Амено

Финальная номинация       Зимнее солнце наполняло кабинет светом, мешая читать документы с монитора, но опускать жалюзи не хотелось. Вернее, не хотелось прерываться, вставая с кресла, не рассортировав накиданных на внутреннюю почту сообщений. Судя по количеству новых договоров, присланных ему на вычитку, проблем с заказами у компании по-прежнему не возникает.       Но только разбирательства по трудовому контракту Герману сейчас недоставало! Впрочем, с иском одного из бывших инженеров проектного отдела по поводу незаконного увольнения вполне справится, например, Вероника. Заодно вспомнит о своих прямых служебных обязанностях специалиста юридического отдела, а то ей явно не хватает загруженности на протяжении рабочего дня. Ее заигрывания порядком раздражают, однако обидеть ее все же не хочется, откровенно высказав, что их личные отношения Германа интересуют исключительно во внерабочее время. Да и то в гораздо большей степени как возможность без лишней траты времени решить основные бытовые вопросы, чем в качестве красивой лавстори с далекоидущими планами. У него, кроме Вероники, увлекательных дел и романтики достаточно.       Вот, к примеру, участие в очередном арбитраже, снова затеянном против них неугомонными экологами — чем не захватывающая история борьбы доброго и светлого против корыстного и злого? Зло олицетворяет, конечно, их строительная компания и лично Герман, как главный ее юрист, представляющий интересы застройщика. И, судя по всему, коварное зло снова перевесит и успокоит экологов еще до суда, сделав им правильные предложения...       — Герман Владимирович, Тамара Борисовна на линии! — медовый голосок секретарши Анечки снова не дал сосредоточиться на изучении искового заявления.       Умеет же Томка выбрать время для звонка! Впрочем, она всегда плевать хотела на его чрезвычайную занятость и прочие условности, если ей нужно было решить личный вопрос. А он так и не научился ей возражать. Да уже, вероятно, и не научится, а зачем? Она же всегда права, и в его жизни разбирается получше самого Германа...       — Салют, Венский! — прозвучало знакомое бодрое приветствие. — Как там недобросовестные контрагенты, со всех уже взыскал? Отвлеку тебя на минуту напомнить насчет Алисы. У нее торжественное мероприятие вечером в четверг, итоги спортивного года в Доме культуры, ты должен там быть. Венский, ты меня слышишь? Оторвись от экрана, это важно!       — Да, Тома, — Герман постарался сосредоточиться, снимая очки и зажмуривая уставшие глаза. — Какое мероприятие, повтори, пожалуйста.       — Награждение лучших спортсменов! Мы с Никитой в горах в это время, ты помнишь?       — Помню. Вижу, у меня записано. В шесть вечера на Горького. Зала поинтереснее во всем Сочи для лучших спортсменов города не нашлось?       — Не ворчи, Венский. Арендовали, наверное, то, на что денег хватило. Зато премии и подарки вручать будут, Алиса так волнуется! И ты помнишь, что у твоей мамы день рождения послезавтра? Не забудь поздравить. Все, спасибо, Гера, ты настоящий друг!       В его ответном прощании она не нуждалась, сразу же отключившись. Ну конечно, он друг! Они вовсе не остались друзьями после развода, они просто с самого начала ими были. С той первой парты, за которой оказались сразу же, впервые войдя в класс после школьной линейки. Два очкарика, пара неразлучных «ботаников», объединенных необходимостью держать оборону против конкурирующих за неформальное лидерство одноклассников. На передовой всегда была Томка. Она удивительным образом пресекала любые попытки отличиться за счет насмешек над «хилыми заучками». Тома задиристо встряхивала своими симпатичными, завивающимися на кончиках светлыми хвостиками и всегда знала, как ответить на чей-то оскорбительный выпад. В итоге их просто оставили в покое, воспринимая как совершенно обособленное явление внутри совсем не дружного, разрозненного класса.       На самом деле они вовсе не были хилыми, и друзей у них общих было достаточно, но не в школе, а в туристической секции, куда активная Тома его затащила, начитавшись о приключениях покорителей Эвереста. Герман не мог бы сказать с уверенностью, увлекался ли он горными походами так же, как его боевая подруга, но после десятого класса, во время летнего покорения Черной Пирамиды, а вернее, одной памятной ночевки на Красной Поляне, периодические вылазки из-под надзора родителей приобрели для него новый смысл. На эксперимент решилась, конечно, Тамарка, когда нахально проникла в его палатку и таинственным шепотом предложила попробовать, храбро ткнувшись в темноте губами в его приоткрытый от испуга рот. Она точно угадала момент, ведь как раз перед этим он почти довел себя до полного блаженства, активно согреваясь в спальнике фантазиями по мотивам картинок из изученного накануне «Пентхауса». Но на картинках были модели глянцевые, а Томка была настоящей: теплой, мягкой и влажной внутри. Настолько мокрой, что это даже удивило тогда, но, конечно, уже не остановило.       Герман всегда улыбается, вспоминая то лето и их новые взрослые развлечения. Даже странно, что Тома забеременела лишь после первого курса Ростовского юрфака, куда они поехали поступать вместе по заранее намеченному плану. Плану Тамаркиной семьи, конечно, где отец — адвокат в третьем поколении и до сих пор лучший для Германа наставник в особо запутанных и сложных делах. Томкина беременность никого уже не удивила, на второй курс они вернулись официально состоящими в браке, и довольно легко прошли время, которое для многих становится тяжелым испытанием… Тома всего полгода посидела в «академке», оставила Алису родителям на время учебы и просто немного позже Германа окончила университет.       И нужен ей был этот университет... Как она мучилась, бедная, искренне пытаясь «войти в профессию» в одной из юридических компаний, куда пристроил ее отец! В то время Герман уже вел самостоятельные дела по юридическому сопровождению бизнеса как раз в разгар строительства олимпийских объектов. С какой тоской вспоминала она школьные и университетские годы и мечтала о каждом коротком отпуске, чтобы провести его в активных путешествиях! А Герман каждый раз изобретал способы в эти путешествия не отправляться, с гораздо большим удовольствием соглашаясь остаться с Алисой в городе.       Потом произошло то, что и должно было, наверное, произойти. Томка влюбилась в альпиниста. В молодого руководителя похода по хребту Аибга.       Герман не знает других таких примеров, и мало кто мог бы в такое поверить, но Тамара его не обманывала и тайком не изменяла. Она просто честно, как самому близкому другу, о своем невменяемом состоянии рассказала, вернувшись из похода, и призналась, что измена в ближайшем будущем неизбежна: такого чувства, как к Никите, она не испытывала никогда, и бороться с этим у нее нет никакой возможности.       Больше всего удивила тогда Германа собственная реакция на Томкино откровение. Он не испытывал почти ничего, кроме искреннего ей сочувствия, разве только беспокойство по поводу того, как будет без нее справляться с хозяйством и как правильно преподнести все это родителям.       Они со всем разобрались, расставшись абсолютно безболезненно, и между ними почти ничего не изменилось! Томка все так же участвует в его жизни, совершенно не препятствует общению с дочерью, даже наоборот: частенько полностью перекладывает на Германа родительские обязанности. Как сейчас, например. И все они вполне счастливы, и Герман очень рад за Томку. Она наконец нашла себя, открыв вместе с Никитой туристическую фирму и на пару с ним возглавляя горные походы, которые Алиса, точная копия энергичной мамочки, обожает тоже. Ничего нет удивительного в том, что пятнадцатилетняя Алиска уже кандидат в мастера по горнолыжному спорту и по итогам сезона вошла в топ лучших спортсменов города. Она задорно улыбалась сейчас Герману со стоящей на столе фотографии, растопырив два пальца, чтобы изобразить победу над очередной трассой, и ее выгоревшие кудри торчали из-под повязанной вокруг головы косынки.       У него замечательная дочь, и Герман всем в своей жизни доволен. Как выражается его бывшая супруга, он женат на хозяйственно-финансовой юриспруденции, все остальное — просто дополнения, призванные обеспечить ему условия для карьерных успехов. Приятные, надо сказать, случаются дополнения... Анечка, например, которая так восторженно и подобострастно на своего начальника смотрит, каждый раз входя в кабинет, и так соблазнительно покачивает стройными бедрышками, что не оставляет сомнений в готовности в любой момент заменить красавицу Веронику, которая действительно порой надоедает намеками на внесение определенности в их отношения. Герман терпит Веронику в своем отделе и в средствах практически не ограничивает, взамен она освобождает его от ведения домашнего хозяйства и периодически с ним спит. Куда ж определеннее?       — Давайте я опущу жалюзи на первом окне, — заботливо предложила Анюта, поставив кофе на рабочий стол Германа. — Вам же, как всегда, даже на минутку от работы оторваться некогда.       — Спасибо, Аня, как раз хотел вас об этом попросить. И пригласите, пожалуйста, Веронику из нашего отдела. Для нее есть срочное поручение.       Аня едва заметно скривила сочные губки, услышав имя любовницы обожаемого шефа, и Герман задумчиво посмотрел ей вслед. Ну а что, неплохая идея внести разнообразие в свою размеренную жизнь. Наверняка Анюта будет проявлять необычайное рвение на первых порах, как когда-то Вероника, желая поразить его своими хозяйственными способностями. Постельными талантами его вряд ли уже удивишь, он вообще человек в интимном отношении спокойный. Как он и предполагал, расставшись когда-то с Томкой, ничего принципиально нового он в этом направлении не обнаружил, и под каждой яркой упаковкой скрывается, в общем-то, одно и то же…

***

      — Кууул, пап, ты просто топчик! — ни капли не стесняясь стоящих рядом подруг, Алиска крепко обхватила Германа за шею, как только он появился возле ступенек убогого Дома культуры, исполненного в духе советского модернизма.       — Привет, дочь, — сдержанно улыбнувшись, Герман чмокнул Алису в подставленную аппетитную щечку и, сняв с шеи ее руки, положил прохладную ладошку на сгиб своего локтя. — Ну, топчик сегодня вовсе не я, или я что-то путаю? Кто здесь главный чемпион?       Алиса широко улыбалась, явно находясь во взвинченном состоянии перед предстоящим праздником, и откровенно стремилась похвастаться перед собравшимися своими непринужденными с Германом отношениями, ну еще бы — слишком уж он выпадал из общей тусовки. Он приехал сразу из офиса и, если бы у него было хоть немного времени, обязательно бы заскочил домой, чтобы переодеться. Сколько раз он уже собирался привезти и оставить на работе комплект повседневной одежды?       Он знает, что выглядит солидно и неприступно в идеально сидящем на нем классическом черном костюме, и не чрезмерно этот костюм дорогой, Венский пока еще не глава международного холдинга. Просто фигура у Германа, как у типичного магазинного манекена: длинная и прямая, не слишком широкая в плечах, зато узкая в талии, настоящая вешалка для строгой классики. Он брюнет, и ему идет черное. Плюс очки в прямоугольной тонкой оправе, на которых он никогда не экономит... Да и как должно выглядеть лицо, гарантирующее законность крупнейших строительных сделок? Именно так, как лицо Германа Венского: холодно, правильно, четко очерченно и всем своим видом сигнализировать о том, что любые игры с ним неуместны.       Эти сигналы абсолютно точно понимали как Алискины ровесницы, исподтишка косившие на Германа глаза, так и присутствующие дамы, которые невольно приосанивались и тоже старались разглядывать молодого представительного папашу не слишком заметно. Герман почувствовал явное облегчение, когда ко входу в Дом культуры подъехали сразу два «Мерседеса» с характерными номерами, и вышедшие на тротуар представители муниципалитета переключили на себя всеобщее внимание. Он не знал этих чиновников в лицо — со спортивными функционерами Герман знаком не был. Однако он невольно отметил, что на своих служебных машинах они экономят заметно меньше, чем на аренде площадки для награждения тех, кого призваны всячески поддерживать. Да эти «Мерседесы» кажутся едва ли не габаритнее, чем уродливое здание Дома культуры со зрительным залом человек на двести, не больше!       Герман раздражался, слушая пламенную вступительную речь городского управленца, который вид имел далеко не спортивный, а весьма себе упитанный. «Город гордится вами и ждет ваших новых побед!» Это можно было уложить в десять секунд. Ведь именно эту одну-единственную мысль, многократно перефразированную на нескольких страницах текста, упорно считывал с листочка артистичный заместитель градоначальника и, что самое удивительное, дисциплинированные дети, вроде развесившей уши Алиски, этой раскидистой белиберде старательно внимали. Даже громко хлопали в конце, радуясь окончанию самой занудной части.        Награждение спортсменов в отдельных номинациях перемежалось с выступлениями певцов и танцоров того же городского уровня, и Герман развлекался, наблюдая за дочерью, которая от нетерпения ерзала в кресле, предвкушая свой выход. Ее должны были вызвать в финальной части праздника в группе чемпионов, особо отличившихся на Всероссийских соревнованиях, и вручить стипендию от имени самого мэра города. Размер этой стипендии был практически равен сумме карманных денег, выделяемых ей Германом на неделю, однако Алискиной гордости это совсем не умаляло. Да и гордости Германа, чего уж там…       — А теперь — настоящий сюрприз для наших спортсменов и тренеров! — воодушевленно произнес престарелый конферансье с неважной дикцией. — Поздравить городских стипендиатов своим уникальным номером пришел артист цирка, победитель международного фестиваля, сам… Вилликор! — так послышалось Герману, и он невольно скорчил насмешливую гримасу. Кто только придумывает эти фразы! Будто бы шел мимо циркач и решил заглянуть на праздник, чтобы поздравить стипендиатов… Но с началом мгновенно узнаваемой музыки погас свет, а когда включился яркий луч, выхватив центр сцены, будто ток электрический пробежал по спине, настолько фантастически это выглядело с первой же секунды...       «Дори ме. Интеримо, адапаре, дори ме. Амено, амено, латире...»       — Амено... — одними губами повторил оцепеневший Герман за словами, похожими на звучащую в готическом храме молитву.       Парень на сцене был не просто в белом, а будто бы в светящемся, облегающем совершенное тело костюме, ткань которого свободно скользила по гладкой поверхности небольшого круга на полу, в котором он, будто бы в тарелке… нет, не исполнял виртуозные трюки, он в этой тарелке и в этой музыке жил, как в своем собственном непостижимом мире! Казалось, это было вовсе не физическое тело, которое свободно переворачивалось во всех плоскостях и вокруг собственной руки, принимало абсолютно фантастические позы. Это было вещество, плавно и волнообразно перетекающее из одной формы в другую, которое в один миг распластывалось на своем скользком круге и тут же материализовывалось в полный рост снова, будто бы кто-то невидимый, потянув сверху, легко поднимал его на ноги. И каждое движение, каждый жест закрытых белыми перчатками рук был пронизан физически осязаемой энергетикой, величием и драматизмом... Танец ли это был или акробатический номер, но ощущение присутствия при неком потустороннем действе было совершенно отчетливым.       Из зала то и дело раздавались восторженные визги и рукоплескания, но Герман слышал лишь бездонные звуки космической музыки и больше ничего не видел, кроме светящегося белого силуэта. Музыкальный трек, усиленный хоровым многоголосьем, явно подходил к концу, и парень на сцене вдруг будто бы наполовину вылез из эластичной рубашки, оголив рельефную спину, и на скользящей по гладкой поверхности ткани закружился, полностью удерживаясь на собственной ладони вместе с затухающей музыкой, и замер на полу, и занавес опустился...       — Браво! Супер, спасибо! — визжала рядом Алиска, вскочив с кресла вместе с бешено аплодирующим залом. — Пап, ну ты что, тебе не понравилось?! — возмутилась она видом неподвижно сидящего Германа, который не замечал, как судорожно сжимает подлокотники, уставившись прямо перед собой в спину вставшей перед ним зрительницы. — Какой же ты скучный, жесть просто! Ну все, — села Алиса на место, — теперь нас вызывать будут.       — ...Ты в порядке вообще? — это была следующая фраза дочери, которую Герман наконец различил, обнаружив себя уже за рулем машины по дороге домой. Алиса встревоженно на него смотрела, сидя на пассажирском сиденье с цветами в руках, и Герман на секунду зажмурился, стараясь вернуться к реальности. Он же не помнит ничего! Ни как награждали Алису, ни то, как закончилось торжество и как они выходили, как заводил он на паркинге машину...       — Да, конечно. Конечно, я в порядке. Устал сегодня, день сумасшедший.       — Как будто у тебя другие дни бывают, пап! Знаешь, у меня эта музыка до сих пор в голове крутится. Ну та, под которую гимнаст выступал. Ты раньше ее слышал?       — А, это... Довольно старая вещь, — рассеянно произнес Герман. — Времен нашей с мамой школы. Группа «Эра» или «Эхо», не помню точно...       — Такая необычная. Хочешь, я у тебя останусь сегодня? — осторожно предложила Алиса, беспокоясь о его состоянии.       — Нет, зачем? У меня дома Вероника. Наверное...       Не было сегодня дома Вероники. Она отпросилась на завтра с работы и уехала до конца выходных в Адлер на чью-то свадьбу. Она рассказывала об этом Герману за их последним совместным завтраком, но он изначально не собирался в ее слова вслушиваться. Тем более сейчас об этом вспоминать. Сейчас ему нужно было поскорее довезти Алису, приехать в свою квартиру и успокоиться. Переварить и осознать видение, которое так и осталось у него перед глазами.       Что это было?.. Откуда подобное явление могло возникнуть в их ветхом Доме культуры, в их городе, в их стране... и, в принципе, на этом свете. Как называется такой вид искусства? И что нужно делать с человеческим телом, чтобы оно стало способно на такие не поддающиеся разумному объяснению вещи? Или такими рождаются? Скорее всего. Настолько неимоверную гибкость и силу развить, наверное, можно, но этот пронзительный трепет в каждом движении, таинственный смысл в каждой позе... И каждая жилка, отчетливо проступающая от напряжения на внезапно обнажившейся спине, и совершенно отрешенное бледное лицо...       Закрывать глаза, пытаясь уснуть, бесполезно — еще отчетливее становится образ светящегося существа на своей скользкой тарелке.       Герман не живет в изоляции, он вовсе не отстал от современности, и всемирная сеть работает исправно! Как любой цивилизованный человек, он видел многое из похожих направлений. Спорт и балет, цирковые и театральные постановки, но такого ошеломления, как сегодня, он не испытывал от увиденного никогда. От прочитанного и услышанного тоже. С ним что-то необычное случилось, и, может, именно это называется культурным шоком? Он даже толком не расслышал, как этого парня зовут. Вилликор... Хотя наверняка это сценический псевдоним. Герману воздуха при распахнутом настежь окне не хватает. Сумасшествие какое-то, в самом деле... Амено!