ID работы: 13751566

Дилемма Дикобраза

Гет
NC-17
В процессе
18
vinillm соавтор
little loner бета
Размер:
планируется Макси, написано 34 страницы, 2 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
18 Нравится 6 Отзывы 4 В сборник Скачать

1. 2.

Настройки текста
      Марго взбиралась по пыльной выдвижной лестнице на чердак так тихо, словно по стене ползла способность Алиночки. Стоило двумя ногами оказаться в пределах собственной мастерской, как лёгкие покинул скопившийся воздух. «Чёрт, от напряжения даже дышать перестала.» — пронеслась в голове неожиданно громкая мысль. У Марго такое часто: стоит только на чём-то сосредоточиться, и — вуаля — лёгкие перестают нормально функционировать!       Хотелось бы Марго почувствовать запах пыли, символизирующий то, что в этом помещении давно никого не было, но пахло хлоркой и моющими средствами. Сам чердак был не то, чтобы большим — компактным, выкрашенным идеально белой краской. На скошенном потолке висело множество длинных светодиодных ламп с ярким и, как казалось самой Марго, больничным светом. Как хорошо! С таким освещением рисовать будет удобнее всего.       Скетчбуков у Донской было невообразимое множество, но большая часть была изрисована оружием разных видов и форм, чтобы лишний раз не утруждать себя. Да и всё предвидеть невозможно, пусть лучше будет. Как учила её Ольга — лучше перебдеть, чем недобдеть. Кто знает, может к ним завтра заявится сам Игорь, и корпеть над скетчами будет некогда.       Марго аккуратно вспорола канцелярским ножом плёнку, в которую был затянут недорисованный холст. Портрет матери. Уже не родной, но ещё не чужой. Марго помнит, как сейчас помнит, как в глубоком детстве радостно кидалась к ней на шею и с теплотой шептала почти беззвучное «мамочка». Сколько хорошего должно нести это слово, но для девушки оно разит холодом. Потребовалось семь лет, чтобы понять и окончательно принять, что мать — её нежная, кроткая мама! — законченная эгоистка, неспособная любить ни себя, ни других. Она радовалась дочери не больше, чем подаренному на день рождения котёнку.       Эгоизм совсем не плохое качество, но не в этом случае. Её мать всегда была сосредоточена сама на себе и считала необходимостью выглядеть идеальной женщиной в кругу своего мужа. Она уже имела кроткий на вид нрав, хорошую фигуру и создавала впечатление милой домохозяйки; ребёнок был положен по статусу. Так принято. Надо родить не позже тридцати, тогда и на второго времени хватит. Марго появилась на этот свет только потому, что так положено. Не больше, не меньше. Об этом не давали забыть ни на минуту. Донская всему обязана родителям. Мама была довольна, когда видела в детских глазах понимание.       Родить ребёнка мало. Нужно ещё из него человека слепить, чтобы не позорил, а потому Марго всегда чему-то училась. Сначала быть девочкой: носить розовые платья, помогать маме по дому и просто быть хорошим ребёнком. Но чего-то не хватало. «Чего-то» — это чего? Донская-старшая, окидывая придирчивым взглядом ещё совсем маленькую дочь, в недовольстве поджимала губы. Забылось что-то несомненно важное, но такое неброское.       Точно, хобби! Счастливые мамочки по вечерам забирают своих детей из секций. Нужно было что-то лёгкое, со стойким шлейфом изысканности. «Как насчёт рисования?» — спрашивала мама, заглядывая дочери в глаза, хотя и ответа не ждала, решение было принято. Рисование для Марго постепенно становилось частью обыденности. Четыре раза в неделю, ровно в пять часов вечера. В шесть лет невозможно держать карандаш ровно, но у неё не было выбора. Маме хотелось хвастаться перед подругами успехами своего ребёнка, ведь это обеспечивало принадлежность к «элите» своего круга. Кто в этот круг входил и кого оценивал Марго не понимала ни тогда, ни сейчас.       Рисование приносило умиротворение. К тринадцати годам она была лучше и успешнее многих своих ровесников. Мама была довольна. Своё хобби Донская в равной степени любила и ненавидела, но побеждать на всяких конкурсах всегда было приятно. Даже если первое место куплено.       В четырнадцать лет Марго нарисовала красивую бабочку с витиеватым, тонким узором на крыльях. Линии плавно пересекали одна другую и складывались в нежную картину. Это было чем-то новым и неповторимым. Да, точно, неповторимым. На такую изысканную и хрупкую бабочку будет невозможно сделать реплику. Аккуратно вырывая листок из скетчбука, Марго хотела вставить его в рамку. Наклонилась, чтобы найти её в нижнем ящике, а когда подняла голову — обомлела в праведном восхищении.       Там, где раньше лежал рисунок, теперь был пустой лист, на котором расположилась та самая бабочка. Её крылья мелко задрожали перед тем, как широко распахнуться. «Столь хрупкое создание не должно находиться в этом грязном мире» — подумала Марго, всё ещё в неверии глядя на насекомое. Её лапки были слишком тонкими, а крылья, должно быть, слишком тяжёлыми. Когда она, грузно взмахивая своими крыльями, взлетела к потолку, девочка, наконец, поняла, что произошло. Она одарённая. Всё, что она нарисует, может воплотиться в жизнь. Это было так волнительно, так чарующе и так пугающе. Марго испытала весь спектр эмоций, но так и не поняла, рада она или нет. Разве жизнь можно так легко создать? Это противоречит закону природы.       Бабочка не прожила и десяти минут. Когда она безжизненным трупиком свалилась прямиком в поставленную Донской ладонь, Марго почувствовала непомерную для своего существа печаль. За спиной что-то громко разбилось. Резко развернувшись, девочка крупно вздрогнула. «Давно ты тут стоишь, мама?» — так и осталось без ответа.       Что было дальше, Марго вспоминать не хочет.       Мать она рисовала по памяти. Память — штука занимательная, стоит признать. Даже если ты тысячу раз видел человека — в твоём сознании он всё равно, так или иначе обрастает какими-то незначительными мелочами, которые отражают его существо.       Это второй портрет Марии Донской, написанный её дочерью. Первый, возникший под тонкой кисточкой ещё четыре года назад, был «мягким»: карие глаза напоминали тёплый латте, черты лица были плавными и даже в некотором роде округлые, лёгкая улыбка и синий свитер на плечах. Сейчас же с холста на неё смотрела женщина, подозрительно напоминавшая змею. Глаза сияли холодным блеском, жадный зрачок почти поглотил радужку, острые скулы грозились порезать даже с холста, а губы были накрашены ярко-алой помадой.       Недовольно поджимая губы, Марго попыталась отогнать от себя тяжёлые мысли. Они порознь — это главное. Линии, словно специально, выходили грубыми и неаккуратными.       Донская потянулась к длинной цепочке, вытягивая из-под ворота кофты крестик. Бережно огладила его подушечкой большого пальца, поднесла к губам и поцеловала надпись, выгравированную на обратной стороне. «Раскаяние путь искупления». Воспоминания прошедшего дня понеслись стремительно, яркими пятнами расплываясь перед глазами, пока не остановились на одном конкретном. Марго применила способность, чтобы материализовать роллы для Алины. Её ошибка, за которой последует наказание.       Пальцем поддевая подол длинной юбки, девушка обнажила бёдра. Оба истерзанные, осквернённые множеством порезов. От некоторых уже остались только шрамы, поверх которых нанесены новые, ещё более толстые и уродливые. Какие-то были глубокими, покрытыми тонкой коркой из запёкшейся крови, другие — тонкими и длинными, рваными и смазанными, летящими. За каждым скрывался свой грех и своя история. Однако, подавляющее большинство было заклеймено всего одной вещью — собственной способностью.       Марго ногтем отодрала едва образовавшуюся корочку и самой длинной частью крестика надавила на рану, глубже вспарывая кожу. Крови было не то, чтобы много, но толстая струйка скатилась вниз, преодолевая угловатую коленку и прячась с внутренней стороны. Донская давит сильнее, заставляя горячие слёзы потечь по щекам. Те, впрочем, почти моментально были стёрты мягким рукавом.

***

      Закрывая дверь на защёлку, Алина быстрым шагом направилась к столу, где её уже дожидалась карта. На листе бумаги был намечен примерный план тайных тоннелей, по которым передвигалась Портовая мафия. Марго, как человек, изучивший и нелёгкую стезю ландшафтного дизайнера, смогла предположить приблизительное расположение ходов. Основные требования были соблюдены — по этой карте можно легко добраться до любой точки Йокогамы, так что Антон Павлович утвердил и передал сей документ Верховской на рассмотрение.       Её последней задачей на сегодняшний день являлось убедиться и, в случае осечки, подправить карту. Пройдясь по листу взглядом, Алина зацепилась за какую-то забегаловку на окраине, откуда ей и предстояло начать свой маршрут. Такие заведения у мафии в почёте: там отменная еда и небольшое количество посетителей.       Верховская села в мягкое кресло у стола, подтягивая ближе карту, ластик и карандаш. Слегка поёрзала, пытаясь устроиться по удобнее и, наконец, надела беруши, погружаясь в мир полнейшей тишины, нарушаемой лишь стуком сердца. Алина по праву считала, что её способность — полное её отражение. Хотя, это, скорее, ей пришлось адаптироваться, чтобы не сойти с ума, но девушка предпочитала об этом не думать.       «Тайный друг» — так она свою способность называла. Абсолютно отделяемая от тела тень, при помощи которой Русская мафия шпионила и делала ещё множество вещей. У всего есть и обратная сторона. В момент активации сознание словно отделяется, в теле остаётся лишь малая часть, отвечающая за механические действия, вроде дыхания. Однако, звук сознание воспринимало и там, и там, что создавало большую путаницу. Приходилось выкручиваться, полностью абстрагируя физическую оболочку от внешнего мира. Из мелких неудобств также выделялось отсутствие тени в момент активного использования способности, но это всё равно мало кто видел.       Личность словно перенимала черты «Тайного друга». Верховская всегда старалась находиться в самых тёмных углах помещения, словно пытаясь слиться с окружающими тенями. По дому она передвигалась всегда бесшумно и по возможности старалась не выходить на улицу. Мозг начинал паниковать, когда не имел возможности скрыться.       Быстро переползая из одной тени в другую, избегая света фонарей и неоновых вывесок, Алина добралась до нужного здания за считанные минуты. С виду обыкновенное дешёвое кафе с необычным названием — «Сумрак». Сотни людей ежедневно проходят мимо, даже не подозревая о том, что снизу расположены тайные ходы, по которым передвигаются опасные преступники с литрами крови на руках.       Проскользнув в щель под дверью и сразу шмыгнув в тень стола, Верховская осмотрелась. Жёлтый свет, коим и было освещено помещение, не вызывал привычного уюта, а нагонял чувство паники. На деревянных стульях около барной стойки расположились двое мужчин, предположительно из мафии. В разговоре они не поднимали никаких рабочих тем, так что Алина быстро потеряла к ним интерес. Перебираясь из тени в тень, девушка успешно проникла в комнату для персонала.       Довольно быстро обнаружив подвал, Алина оказалась внутри. Сырые тоннели с бетонными стенами, ничего примечательного. Девушка, слегка приоткрыв глаза, резким движением кисти с зажатым меж пальцев карандашом, на карте обвела в круг кафе «Сумрак». Сознанием возвращаясь в тень, затаившуюся в ожидании под пыльными ступеньками, отправилась вперёд по пустым коридорам.       Передвигаться приходилось осторожно, максимально напрягая слух и обоняние. Прятаться было особо негде, разве что нырнуть в тонкую полосу тьмы между двух лампочек, висящих на тонких цепях над самым потолком, но и тут имели место быть свои риски. Чёрное пятно, резко скользнувшее в тень, не останется незамеченным для опытного мафиози. Остаётся надеяться, что никто ей, Алине, не встретится. Мори не дурак, легко сложит один плюс один, где после знака равно всплывает Русская мафия. У Огая явно появятся вопросы. Хотя никаких негативных целей гончие не преследовали, всё это — вторжение на чужую территорию. Но игра свеч определенно стоила, поэтому Алина продолжила идти вглубь, изредка делая пометки. Всё же, Марго нарисовала почти верную карту.       Поворот за поворотом, вокруг мёртвая тишина. Иногда девушке всё же удавалось пересечься с какой-никакой живностью в виде жирных крыс и тараканов, прижившихся в сырой затхлости. Если верить карте и её собственным расчётам, то где-то с правой стороны Алина должна выйти к главному офису Портовой мафии.       Оставалось буквально пара метров до последнего поворота, свет от лампочек становился ярче, но было по-прежнему тихо. Едва тень успела спрятаться за одинокой коробкой, как из-за поворота показался высокий и очень стройный парень с короткими черными волосами. Лицо обрамляли две белые пряди. Верховская напряжённо прикусила губу. Как ему удавалось настолько беззвучно передвигаться? Он ведь на своей территории и, по идее, должен быть расслаблен. Тем временем парень замер в проходе, вглядываясь в тени.       — Кто здесь? — абсолютно спокойный голос, не выдающий ни волнения, ни удивления. Словно он с самого начала знал, что не один в тоннелях. Его взгляд неожиданно упал в то место, где притаился «Тайный друг», отчего по позвоночнику прошёлся зябкий холодок. Из-под земли выросли острые шипы, заставляя девушку от неожиданности развеять способность, пальцами намертво вцепившись в подлокотник.       К чёрту, она займётся этим в другой раз! Ещё раз столкнутся с тем парнем не хотелось. Что-то с ним не так. Скорее всего, это был тот человек, которого Чехов окрестил «Адской гончей». Акутагава Рюноске. Алина растёрла напряжённую шею рукой, добавляя последние штрихи на карту и, наконец, покинула кабинет.       Проходя мимо комнаты Есенина, невольно прислушалась к звукам за дверью. Тихая ненавязчивая мелодия какой-то игры изредка разбавлялась стуком пальцев об экран. Хотела бы она сейчас хоть часть Серёжиной безмятежности, развалиться перед телеком с коробкой пиццы и смотреть тупые сериалы. Всё, что угодно — только бы избавиться от липкого страха, мёдом растёкшегося по внутренностям. Где-то на задворках сознания загуляла шальная мысль постучаться к парню и в полном молчании заночевать рядом с ним. Алина одёрнула себя в последний момент, когда до ручки двери оставались жалкие сантиметры.       В комнате, которую Алина делила с Марго, она обнаружила подругу, плотно закутавшуюся в одеяло. Донская отвернулась к стене, себе под нос пожелав сладких снов. Ночь в новом месте прошла спокойно, что казалось чем-то удивительным для обеих девушек. Сон был как никогда крепким и наконец-то без сновидений.

***

      — Что-то серьёзное? — Джон перевёл взгляд с распахнутого окна на Игоря, застывшего с какой-то запиской в руках. Редкий ветер приносил с улицы запах пыли и булочек, румянившихся на прилавке кофейни под домом.       Стейнбек Игорю нравился только по той причине, что над ним ощущалось собственное превосходство. Джон был слишком расслабленным, добродушным и доверчивым, как щенок. Иногда болтал о своей семье, рядом с ним было приятно находиться. Таких людей русский с лёгкостью обводил вокруг пальца, а потому был абсолютно спокоен.       — Как сказать, — задумчиво ответил Игорь. Его лицо заметно помрачнело, стоило вновь вернуться к мысли о злополучном послании. — Овцы сбились в стадо.       — Что? — глубокомысленно поинтересовался член Гильдии.       — Эти полоумные мафиози решили устроить анонимный клуб моих самых ярких обожателей, — усмешка всё-таки тронула губы.       Чехов в Йокогаме. Это настолько же плохо, насколько и хорошо. В груди с новой силой что-то запылало, хотя Игорь успел позабыть это чувство. Что это, предвкушение или жажда мести? Должно быть, и то, и другое. Карпов жизнь готов отдать, чтобы воплотить в реальность все свои планы. Сейчас как никогда был близок триумф и победа над заклятым врагом в качестве приятного бонуса.

***

      Когда «Дима» проснулся и осмотрелся, на его лице отразился истинный ужас. Рот широко раскрылся, но он так и не смог издать ни звука. Тело пару раз дёрнулось в попытке освободиться, но чёрные ремни, которые он сам пару раз видел в психиатрических больницах, сковывали конечности намертво.       На первый взгляд всё выглядело хорошо, о полученных травмах Чехов позаботился. В конце концов, не зря он долгое время проработал врачом. О предыдущей карьере мафиози ходили целые легенды — хирург из Чехова был не просто способным, а самым настоящим талантом. Почти все операции, которые он проводил, заканчивались успехом. За всю его практику было всего три несчастных случая.       — О, ты уже проснулся, — раздался голос Антона Павловича вслед за характерным дверным скрипом. Мужчина выглядел бодрым и, кажется, пребывал в хорошем настроении. — Полагаю, ты немного удивлён.       Многозначительный взгляд через очки упал на перебинтованное предплечье «Димы». Кисть отсутствовала. Повязка была свежая, всё ещё имела металлический запах крови и препаратов.       Интересные у Чехова формулировки, стоило признать. «Дима» был не просто удивлён — он по-настоящему оцепенел. Разум упорно твердил всего одну вещь: «это только начало». Опыта у Антона Павловича вполне достаточно, чтобы хоть миллион таких операций провести, а если вдруг пациент умрёт — плакать по нему будет некому. Неизвестность пугала. Что и в каком количестве ещё собираются отрезать?       — Если вдруг захочешь поболтать, — Чехов задорно подмигнул, но нижняя часть его лица по-прежнему оставалась строгой, выдавая полную уверенность в том, что действия приведут к необходимому результату. Но вот сколько времени на это потребуется — зависит от самого «Димы». — Я всегда рядом. Времени до следующей операции много, почти полтора часа, но я бы на твоём месте поспешил.       Мужчина удобно растянулся в кресле, которого раньше в комнате не было, с книгой руках. Чехов листал её с завидным интересом, абсолютно спокойный и расслабленный. Где-то за дверью заскреблась собака, но хозяин, грозно шикнув, прогнал животное. Под тихий шелест страниц «Дима» постепенно начал приходить в себя. Страшно было по-прежнему, но мысли теперь не казались чем-то расплывчатым.       Что делать? Спасать его никто не явится. Хотя боли не было, находиться под препаратами — удовольствие сомнительное, а постепенно пропадающие конечности улучшению ситуации никак не способствовали. Дальнейшее развитие событий было предельно ясно: когда закончатся руки и ноги ему начнут ломать рёбра и применять психологические пытки, а когда надоест — пристрелят, как пса. Об эсперах, находящихся с Чеховым в Йокогаме, известно ничего не было. Разве что Есенин… Способность у него гаденькая, полностью отражающая прогнившее нутро. «Дима», когда ещё служил в мафии, пересекался с ним пару раз. Самодовольный ублюдок, похлеще Феликса. Смысла продолжать бороться с этим всем парень не видел.       Ну и хрен с ним. Кто его осудит? Разве что сам себя. Однако же, это чувство надолго не задержится. Как только информация окажется у русской мафии — его моментально убьют. Что плохого в том, что «Диме» хочется лишить себя бессмысленных страданий? Неужели испытаний на его долю было мало?       — Книга, — прохрипел парень. Горло неприятно саднило. Чехов отложил книгу и за несколько шагов добрался до койки пленника. Со стола прихватил стакан воды и помог выпить. Говорить стало на порядок легче. — И у Игоря, и у Френсиса цель одна — они хотят книгу. Чем-то вы ему насолили.       — А чем — Карпов не уточнял? — Антон Павлович присел в ногах и задумчиво потёр подбородок. — Что за книга и чего Игорю надо от мафии?       — По слухам, книга позволяет осуществить написанное на её листах, и спрятана она в Йокогаме, — Чехов продолжал смотреть пустым взглядом перед собой, но слушал внимательно, хотя и не поворачивался. — С её помощью Игорь хочет лишить всех эсперов способностей. Очевидно, это не единственная его цель, но большего он никогда не рассказывал.       Для чего ещё Игорю понадобилась книга, Чехов представлял весьма смутно. Возможно, ответ сокрыт в прошлом. Копаться в воспоминаниях не хотелось, да и не вспоминалось ничего. Пересекался он с Карповым лишь на войне, но никаких разногласий не имелось. Необходимо перечитать дневники за то время, но что-то внутри не позволяло. В то время Чехов потерял достаточно друзей.       — Думаю, смысла спрашивать тебя о местонахождении Игоря нет смысла, всё равно не знаешь, — Антон Павлович повернул голову в сторону «Димы» с лёгкой улыбкой. — Умрёшь быстро и без боли. Заслужил.

***

      Марго с трудом перебирала ногами, ощущая прохладу деревянной лестницы. Алиночка, сама еле разлепившая веки, разбудила её около получаса назад тычком в бок, невнятно пробурчав что-то про Чехова и собрание. Чтобы привести себя в порядок и переодеться, Донской понадобилось минут двадцать, и ещё десять она сидела, свесив ноги с кровати, раздумывая над тем, так ли оно всё ей надо.       В гостиной уже сидел Есенин, что-то весело клацающий по экрану. Парень закинул ноги в разноцветных носках на пустую столешницу. Верховская, вошедшая в помещение сразу за Марго, держа в руках поднос с чаем, нахмурилась и грубым движением кисти скинула со стола всё, чему там находиться не положено. Серёжа цокнул, но возразить не решился — Алина по утрам всегда в плохом настроении, тут и подносом по голове огрести не трудно.       — Доброе утро, девочки, — разулыбался Серёжа. Верховская на это прошипела:       — Утро становится добрым только после полудня. Если я узнаю, что никакой Антон Павлович нас не собирал — задушу собственными руками.       — Всё больше убеждаюсь в том, что твой выпуск «Дома Юности» был самым неудачным из всех, Алиночка, — елейно произнес Есенин, склонив голову набок. — Разве учебные тревоги не проводились? Как только поступила команда «подъём», ты должна твердо стоять на ногах и, желательно, с пушкой в руках, поспешно натягивая одежду. Думаешь, враги тебе открытку за пару дней до нападения пришлют, чтобы ты наверняка успела подготовиться?       — На ногах я твёрдо стою с того самого момента, как ты ворвался в нашу комнату, — в тон ему ответила девушка. — А вот врагов пока не видно. Кого убивать будем?       — А раз на раз не приходится, так что к моему замечанию советую прислушаться, — Есенин ещё многое хотел и собирался высказать, но шум входной двери прервал его порыв. Чехов вернулся. Алина поджала губы, так и не успев ничего ответить.       По Антону Павловичу было сложно сказать наверняка, в каком расположении духа он пребывает. Странный, почти безумный и отчасти предвкушающий блеск в глазах сбил с толку Марго. Губы были сжаты в тугую полоску от напряжения. Сон как рукой сняло.       Чехов присел в кресло, расположенное прямо напротив камина, так ни разу и не зажжённого. Лица его теперь видно не было, только вышитые узоры на дорогой ткани, которой была обита мебель, плясали перед глазами. На комнату опустилось тяжёлое молчание. Есенин вжался в мягкий диван, его лицо словно окаменело, застыв в замешательстве.       — Игорю нужна книга, — наконец, произнёс Антон Павлович.       — Не вопрос, у вас в кабинете целая библиотека имеется, — легкомысленно пожала плечами Верховская в попытке разогнать напряжение. — Пригласим его на обед, а там и разногласия обсудим.       — Я навёл некоторые справки, — невозмутимо продолжал мужчина. Такое ощущение, что выпад Алины остался для него незамеченным. — Речь идёт о «Заветной книге». Повесть с чистыми листами, позволяющая осуществить написанное на её страницах. Однако, использовать её можно лишь раз. И эта, не побоюсь выражения, бомба замедленного действия только и ждёт, когда кто-то решится сорвать чеку. В руках наших врагов книга слишком опасна.       Гостиная вновь погрузилась в молчание. Марго вздрогнула. Эта вещица одновременно её восхищала, но и страха нагоняла ничуть не меньше. С помощью собственной способности она могла перевернуть ход истории, создав, например, взрывчатку такой мощности, что содрогнётся весь свет. Может быть, когда станет старше и опытнее, даже сможет создать или изменить суть жизни. Но эта книга… Аналогично способности Донской, она могла безвозвратно изменить саму суть мироздания, только в более глобальных масштабах. Девушка нахмурилась. Книгу необходимо найти и уничтожить.       — И где она? — голос Серёжи звучал непривычно хрипло, что ощутимо резало слух Алины. Девушка повернула голову, вглядываясь в небесные глаза, но так и не увидела синеву, словно небо заволокло грозовыми тучами.       — Некто с даром ясновидения предрёк, что книга запечатана на жалком клочке земли, именуемым Йокогамой, — произнес — скорее, прошелестел — Чехов. Спустя некоторое время мафиози продолжил, но в его голосе всё-таки заиграли живые, напоминающие радость ноты. — Ну, что же — все хотят, а у нас будет! Рискну предположить, что Игорь до книги всё ещё не добрался, в противном случае нам пришлось бы не сладко.       Антон Павлович поднялся с кресла, разминая руки. Впереди много работы, а эта чёртова книга только увеличила объём. Сама мысль о том, что существует нечто, способное изменить саму суть бытия, пугала. Книгу нужно найти и поместить под охрану.       — Вы собираетесь её уничтожить? — решилась спросить Марго, но быстро стушевалась под цепким взглядом Чехова. — Я имею ввиду, что это слишком опасно. Мафия не сможет гарантировать неприкосновенность. В конце концов, через тридцать-пятьдесят лет главой организации может стать кто-то слишком корыстный и высокомерный. Такой человек обязательно захочет примерить на себя роль Бога, запустив катастрофу. И никто не сможет его остановить. Запретить или ограничить доступ главе невозможно, это ведь прописано в омерте первым пунктом. «Члены организации подчиняются главе организации беспрекословно».       — Боюсь, что это невозможно, — Антон Павлович слегла приподнял голову. Теперь линзы его очков отражали свет, не позволяя заглянуть в глаза. Приметив чужое замешательство, он продолжил. — Были исследователи, вырвавшие страницу. Страница не поддавалась ни огню, ни другим способам её уничтожения. Другого выхода у нас просто нет.       — А откуда у вас эта информация? — сощурился Есенин. Этот вопрос не давал ему покоя с того самого момента, как Антон Павлович заговорил.       — Забрался бы я так высоко, не имея связей и собственных информаторов? — как-то хищно улыбнулся Чехов.       — Конечно же нет, но откуда у вас связи за пределами России? — Серёжа казался похожим на раскачивающего тельце богомола, готового броситься в атаку. Сравнение, как Марго казалось, было не самым удачным, но как нельзя подходящим.       — Ты в чём-то меня обвиняешь?       — Нет, — и только когда все покинули комнату, оставляя Есенина в гордом одиночестве, он продолжил, бросив в пустоту ломанное: — Пока нет.       Всего два слова. Два слова, которые он так и не рискнул сказать напрямую. Из доказательств у него разве что чуйка, простая человеческая чуйка, которой Серёжа за годы в мафии привык доверять. Однако могло ли это являться подтверждением? Более того — сможет ли он хоть в чём-то обвинить человека, подарившего ему жизнь?

***

      Той холодной осенью умерла его мать. Грустил ли Серёжа? Нет, определённо нет. Конечно, его мать была хорошей женщиной и заслужила минимальной жалости, но Есенину было не до того. В восемь лет остаться на улице без еды и денег равносильно смерти.       Таких детей, как он сам, было бесчисленное множество. Отцы уходили на войну и не возвращались, оставляя свои семьи без средств к существованию. Да, он совершенно точно не был единственным и самым несчастным. Просто не повезло. Все женщины его города с плохо скрываемой дрожью ожидали новостей с фронта. Мать исключением не стала. В памяти Серёжи навсегда отпечатался тот вопль, который издала женщина, получившая похоронку на имя мужа. Наблюдая за ней из дверной щели, Есенин ощутимо вздрогнул.       С той весны мать стала чахнуть на глазах. Даже года не прожила.       Дом забрали за долги ещё в начале лета. Мать договорилась со сварливой старухой по соседству, что будет вместе с сыном помогать по хозяйству взамен на кров и еду. Позже Серёже приходилось управляться в одиночку. Та, кого он по глупости нарёк сварливой бабой, оказалась простой бабушкой, прячущей своё сострадание за скверным языком. В конце октября она отдала душу Богу, и Серёжа оказался там, где изначально и было положено — на улице.       Ноябрь был холодным. Тонкая дублёнка не спасала от порывов дикого ветра. Желудок болел от недоедания. Приходилось идти на крайние меры. Пробегая по одному базару, Серёжа схватил мягкую буханку хлеба с прилавка какой-то булочной. Хозяин мог бы догнать мальца, но не стал, лишь проводил жалостливым взглядом уносящуюся вдаль спину. По лопаткам загуляли мурашки. Жалость Серёжа не терпел уже тогда.       Одинокий полуразрушенный домишко в конце улицы с насквозь промёрзшими стенами стал приютом для всех тех сирот, которым не хватило места в детском доме. Сейчас там было пусто. Ещё бы, полдень ведь. Женщины и избежавшие призыва мужчины как раз в это время шли за продуктами, а значит для сирот наступало время охоты за продовольствием и чужими кошельками.       Кусая румяную корку, Серёжа старался не думать о таких же несчастных, как он. У них у всех общая судьба и общая участь — умереть этой зимой. Даже в самых дерзких мечтах Есенин не мог представить, что переживёт эту жестокую зиму. Смерть его ожидала мучительная, но найти в себе силы на то, чтобы лишить себя жизни самостоятельно, он так и не смог. Для этого нужна была банальная смелость, которой у Серёжи пока ещё не имелось.       Сбоку примостилось что-то горячее. От живого тепла по телу прошлась приятная дрожь. Есенин и сам того не заметил, как придвинулся немного ближе, повернув голову. Рыжая собака с огромным брюхом не вписывалась в общую картину. Псы в последнее время все были тощими, с торчащими рёбрами да тазобедренными косточками. А эта крупная, сытая и тёплая. Присмотревшись чуть лучше, Серёжа понял, что перед ним беременная сука.       Зелёные глаза на худой морде выглядели измученными. Недолго думая, Есенин кинул ей отломленный ломоть хлеба, который собака почти сразу сжевала. Серёжа пытался убедить сам себя, что это просто хитрый ход. Дублёнка от холода не спасёт, а вот тёплая псина под боком — вполне возможно. Это стратегия, а не жалость.       Спустя пару недель собака разродилась четырьмя щенками. Серёже особенно полюбилась самая младшая девочка, которую он часто прятал под куртку, ближе к жаркому животу. Есенин с собакой облюбовали пустой подвал. Тут было много старой мебели, нетронутой влажным снегом, которая хорошо горела. Благодаря украденным спичкам, костры тут горели часто. Остальные дети, которых с каждым днём становилось всё меньше, часто к нему спускались — погреться у огня.       Когда приехали те люди, город погрузился в суровый декабрь. К тому времени трое щенков сдохли от холода, и только одна девочка, самая слабая из всего помёта, оставалась в здравии. Местные жители часто жаловались на уличных собак, поэтому человек из отлова не был чем-то неожиданным. Безымянная сука попыталась защитить и щенка, спрятанного Серёжей за обломками, и хозяина. Есенин пытался ей помочь, кричал и плакал, но хмурый мужик был неумолим. Собаке вышибли мозги одним точным выстрелом из ружья, пока самого мальчика ботинком по спине пригвоздил к земле его напарник.       Всё, что Серёже оставалось — выть над холодным телом, подобно той самой собаке и прижимать к груди под курткой пищащий комок. Так просидеть он мог ещё долго, если бы не чья-то тёплая рука, потрепавшая его по голове. Есенин рывком обернулся. Над ним возвышался рослый мужчина в дорогом пальто. Каштановые волосы торчали из-под шляпы, а круглые очки совсем запотели.       — Как ты назвал щенка, малец? — было его первым вопросом.       — Бонни, — шмыгнул носом ребёнок. — Эта девочка.       — У тебя нет никого? — Из-под чёлки виднелись нахмуренные брови. Серёжа покачал головой. — Пойдём за мной, нечего вам мёрзнуть.       Ту зиму Сергею Есенину пережить всё же удалось.

***

      Впервые за весь тот недолгий срок, проведенный в Йокогаме, Марго проснулась не от будильника или ругани Есенина и Верховской, а по желанию организма. Утро встретило её дуновением лёгкого ветра из приоткрытого окна и лаем Бонни во дворе. Потягиваясь, Донская схватила бежевую футболку, торчавшую из шкафа, и спустилась вниз. С кухни пахло чем-то приятным.       — Я ещё сплю? — в неверии она протёрла глаза, но Серёжа в розовом фартуке никуда не делся, продолжая пытаться достать горячий противень из духовки и раз за разом обжигая руки. Алиночка, сидевшая за столом, громко цокнула языком и подала парню прихватки.       — Не спишь, к сожалению, — мрачно буркнул Есенин, поставив горячую шарлотку на полотенце. — Я тут в карты проиграл просто.       Это многое объясняло. Не то, чтобы видеть Серёжу на кухне — что-то из ряда вон выходящее, но статистически чаще он тут оказывался в поисках провианта, а не в попытке создать кулинарное чудо. Хотя готовил он, стоило признать, очень неплохо, но не лучше Алины. За спиной у девушки многочасовые отработки на кухне в «Доме Юности» и стопка толстых книг с рецептами, а у Есенина так, пару раз практики. Но к готовке он подходил со всем пристрастием и врождённым талантом. Марго долго думала, каким словом можно описать есенинскую стряпню и отлично подошло «по-домашнему».       Тыкнув в шарлотку пару-тройку раз на пробу ложкой, Донская, наконец, решилась попробовать.       — И так, дамы, — важно начал Серёжа, что так и не рискнул есть приготовленное. Поправил манжеты рукавов рубашки, чудом не испорченной во время замеса теста. — У нас есть задание. Думаю, все уже осведомлены о существовании «Вооружённого Детективного Агентства» и о наличии в их рядах Накаджимы Ацуши, обладающего способностью «Зверь лунного света». Проще говоря — тигра.       — Я видела ценник за его голову, — флегматично вмешалась Верховская. — Впечатляет.       — За живого дадут больше, — подмигнул Есенин, однако веселье ненадолго задержалось на его лице. В глазах появился знакомый циничный блеск. — Он способен отыскать книгу. Сейчас основная цель — не допустить, чтобы Ацуши попал в руки Гильдии или, того хуже, Игоря. Непосредственно моё задание — не дать Чехову добраться до тигра. Вопросов не задавать, мои приказы не обсуждаются.       Дороти, до этого момента мирно лежавшая где-то под столом, почувствовала перемены в настроении у присутствующих. Она вообще была очень чуткой собакой, могла даже по хлопку двери определить настроение Чехова и осмыслить, следует ли ей пойти за ним. Ткнув мокрым носом куда-то чуть ниже коленки, собака была вознаграждена теплой ладонью на холке. Громко фыркнула и вернулась на место.       Девушки приказу смутились, но виду не подали. Есенин, по-своему обычаю находящийся в нейтрально-приподнятом настроении, в новом, практически незнакомом амплуа внушал что-то жуткое, но что конкретно — пока было не совсем понятно. Молчаливой переглядкой сошлись на том, что приказы действительно не обсуждаются. По крайней мере, этот.       Утро кончалось, уступая небесные просторы в распоряжение знойного дня. Солнце плавно всплывало над горизонтом, изредка прикрываемое размашистыми облаками. Тёплый ветер гнал по пустому тротуару стаканчик из-под кофе, который Алина придавила мыском ботинка. Верховская поджала губы, всё ещё гадая, как японцы так свободно разгуливают по улицам. Даже в повседневной одежде они предпочитают многослойность, как в традиционных кимоно, хотя молодежь и отходит от подобных традиций.       Взять, например, того странного парня в бежевом плаще, что качал своей каштановой шевелюрой в такт музыке из объемных наушников. Плащ хоть и лёгкий на вид, но разве ему не жарко? Так этот сумасшедший ещё и жилетку чёрную напялил с рубашкой! Мог и футболкой ограничиться. Однако всего вышеперечисленного видать было мало — он в плотных штанах, плюсом ко всему.       Рубашка неприятно липла к спине, Алина пару раз спросила у Серёжи долго ли ещё идти, но тот упрямо молчал, провожая тяжёлым взглядом парня в плаще. Когда тот скрылся за углом здания, Есенин всё-таки дал ответ — ещё пара минут.       От жары начинала кружится голова, в глазах двоилось. Прохладное помещение кафе и работающие кондиционеры казалось чем-то сродни миража в пустыне. Серёжа предпринял попытку заказать алкоголь, но когда узнал, что тут такое не продают — заметно поник. Пришлось ограничиться стандартным набором, на котором остановились и девушки, — чай со льдом и сэндвич с тунцом.       Вяло взболтав содержимое стакана, Алина устремила взгляд в окно, разглядывая странных жароустойчивых японцев. В Йокогаме ей не нравилось, как и в самой Японии, впрочем. Вместо того, чтобы сидеть под офисом ВДА, она бы предпочла заняться чем-то привычным для себя: заполнением всяких чеховских отчётов, шпионажем или, самым на её взгляд логичным, выслеживанием Игоря и его сподвижников.       Накаджима Ацуши сидел за соседним столиком прямо за спиной у Верховской, но они почему-то до сих пор не подсели и не заговорили. Ждут кого-то, очевидно. Есенин был абсолютно расслаблен и непоколебим. Одна Марго беспокойно ёрзала на своём месте.       На подобных встречах чувствовали себя спокойно Антон Павлович, Серёжа и даже Алиночка, с её-то социофобией, но не Донская. По позвоночнику гулял зябкий страх, ладошки потели, а попытки Есенина сгладить волнение заверениями, что эта встреча лишь формальность и взаимовыгодное сотрудничество, совсем не работали.       Как обмолвилась Алина, избежать этого диалога не представлялось возможным, даже не будь там шпиона. Вооружённое Детективное Агентство — такие же хозяева в Йокогаме, как и Портовая мафия, с их мнением считаться было необходимо. В противном случае проблем не оберёшься. Чехов в любом случае отправил бы «Гончих», дабы уведомить ВДА о том, что Русская мафия сюда вовсе не злодействовать приехала. К тому же, всегда существует вероятность, что русскую крысу в своих рядах обнаружат невовремя и сделают неправильные выводы, так что шпиона изъять всё-таки надо.       Колокольчик на входной двери характерно зазвенел. По просиявшим глазам Есенина Алина моментально догадалась. Дождались.       — Ацуши-кун, — весёлый голос того самого парня в бежевом плаще раздался сзади. Верховская удивлённо хлопнула глазами, подавив в себе желание обернуться. — Как тебе вступительный экзамен?       — Ты, это, — неловко почесал свою огненно-рыжую голову худощавый парнишка в светлой кофте. — Прости меня. Некрасиво вышло, пусть это и нужно было для проверки.       — Не извиняйся перед ним, Танизаки, такая у тебя работа, — невозмутимо ответил человек в очках, держащий в руках чашку горячего чая. Алина, по плечу которой прошёлся тёплый пар, исходящий от напитка, едва слышно цокнула языком.       — А ты и рад подыгрывать, Куникида, — ткнул пальцем в грудь обладатель самого дружелюбного голоса.       — Я всего лишь делал то, что мне сказали, — прошипел этот самый Куникида, которого Алиночка про себя окрестила очкариком. — В общем, шкет, теперь ты один из нас, а значит не имеешь права доставлять окружающим неприятности и позорить имя компании.       Есенин напрягся. Накаджима присоединился к ВДА вчера-сегодня, откуда у Чехова могли быть настолько свежие сведения? Ещё в Токио он говорил что-то подобное, а значит, что уже в тот момент отслеживал тигра. Пускай и о книге на тот момент известно не было (по крайней мере самому Есенину) и Антон Павлович скорее всего хотел выполнить заказ, перехватив у Агентства заказ, но это говорит о достаточных связях в Йокогаме. Впрочем, с этим можно и позже разобраться.       — А чем вы занимались до того, как попасть в компанию? — подал голос Ацуши. Какой-то отрывок из диалога Есенин успешно пропустил мимо ушей, но вряд-ли там было что-то существенное. Лишь бесполезный трёп, а тратить на это своё время и не нужно.       — А как ты думаешь? — в ответ спросил парень в плаще. — У нас есть такая традиция: новичок должен угадать, чем занимались его старшие товарищи до работы здесь.       — Танизаки-сан и его сестра… Учились в школе, — задумчиво промямлил тигр. Есенин внутри сгорал от ехидства. Как же хотелось развернуться и со всем сарказмом выдать «гений».       — Ого, ты угадал, надо же, — прозвучал нежный женский голос. Серёжа почти выдал себя, с трудом подавив желание посмотреть на его не менее чудесную — Есенин был в этом твёрдо уверен — обладательницу. Осуществить задуманное не дал строгий взгляд Алиночки. — Как ты догадался?       — Вы ведь в школьной форме, Наоми-сан, — ответил обладатель неслыханной дедукции Накаджима Ацуши. «Наоми-сан», — просмаковал внутри Серёжа, — «Какое утончённое имя!». — А Танизаки-сан, как мне показалось, мой ровесник.       — Молодец, — похвалил весёлый голос. — А что скажешь про Куникиду-куна?       — Не надо, Дазай! — громко запротестовал мужчина, наконец раскрыв имя последнего человека. — Какая разница, чем я занимался раньше?!       Ацуши ненадолго призадумался.       — Госслужащий?       — Не угадал, — улыбнулся Дазай. — Он бывший учитель, преподавал математику.       «Лучше бы он чиновником был», — удручённо подумала Алина. Учителей, особенно математики, она недолюбливала и никак этого не скрывала. Ей сразу вспоминалась Алла Борисовна, полная женщина в голубой кофточке, заставляющая ещё совсем маленькую Верховскую грызть непостижимый гранит арифметики. А этот Куникида, с таким-то строгим голосом, ужаса внушал куда больше.       — А я? — вернул девушку в реальность неожиданный вопрос Дазая.       — И не пытайся, — пожал плечами Куникида. Есенин усмехнулся. — Никто в компании не знает точно, чем именно он занимался до Агентства.       — Тому, кто первый угадает, даже обещан денежный приз, — дополнил Танизаки.       — Ага, есть такое, — согласился парень. — Чем дольше не можете угадать — тем больше призовой фонд.       Сережа кинул на Алину и Марго задорный взгляд и кивнул. Пора.       — Разрешите и нам поучаствовать? — улыбнулся Есенин, обнажая верхний ряд зубов, и прикрыл глаза, которые, впрочем, тут же открыл обратно. Теперь в них не виднелось прежней задоринки.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.