***
Принц Микото выглядел, как всегда, совершенно не впечатленным ее видом. Выражение его лица излучало бесстыдное презрение, как будто он не был тем, кто практически приглашал ее вернуться. "Добрый день, ваше высочество", - улыбнулась Люмин, пребывая в приподнятом настроении. Она установила барьер без особого движения руки и с почти детской гордостью поставила перед ним предметы, которые несла. "Я пришла с подарками". Принц выглядел в лучшем случае скептически. "Какая мне от этого польза?" он нахмурился, уставившись на квадратную шелковую подушку и маленькую тарелочку с мокко и кондитерскими изделиями со вкусом матча, как будто они были оскорбительными. "Могу я поставить это ниже твоего достоинства?" - спросила она. Легкомыслие покинуло ее голос, когда она сказала: "Наверное, неудобно быть вынужденной в твоем положении". Длинные темные цепи, свисающие с потолка, нависали над ними обоими, их невозможно было игнорировать. Они сужались к наручникам, которые фиксировали запястья Микото высоко над головой по обе стороны от его тела, заставляя его оставаться в вертикальном положении; короткие кандалы приковывали его лодыжки к полу, не давая ему стоять. В результате он был вынужден навсегда встать на колени. Она, по крайней мере, хотела облегчить давление; твердость голого татами была неумолимой. Несмотря на это, он с раздражением уставился на подушку. "Мне это не нужно". "Принц Микото", - нахмурившись, сказала Люмин. "Я настаиваю". "Не испытывай свою удачу", - прорычал он, и его глаза внезапно снова вспыхнули гневом. "Как ты смеешь пытаться подкупить меня вещами простых смертных, когда угрожаешь мне каждый раз, когда мы разговариваем. Если ты пытаешься манипулировать мной, ты делаешь нелепую работу". Она нахмурилась. "Угрожаю..тебе?" Он не ответил. "Боюсь, я не совсем понимаю, ваше высочество", - осторожно сказала она, снова возвращаясь к оболочке формальности. "Чем я вам угрожала?" "Не прикидывайся дурой", - рявкнул он, наклоняя голову к барьеру. "Издеваешься надо мной в моей собственной стихии, да?" Она проследила за его взглядом. Полупрозрачная анемо-полусфера, окружающая их, была почти полностью бесшумной, создавая только легкий ветерок, который трепал пряди ее волос. Она немедленно развеяла его взмахом руки. "Я приношу извинения. Это не входило в мои намерения", - объяснила она. "Я только хотела изолировать наш разговор, чтобы я могла поговорить с вами по секрету. Я не хотела ставить вас в неловкое положение". Микото несколько секунд молчал. Отказываясь встречаться с ней взглядом, он сказал: "Сделай это обратно". Затем, более сердито: "Тебе следовало объясниться". Она не могла не поддразнить его, когда подчинилась. "Вы сами никогда не ставили такой барьер, ваше высочество?" "Тишина", - раздраженно сказал он. "Мои способности ... появились совсем недавно". Признание удивило ее. Если элемент Бога Свободы был дарован ему с тех пор, как он был заключен в тюрьму, то это была действительно жестокая судьба. "Как долго ты здесь?" тихо спросила она. "Откуда мне знать?" - фыркнул он. "Ритуал фонаря, должно быть, был сезон назад". Значит, четыре месяца, если бы это было в этом году. Это было давно. "Чем ты занимался до этого?" Микото издал звук раздражения. "Я сказал, не испытывай свою удачу. Я ненавижу высокомерие". "Хорошо", - легко сказала она. Она потянулась за тарелкой со сладостями. "Можно мне?" "Они мне не нужны", - строго сказал он, и Люмин стало интересно, станет ли он когда-нибудь с ней добрее. Она обладала достаточной зрелостью, чтобы это почти не повлияло на нее по большей части, но это не сделало ее приятным терпеть. С другой стороны, если бы у нее украли свободу и саму волю, она тоже была бы озлоблена. В данных обстоятельствах было нелегко истощить запас ее терпения. Она не ожидала, что Микото снова начнет разговор первым. "Я ответил на твой вопрос, так ты ответишь на один из моих?" спросил он. Он говорил грубо, но в его голосе слышалась неуверенная нотка. "Мы не то чтобы обмениваемся информацией. Я рада ответить на все, в пределах разумного". "Как скажешь", - сказал он. "Твой гарем. Почему Каенри'ах возрождает такую устаревшую традицию?" Тогда он знал, что это традиция. Она сложила руки на коленях, переплетя пальцы вместе, чтобы облегчить свой дискомфорт. "Сказать вам правду, я не знаю. Я должна установить это по просьбе моей матери. О тонкостях ее рассуждений я не осведомлена", - объяснила она. "Хотя сначала я была в замешательстве... Я должна сделать так, как она просит". Микото уставился на нее с такой интенсивностью, какой она раньше не замечала, как будто он действительно видел ее впервые. "Что это?" "Ничего, это просто..." он замолчал, моргая на нее. "Интересно, все ли отпрыски - простые марионетки своих богов". Она никогда не думала, что его голос может стать таким мягким. Ее мать не видела ее такой, хотела возразить она. Затем она подумала об Итере, своем дорогом брате, который отсутствовал все эти годы, и о том, кто несет ответственность за его уход. Для меня это не так. Слова почти вертелись у нее на языке; ее челюсть отказывалась двигаться. "Это сложно", - вместо этого сказала Люмин, почувствовав внезапное желание закрыть дискуссию. Он посмотрел на нее с бесстрастным лицом. Затем он поднял бровь. "Хорошо", - сказал он, смягчаясь тоном человека, когда его репертуар едких замечаний еще не иссяк. "В любом случае, чего ты ждешь?" Она проследила за его взглядом, направленным на подушку. Она не смогла сдержать улыбку, которая тронула ее губы, забыв о тяжелой атмосфере. Микото послушно встал на пятки, на мгновение оторвав колени от земли; это было настолько, насколько позволяли его наручники. Люмин подложила под него подушку, и он пошевелил плечами, принимая новое положение. Он несколько раз поерзал, меняя позу. "Что?" - спросил он, свирепо глядя на нее, но в его словах было гораздо меньше жара. "Ты же не ожидаешь какого-то грандиозного жеста благодарности, не так ли?" "Удобно ли это?" Он закатил глаза. "Это всего лишь подушка. Но это неплохо". Она просияла. "Хорошо". "Разве у тебя нет других дел?" "Они могут подождать", - улыбнулась Люмин. "Кроме того, я все еще должна соблазнить тебя этими маття-моти; они были специально приготовлены личным поваром клана Камисато для придания горечи". Он просто задрал нос при виде них. "Я ненавижу липкие вещи", - пробормотал он. "Принеси мне что-нибудь еще". Ее лицо вытянулось, хотя и всего на мгновение, прежде чем она снова ухмыльнулась. "Боже мой, принц Микото", - сказала Люмин, ее настроение было невозможно испортить. "Если ты продолжишь говорить такие вещи, я могу начать верить, что тебе действительно нравится моя компания".***
Когда Люмин вышла во внутренний двор, покидая крепость, ее взгляд привлек блеск розовых, как лепестки, волос. "Леди Яэ", - поприветствовала она. "Добрый день вам". "Ты выглядишь в приподнятом настроении", - протянула Яэ. "Я надеюсь, тебе нравится проводить время в Теншукаку. Ты часто посещаешь ту комнату, не так ли? Хотя вам все еще предстоит принять наше предложение." "Трудно сказать", - сказала она, потому что так оно и было; раскрытие ее истинных чувств было странно похоже на предательство. "Нет никакой возможности, что он сможет нормально присоединиться ко мне за ужином?" Гуджи покачала головой. "В то время как у тебя достаточно божественной силы, чтобы легко выполнить контракт, я боюсь, что мои способности, делегированные Электро-Архонтом, будут испытывать трудности. Я думала, что держу все под контролем, но, учитывая, что он проснулся и вырвался из моей хватки, как вы помните по вашему прибытию... Что ж, достаточно сказать, что я далека от того, чтобы когда-либо рисковать безопасностью кронпринцессы Каенри'ах ". "Ты так уверена, что он представлял бы опасность?" Люмин нахмурилась. В конечном счете, Микото был бы опасен только в том случае, если бы сам этого захотел. Ненависть принца к Инадзуме, должно быть, была огромной, если Яэ была так уверена. "Он не перерос свои истерики", - сказала Яэ с прохладцей в голосе. "Можно подумать, ты поешь ему дифирамбы, поощряя меня принять его руку", - сказала Люмин, не в силах скрыть нотку подозрения в своем тоне. Действительно ли у нее и сегун не было гнусных намерений, или это была простая обратная психология? "Вместо этого вы, похоже, пренебрегаете своим собственным предложением Каенри'ах". "Вовсе нет, ваше высочество", - мягко ответила Яэ со смехом. "Из всех людей вы достаточно проницательны, чтобы понимать, что его сила говорит сама за себя. Потомок архонта, принц Инадзумы; предложение отличное, несмотря на его отношение. Я только хочу, чтобы вы знали, на что подписываетесь ". Люмин не была уверена, что когда-нибудь сможет. "Я ценю ваш совет", - вежливо сказала она. Всякий раз, когда она разговаривала с Яэ, ей казалось, что она разговаривает со змеей. "Ах, чуть не забыла", - сказала кицунэ. "Сегун попросила вас дать свой ответ к концу завтрашнего дня". Крайний срок. Люмин ощетинилась. "Могу я спросить о причине?" Яэ только пожала плечами. "Хотела бы я знать".***
Люмин поставила поднос на стол с озадаченным выражением лица, несмотря на давление, которое она испытывала из-за крайнего срока. "Достаточно ли приемлемы эти предложения, ваше королевское высочество?" поддразнила она. "Я молю, чтобы вы нашли что-нибудь по своему вкусу". Не обращая на нее внимания, Микото проницательно посмотрел на богато украшенный деревянный поднос. Сырой салат из кудрявых темных листьев и зелени был сбрызнут ароматным кунжутным маслом в качестве закуски. Ломтики незрелой лавандовой дыни были разложены в виде цветов. К легкому блюду был подан железный чайник с заваренным зеленым чаем, подчеркивающим его вяжущие свойства. Когда выражение лица Микото смягчилось, Люмин почувствовала, что наконец-то собрала звезды в своих руках. "Ты хорошо справилась", - сказал он, и искренность в его тоне была подобна очищающему свету. "После стольких попыток". "Кто-нибудь,когда-нибудь говорил тебе, что ты придирчивый едок?", - вздохнула она, ее пузырь радости полностью лопнул. Микото выглядел раздраженным. "Если мне придется возиться с едой, я сделаю так, чтобы это стоило того". Она налила чай. "Звучит нездорово". "Ты действительно ничего обо мне не знаешь", - заметил он, хотя произнес это как факт. Люмин подумала о крайнем сроке, до которого оставалось всего двадцать четыре часа. Если он откажется пойти с ней, то она никогда его не узнает. "Ты позволишь мне?" она бросила вызов. Он усмехнулся. "Не настаивай на своем..." "Удачи", - сухо закончила она. Она держала в руках чашку с горячим чаем. "Извините. Леди Яэ не позволила бы вам присоединиться ко мне за нормальной трапезой. Похоже, она убеждена, что ты слишком опасен". "Я очень опасен для нее", - мрачно сказал он. И для меня? Люмин хотела спросить. "Боюсь, тогда есть только один способ сделать это", - сказала она вместо этого, кивая в сторону подноса. "Ты что, принимаешь меня за дурака? Как еще я мог есть", - сказал он, демонстративно позвякивая цепями на запястьях еще раз. "Вероятно, поэтому они все равно никогда не удосуживались покормить меня. Несмотря на то, что вы можете подумать, я не настолько незрел, чтобы поднимать шум". По правде говоря, часть ее думала, что он попытается укусить ее. "Магия контракта, избавляет ли это от необходимости есть?" Спросила Люмин, беря салат. Было непостижимо, что в противном случае он все еще был бы жив. "Что-то вроде этого". Его глаза внимательно следили за ней, когда она придвинулась ближе, деликатно взяв первый лист салата из миски и поднеся его палочками для еды поближе к его лицу. Его дискомфорт и напряжение были так очевидны в линиях его плеч и лица. Язык его тела почти кричал, что он предпочел бы заняться чем-нибудь другим. Люмин снова увидела это; ту уязвимость в его глазах. Недоверие. Страх. Микото взял лист в рот, медленно прожевал и проглотил. Он ничего не сказал, и она уже собиралась отступить и предложить им прекратить, когда он снова выжидающе посмотрел на миску. Поняв намек, она продолжила. Так продолжалось некоторое время, тишина была парадоксально комфортной, но наполненной напряжением, как при наблюдении за исполнителем, который в сотый раз пересекает канат перед толпой зрителей. Предсказуемый, но всегда ожидающий внезапных изменений. Подойдя ближе, она смогла более отчетливо разглядеть черты его лица: округлость глаз; густые темные ресницы. Какой безупречной была его фарфоровая кожа. Если он и заметил, что она пялится, то проигнорировал это. "Это было вкусно", - сказал он, закончив. Он взглянул на чай. "Я мог бы выпить эту чашку целиком". Поняв намек, она поднесла чашку к его губам. Микото, однако, не двинулась вперед, лишь еще несколько мгновений смотрела на чашку, как будто застыла. Ей было интересно, что творилось у него в голове, прежде чем он взял напиток. Она следовала за его шагом, и он осушил бы его жадными глотками, если бы она не остановила свою руку. Он удовлетворенно вздохнул, когда она наконец отошла. "В следующий раз принеси бамбуковую соломинку", - сказала Микото. "Иначе это будет досадно для нас обоих". "Я и не подозревала, что ты так голоден", - тихо ответила она, игнорируя его реплику. "Хочешь, я принесу тебе еще?" Она попросила только скромные порции, беспокоясь о нагрузке на желудок Микото из-за его нечастых приемов пищи. Она не осознавала, насколько редкими они были. "Нет", - задумчиво сказал он. Он уставился в пол, не глядя на нее. "Я не ел очень долгое время. Я думал, что перерос такие земные потребности... Только сейчас я понимаю, насколько опустошен я был ". Ее инстинкт подсказывал, что он говорил не только о еде. "Я понимаю. Я думаю, что было время, когда я тоже была такой", - сказала она. Она искала правильные слова. "После того, как мой брат ушел, я была убеждена, что независимость будет простым стремлением. Я не осознавала, как сильно мне не хватало общения, пока оно не нашло меня снова". Он усмехнулся. "Ты не такая, как я ожидал, наследная принцесса Каенри'ах". "Каким образом?" "Наверное, я думал, что ты будешь гораздо менее дипломатична. Более безжалостна". "Когда я захочу", - согласилась она. "Я увидела и узнала достаточно, чтобы знать, что подавлять сочувствие непродуктивно. Эмоции - это достоинство". При этих словах его спина выпрямилась. "Эмоции - это достоинство", - эхом повторил Микото, его голос внезапно наполнился насмешкой. Он резко подался вперед, отказываясь смотреть на нее. "Верить в какую нелепость". "Однажды я вас в этом смогу убедить, ваше высочество", - улыбнулась она. Ее руки потянулись к тарелке с ломтиками лавандовой дыни, и она наколола один ломтик на серебряную вилку, прежде чем быстрым движением поднести к его лицу. "Десерт поможет тебе ..." Это произошло так быстро. Принц внезапно дернулся, как только орудие появилось в поле его зрения; цепи резко загремели над его головой, когда его тело дернулось назад, насколько позволяли его оковы. Его голова резко повернулась к ней, его глаза цвета индиго широко распахнулись. Люмин увидела это снова: тот страх. Это выражение слишком близко к загнанному в угол раненому существу, которое раньше не выходило невредимым. "Ты", - прорычал он, когда она замерла. "Не..." "Кто причинил тебе боль?" - требовательно спросила она. Потому что принц отреагировал так, как будто ожидал удара. Он молчал. Она подумала о его смертельной ненависти к Яэ, о том, как он ненавидел находиться под чужим контролем, об угрозе, которую он исходил от ее анемобарьера. Эти свободные белые одежды, которые он носил с длинными рукавами-рифленками, скрывали его тело от посторонних глаз. Они причинили ему боль? Ее тело дернулось прежде, чем ее разум осознал, что она делает; она потянулась к его рукаву. Его ладони; подошвы ног; его спина; его торс и живот. Все это были самые уязвимые места. Он не мог сбежать вот так. Если бы они избили его, ему некуда было бы бежать- "Отойди от меня!" он зарычал, двигаясь так, как будто хотел укусить ее за руку. "Как смеешь ты пытаться наложить на меня свои грязные руки". "Принц Микото..." - начала она, широко раскрыв глаза. "Как они могут обращаться с тобой так..." "Уходи", - прохрипел он, его глаза горели яростью. Он смотрел на нее так же, как смотрел на Яэ: с чистой, концентрированной ненавистью. Это пригвоздило ее к месту. "Я не буду", - упрямо сказала она. Он рассмеялся, сердечный, ужасный звук, который, казалось, вытянул весь воздух из его легких. "Все, чего ты хочешь, это использовать меня", - сказал он с горечью. "Ты думаешь, какие-то листья и фрукты заставят меня забыть? Твои жалкие попытки манипулировать тщетны. Я никогда не буду очередной куклой в твоем гареме. Я не позволю себя контролировать ". "У меня нет намерения делать это". "Твои слова ничего для меня не значат". "Неужели так трудно поверить, что я хочу тебе помочь?" - нетерпеливо спросила она. Все, что она чувствовала за последние несколько дней, все, что она пыталась похоронить в себе, внезапно начало выливаться наружу, и она не видела причин сохранять самообладание. Несмотря на то, что крайний срок был против нее, она говорила так свободно, как хотела. "Я никогда не хотела этого. Я никогда не создавала это заклинание, чтобы контролировать тебя, и всего несколько дней назад я не знала о твоем существовании! Тогда скажи мне, какой мотив у меня был бы использовать тебя. Мне не нужна твоя сила; Я сама направляю божественность. И все же твоя собственная страна запирает тебя, подавляет твою власть и крадет твое видение! Неужели игра, в которую ты ввязываешься со мной, действительно так непривлекательна? Насколько хуже может стать ваш сценарий на самом деле?" "Конечно, может быть хуже", - сказал он, его тон был холоден, как зимние ветры Снежной. "Я бы предпочел умереть здесь, чем снова быть использованным кем-либо". "Тогда скажи мне", - сказала она. "Скажи мне, принц Микото. Как я могу завоевать твое доверие?" Он пожал плечами. Посмотрел на свои цепи. "Освободи меня". Она не могла. В глубине души она знала, что не могла; не с предполагаемой угрозой, которую он представлял для Инадзумы, хрупкого мира между Селестией и Семью Нациями. Она могла обречь на гибель людей во владениях Электро-Архонта и в своем собственном Королевстве одним-единственным необдуманным поступком. "Я обещаю уйти. Я никогда больше не вернусь в Инадзуму", - пробормотал он. Люмин сухо улыбнулась явному лицемерию. У нее тоже не было никаких причин доверять ему, если бы он был преступником, в которого они заставили бы ее поверить. "Куда ты пойдешь?" спросила она. "Я не знаю", - сказал он, и его мысли, казалось, витали где-то далеко. "...Где бы ни был дом". Люмин не могла. В ее голове не было даже тени сомнения в том, что она не могла рассмотреть это. Ее искреннее желание помочь Микото могло простираться только до сих пор; в любом случае, не было никакой гарантии, что побег разрушит власть, которую Яэ держала над ним. Несмотря на это, когда она смотрела на эти зловещие цепи, искра вызова оживила что-то внутри нее. Что ей потребовалось, чтобы разорвать то, что, без сомнения, было созданием Электро-Архонта? Только Сегун могла запечатать божественность Микото таким образом. Она решила просто проанализировать ограничения. Широко раскрытые глаза принца проследили за тем, как она встала, протянула ладонь к цепи и провела по ней кончиками пальцев. Раскаленная добела трескучая боль пронзила ее вены, и она ахнула, когда она пронзила ее тело подобно холодной стали. Ее тело непроизвольно корчилось, когда она смотрела, как черные завитки дыма нападают на ее руку, прилипая к коже, как пятна. Внезапная агония заставила ее упасть на колени, и она моргнула с того места, где упала, как раз вовремя, чтобы увидеть, как губы принца произносят ее имя, прежде чем она потеряла сознание. Рядом с ее бессознательным телом начала гнить забытая тарелка с лавандовой дыней.