить чувствовать растекающееся по нутру тепло. Все яркие звёзды над головой погружают в мысли о том, что Хао попал или в сказку, или в сопливую дораму. Только вот реальная жизнь в руках Сона всегда ощущается именно так. Прошло столько лет, а Чжан так и не научился жить без этого альфы. И уже никогда не научится, наверное. Прохладный песок щекочет голые ноги. На ресницах горит тёплый июнь, ночью сменяющийся приятным ветром, что так и норовит залезть под оборки на блузке Хао. Ханбин крепко держит его талию, неустанно смотря под ноги. Думает, нервничает. Губы раскусаны до крови, что не может как-то скрыться от взгляда омеги. У Ханбина всегда так, когда он о чём-то переживает. Хао выучил все его привычки, все когда-то пророненные слова, потому что иначе невозможно. — Что-то случилось? — Хао останавливается первым. Редкие волны бьют около ног, и он старательно ловит своим взглядом глаза Ханбина. — Вообще, да. Думаю, я кое с чем слишком затянул. — В смысле? Ханбин молчит несколько мгновений. Мягкий хлопок рубашки скользит по рукам омеги, пока старший берёт его ладони в свои и становится прямо перед лицом. Слова путаются в голове, ветер бьёт по голым ключицам. — Знаешь, я даже словами не могу описать, насколько же сильно я ценю тебя. Ты не только мой омега, ты моя настоящая драгоценность… Хао широко открывает глаза, наконец-то сталкиваясь со взглядом Ханбина. — Я хочу всю жизнь любить тебя, хочу, чтобы ты так же любил меня. Я люблю твой характер, люблю твою манеру общения, люблю каждую твою привычку, даже если тебя от них воротит. Люблю думать о тебе, засыпать с мыслями о том, как ты мне дорог. Ты знаешь, что я любил многих, но то, что я чувствую к тебе… На это не хватает сердца. На тебя не хватает сердца, Хао. Я бы убил за тебя, я бы умер вместе с тобой. Хочу только тебя, люблю только тебя, всё что угодно — тебя. Ханбин прерывается, а Хао чувствует, как к горлу подкатывает огромный ком слёз. Руки подрагивают, и альфа отпускает одну из них и достаёт из кармана тёмно-синюю бархатную коробочку. — Эта та любовь, о которой я мечтал в детстве. То, что я пытался найти во всех, когда был младше. И нашёл в тебе. Хао, ты выйдешь за меня? Чжан дрожит, цепляясь за Ханбина до боли в костяшках. Слёзы всё-таки вылезают наружу. Ночная синева застилает глаза вместе с пеленой влаги, и он быстро кивает, пока Ханбин, наконец-то, выдыхает. Золото на пальце блестит под бесконечными звёздами, морская вода доходит до щиколоток. Хао молча плачет, утыкаясь носом в крепкое плечо, пока ладони альфы гладят везде, куда могут достать. Душа тихо всхлипывает от счастья, ведь в руках Ханбина она никогда не болит. Любовь, что вечно ранила Хао в самое сердце, наконец-то перестаёт тревожить, оставляя мысли в покое. Глаза никогда не врут, они выворачивают наружу всю душу, все потайные мысли, сбитые в уголке разума. И Хао в который раз видит в глазах своего Ханбина только чистую любовь, которая с годами лишь разрослась в нём и расцвела. — Я люблю тебя. Я люблю тебя больше, чем жизнь, больше, чем что-либо. Я люблю тебя, Ханбин. Мой Ханбин. Мой любимый. Я люблю тебя.