Ты только попроси

Когда Арсений вышел на сцену в полурасстёгнутой атласной рубашке, Антон сам для себя сделал незамедлительный вывод — этот мотор будет самым долгим в его жизни. Они не успели пересечься перед съёмкой, разбежались по гримёркам и отдались в руки стилистов и визажистов, поэтому сейчас он видит этот блядский образ впервые и даже не знает, хотел ли бы он увидеть его до мотора. Потому что ему бы точно захотелось всё это незамедлительно снять. Весь мотор Арсения с Серёжей Антон сидел в ПТС и сначала глаз оторвать не мог от блестящего костюма и сияющего в лучах софитов Арсения. Правда, в момент, когда мужчина решил снять свой пиджак, Антон мгновенно уверовал во всех богов этого мира и начал молиться, лишь бы он надел его обратно. Антон бы не выдержал этого сексуального давления дольше нескольких минут, поэтому всё оставшееся время старался не отводить взгляда от экрана телефона, хотя посмотреть хотелось до зуда в кончиках пальцев. Единожды мельком взглянув на один из экранов, Антон увидел Арсения, лежащего на сцене в весьма провокационной позе. Его майка задрана, а сам мужчина размазывает что-то по своему оголённому торсу. Антон с трудом сглотнул вязкую слюну и вернул всё своё внимание к невероятно затягивающей (нет) игре про переливание жидкости в колбочках. Впереди Антона ждало главное испытание этого вечера – пережить мотор с Арсением и не умереть от остановки сердца. Пока Арсений вальяжной походкой выходит на сцену, Антон, лёжа на диване, тяжело вздыхает, но старается держать лицо – на него смотрят десятки зрителей, безотрывно наблюдающих за каждым его действием. Внутри же разгорается сильнейший пожар желания. В Арсении заводит буквально всё, но в особенности – эта грёбаная рубашка, расстёгнутая до пупка, маняще открывающая грудь, которую хочется покрывать мокрыми поцелуями, а широкими движениями языка облизывать соски, сбивая с любимых губ сладкие стоны. Его мускулистые руки, увитые тонкими полосками вен, так и хочется завести куда-то Арсению за голову, и удерживать там, не давая совершить малейшего движения, попутно касаниями к подтянутому телу доводя до исступления. Хочется выцеловывать линию подбородка, покрытого лёгкой щетиной, зарываться носом в отросшие волосы, аккуратно уложенные назад специальным гелем, пока его в ответ влажно целуют где-то в районе шеи. Хочется до лёгкой приятной боли прикусить нежную мочку, а затем зализать "пострадавшее" место, пока дыхание Арсения безвозвратно сбивается. Арсения просто х о ч е т с я. И хочется слишком остро. До темноты в глазах. Игры идут одна за другой, но в голове Антона по-прежнему ничего приличного. Он, конечно, не подросток в период пубертата, но навязчивая мысль, что после съёмок он заведёт Арсения в первую попавшуюся гримёрку и первым делом избавит от этой блядской рубашки, необратимо поселилась в его сознании. Ибо нехрен носить такое. Арсений опирается локтями о низкую спинку дивана, откидывается на неё спиной и закидывает ногу на ногу, открывая взору Антона свои чёртовы щиколотки, выглядывающие из-под задравшихся штанин. Он слишком хорошо чувствует состояние Антона и пользуется этим в своих интересах. — Кто-то может написать в комментариях, что эти две команды могут переспать, — зал взрывается волнами смеха и одобрительных вскриков, пока Антон мысленно обещает, что как минимум одна пара из этих двух команд сегодня точно переспит. Если Арсеньево "переспит" означает не только спать в обнимку в одной кровати. — Мечтаете, чтоб девственности лишил такой человек? Мечтайте, такого никогда не будет, — «Потому что он мой» — вторит голос собственника у Антона в голове. Арсений этот его настрой чувствует кожей, поэтому поддерживает их общую шалость. Они друг друга ощущают на всех возможных уровнях, и от этого мурашки бегут по телу, а в воздухе будто бы плавает невесомое статическое напряжение. Грим-паузы — особое испытание. Антон слишком часто затягивается своей одноразкой, и это наверняка не уходит от цепкого взгляда зрителей, но иначе смотреть на Арсения у него не выходит. Тот откинул свою голову назад, открывая взору Антона свою длинную бледную шею, которую хочется исцеловать до красных отметин. Арсений медленно прикрывает глаза и слегка сводит брови, пока визажистка аккуратно проводит по его лицу кисточкой, нанося пудру, а у Антона мысли улетают куда-то далеко отсюда. Арсений — живой представитель искусства в этом зале. В нём прекрасно всё, от кончиков волос до пальцев ног. Смотреть на Арсения, отмахивающегося от духоты помещения какой-то большой заламинированной бумагой, просто невозможно — он выглядит слишком горячо в этой своей расслабленности и непринуждённости. А когда мужчина хватает его за руку и утаскивает с собой на диван, садясь настолько близко, что тепло чужих бёдер начинает ощущаться слишком чётко, Антон боится потерять сознание от переполняющих его ощущений. Сегодня всё вокруг с л и ш к о м. Он задерживает взгляд дольше положенного, проводя глазами по разрезу рубашки, по расслабленным плечам, скрытым невесомой тканью, по вновь открывшимся худым щиколоткам, выглядывающим из-под лёгкой черной ткани брюк. До сжимающихся пальцев ног хочется провести по ним рукой едва касаясь, а затем начать покрывать поцелуями, двигаясь ниже по внутренней стороне бедра. Дыхание тяжелеет, сердце ускоряется, но Антон знает — выдавать себя сейчас категорически нельзя, поэтому он берёт всю свою выдержку в кулак и всё же отводит глаза в сторону, в очередной раз делая глубокую затяжку. Антон замечает — Арсений взгляда тоже подолгу не отрывает, любуясь, облизывая из раза в раз губы, удостоверяясь, что Антон всё ещё смотрит. Парень понимает — он не один в своём желании, это придает ему сил и уверенности. Практически все их фразы, которые зрителем принимаются за шутку, на деле таковыми не являются. Они друг другу посылают намёки открытым текстом, скрывая это за вуалью "отыгрыша", а внутри у обоих пламя начинает пускать свои горячие языки всё дальше по венам. Время тянется безумно долго. Ощущение, что эти съёмки длятся не меньше суток, хотя не прошло и пары часов. Всё вокруг становится похоже на полнейшую вакханалию, и Антон ждёт лишь одного — уйти наконец из-под прицелов камер и глаз зрителей. В его голове сотни картинок того, что он хочет сделать с Арсением, сменяются подобно кадрам фотоплёнки, лишь больше распаляя и без того заведённого парня. Усталость незаметно для него самого уходит на второй план. Съёмки кончаются примерно в то же время, когда заканчивается терпение Антона, безотрывно внимавшего каждой выходке Арсения последние пару часов. Покинув доступную глазам зрителей территорию, Антон подходит к мужчине чуть сзади и, опаляя ухо горячим дыханием, шепчет короткое: – Загляни ко мне в гримёрку, на пару слов. Арсений по возбужденному блеску в глазах Антона понимает, говорить они явно не будут, а даже если и будут, то весьма недолго и не по делу. Мужчина тяжело вздыхает и чуть отстаёт от ускорившего шаг в сторону двери с надписью "Шастун" Антона, дабы привлечь меньше внимания окружающих его коллег. Антон встаёт с дивана, когда слышит как проворачивается ручка и Арсений в этом своем невероятно соблазнительном обличии заходит внутрь и прикрывает дверь, опираясь на неё поясницей. Шастун подходит вплотную, смотрит на любимого мужчину сверху вниз, обводя черты его лица затуманенным взглядом , и проводит пальцем по линии подбородка, чуть приподнимая его голову к себе. Арсений нашаривает замок и поворачивает, перекрывая доступ посторонних в укромное помещение, утопающее в атмосфере полумрака. — Ты меня с ума сводишь, ты знаешь об этом? — Антон облизывает губы, любуясь тенями от длинных Арсеньевых ресниц. — Знаю, — губ мужчины касается лёгкая ухмылка, а хитрый взгляд бегает от глаз Антона к его губам. — И чего же ты добиваешься? Вместо ответа Арсений подаётся вперёд и впивается в пухлые губы напротив. Он целует сразу развязно, с языком, не давая вдохнуть, а Антон в ответ водит руками по бокам, пересчитывая рёбра и задыхаясь, буквально утопая в накатившем с новой силой возбуждении. Арсений руками зарывается куда-то в копну кудрявых волос, слегка царапая на загривке, отчего Антон судорожно выдыхает прямо ему в губы. Антон опускается поцелуями ниже, наконец уделяет внимание так манившей его шее, а Арсений на это тихо постанывает и прижимает его голову ближе к себе. Ему всё ещё недостаточно близко. Помещение утопает в звуках их тяжёлого дыхания, становится душно, будто бы кто-то намеренно перекрыл доступ кислороду. Антону поцелуев и касаний недостаточно, он чувствует слишком много к этому человеку, хочет слиться каждой клеточкой тела, стать единым целым, и даже этого ему может быть мало. — Твоя сраная рубашка это какой-то пиздец, — Арсений лишь вновь усмехается, попутно стягивая с Антона бомбер и всё, что находится под ним. Как всегда холодные пальцы касаются голой разгорячённой кожи, создавая резкий контраст температур, от которого сознание ведёт лишь сильнее. Пальцы Антона подрагивают, когда он пытается расстегнуть пуговицы сводившей его с ума рубашки. Наконец, избавившись от последней преграды, он стягивает летящую ткань с плеч мужчины и отбрасывает её куда-то в сторону, переключая своё внимание на выделяющиеся ключицы. Антон проходится языком по правому соску, слегка прикусывает его, большим пальцем массируя второй, а Арсений задыхается от ощущений, готовый растечься лужей прямо сейчас. Антон возвращается поцелуями к мягким губам, языком проводя сначала по верхней, затем по нижней. Арсению нравится такой Антон. Ему нравится до дрожи в коленках, когда он проявляет инициативу, когда делает с Арсением всё, что только взбредёт в его кучерявую голову, когда целует и касается там, где посчитает нужным. Арсений не выдерживает и потирается своим пахом об уже вставший член Антона, придвигаясь ближе, отчего оба резко выдыхают, а ноги подкашиваются. — Мы может уже отойдем от этой грёбанной двери? — Арсений берёт инициативу в свои руки и подталкивает мужчину в сторону небольшого синего диванчика. Попутно Арсений расстёгивает пуговицу и ширинку на его штанах, стягивая ненужный элемент одежды. Руки Антона борются с ремнём и застёжкой на брюках Арсения, также избавляя мужчину от лишней ткани, оставляя лишь в тёмно-синих боксерах. Оба ужасно путаются в ватных ногах и одежде, чудом не падая. Антон слишком резко для самого себя садится на диван, утягивая за собой Арсения, который ловко приземляется ему на колени. Он тянется, чтобы в очередной раз увлечь мужчину в поцелуй, но Арсений отчего-то легонько хихикает. — Ты чего смеёшься? — Арсений укладывает свою голову Антону на плечо и хмыкает, целуя несколько раз теплую кожу. Антон лишь смотрит на него, укладывает руки на стройные бёдра, проводя вверх-вниз. — Мы как два подростка, Антон, — мужчина оглаживает тёплые плечи, продолжая улыбаться, и смотрит Антону прямо в глаза, — влетели в эту гримерку как ненормальные, уже даже разделись, а я ужасно потный и грязный, в этом зале душно невыносимо было. И ты тоже между прочим. — Если тебе некомфортно, то мы можем доехать до дома, помыться и продолжить начатое, ты только попроси, — Антон сплетает их руки в замок и подаётся вперёд, проводя носом по шее до кромки волос. Молчание слегка затягивается, унося за собой былое возбуждение, а в душе чувство нежности к этому человеку сжимается в тугой узел. Что-то обдумав у себя в голове и сделав какие-то собственные выводы, Арсений наконец подаёт голос. — Да, пожалуйста. Ты не подумай, я тебя хочу и очень, но пойми, как-то это ну... — Вот дурачьё, — перебивает его Антон, убирает выпавшую на лоб прядку Арсеньевых волос ему за ухо и притягивает к себе, легонько чмокая в уголок губ, изогнутых в смущённой улыбке, — я люблю тебя. Ответом на признание служит лишь встречный чмок в родинку на носу. Мужчины ещё какое-то время сидят в объятиях друг друга, окончательно остывая, как ни в чём не бывало одеваются и вызывают такси, покидая съёмочную площадку.

***

В дороге Арсений успевает задремать, убаюкиваемый медленным размеренным движением авто по, кажется, абсолютно бесконечным московским дорогам. Антон время от времени бросает взгляд на его расслабленное, наполненное умиротворением лицо, и в очередной раз благодарит судьбу, что свела его с этим невозможным человеком. Для них не впервой вот так приезжать вместе в антонову уютную квартиру-студию. Периодически после съёмок они заваливаются сюда и спят всю ночь, придавливаемые конечностями друг друга, а наутро ещё долго не могут оторваться, будто слипшиеся в упаковке пельмешки. Антон закрывает дверь на два замка и оборачивается к Арсению, стягивающему ботинки. В полумраке коридора, освещаемый слабым светом луны из окна, он выглядит как какое-то неземное создание, и Антон тонет в его глазах, принимающих слабые источники уличного света, оттого поражающих голубизной. — Давай, ты первый, а потом я, полотенца знаешь где взять, — Антон приобнимает мужчину за талию и касается губами его щеки. Каждое его движение наполнено нежностью. Приняв освежающий душ после Арсения, Антон понимает – это решение было лучшим за сегодняшний день. Парень заходит в комнату, Арсений, так же как и он сам, с одним лишь полотенцем на бёдрах, сидит на услужливо расправленном диване, рассматривая интерьер комнаты, будто видит его в первый раз. Из освещения лишь небольшой светильник, стоящий на комоде, и в этом слабом свете Арсений невольно напоминает ему античную статую. Антон садится рядом и приглашающе похлопывает по коленям. — Я же обещал, продолжим начатое. Так на чём мы там остановились, не напомнишь? — Арсений с довольной улыбкой сбрасывает с себя полотенце и усаживается на предложенное место, тут же зарываясь пальцами во влажные после душа волосы Антона где-то на загривке. От него пахнет мятным шампунем с ноткой лимона от геля для душа, и этот запах обволакивает их обоих со всех сторон. Антон медленно обвивает своими руками талию мужчины, носом утыкаясь куда-то в шею. От Арсения пахнет чем-то до звёздочек в глазах родным, и Антон готов с головой нырнуть в этот аромат, сам пропахнуть Арсением. Для него его запах — своего рода афродизиак. Сидеть голой задницей на махровом полотенце — не самая приятная вещь, поэтому Арсений приподнимается и стягивает с Антона последнее, что разделяло их тела. Обоюдная нагота никого не смущает — за столько лет отношений это стало чем-то привычным. Касания кожа к коже вновь распаляют, пуская мурашки бегать по телу. Мужчина ловит антоновы губы, посасывая то верхнюю, то нижнюю, пускает в ход язык, буквально вылизывая. Антон легко сжимает свои руки у него на ягодицах, и Арсений тяжело выдыхает прямо ему в рот. Воздух вокруг мгновенно тяжелеет, становится невыносимо душно, но это их обоих лишь сильнее заводит. Антон вновь впивается в нежную кожу шеи, слегка посасывая, прикусывает ключицы, осознавая, что наутро там наверняка останутся отметины. Арсений блаженно стонет, опуская руку куда-то между их телами, и обхватывает сразу оба члена рукой, начиная с оттяжкой двигать кулаком вверх-вниз, большим пальцем размазывая капли естественной смазки по обеим головкам. Антон внимает каждому звуку, который издает его мужчина. Каждый стон, каждый хриплый вдох следующий за бесконечными касаниями — всё это хочется слышать безостановочно, выкроить в памяти навсегда. Для него эти звуки подобны самой лучше в мире песне. С губ Антона слетает хриплый выдох, он с нажимом проходится по бокам мужчины, оставляя руки где-то на мягкой коже лопаток, а сам уделяет внимание соскам: сначала широко облизывает, затем прикусывает, проводя языком по ореолам круговыми движениями. Антон знает — это одна из главных эрогенных зон Арсения. Он всего Арсения знает досконально, поэтому дёргает за нужные рычажки как искусный кукловод. Арсений неосознанно начинает толкаться бёдрами в собственный кулак, но Антон накрывает его руку своей, приостанавливая. Рука мужчины замедляется, пока он сам откидывает голову назад, в наслаждении зажмуривая глаза. Одной рукой Антон перенимает инициативу и обхватывает оба члена, совершая нарочито медленные движения, доводящие обоих до исступления, а второй нашаривает в прикроватной тумбочке баночку смазки с презервативами. Он возвращает взгляд к Арсению и натыкается на самую развратную в его жизни картину: Арсений, закинув голову назад, тяжело дышит и медленно водит рукой по собственному члену, чуть сильнее сжимая головку. У Антона сердце готово лопнуть, а возбуждение стягивается в тугой узел где-то в районе паха. Он понимает — после этого бешеного вечера они оба слишком долго не протянут. Арсений это тоже понимает, поэтому приподнимается с колен Антона и ложится на кровать, зазывающе разводя ноги. Открывшаяся картина сводит с ума в очередной раз за этот вечер. Весь Арсений с ума сводит и даже не извиняется за антоново сумасшествие. Антон устраивается между его ног, проводит руками от щиколоток до паха, целует где-то в районе колена и двигается губами вниз по внутренней стороне бедра. Грудная клетка Арсения вздымается слишком резко и часто, он старается ухватить как можно больше кислорода, но его всё равно не хватает. Антон обильно наносит смазку на палец, осторожно входит и начинает двигаться внутри, продолжая отвлекать от неприятных ощущений. Антон сам чуть не задыхается от понимания, насколько сильно ему доверяют, что позволяют трогать настолько откровенно, внутри. Широким движением языка он проходится по усыпанному венами члену, обводит языком головку и погружает её в рот. Арсений протяжно стонет, чуть выгибаясь в спине, и зарывается пальцами в кудрявые волосы, притягивая ближе. Антон капает ещё немного смазки на палец и добавляет второй, продолжая неспешно растягивать тугое колечко мышц. Сменив угол проникновения, пару раз он попадает пальцами по простате, на что Арсений отзывается чуть громче и поджимает пальцы на ногах. Антон берёт член чуть глубже и помогает свободной рукой, слегка массируя мошонку. Арсений мечется по постели, совершенно теряясь в столь активных ласках, а Антон всё, что имеет готов продать, лишь бы видеть Арсения таким как можно чаще. — Антон, пожалуйста, ты и сам ведь не железный, — мужчина говорит прерывисто-умоляюще, и Антон отрывается от него, окидывая любовным взглядом. — Пожалуйста, что, Арсений? — Ты, блять, издеваешься? — Арсений хмурится, но не успевает разозлиться, когда рука Антона вновь накрывает его член, принимаясь быстро надрачивать. Арсений захлёбывается в ощущениях и замолкает совершенно сбитый с толку. — Ни капли не издеваюсь, просто скажи чего ты хочешь? — Антон видит как мышцы пресса Арсения начинают сокращаться, а дыхание учащается, оповещая, что мужчина подходит к пику, поэтому он останавливает движения, пережимая член у основания. — Да просто войди в меня уже! — задыхаясь раздражённо выпаливает мужчина. Антона этот ответ вполне устраивает, поэтому он тянется к коробке с презервативами, вытягивает оттуда один блестящий блистер и раскатывает изделие по собственному члену. Входит сначала медленно, тягуче, давая Арсению время привыкнуть к чувству наполненности, а сам мокро целует любимые губы, пока волна наслаждения пробегается по всему телу. Затем, когда Арсений призывно кивает ему и шепчет на ухо короткое "давай", начинает ускорять толчки, но не переходит на излишнюю грубость — сегодня хочется как можно нежнее. С Арсением практически всегда хочется нежно, так, чтобы чересчур медленные движения сводили с ума, а чувство накатывающего волнами оргазма заставляло глаза закатываться. Их пальцы переплетаются — как будто и без этого мало точек соприкосновения. По комнате летают пошлые звуки шлепков кожи о кожу и их стоны, сливающиеся в единое целое. Антон несколько раз сменяет темп, замедляясь, откладывает тем самым момент оргазма у обоих, целуя Арсения куда-то в шею. Тот лишь потерянно шарит руками по телу Антона, то хватаясь за руки, то зарываясь пальцами в волосы, слегка их оттягивая. В очередной раз подходя к точке невозврата, Антон слышит тихое арсеньево "пожалуйста", опаляющее его ухо потоком горячего воздуха, и это служит для него спусковым крючком. Слово Арсения для него — закон. Он обхватывает его член, и, не сменяя темпа движения, принимается надрачивать, акцентируя внимание на головке. Арсений не выдерживает долго и сжимается вокруг Антона, с блаженным стоном изливаясь себе на живот. Через пару резких толчков кончает и Антон, прижимая мужчину как можно ближе к себе. Весь мир сейчас сузился до одного имени "Арсений", до одного человека, слегка подрагивающего от развеивающегося удовольствия. Он укладывает голову куда-то мужчине на плечо и лениво целует выпирающую косточку. Немного отдышавшись и придя в себя после оргазма, Антон снимает презерватив и бросает его рядом с кроватью, предварительно завязав. Он протягивает Арсению пару сухих салфеток, завалявшихся в тумбочке, и тот вытирает с себя белёсую жидкость. Антон ложится на бок, притягивая к себе разомлевшего мужчину, нежно целует его в лоб, пока их ноги переплетаются, а рукой убирает волнистую челку, навязчиво лезшую в глаза. — Я люблю тебя, — устало шепчет Арсений, прижимаясь ближе к теплому антоновому боку, пряча лицо где-то в районе шеи. — И я люблю тебя, — в груди разливается тепло, а губ касается совсем невесомая нежная улыбка. — Носи такие рубашки почаще, тебе идёт. — А тебе очень идёт их с меня снимать, — напоследок кокетливо говорит Арсений и начинает тихо сопеть, проваливаясь в сон.