если тебе больно дышать, открой окно, о, твой разум подсказывает тебе бежать, но ты не сможешь уйти.
//house of balloons/glass table girls - weeknd
«Мой господин, позвольте мне вольность...» Сердце чуть не останавливается, а силуэт впереди становится темнее и мрачнее, он моргает, и тот тут же словно испаряется. Кажется, перестал дышать. «...прошло не так много времени с моего прихода в поместье, но в связи с Вашим продолжительным отсутствием на собраниях и невозможности обратиться лично, я передаю вам данное письмо с одной просьбой...» Пальцы дрожащим движением затягивают мешок с вещами, издаёт вздох. Вчера он подметал рядом с тренировочном полем и на стоящих копьях он увидел вонзенные насквозь людские безликие головы, кровавые, без глаз и с широко открытыми ртами. тук-тук. Тома чуть не теряет сознание, но у него лишь на миг потемнело перед глазами. Ему казалось, что где-то рядом есть Аято, он видел в нём спасителя и бога, но остальные, оставшиеся слуги лишь твердят обратное: «Он болен», «Он работает», «Он умирает», «Он занят». «Он тебя разве знает?» Сердце пробивает удар. Тоскливо и потеряно. «...Я должен откланяться перед вами и поблагодарить за всё, что Вы сделали для меня.» Он говорит с Яэ, к присутствии которой давно привык, и та решительно смотрит на него. Возможно даже со страхом. – Ты видишь монстра, Тома. Немедленно собирай вещи и уходи. Он чувствовал растерянность, но не мог возникать. С каждым днем его состояние ухудшалось, а видения и галлюцинации, доводящие до дрожи, сводили с ума. Он уже переставал осознавать реальность и видеть грань - жрица была единственной, кто не давал ему окончательно спятить. Тома верил, что подвергся опасному влиянию. Аято уже долго не было рядом, а доверчивое сердце неумолимо сжималось от тоски. Только Аято, от которого он безнадежно краснел и от которого душа волнительно пела здесь не было. Оставалась лишь неподвижная неживая кукла для тех, кто не видит. Для тех, кому опасное существо не высвечивается в глаза, поджидая возможности напасть. «Я вынужден покинуть поместье в связи с личной связью с Вами, нарушив самое главное правило - сближение со своим хозяином. Это мешает работе, моя эффективность становится хуже.» Иногда галлюцинации были уже привычны. Он открывал сонные глаза и видел у двери стоящий тёмный силуэт, пугающий и резкий, но после он закрывает глаза, надеясь, что его прижмут к себе, привяжут, утешат. Он сходил с ума, но хотел увидеть Аято. Он берёт лёгкий мешок с вещами и уходит, спускаясь по горе в лес, направляясь прямиком в город. Яэ пообещала, что поможет ему с отправкой в Мондштадт. А пока он мог расположиться временно в чайном домике для приёма гостей. Его сердце разрывалось. Возможно Яэ убьет живую куклу или в конце концов избавится от страшного духа, что смог соблазнить его. Что мог убить его. Тома зачем-то улыбнулся. А сердце продолжало неумолимо сжиматься. Он был слишком привязчивым. «Я должен покинуть Вас, потому что вы забрали то, что мне было дорого - моё сердце, душу и здравый рассудок. И испарились в неведении.» Если бы он хотел, он бы убил его. После ужасных рассказов Яэ как он мог дальше подступить к этому ужасному дому? Он был расстроен, разбит? О... Он злился. «Желаю Вам доброго здравия и возможной (зачеркнуто) нашей встречи. Ваш Тома.» Тонкие белые длинные пальцы с треском сжимают письмо. О, этот официальный подход должен был выглядеть весьма правдоподобно, чтобы сбежать. И к вечеру Тома получает ответ.***
Мико всегда наслаждалась сплетнями и городской суетой, была хитрой лисой, что обвивала интересующее событие хвостом, тыча любопытным носиком. Ей нравилась еда, что готовили в заведениях, нравилась светская болтовня. Ей нравилось спокойствие, которое периодически перебивали гневные духи, пугающие резкостью и активностью людей, не давая им спокойно делать то, что приносило ей радость. Её задачей было успокоить людей, обнадежить и уберечь от влияния опасности. Но под её влияние не попадало это ужасное создание, опьяняющее сознание. Он слился со стенами поместья, управляя каждым углом и пылью, а так же сливался с находящимися там людьми. С каждым днем туча сгущалась над домом, появлялись сомнения, не был ли он сам этим диким созданием, плетущим свои острые корни. Нужно было его ослабить и дать отпорный удар. Найти ядро и уничтожить. Поняв, с чем имеет дело, она тут же сопровождала слуг из поместья, а Тому, который видел саму кровососущую тварь, подговорила больше не подходить к этому месту, пока она не закончит работу. Слишком опасно. Слишком неизвестно. Появляется ли Он на парня, как на раздражитель? Сможет ли она одолеть то, что не мыслимо даже для неё? Для Яэ первым делом важно сохранить идиллию, в которой она привыкла жить. И защитить людей, конечно же. Она завтра же отправит парня в Мондштадт, приложит все усилия, чтобы избавить всех от грядущей беды. Пока ни одной живой души нет рядом на этом проклятом месте, она может создать барьер и, ослабив тварь, медленно и верно высасывать из него всё сущее. Даже если это займет месяцы. Она была лисой проворной и не позволяла забирать у неё то, что ей так нравилось. Но в глазах лисицы ночь никогда не казалась такой тёмной. Настолько тёмной, что засела в сердце ранимого странника с дальних земель, который отложил письмо как можно дальше от себя, а каждый раз, как протягивал руку, чувствовал волнительное жжение и подносил её ко рту, сжимая на челюсти и жмурясь с силой, пытаясь прийти в себя. Он не поддастся ведь? Другого пути нет и не было, зачем Ему писать что-то в ответ на уход слуги? Но пальцы нервно переворачивают лист, и комната замирает с тяжёлыми ровными строками "Приди ко мне вечером. Аято. " Аято. Аято. Парень разворачивается к окну и кусает губы, снаружи была полнейшая темнота. Какой он идиот. Какой он доверчивый идиот. Он чувствовал себя совсем недавно словно на своём верном месте, найдя хороший дом, который начинал ощущать своим, найдя человека, которого хотел назвать своим? Он чувствовал, что готов был отдать ему всего себя. Ах, точно... Тома смеется и слышит удар. Тук-тук. Словно что-то прошло совсем рядом, но при этом и где-то вдали. Смотрит на ладонь и морщится. Это он только что ударил по стене, пытаясь заглушить те самые звуки, которые он постоянно слышал в коридоре поместья. Тома нашел хороших людей, ведь это было всё не зря, не так ли? И в конечном счёте он уезжает домой, вот так, не попрощавшись ни с кем, он чувствовал себя не совсем вменяемым. А что он будет делать в Мондштадте? Разве его там кто-то ждет?.. Рука касается волос и нервно треплет. Его ждет Аято. В легкой ночной одежде и совершенно босой он переступает порог комнаты. В голове доносится ответный шаг, словно кто-то приближается к нему. Он хотя бы попрощается с ним. Перед глазами стелется полнейшая темнота, а потом Звучит пение. Ласковое и звучное пение, мягкое и бережное, открывающее перед ним дорогу прямиком в лес, к той самой горе, где находится Его дом. «Красиво» – Тома зачарован и слаб, его переполняли чувства, как тогда, когда их пальцы легко соприкоснулись. Он так скучал по этому за долгие недели. Может, ошибкой было плыть как сумашедший в дальние края, дабы столкнуться с бедствием? Здесь не было никого, кто мог бы понять его и утешить. Кроме него. Никто не смотрел на него, как Аято. Никто не говорил с ним, как Аято. На глазах выступают слезы, он чувствует себя словно потерянный ребенок и бежит в лес, терпя боль от камней, веток и колючих кустов и игнорируя липнущую к ногам и одежде грязь. Скорее увидеть, прикоснуться. Бежит и не оборачивается, а пение становится громче с каждым шагом, и он полностью уверен в своих намерениях. Он стоит и тяжело дышит, смотря на знакомое, но пустое и одинокое поместье. Возможно, служители храма отложили изгнание духа, ему лишь нужно было... Он тихо переступил порог, и пение стихло. Его заменил пронзающий слух женский резаный крик. «Аято!» – хочет кричать, но не слышит собственного голоса и медленным движением следует за тенью, в сторону удаляющегося крика, ощущая, как органы сжимаются, а ко рту подступает горечь. Что-то не так. Чувства и волнения пропали. Какой он идиот. Зелёные глаза встречаются с незнакомой дверью странной формы, которой, как он помнил, не было. Здесь был кабинет главы, но дверь совершенно не вписывалась в окружение. – В какое окружение, Тома? Парень проморгал и оглянулся. Вокруг не было ни стен, ни потолка, ни пола под ним. Он сам был весь потрепанным и грязным с разодранной одеждой как тогда, после крушения по пути в Инадзуму. Он тогда жалел. Он тогда сказал: «Зачем я оказался здесь?» Совершенно один. Он сейчас сказал: – Зачем я здесь?.. – Только ты его можешь видеть, Тома. Только на твоё присутствие он реагирует и показывается, губя все вокруг себя. Ты - его ядро. Губы Яэ в растерянности двигаются, он помнит. Он вдруг вспомнил её нравоучения и предосторожность. Нет, он должен был защищать не Аято с самого начала. Дверь распахнулась в нетерпении, а темнота начала медленно проясняться в глазах. Когда появляется он. – Я заждался. Присоединяйся к ужину, дорогой. Широкая улыбка. Всё та же. Раскинутые руки в стороны в приветливом жесте. Пронзающие светлые глаза. И это всё, что у него оставалось от человека. Костлявые пальцы. Уставившиеся глаза, висящие у него над головой, выстроенные в странную линию, заменяющие собой заднюю стену. Он помнит движение губ Яэ и её голос. Они внедрились в голову и именно сейчас его пронзило сознание. Сейчас, когда выхода уже не было. Он видит перед собой стоящий большой стол с разложенными тарелками, с блюдами, которые могли выглядеть как высочайшая кухня, которую Тома бы не смог понять. Но взгляд его был прикован к лежащей прямо перед его носом большой посудой, на дне которой виднелись розовые воздушные волосы и широко глядящие на него застывшие в страхе глаза. «Зачем я оказался здесь?» Его глаза тоже стали застывшими, пока он не начал кричать и плакать. Он чувствует, как тонкие, словно ветви, холодные и тяжёлые руки обнимают его сзади, словно хотят приласкать, утешить. Тома с силой вырывается и бежит обратно, к выходу, но тьма сгущается, и дверь теряется, а комната неожиданно будто становится больше. Тома плачет и хочет закричать, но голос теряется в вечной темноте, он пытается вырваться и сбежать, но бежит долго-долго, пока его не ловят знакомые руки, пока он не чувствует запах крови на чужих губах и распахивает глаза от ужаса, когда они легко соприкасаются с его ртом. – О, мой дорогой Тома, я вижу тебя везде. Ему показалось, что рядом зашевелилась стена. Словно ожившая.