Ведьмин холм

Туман лег на землю покрывалом. Он был таким густым, что казался осязаемым. Окна домов заволокло белой пеленой, и те, кто в непогоду решились выйти за дверь, пробирались по улицам осторожно, всматриваясь, словно опасаясь призраков. Такое случалось не впервые, но по-прежнему наводило ужас, что можно заблудиться, и не найти никогда больше дорогу ни к дому, ни к родным. Ганс остановился посреди сада, окружающего заднюю часть замка, и набрал в грудь воздуха. Он всегда любил такую погоду. Она позволяла на время спрятаться от привычной жизни, остаться одному, поразмыслить о жизни и рассказах жителей деревни. Столько всего он наслушался на площади, некоторые едва концы с концами сводят. Та бедняжка, которая разрыдалась в разговоре с ним, сообщила, что после смерти сына, единственного кормильца семьи, уже несколько месяцев не может найти работу с достойной оплатой, чтобы содержать себя и больного мужа. И все это происходит прямо у него под носом. Ганс с горечью покачал головой. Если бы Доротея дала ему договорить, он бы обязательно нашел способ сунуть бедняжке немного денег, хоть несколько монет. Нет, ему точно предстоит вернуться и отыскать женщину. Когда придут холода, ей с мужем не выжить. Ганс из года в год старался оказывать посильную помощь жителям. Он испытывал гордость, встречая на улице довольных ребятишек, родители которых наконец-то смогли позволить купить малышам новые ботинки, вместо старых, износившихся еще старшими детьми. Дети не заслуживали страдать в этом богом забытом месте, обездоленные и несчастные. Пока Ганс живет на этой земле, он не допустит. И пускай жена не разделяет его благих намерений. Это не ее дело. Всю дорогу от площади до замка Доротея молчала, отказываясь от любого диалога с ним. Глупо, как глупо. Первая совместная поездка за несколько долгих лет обернулась сплошным разочарованием. А еще эта девчонка, черт ее дернул заговорить с Доротеей, да еще и в таком тоне. Ганс знал ее мать. Он помог той однажды, после смерти отца семьи, коего знал лично. Женщина едва ли наскребала денег, чтобы прокормить дочь и сына. Кажется, она говорила, что имя дочери Агнесс, увенчанная лавром. Ганс искоса посмотрел на окно верхнего этажа, где заметил вспыхнувший свет - время возвращаться обратно в замок. Он закрыл глаза, наслаждение последними минутами уединения было особо сладостным, затем встал и направился к замку, сжавшись от порыва холодного ветра и тягостной тоски внутри. __________________________________________________________________________ Несмотря на туман, в котором не видно даже кроны деревьев, она смогла увидеть, как муж снова спустился в сад. Она дала ему время побыть одному, так уж они условились. Она не мешает ему побыть в одиночестве, а он за это исполняет все, о чем она попросит. Когда Доротее наскучило, она зажгла лампу. И вот, не прошло и пяти минут, как звук шагов Ганса начал приближаться к комнате. Он шел медленно, размеренно, не спеша. Ганс всегда приходил к ней, и всегда делал это так, будто сам того захотел. Доротея тихо усмехнулась, услышав стук в дверь. Сегодня ты совсем не торопился, - она облокотилась локтями на кровать. Приглашала присоединиться. Ганс устало покачал головой. Сегодня мне не до твоих игр, Доротея. У меня из головы не выходит та бедная женщина на площади, ты не дала мне договорить с ней. Как я ее теперь найду, нужно оказать помощь, - Ганс устало опустился на кресло напротив кровати и сложил руки на коленях. Сегодня он не поведется на ее уловки, пусть помучается. Ганс знал, как усмирить жену, но знание использовал редко. Провокации попросту ни к чему. Сегодня - исключительный случай. Доротея от этих слов засмеялась в голос. Пальцы левой руки игриво приподняли длинную юбку. Оголенное бедро мелькнуло перед глазами Ганса, когда тот оторвал взгляд от пола. Мужчина промолчал и уставился на жену. Может ты перестанешь перебирать в голове эту чушь и займешься делом? Доротея невзначай провела пальцами по груди, приподняла юбку еще выше и потянулась к внутренней стороне бедра, а потом заметила блуждающий взгляд Ганса, переводящего взгляд с пола на окна и нарочно ее не замечающего. Какого черта, Ганс? Какого черта ты сюда явился, если не хочешь прикоснуться ко мне? - зашипела Доротея. - Разве ты не хочешь взять меня на нашей кровати? Посмотри на меня, я уже готова отдаться тебе, а ты пялишься в это проклятое окно. Прекрати этот цирк, - зарычал Ганс. - Ты даже представить себе не можешь, что приходится испытывать почти каждому жителю деревни ежедневно. Ты понятия не имеешь, сколько историй мне довелось услышать о нищете и голоде. Ты сидишь в этом замке, окруженная богатством и всем тем, что им даже и не снилось. Пока кто-то из них каждый день рискует умереть от голода, ты предлагаешь мне взять на нашей кровати. Ганс давно не позволял себя разговаривать таким образом. Он думал, что давно растерял всю твердость характера, но воцарившееся в спальне тишина говорила об обратном. Доротея поправила платье, села на кровати, молча призывая мужа продолжать. Искорка тревоги промелькнула в ее глазах, вспыхнула и исчезла. Ганс заметил изменившееся выражение лица жены и продолжил, немного мягче. Я не раз говорил, что для меня важна помощь этим людям. Ради памяти моего отца, посвятившего этому свою жизнь. Ради памяти моей матери, которая каждую среду выносила на площадь корзины с едой, чтобы люди хотя бы на одну ночь не думали о голоде. Это то, что позволяет мне почувствовать себя живым, понимаешь, Доротея? Я как будто погружаюсь в их мир, становлюсь таким же, ведь эти деревенские жители говорят не только о своих горестях. Они рассказывают о самых счастливых моментах, о рождении своих детей, внуков, о любви, о том, что даже в бедности они полны жажды жизни. Доротея молчала. Она искренне пыталась понять мужа, искала в себе хоть мимолетный отблеск того же, что чувствует он, не находила. И вряд ли когда-нибудь найдет. Сочувствие, сострадание, благостность - искоренено, сожжено и уничтожено. Я знал, что напрасно пришел к тебе с этим разговором, - разочарованно махнул рукой Ганс. - Я лишь надеялся, что ты меня выслушаешь, и мы обойдемся без скандала. На этот раз ты меня действительно приятно удивила, Доротея. Как знать, быть может Филипп там, - Ганс поднял руки к небу, - сейчас впервые тобой гордится. Язвительное замечание резануло их обоих. Доротея шумно втянула воздух. Ганс сам не понял, как ядовитая фраза вылетела изо рта. Он обхватил голову руками. Прости, я не хотел… Не смей так говорить, - надломленный голос женщины зазвучал глухо и едва уловимо. - Тебе стоит уйти, Ганс. Возвращайся в деревню, проваливай к своим несчастным беднякам, я не хочу тебя видеть. Доротея отвернулась, сжав побелевшими пальцами простынь. Ее трясло от внезапно ставшей холодной комнаты, от мучительной боли внутри, надежно спрятанной, замурованной, но вновь ожившей. Ганс постоял еще с минуты, глядя на сгорбившуюся спину жены. Он не желал причинять ей боль, потому что знал наизусть каково это. Но в отличие от Доротеи, Ганс эту боль принимал, не делал вид, что все забыл. Имя Филиппа навечно впечаталось в сердце. Имя его сына, которого он потерял. __________________________________________________________________________ Туман рассеялся ближе к вечеру. В деревне снова закипела жизнь. Люди сновали по своим делам, дети резвились под ногами прохожих, с разным сторон вперемешку раздавались радостные возгласы и возмущенные выкрики. Жизнь шла своим чередом. Для жителей деревни почти ничего никогда не менялось. Ганс очутился на главной площади, когда стрелки башенных часов приблизились к восьми часам вечера, прищурившись, заметил, как издалека ему помахал рукой щуплый парнишка. Он не знал его имени, не помнил даже, видел ли того когда-то раньше, но дружелюбно махнул в ответ. В деревне, казалось, было холоднее, чем около замка. Ганс осмотрелся по сторонам, выискивая хоть одну знакомую фигуру, которая смогла бы навести его на след той женщины. Из-за тяжелой деревянной двери столовой высунулась грязная голова, с седыми поредевшими волосами, Анна, местная сплетница, уж она то каждому здесь перемыла кости. И Гауберам в том числе. Ганс обреченно вздохнул, чертыхнувшись про себя и сжав зубы двинулся к женщине, которая уже полностью вывалилась за дверь и улыбалась. Добрый вечер, Ганс, мы не ожидали увидеть Вас в столь поздний час, - пропела Анна, скалясь и предвкушая очередную порцию пересудов. Я пришел по одному важному делу, - он так не любил пустой болтовни, что решил вложить в свой монолог все, что хотел узнать, только бы собеседница не успела вставить хоть слово и не вовлекла его в бесконечный поток трепа. - видишь ли Анна, тогда на площади я разговаривал с одной женщиной, но не успел узнать ее имени. Ей требовалась помощь, а мне пришлось срочно покинуть деревню. Не подскажешь, где я могу ее найти? Наверно это была Виктория, она нам все уши прожужжала, что вы беседовали. Виктория живет в доме у церкви, там где Ведьмин холм, - Анна ехидно улыбнулась, - вас проводить, или вы помните дорогу? Ганс ничем не выдал, что реплика Анна отозвалась внутри жгучей злобой. О том, что Доротея якобы ходила к деревенской ведьме давно ходили сплетни. Все обросло такими слухами, что впору смеяться, только Гансу было не смешно. Как поживает госпожа Гаубер? Тихий вопрос неизвестного мужчины вывел Ганса из раздумий. Он повернулся на звук, даже не пытаясь разглядеть того, кто задал вопрос. Мешал приглушенный свет столовой, несколько свечей не давали и шанса увидеть человека. осмелившегося задать вопрос. В столовой повисла тягучая пауза. Анна захлопнула рот, так и не задав своего вопроса, вертевшегося на языке, и обратилась в слух. Она в порядке, - коротко бросил Ганс. - Анна, благодарю за помощь, но я знаю дорогу к Ведьминому холму, не думал, что Виктория забралась так далеко. Мне пора возвращаться в замок, но в ближайшие дни я обязательно навещу вас снова, по дороге загляну в столовую, уж больно мне понравились тогда ваши фирменные оладьи. - Он выдавил из себя улыбку, но в душе мечтал поскорее убраться из этого места. Идти к Ведьминому холму было поздно, а оставаться чуть дольше в компании этих людей не радовало. Я была рада вас видеть, Ганс, - ответила Анна. - я передам Виктории, что вы искали ее, она будет так рада, бедняжке давно требовалась помощь. А вас словно небеса нам послали, - неиссякаемый поток лести заполнял пространство сладкой патокой, аж дышать становилось труднее. Передайте госпоже Гаубер, что и ее мы всегда желаем принять в нашей убогой деревне, - надменно выплюнул неизвестный. Слова, произнесенные с усмешкой и злобой. - А еще, окажите честь, передайте ей, что за все в этой жизни приходиться отвечать. Как ваше имя? - спросил Ганс, зная, что не получит ответа. Такими словами открыто не бросаются. Ни к чему вам мое имя, господин Гаубер. Считайте меня одной из теней, коими ваша жена окружена с ног до головы. Вы сами то хорошо ее знаете? Скажите, каково это, существовать рука об руку с такой, как она? Я не знаю, о чем вы говорите, господин, как вас там, - прервал его Ганс. - мне пора идти, надеюсь, я не сильно отвлек тебя разговорами, Анна, рад был встрече. Хорошего вечера, Ганс, - пробормотала Анна, удивленная внезапным диалогом, которому стала свидетельницей. А я желаю вам успокоения, Ганс, и только оно вас спасет. Передавайте Доротее пламенный привет от того, кого она пожелала не вспоминать. Когда тяжелая дверь с грохотом захлопнулась, Ганс едва устоял, чтобы не опуститься на грязные ступени и перевести дух. Он не понимал, о чем говорил тот мужчина, его настойчивость, его смелость. Не показавший своего лица, но словами проникнувший в самое существо, мужчина вызвал у Ганс удушающее чувство надвигающейся бури. Он медленно побрел в сторону замка, больше не поднимая головы, не желающий отвечать на приветливые улыбки жителей. погруженный в пучину своих мыслей. __________________________________________________________________________ Утро постучалось в окно солнечными бликами, мелькающими на подушке и вытягивающими из беспокойного сна. Доротея каждую ночь мучилась кошмарами, но эта оказалась невыносимой по той интенсивности, с которой один кошмар сменял другой. Она забывалась в карусели ужасов, просыпаясь и засыпая снова, явь и сон смешались воедино, поэтому когда женщина открыла глаза, то не сразу поняла, где находится. Только знакомые очертания комнаты вернули в реальность. Блестящий стол возле окна, а сверху цветочная ваза, все еще пустая. Доротея нахмурилась. Еще вчера ночью она сказала служанке принести свежих цветов из сада, а та так и не исполнила просьбу. Они совершенно забыли о том, где их место, если игнорируют хозяйские приказы. Это все Ганс, он виноват, распустил прислугу. Относиться к ним слишком благосклонно. Доротея все больше и больше злилась, сама не понимая почему, простая ваза вызвала такой приступ ярости. На туалетном столике она заметила небольшую белую бумажку, напоминающую записку. Женщина встала с кровати, нетвердой, полусонной походкой направилась к столику. Действительно, записка. “ У меня появились дела. Весь день пробуду в деревне. Вечером хотелось бы увидеть тебя в саду, надеюсь, ты придешь. Ганс”. Доротея вскользь пробежалась глазами по записке, ощутив одновременно облегчение, что не увидит мужа весь день, и зарождающееся внутри подозрение. Он редко позволял себе отлучаться надолго из замка, и уж тем более уходить до вечера. Что можно делать в деревне целый день? И это дурацкая просьба увидеться в саду, неужели он думает, что за одну ночь она способна простить его последний разговор. Кошмарная ночь стремилась продолжится не менее отвратительным днем. Доротея скомкала записку, закинув ее под стол, минуя емкость для мусора. Пускай горничная приберется. Женщина вернулась на кровать, подобрав под себя ноги и обратив взгляд к окну. Сегодня она планировала спуститься в галерею. Ритуал, который повторялся из года в год. Один день в неделю она запиралась внутри галерии и отдавалась своим мыслям. Едва ли единственное время, когда Доротея позволяла себе чувствовать свободу, не заботясь о том, что без нее всё в замке пойдет прахом. Стук в дверь нарушил размеренную тишину утра. Войдите, - недовольно проговорила Доротея, откидываясь на подушки с присущей ей вальяжностью и высокомерностью. Госпожа Гаубер, - робко пробормотала горничная. Девочка, которой недавно исполнилось восемнадцать. Она только устроилась на работу в замок, и еще не понимала, на что себя обрекла. - Доброе утро, я подготовлю вам платье на сегодняшний день. Господин Гаубер велел сказать, что оставил для вас записку… - взгляд горничной метнулся сначала к туалетному столику, а потом переместился на пол, где валялся скомканный клочек. - Я вижу, вы ее прочитали. Он ушел из замка пару часов назад, обещал быть только к вечеру. Я прочитала записку, изволь не повторять. Принеси мне то черное платье для работы в галерее и передай Гансу, чтобы не ждал меня вечером, я сегодня занята. Но господин Гаубер сказал, что вам обязательно нужно спуститься в сад. Он настаивал, - трясущаяся от страха горничная не знала, куда деться. С одной стороны так не хотелось нарушать просьбу господина, он единственный в замке, кто относится к ней с теплом. С другой стороны, она до ужаса боялась Доротею, еще с тех самых пор, когда ни разу не видела ее. Образ, величественный и надменный, вселял опасность, желание сбежать и спрятаться подальше от этого пронзительно злого взгляда. Ты либо слишком глупая, либо слишком смелая. Мне плевать, что сказал Ганс. В сад я не приду. Заканчивай трепаться и неси мне мое платье, - смерив девушку презрительным взглядом, отчеканила Доротея. Горничная уже направилась к двери, подгоняемая желанием скрыться от нападок. К чему только она затеяла этот разговор, знала же, что в присутствии Доротеи нельзя и рта открывать, потому что любое слово, сказанное поперек, могло в мгновение ока вызвать шквал негодования. Девушка ругала себя за опрометчивость, а когда услышала брошенную ей в спину реплику, то чуть не лишилась чувств. Если еще раз позволишь себе подобную наглость - сразу же лишишься работы. И запомни на всю свою никчемную жизнь: я здесь хозяйка. Проявление власти вернуло Доротее зачатки хорошего настроения, об этом говорили губы, расплывшиеся в легкой улыбке, когда захлопнулась дверь за испуганной девчонкой. Женщина поднялась с кровати и потянулась, день хоть и начался скверно, но продолжение обещало быть не таким уж и тягостным. Время, проведенное за работой, всегда снимало стресс. Когда служанка вернулась вновь с черным платьем на трясущихся руках, Доротея молча взяла одежду, предварительно окинув девушку презрительным взглядом. Этакий намек на то, что она все еще недовольна поведением той, и обязательно припомнит, как только появится такая возможность. Служанка продолжала стоять, наблюдая, как хозяйка одевается, уперев глаза в пол и мечтая побыстрее покинуть спальню. И Доротея об это прекрасно знала. Слуги не могли находиться с ней в одном пространстве больше десяти минут, не выдерживали, не выносили, терпеть ее не могли. Она это чувствовала, словно упивалась их неприязнью, оставалась рядом подольше. Когда нельзя просто взять и уйти, не терпеть презрение, высокомерие, властность, не это ли сродни рабству? Доротея могла высмеять или высказать недовольство на любое их движение, мало ли, что ей не понравилось. В этом она видела свою власть. Покорность, смирение, страх и ненависть. Но закончить с переодеванием все-таки пришлось, женщина недовольно вздохнула, желая продолжить эту нелепую пытку молоденькой служанки. Подай мне кольцо, - она ткнула пальцем куда-то в сторону стола, служанка точно не поймет, какое именно кольцо, а значит можно продолжить совместное времяпрепровождение. Здесь много ваших колец, госпожа Гаубер, какое именно вам нужно? - спросила девушка так тихо, что сама едва расслышала свой голос. Ты ослепла? Кольцо справа на столе. Издевательство продолжалось. Служанка окинула взглядом стол. Справа четыре кольца. Какое именно нужно Доротее? Решив действовать на удачу, девушка схватила со стола первое попавшееся. Золотое кольцо с рубином, весьма тонкое для привычного образа. Ведь Доротея предпочитала массивные украшения, которые подчеркивали ее длинные пальцы, пышную грудь и изящные запястья. Я подумала, что для работы в галерее вам не стоит надевать большие украшения, вот это кольцо идеально подойдет, - выпалила служанка, протягивая украшение, но неожиданно для себя обрела уверенность. Хитро. Доротея оценила. Подобное поведение слуг было редкостью в замке. Они неизбежно терялись, путались, начинали нести полную чушь и только еще больше раздражали. Женщина приняла кольцо и посмотрела на служанку. Неплохо. Я думаю это то, что мне нужно, - она удовлетворенно кивнула. Я могу идти? - убраться из спальни по-прежнему хотелось, несмотря на очевидное улучшение своего бедственного положения, для девушки лучшей наградой стала бы не похвала, а возможность выдохнуть и прийти в себя, желательно, где-нибудь за дверью, еще лучше в комнате прислуги - туда точно не сунется никто из хозяев. Да, ты можешь идти. И не забудь, что мой обед сегодня позже обычного. Я предпочитаю обедать в галерее, - кивнула Доротея и уже собиралась было попрощаться, но осеклась. - Скажи, ты меня боишься? Простой вопрос - сложный ответ. Девушка уже держалась за ручку двери, почти перешагнув за порог, и была застана врасплох.Она не успевала ни подумать, ни убежать. А Доротея любила только быстрые ответы. Да, я вас боюсь, как и все остальные в замке. Я знаю, что вы получаете от этого удовольствие. Мой ответ наверно вас тоже удовлетворит. Но мы все здесь люди и имеем право хотя бы на капельку уважения, - ответ неправильный, опрометчивый и глупый. Девушка знала, что нужно было ответить коротко, но не смогла вовремя захлопнуть рот. Доротея почти не изменилась в лице. Хотя взгляд стал жестче, прямее. Она посмотрела служанке в глаза и сквозь зубы прошипела: Пошла вон! __________________________________________________________________________ Доротея спустилась в галерею почти сразу после неприятного разговора, необдуманные слова служанки засели в голове и каждый раз добавляли злости по капле, хотя, казалось, что быть в большей ярости невозможно. Она не смела так разговаривать, может думать о хозяевах все, что угодно, но сказать подобное в лицо - высшее неуважение. Приглушенный свет в галерее приятно обнимал. Стоило бы раздвинуть шторы, чтобы сесть за работу, но Доротея решила насладиться тишиной, доступной только этому месту. Несравнимая ни с чем тишина, которая бывает только в самых тайных и скрытых от чужих глаз местах. Место силы, место правды, место откровений. Портреты занимали едва ли не каждый сантиметр зала, только над столом Доротеи осталось нетронутым пространство, женщина хранила его для самой главной картины в своей жизни. А начатая, с еще не явным очертанием силуэта, возвышалась на холсте. Пейзажи, открывающиеся из окон замка, пейзажи деревни, написанные по памяти, портреты Ганса, она очень любила рисовать мужа, в разных ракурсах, за его многочисленными делами, Доротея всегда наблюдала и восхищалась тем, что умеет делать этот человек. Портрет сына, Филиппа, в младенчестве, стоял незаконченным с момента его гибели. Доротея мельком бросила взгляд на картину и недовольно отвернулась, потому что терпеть не могла незавершенность, и не важно, по какой причине такое произошло. Этой бумаге не место в галерее. В конце дня необходимо отнести ее к камину и сжечь. Женщина боком присела на стул и уставилась на работу. Именно о ней она думала последний год, именно ее так и не решалась начать, и вот опять, сидит рядом, руки тянутся не к кистям и краскам, а к собственному лицу, чтобы закрыться и спрятаться от этой невыносимой тоски внутри. Эта картина должна украсить центральное место зала. Как вечное напоминание и вечное страдание. Доротея наказывала себя сама и преуспевала в этом лучше всех остальных вместе взятых. Когда солнечный свет залил галереею, а кисти, как влитые, легли в руки, женщина снова ощутила себя в своей стихии. Погружаясь в состояние умиротворения, она наносила краски, почти не глядя, интуитивно. Не было нужды продумывать детали, ведь каждый мельчайший элемент находился внутри нее самой, там в глубине всех терзаний и мучений, она точно знала, что изобразить. И так пролетел день. Доротея очнулась, когда глаза устали от напряжения - дневной свет уже иссяк, а от зажженных свечей остались одни огарки. Воск залил поверхность пола белыми уродливыми каплями. Женщина осмотрелась, приходя в себя, осознавая место, в котором находится. Она каждый раз возвращалась из воспоминаний, как из сновидений. И каждый раз расслабленное тело заново напрягалось, становясь натянутой пружиной. Одновременное приятное и отвратительное чувство. Когда за дверью раздался тихий стук, Доротея чуть подскочила на месте. Никто никогда не стучался в эти двери, вот уже несколько лет. Такое мог позволить себе только Филипп, и это будучи несмышленым ребенком, что служило оправданием для подобной дерзости. Кто там? - крикнула Доротея, заранее зная, кто стоит по ту сторону. Это я, открой дверь, - ответил Ганс, стукнув еще пару раз для подтверждения серьезности своих намерений войти. Он уважал личное пространство Доротеи и ее нежелание пускать кого-либо в зал, но это была не та ситуация. Ганс, какого черта ты здесь забыл, служанка не передала тебе моего сообщения? Я не желаю сегодня разговаривать, - выпалила Доротея, распахивая дверь с такой силой, что едва не сбила мужа с ног. Я предлагал тебе поговорить в саду, но ты проигнорировала мою просьбу, поэтому я здесь, мне нужно задать тебе несколько вопросов, это не займет много времени, - мужчина махнул рукой, приглашая жену проследовать за ним, но понял, что не слышит шагов позади, и остановился. Доротея продолжила стоять на пороге, уперев руки по обе стороны двери. Ее брови приподнялись, плечи напряглись, губы плотно сжались от возмущения и негодования, а слова Ганса казались не стоящими внимания. Я никуда с тобой не пойду. Я же сказала, сегодня я не в настроении вести светские беседы, Ганс. Я хочу побыть одна, заняться, знаешь ли делом. Доротея, я прошу тебя уделить мне несколько минут. К чему эти склоки, позже ты сможешь вернуть в галерею и сидеть тут хоть до завтра. У меня нет времени, моя картина еще не закончена, - отрезала Доротея, и уже собиралась было захлопнуть дверь, но Ганс успел ухватиться за опущенную вниз дверную ручку, и рванул дверь на себя. Как ты смеешь… Мужчина толком не успел ничего рассмотреть, заметил только пару своих портретов и удивился, что удостоился такой чести, даже не единожды. Он действительно собирался зайти внутрь, когда руки Доротеи оказались у него на предплечье, впиваясь через одежду. чуть ли не в кожу. Ганс почувствовал боль, а вместе с ней и презрение к самому себе. Не стоило так вламываться. Не стоило вести себя так вероломно. А внутри противно заскреблось подозрение, которое зародилось еще на пути к замку, и становилось больше и больше. Подозрение, что его обманывает собственная жена. Уходи отсюда, - завизжала Доротея. Ее лицо приобрело черты абсолютной ярости, а в глазах всколыхнулась печаль. Такая печаль бывает у людей, чье доверие подрывают, на чью территорию входят без спроса, разрушая все границы и барьеры, запятнав ногами самое укромное и личное местечко. - Никогда не позволяй себе подобного, Ганс. Я не ожидала, что ты вообще способен на такую наглость. Видимо, я все еще плохо узнала тебя за эти годы. Ганс отошел от двери, вскинув руки вверх, чтобы показать, что допустил ошибку. Он хотел бы извиниться, обнять ее, рассказать, что узнал сегодня в деревне. Но сомнения, поселившиеся в душе после слов незнакомца, заблокировали все трепетные любовные порывы. Поэтому Ганс резко развернулся, двинулся прочь, ответил на ходу, желая ударить побольнее и наотмашь: Оказывается, я тоже знаю о тебе не все. Доротея осела на стуле. Эти странные слова, брошенные резко и уверено, крутились в голове. Ганс недавно вернулся из деревни, пробыл там весь день. Какого черта так долго, и кто успел его накрутить? Ее бедный, доверчивый Ганс. Он верит каждому слову деревенских идиотов, а те болтают, что им в голову взбредет. Сплетни распространяются молниеносно. Было бы чему верить. Каждый на свой лад переиначивает историю и передает остальным. Нет уж, с мужем нужно поговорить. Зря Доротея его выгнала, но с другой стороны, Ганс не имел права вламываться вот так. Словно забыл обо всех договоренностях. Как бы не сойти с ума от происходящего. Женщина просидела в галерее еще некоторое время, но так и не притронулась к работе. Хотела ли продолжить? Определенно, нет. Тянула ли время? Определенно, да. Не могла же она взять и побежать мужу вдогонку. Пусть подождёт. Если Ганс действительно хочет поговорить, то ее дождется. В своем любимом саду. Когда темнота стала очевидной, а ночь расправила плечи, Доротея встала, свечей она так и не зажгла. В свете единственного огарка посмотрела на незаконченную картину. Филиппу бы понравилось. Или нет. Как знать. Сквозь окно, выходящее на цветущий сад, она заметила, что в том мелькает свет. Ганс на месте. И он ее ждёт. Какой же упрямый. Как будто до утра там готов сидеть. Доротея спускалась по ступеням бесшумно, нарочито медленно. Подол черного платья касался деревянного пола и с едва слышным шорохом соскальзывал вниз. Грациозна, горделива, надменна и хитра. Такой ее считали все. Такой она и была на самом деле. Ганс, дорогой, я тут подумала - наша вечерняя встреча прошла в далеко не супружеском тоне, следует это исправить, - пропела Доротея, опершись бедром на арку у входа. Ганс сидел за столом, спиной к ней и молча. Он не обернулся, не удостоил взглядом и не промолвил ни слова. Атмосфера казалась трескуче напряженной. Тяжелое молчание, мысленное прокручивание в голове последних событий было у обоих. Только каждый думал о своем. Доротея о ссоре, Ганс о новостях. Я польщен твоим присутствием, Доротея. Прошлым вечером я спускался в деревню, хотел найти ту женщину, ты помнишь. Я нашел ее сегодня, ее имя Виктория, и она живет у Ведьминого холма. Я помогу ей, чем смогу, думаю, это не последняя наша встреча, - Ганс поднял ладонь вверх, когда развернулся и заметил, что жена вот-вот собирается возразить. - Подожди, я хотел поговорить не об этом. Этот вопрос не обсуждается. Так вот, прошлым вечером я заходил к Анне, которая работает в столовой в деревне. Вряд ли ты ее знаешь, но она весьма милая женщина, - Ганс думал совершенно иначе, Анна - отвратительная сплетница, которая разносит чепуху по деревне, но текущий разговор не располагал к обсуждению Анны, он был совсем о другом. - Там же помимо Анны присутствовал некий мужчина, который передавал тебе привет. Мне показалось, вы с ним хорошо знакомы. Не вспомню его точные слова, там было что-то о прошлом, за которое всегда нужно отвечать. Ганс специально накалял обстановку, слова незнакомца навечно впились в голову и не проходило ни часа, чтобы они не возвращали его к тому диалогу. Злость и подозрение были сильнее совести. Доротея должна сказать правду. И единственный способ эту правду вытащить - страх. Я не понимаю, о чем ты говоришь… - Доротея начала уверенно, отмахиваясь от мужа, словно тот рассказал несмешную и неуместную шутку. Ты знаешь, о чем я говорю, прекрати мне врать! - хлопнул по столу мужчина. Свеча покачнулась, устояв на месте. - Я не видел лица этого мужчины, но он точно знал тебя лично. И его противный смех, он насмехался надо мной. Считал меня идиотом, который ничего не знает о собственной жене. Ты выставляешь меня дураком, и отказываешься отвечать на мои вопросы. Я понятия не имею, о ком ты говоришь. Если ты вдруг забыл, я никогда не спускаюсь в деревню с тех самых пор, - Доротея вдохнула побольше воздуха и выпалила на одном дыхании. - Если ты прислушиваешься к сплетням больше, чем к мои словам, то у меня к тебе очень большие вопросы, Ганс. Хорошо, я понимаю тебя, Доротея. Ответь мне на последний вопрос, известно ли тебе имя - Грета? Доротея замерла на месте, зажмурив глаза, но ничего не ответила. Спустя минуту она отрицательно помотала головой. На этот раз Ганс возражать не стал. Он тяжело поднялся с садового кресла и направился в дом, так и не посмотрев больше на жену. Доротея продолжила стоять у входа у сад, в оцепенении и осознании, что привычная жизнь рушится прямо на глазах, и скоро правда прошлого утопит их всех.