Детективное агентство "Штольман и Селезнев". История вторая. Путешествие.

Арка, ведущая в их коридор, щерилась осыпавшейся лепниной и висящей на одной петле дверью, однако сквозь образовавшуюся щель было видно, что внутри всё невредимо. — Надо же, — проговорила Соня, так и не отпустившая ладонь мужа. — Досюда они не добрались. Ей вдруг захотелось плакать. Так бывало с ней, когда напряжение переставало терзать её и можно было расслабиться. Эмоции требовали выхода, и сейчас мысль о том, что их номер цел и всё там осталось таким же, каким было утром, почти заставила её разрыдаться. Её опередили. Кто-то горько плакал в большом общем холле, откуда можно было выйти на террасу. Переглянувшись, Селезневы поспешили на звук. Третий этаж был безлюдным и безмолвным, поэтому здесь рыдания звучали диссонансом. Выйдя к балкону, Соня и Павел увидели ту самую горничную, которая рассказывала им о пропавших товарках. Девушка от души плакала, утирая лицо передником. Горе её было искренне, а слёзы тоже служили избавлением от всех страхов, которых она сегодня натерпелась. — Что случилось? — спросила Соня. — Ой, мадам, — всхлипывала горничная, не в силах вздохнуть от душивших её слез. — Что же это делается-то такое? Что этим извергам надо было? Сами ведь ничегошеньки не сделали хорошего для людей, только вон что сотворили! Всё, нету теперь у нас философа! Убили они его, изуверы! Соня шагнула вперед и обнаружила приготовленные простыни на банкетке и три лежащих на полу тела, одним из которых оказался Фридер Фальк. Философ лежал на животе, рядом с ним валялась его трость. — Застрелен в спину, — проговорил Павел. Он не знал убитого так, как рыдающая горничная, поэтому испытывал лишь отдаленное сожаление о потерянной жизни и насилии, которое в очередной раз разрушило привычное мирное существование людей и все равно взяло своё, несмотря на то, что преступники были пойманы. Девушка зарыдала еще сильнее, представив, как умирал Фальк. Жизнь его и так была несладкой, а тут еще такая смерть. — Вон пистолет, — сказала Соня, указывая на оружие, зажатое в руке одного из покойных. — Это явно один из мятежников. Второй тоже. — Мерзавцы! — сквозь слезы проговорила горничная. Она взяла-таки простыни и, собравшись с духом, принялась накрывать тела. — Такого человека загубили, проклятущие! Соня и Павел переглянулись. Они были солидарны со служащей в том плане, что погибшего философа очень жаль, но что произошло в холле? Почему Фридер Фальк встречался здесь с двумя повстанцами? Кто убил этих повстанцев, ведь два других тела были изрезаны и исколоты каким-то холодным оружием? Что вообще здесь произошло? — Что же это? — продолжала причитать горничная, но первое горе было выплакано, поэтому это было уже скорее по инерции. — Вот же горе какое! Селезневы оставили горничную управляться с убитыми, а сами направились в номер. В головах у них роились самые разные мысли, но в правильные цепочки не складывались. Слишком много всего сегодня произошло, слишком они устали. Возможно, завтра утром всё вернется на круги своя, но сегодня им нужно было отдохнуть. Когда захлопнулась дверь, Соня встала у порога, радуясь, что в номере все осталось целым. Она так и не отняла руки. Чувствую тяжелую ладонь мужа, она была спокойна, зная, что с ним всё в порядке. Ни за что она бы не разомкнула этого рукопожатия. Соня и сама не могла бы сказать, почему ей было так важно держать Павла за руку. Она и раньше волновалась за близких людей, но никогда это не проникало в сердце ледяной иглой, не давая спокойно вздохнуть. — Ну вот и всё, — проговорил вдруг Павел, а потом повернулся к Софье и приподнял её над землей, крепко прижимая к себе. Соня задохнулась и схватилась за его плечи. Внутри Павла полыхало, искрило и рдело угольным жаром маленькое палящее солнце, которое сияло так, что Софья не могла открыть глаз, так оно её слепило. Никогда раньше такого между ними не было. Видимо, так бывает у людей, которые вдребезги разбивают ледяную корку на своем сердце и никогда больше не дадут ей вернуться обратно.